Внимание!
воскресенье, 27 марта 2022
Переходите по ссылке!
Буду рада поделиться своим творчеством.
Пока опубликовано то, что есть и на этом портале, но скоро начну выкладывать обновления.
Есть продолжение "Других". Вторая книга, и третья в работе.
Есть романы из вселенной Вандершира.
Есть совсем новые истории из нашего с вами мира.
В процессе продолжение "Повстанца". Главные герои на этот раз Алекс и Кайлеб.
https://sites.google.com/view/tanshubooks
Комментарии можно оставлять и там и тут.
Приятного чтения!
Буду рада поделиться своим творчеством.
Пока опубликовано то, что есть и на этом портале, но скоро начну выкладывать обновления.
Есть продолжение "Других". Вторая книга, и третья в работе.
Есть романы из вселенной Вандершира.
Есть совсем новые истории из нашего с вами мира.
В процессе продолжение "Повстанца". Главные герои на этот раз Алекс и Кайлеб.
https://sites.google.com/view/tanshubooks
Комментарии можно оставлять и там и тут.
Приятного чтения!
среда, 09 марта 2022
Привет, мои читатели!
Если вам нравится мое творчество и вы ждете новинок, эта информация будет полезной.
В скором времени планирую запустить свой собственный сайт, где буду публиковать все свои дописанные и еще недописанные книги.
В то же время удаляю свои произведения с таких площадок как самиздат. Всё, что за годы утекло в многочисленные библиотеки, уже останется там в изначальном виде. На своем сайте же планирую постоянно обновлять и пополнять библиотеку.
Сейчас уже есть пара новых глав в книге "Лучший друг" и полностью переписываю "Легенды Вандершира", с самого начала все шесть книг. Постоянно перечитываю и редактирую уже дописанные книги, соответственно вношу правки и в опубликованные тексты.
Ссылку на свой сайт опубликую здесь, как только он появится в сети.
Спасибо, что читали мои книги. Иногда приятно осознавать, что не я одна их читаю
Если вам нравится мое творчество и вы ждете новинок, эта информация будет полезной.
В скором времени планирую запустить свой собственный сайт, где буду публиковать все свои дописанные и еще недописанные книги.
В то же время удаляю свои произведения с таких площадок как самиздат. Всё, что за годы утекло в многочисленные библиотеки, уже останется там в изначальном виде. На своем сайте же планирую постоянно обновлять и пополнять библиотеку.
Сейчас уже есть пара новых глав в книге "Лучший друг" и полностью переписываю "Легенды Вандершира", с самого начала все шесть книг. Постоянно перечитываю и редактирую уже дописанные книги, соответственно вношу правки и в опубликованные тексты.
Ссылку на свой сайт опубликую здесь, как только он появится в сети.
Спасибо, что читали мои книги. Иногда приятно осознавать, что не я одна их читаю

суббота, 14 января 2017

читать дальше
21
Лето подходило к концу, а Кетрин и Эдвард по-прежнему жили в ирландском доме Донованов. Девушка набиралась сил и училась быть матерью, ее муж сосредоточился на поиске жилья. Вэл помогал ему, понимая, что рано или поздно молодых людей придется отпустить. Пусть они скрасили жизнь пожилой пары, наполнили старый дом жизнью, но им следовало строить свой собственный и самим быть хозяевами. Мэри и Джеймс Уорды часто навещали их, привозили подарки и новости из столицы. Джон по-прежнему был непреклонен в своем решении отказаться от старшей дочери. В тайне от жены он носил в своем бумажнике фото первого внука, но не желал признаваться даже себе самому, что любит Кетрин все так же. Одной из новостей, дошедших до Уилкинсонов с приближением осени, была смерть двоюродной сестры Джона Уорда, тетушки Шарлотты. Приличия требовали присутствия всех членов семьи, и никакие кровные обиды и разногласия не могли бы оправдать отсутствие Кетрин и ее мужа. Так же должно было состояться чтение завещания, а Кетрин в нем упоминалась. Так что Мэри приехала не просто передать все эти сообщения дочери, но и подготовить ее к первому в новом сезоне появлению в свете.
-- Я все устрою, – пообещала миссис Уорд. Они с Кетрин сидели в гостиной за чаем. Анна оставила их наедине, чтоб мать с дочерью обсудили семейные дела без посторонних. Эдвард и Вэл уехали с самого утра по делам. – Думаю, пару дней вы можете пожить в гостинице. Я выберу поближе к нашему дому, что-нибудь приличное.
-- Да, я тоже думала об этом, – согласилась девушка. – Мы пробудем в Лондоне ровно столько, сколько необходимо. У меня нет желания задерживаться в городе. Да и Чарли надолго не хочу оставлять. Не знаю, как вообще с ним расстанусь.
-- Может, возьмете его с собой? – предложила Мэри.
-- Да, Эдвард тоже так сказал, – улыбнулась Кетрин. – Только на кладбище его не возьмешь и в дом тети тоже. Я не хочу, чтоб на него все глазели.
-- Найдем няню или кто-то из прислуги присмотрит, – пожала плечами миссис Уорд.
-- Я еще подумаю, время есть, – Кетрин не стала развивать тему. Она скорее оставила бы сына с Анной здесь на два дня, чем с кем-то чужим в городе на пару часов.
-- Вашу гостиницу, разумеется, оплатит Джон, – продолжала Мэри деловым тоном. – Из-за его глупости родная дочь должна жить в отеле, так пусть хотя бы оплатит тебе эти неудобства.
-- Я так понимаю, спорить бесполезно, – усмехнулась Кетрин. Ей было приятно, что мама до сих пор принимала ее сторону. Пусть Амелия отняла отца и весь свет, но мама и брат любили ее как раньше и поддерживали.
-- Даже не начинай, – покачала головой миссис Уорд. Несколько прядей выбились из безупречной прически и она нервным жестом заправила их за ухо. – Дорогу и гостиницу оплатим мы. В конце концов, это его тетка.
-- Разве она не убрала меня из завещания, когда все это случилось? – Кетрин вздохнула, предвкушая общение с ненавидящей ее родней отца.
-- Адвокат сказал, что должна быть вся семья, – пожала плечами Мэри. – Вