Аргантаэль. Часть 3 (продолжение)

[tanshu]

Мы вернулись в нашу квартиру, более не поднимая личных тем. Грэй опять стал безразлично рассказывать о порядках в Нью-Йорке. В основном это касалось общественной жизни, правил приличия, которые я чуть не нарушил, встретив его. Он отчего-то сделал на этом особое ударение. Конечно, я знал, что обниматься в наши дни могут самые близкие люди, но во Франции этому не придавали такого значения. Даже на работе мы иногда пожимали руки, у меня было несколько свиданий, и никто не шарахался друг от друга, как от чумного. Тут, похоже, люди избегали контактов вообще. Я решил заполнить пробел в образовании и засел за компьютер, как только распрощался с Грэем. Он ушел к себе, я к себе. Помимо гостиной, в квартире было еще две комнаты, каждому по одной.

Я до полуночи штудировал местный этикет, и чем глубже погружался в новую среду, тем больше отчаяние овладевало мной. В новом свете люди избегали не только прикосновений, но и общества друг друга. Все общение происходило в сети, что было очень удобно. Интернет был тут повсюду и почти что бесплатный. Американцы могли жить, не выходя из дома, ни в чем не нуждаясь. Если бы не необходимость работать, они вовсе заперлись бы от всего мира и перешли бы в виртуальный. Фантасты часто писали на эту тему, впервые такая мысль не показалась мне занятной. Теперь она пугала.


На следующий день я смог убедиться в правоте Грэя. Он сопровождал меня, от этого было немного легче. Мы вдвоем ехали в главное здание корпорации, оказавшееся целым дворцом из стекла и металла. Оно возвышалось над деловой частью города, как древнеегипетский обелиск. Служебная машина доставила нас обоих в его подземные недра, откуда на лифте следовало подняться до нужного этажа. Я удивился, когда Грэй уверенным движением нажал на цифру сто один. Почти что самый верх.

-- Ты что, вообще не спал? – спросил он, взглянув на меня. Сегодня, покинув квартиру, он опять надел перчатки и очки. Я понял, что на улицу он не выходит в другом виде. Часть бессонной ночи была посвящена изучению "теней", как окрестили их в сети обыватели. Люди, одетые в темную одежду, правительственные агенты, наблюдающие за порядком в городах. О них ходили самые невероятные слухи, я с улыбкой читал о них. Я знал, что Грэй человек из плоти и крови, поэтому не верил в то, что они умеют летать, телепортироваться, обходиться без сна и еды, видят сквозь стены и читают мысли. Этот гибрид из сказок и мифов всех времен и народов немало позабавил бы меня в другое время, но теперь я только печально улыбался. Все же один из "теней" был моим другом, а люди, как я понял, их страшно боялись и ненавидели.
-- Спал, немного, – ответил я на его вопрос.

В приемной одного из ведущих менеджеров, куда доставил нас лифт, Грэю велели ждать. Девушка за конторкой окинула его презрительным взглядом и указала кивком на дверь лифта. Он молча повиновался. Они даже не обменялись парой фраз. Она кивнула, он остановился. Я недоуменно взглянул на него.
-- Ты будешь ждать? – спросил я.
-- Да, – ответил он невозмутимо.
-- Ладно, – я решил, что недолго пробуду у руководства, поэтому не спорил.
Девушка была удивлена моим поведением. Когда я приблизился к ней, она опять посмотрела на Грэя.
-- Мистер Сен-Жан, вас уже ждут, – сообщила она, вдруг став более чем милой и приветливой.
-- Благодарю, – я отправился в кабинет за ее спиной.


Менеджер оказался на редкость приятным мужчиной. Слушая его, я на время забыл о своих страхах и одиночестве. Он рассказывал о корпорации, как о родной семье. Как все мне тут рады, какие перспективы жду впереди, какой неоценимый вклад мы вносим в развитие и усовершенствование современной жизни человека. Что без продукции "Райтвэй" не обходится в наши дни никто, что я теперь часть этой семьи и пойму, как важна моя работа, потому что буду сам руководить целым отделом и работать с лучшими людьми. После часа этой вступительной лекции я был совершенно обалдевшим и, выходя, сам улыбался глуповатой улыбкой новообращенного адепта очередной религиозной секты.

Менеджер вышел со мной и распорядился о том, чтоб мне выдали все необходимые пропуски и показали кабинет. Увидев Грэя, стоявшего словно изваяние у лифта, он осекся и поток его сладостных речей оборвался. Мужчина сузил глаза и губы сложил в тонкую нить.
-- Не отозвали еще своего пса, – фыркнул он, говоря словно сам с собой.
Я нахмурился, но рад был, что Грэй слишком далеко от нас и не услышит его слов. Уже с меньшим энтузиазмом и восторгом я попрощался с руководителем и вернулся к лифту.
-- Неужели тебе необходимо везде следовать за мной? – спросил я, когда мы опять были одни в лифте. – Это, наверное, утомительно, стоять вот так часами под дверью. Меня не украдут, я думаю.
-- Псы не устают, – только и ответил он, глядя перед собой.
Я смутился, отчего-то чувствуя себя виноватым.


Он так и прождал меня весь день, стоя под дверью кабинета. Я из-за этого пробыл все рабочее время в одиночестве. Коллеги, как видно, не хотели приближаться к нему, и мой кабинет обходили стороной. Те, кому это было необходимо, ограничились коротким визитом. В конце рабочего дня я должен был наведаться в другой отдел, к которому тоже имел отношение. В отличие от парижского филиала, тут было намного меньше людей. Меня это удивило, я ожидал совершенно другого. По коридорам очень редко ходили сотрудники, у всех были отдельные кабинеты, у руководства целые этажи. В главном здании корпорации царила тишина и спокойствие, словно в музее или библиотеке. Никто не спешил и все избегали общения. Лифты всегда перевозили кого-то одного.

Покинув кабинет коллеги, с которым должен был общаться плотнее всего, я не нашел Грэя в коридоре. Он знал, что отсюда я спущусь в гараж, поэтому, должно быть, ждал меня в машине. Я решил не заставлять его ждать дольше положенного. Вызвал лифт и спустился. В гараже мне представилась совершенно необычная по меркам нового времени картина. Грэй находился в компании коллег и они, как видно, неплохо проводили время. Кроме него было еще двое мужчин и женщина. Все молодые и статные, одеты одинаково, только солнцезащитные очки сняли. Они что-то обсуждали и смеялись, как самые обычные люди. Я-то знал, что так оно и есть, но для распространителей нелепых слухов полезно было бы увидеть нечто подобное.

Лифт за моей спиной опять открылся. Я, должно быть, наблюдал за другом дольше, чем мне казалось. Из лифта вышла девушка, которую я видел утром, помощник менеджера. Она остановилась в полуметре от меня, расстояние почти что дружеское, и фыркнула, глядя презрительно на компанию друзей.
-- Выродки, – был ее комментарий.
Я возмущенно взглянул на нее. Она казалась мне приличной, воспитанной, раз уж занимала такую высокую должность и обращалась в высших кругах возле руководства. Еще совсем молодая, миловидная, и когда общалась со мной, очень вежливая.
-- Надеюсь, Рид победит на выборах и их всех опять изолируют, – сказала она, пылая гневом. – Возомнили о себе бог знает что, а сами переносят заразу.
-- Разумно ли так отзываться о правительственных агентах? – спросил я, стараясь не грубить ей. Все же я был новичком в этом мире и то, что Грэй мой друг, не означало, что все остальные его коллеги ангелы.
-- Вы либерал? – она усмехнулась и, не делая более комментариев, направилась к своей машине.
Охранники, продолжавшие свой разговор, даже не удостоили ее взглядом, когда девушка проходила мимо. Казалось, они вовсе не замечают чужого присутствия.

-- Ну, мне пора, – услышал я громкий голос Грэя. Он все время стоял спиной, и не мог видеть, как я вышел из лифта. – Мсье Сен-Жан уже заждался.
Когда он повернулся, чтоб идти в мою сторону, его коллеги все как один обратили свои взоры в мою сторону. Я постарался рассмотреть их лица, пока все они были без очков. Красивые молодые люди, бледные, как и Грэй, с глазами умными и проницательными, как мне показалось. На губах были улыбки, у кого хитроватые, у кого вежливые. Никто не испепелял меня взглядом, как ненавистного работника "корпорации зла". То, что о месте моей работы ходят именно такие слухи, тоже было не самой лучшей новостью.
-- Прости, – начал с виноватой улыбкой Грэй. – Не думал, что ты так быстро сумеешь оторваться от всех тех игрушек.
Он намекал на отдел новейших разработок и проектирования, где я был.
-- Это твои коллеги? – спросил я, бросая робкие взгляды на людей, продолжавших молчаливо наблюдать за нами. – Они тоже кого-то тут охраняют?
-- Да, так и есть, – кивнул Грэй. – Те еще засранцы.
Я удивленно вскинул брови. Парни за спиной, в доброй сотне шагов от нас с Грэем, засмеялись. Я отчетливо видел, что они не переговаривалось до этого смеха. Могло ли быть так, что они реагировали на шутку Грэя, сказанную совсем тихо. Могли ли они слышать ее?
-- Пялятся на тебя? – спросил он с вызовом. – Любопытные.
Я был, мягко говоря, удивлен, поэтому молчал.
-- Позволь представить моих друзей, – проговорил Грэй, остановившись возле меня и не глядя на них. – Гай, Джек и несравненная леди Кристина.
Те по очереди кивнули, а дама одарила меня улыбкой.
-- Вы по рации сообщаетесь? – спросил я, желая хоть как-то объяснить себе их феноменальный слух.
-- Ну конечно, а как же еще? – ответил Грэй невозмутимо.
Его друзья опять засмеялись, но на этот раз отвернулись и опять о чем-то заговорили.
Я смотрел на друга, в его холодные темные глаза. Он первый не выдержал и отвернулся, опять надел очки и мы направились к машине.


Дома я сел за компьютер и продолжил более внимательно изучать мифы и легенды новейшего времени. Во-первых, меня интересовало, кто такой Рид и куда он баллотируется. Оказалось, это военный генерал и сенатор от Северного округа, часть Объединенной Америки довольно большая. Он укрепил свои позиции во многом благодаря лоббированию интересов нескольких фармацевтических компаний, что сумели найти лекарство от чумы. Благодаря ему были приняты необходимые законы и лекарство все же поступило в широкую продажу. До этого из-за споров о морали, этике и правах человека закон откладывался и разработки шли черепашьим шагом. Теперь, когда болезнь была побеждена, он боролся с ее последствиями, требовал ужесточения мер профилактики, более частые осмотры и содержание выздоровевших отдельно от здоровых. Меня более всего прочего заинтересовал этот момент.

Оказалось, болезнь имела побочный эффект, часть выздоровевших мутировала. Большинство зараженных погибло, но те, что выжили, изменились. В их крови по-прежнему был вирус, но сами они вернулись к нормальной жизни. Кроме того, они проявляли способности гораздо превосходившие те, что были у них прежде. Чума породила расу сверхлюдей. Теперь эти люди стали причиной новых конфликтов в обществе. Являясь носителями, они были опасны, но став сверхлюдьми, представляли интерес как для науки, так и для силовых структур. Нынешняя власть признала их людьми равными всем прочим, не лишив прежних прав, и не наделяя дополнительными. Президент Объединенной Америки решил, что с общества достаточно войны и болезни, чтоб теперь подвергнуть дискриминации случайным образом появившуюся разновидность людей. Тем более что явление носило характер временный. Выздоровевшие не могли продолжить свой род, поскольку вирус оставался в их организме. Это был вопрос времени, через сто лет случайная раса полностью исчезнет. Оппонента президента такое решение не устраивало. Рид строил свою компанию на страхе и печальном опыте прошлого, что было выигрышно в новом мире повальной паранойи и отчужденности.


Дочитать статью я не смог, слезы затуманили взгляд и начали капать на панель сенсорной клавиатуры. Я закрыл лицо руками и дал им волю. Мне некого было стесняться, меня никто не видел. Я плакал сразу по нескольким причинам, или по одной, состоявшей из многих частей. Я вспомнил Софи, Анри, и все, что было в ту последнюю встречу. Потом ужасные симптомы, о которых не только слышал, но и наблюдал воочию. Об ужасах, что сопровождали новую чуму, когда человек в считанные недели сходил с ума и терпел страшные мучения. О том, что сообщила мне мать Грэя. О выздоровлении Софи, ее преображении, как она слышала биение моего сердца, как грациозно двигалась и страдала от солнечного света.

Я представлял себе Грэя, моего любимого прекрасного Грэя, пораженного этой жуткой болезнью, страдающего и сходящего с ума. Он и сейчас был бледен, как была когда-то Стефани, моя подруга в колледже. Он заразился, умер, воскрес и стал "тенью". Отверженным жителем общества, где только правительство могло дать ему работу и право жить как свободный человек.


Обессилев от рыданий и мыслей, что сопровождали меня в эту ночь, я поднялся с кровати, умылся в крохотной ванной комнате, и направился к нему. Мне было наплевать на этикет, пусть он выставит меня и откажется работать со мной, но я должен был сейчас увидеть его и сказать, что все знаю. Я чувствовал себя глупо, ведь не сложил два плюс два, и не понял очевидного сразу.

Грэй спал в точно такой же комнате, какая была у меня. Узкая кровать у стены, одно окно во всю стену, сейчас затемненное и пропускающее совсем немного света из залитого ночными огнями мегаполиса. У другой стены был письменный стол и пара стульев. Небольшая дверь вела в ванную. Я приблизился и сел на край кровати, всматриваясь в его расслабленное лицо.

Спящий, он был еще прекраснее. Не было хмурого взгляда и напряжения, от длинных ресниц на скулы падали тени, веки иногда подрагивали, губы были чуть приоткрыты. Я прикоснулся ладонью к его щеке, нежно погладил большим пальцем кожу, любуясь его красотой. Потом склонился и поцеловал. Я коснулся его губ губами, потом еще и еще, теряя голову от ощущений, от запаха его кожи, близости с ним. Я так часто представлял наш поцелуй в своем воображении, что не колебался ни минуты. Меня переполняли чувства: любовь, жалость, грусть и досада. Последнее из-за моей непроходимой глупости.

-- Грэй, – прошептал я между поцелуями. – Аргантаэль.
Он вздохнул и ответил на поцелуй. Его губы раскрылись, он обвил мою талию руками и привлек к себе. Я опирался на его грудь, а пальцы запустил в волосы, продолжая целовать.
-- Симон, – проговорил он хрипловато, но не открывал глаза. – Мой Симон.
Я едва не потерял рассудок от охвативших чувств. Захлестнула такая волна радости, нежности и любви, что сложно было продолжать просто касаться его губ губами. Хотелось более страстного, горячего поцелуя, крепких объятий, чтоб он стиснул меня до боли.

Еще какой-то миг продолжалась эта эйфория, когда я был вне себя от счастья. Потом все закончилось, так же неожиданно, как началось. Грэй открыл глаза. Я не видел этого, но почувствовал, что что-то изменилось. Он напрягся, замер и даже перестал дышать.
-- Симон? – теперь вопросительно проговорил он мое имя.

Мне пришлось немного отстраниться и взглянуть ему в глаза. В них эмоции сменяли одна другую с невероятной скоростью. Он, наконец, осознал, что не спит, потом удивился, потом смутился, а напоследок разозлился. Его охватила самая настоящая ярость, потому что он с силой оттолкнул меня от себя, просто отшвырнул, как мерзкое насекомое, заползшее спящему под одеяло. Сила у Грэя оказалась нечеловеческая. Я ощутил такой толчок в грудь, что не смог сразу восстановить дыхание, и согнулся чуть ли ни пополам.

-- Ты с ума сошел?! – воскликнул он гневно, поспешно поднялся и отошел от меня.
Я сидел на его кровати, пытаясь хоть что-то понять и вернуть способность дышать. Он был очень зол, его обнаженная грудь быстро вздымалась, глаза метали молнии, он даже кулаки сжал, решив, как видно, поколотить меня за наглость.
-- Прости, – еле слышно выговорил я.
-- Уходи, пока я тебя не покалечил, – прорычал он и указал на дверь.
-- Я хотел поговорить, – слабо возразил я, не думая выполнять его приказ.
-- Симон, выметайся из моей комнаты, – повторил он.
-- Я знаю, что не имел права тебя целовать, но мы должны поговорить, – протестовал я.

Он более не церемонился, стремительно подошел, схватил за плечо и вышвырнул за дверь. Это произошло так быстро, было сделано с такой силой, что я даже пикнуть не успел. Железная хватка сжала руку до боли, меня буквально оторвало от кровати, и через секунду я уже лежал на полу гостиной. Он выбросил меня и запер дверь. Я лежал на спине, потирая руку, и ошарашенно смотрел на закрытую дверь его спальни.


Остаток ночи был размытый. Я, скорее всего, опять плакал, потому что утром лицо было опухшим, а веки покраснели. Уснул, не раздеваясь, поверх одеяла. Выбравшись из спальни, я обнаружил Грэя сидящим на диване. Он завтракал, глядя за окно, а не на экран телевизора. Одет был по всей форме, кроме, конечно, перчаток и очков, необходимых на улице.

Я тихонько приблизился и сел на другом конце дивана, глядя на него с опаской. Он, конечно, знал, что я вышел и сижу рядом, но не реагировал на это. Продолжал завтрак, пил что-то из пластиковой бутылки и ел сандвич.

-- Доброе утро, – поприветствовал я его, чувствуя себя так плохо, как никогда прежде. Невыносимо было видеть его отрешенное холодное лицо, помнить то, что было ночью.
-- Извини, что я вломился в твою спальню, – продолжал я, потому что он никак не реагировал. Только есть перестал и просто смотрел перед собой. – Не знаю, что на меня нашло. Я узнал о вас, о твоей болезни. Хотел поговорить об этом, не мог дождаться утра. Прости, Грэй.
-- Твои извинения ничего не стоят, – бросил он ледяным тоном.
Мое сердце сжалось в кровоточащий подрагивающий комок, но еще слабо билось. Иногда я поражался силе этого органа, как много оно могло вынести.
-- Ты сначала делаешь глупости, а потом извиняешься за них, – он перевел взгляд на меня. Возможно, лучше было не делать этого, его презрение оказалось последним гвоздем в гроб моей надежды. – Чем ты думал?
-- Я не думал, – честно признался я. – Мне было необходимо увидеть тебя. Просто увидеть.
-- Еще раз ты прикоснешься ко мне и я уйду, – проговорил он, сверля меня прежним гневным взглядом. – Хочешь развлечься, для этого есть специальные места.
-- Почему ты так говоришь? – возмутился я. – Ты же знаешь, что я не искал развлечения. Я люблю тебя.
Он недоверчиво сузил глаза, глядя на меня.
-- Да, я знаю, что тогда в школе был настроен иначе, обидел тебя, – поспешил продолжить я, пока он слушал. – Но я был ребенком, сам испугался своих чувств. Позднее я понял, что был неправ, что сам тебя любил. В колледже я долгое время ни с кем не встречался. Я думал только о тебе, вспоминал нашу дружбу, и ненавидел себя за предательство. Я искал тебя, Грэй. Хотел рассказать все это.
Он опустил взгляд, оставив мое признание без ответа.
-- Потом я узнал о твоей смерти, – со вздохом проговорил я. – Ты не представляешь, как это было тяжело. Я все эти годы был уверен, что больше не увижу тебя и вот, ты, живой и невредимый. Ты, кого я любил всегда…

Я осекся, чувствуя, что опять плачу. Как запоздало и неуместно прозвучало мое признание. Я казался жалким сам себе, но не мог совладать с эмоциями. Мне было слишком больно.

-- Это странно, – услышал я его спокойный голос, – любить кого-то столько лет. Тем более ты сам сказал, это было в детстве, когда мы оба сами не понимали себя.
-- У меня были другие, я не стану отрицать, – признался я. – Но ты был тем, кто был в моем сердце всегда. Я привязался к тебе сильней, чем могут привязаться друг к другу просто друзья. Мне было слишком хорошо в твоем обществе, чтоб забыть. Сейчас я не могу думать ни о ком, кроме тебя. Это странно, я не стану спорить, но это я чувствую.
-- Что ж, это честно, – ответил он после паузы и посмотрел на меня. – У меня тоже были другие привязанности, еще до начала войны. Если честно, я вообще не перебирал, отправляясь в постель с любым, кому был интересен.
Он ждал моей реакции на признание. Я смотрел на него мокрыми и покрасневшими от слез глазами, но ничего не ответил.
-- Мне было все равно, я больше никого не мог полюбить, как тебя, – он понял, что я не стану отвечать или перебивать, и отвернулся. – Как странно, я тоже всегда помнил тебя, но не пытался найти. Я был уверен, что это бессмысленная трата времени. Смешно любить кого-то, кому ты совершенно безразличен, тем более любить детское воспоминание.
-- Грэй… – начал я, не смея верить ему, опять воскрешать благополучно скончавшуюся надежду.
-- Не перебивай, – велел он, одарив меня мрачным взглядом. – Да, я тебя любил и до сих пор люблю. Теперь, когда увидел, я знаю это наверняка, но ничего не будет. Ты понял, что я инфицированный, я тот мутант, о которых столько разговоров. Так что забудь свою любовь. Я попрошу заменить меня другим. Джек отличный парень, он будет охранять тебя и …
-- Нет, Грэй! – перебил я его, возмущенный до глубины души. – Ты сошел с ума?! Я только нашел тебя и опять расстаться?! Не смей, даже не думай!
-- Ты плохо соображаешь, Симон? Я инфицирован, мы не можем позволить себе отношений. Это будет сущей пыткой, – отвечал он не менее взволнованно. Я, наконец, увидел, что он переживает не меньше моего, просто умеет держать эмоции при себе.
-- Пытка, это не видеть тебя, – неожиданно тихо возразил я. – Мне все равно, что будет, я не хочу опять тебя потерять. Я только тебя нашел.

Он молчал, глядя на свои руки.
-- Пообещай, дай слово, что не уйдешь, – попросил я. Мне до смерти хотелось прикоснуться, хотя бы тронуть его за плечо, но я не смел. Он ясно дал понять, что не желает этого.
-- Только если ты будешь держаться на расстоянии, – он посмотрел на меня. – Ты сможешь? Не приходить ко мне ночами, пользуясь тем, что я спросонья не соображаю, что делаю? Не провоцировать? Сможешь?
-- Если это условие, то да, смогу, – не колеблясь, ответил я.
-- Хорошо, – сдался он и вздохнул, как видно, осознавал, на что идет. Я же тогда еще не представлял, что ждет нас обоих. – Я буду с тобой, пока ты хочешь этого. Когда станет трудно, скажешь только слово, и я уйду.
-- Этого не будет, я скорее соглашусь заразиться, чем отпустить тебя, – горячо проговорил я.
-- У тебя не будет такого выбора, – усмехнулся он. – Я лучше убью себя, чем позволю тебе заразиться.
-- Не говори ерунды, – велел я сурово.
-- Тогда и ты не говори, – парировал он, и улыбка стала шире.
Я смотрел на его красивое улыбающееся лицо, теперь передо мной был тот Грэй, которого я всегда знал. Мой друг и возлюбленный, которого я теперь не мог даже обнять.

-- Я, наверное, опоздал на работу, – со вздохом проговорил я, взглянув на ручные часы. – Во второй день.
-- Скажешь, что я тебя задержал, – невозмутимо ответил Грэй. – Железная отговорка.
Я улыбнулся, взглянув на него, как вдруг вспомнил о камере за спиной.
-- Не волнуйся, я позаботился о том, чтоб они видели то, что хотят, – усмехнулся Грэй, проследив за моим испуганным взглядом. – После твоей выходки ночью следовало принять меры.
Я облегченно вздохнул, пытаясь привести мысли в порядок. О работе думать не мог совершенно.
-- Поешь и иди к себе, – смягчившись, посоветовал Грэй. – Я сообщу к тебе в офис, что ты нужен мне для допроса. У тебя будет этот день, чтоб отоспаться.
-- Ты не уйдешь? – спросил я еще раз, не желая теперь расставаться и на полчаса.
-- Я обещаю, – он одарил меня такой улыбкой, что я забыл, куда намерен был идти и зачем. Темные глаза блестели лукавством, тонкие губы обнажили ряд белоснежных зубов в хитроватой усмешке, но она была и нежной. Возможно, я прочел это, потому что знал о его чувствах. Возможно, он тоже видел меня иначе, узнав о моих. Я знал, что все теперь будет иначе, так и случилось.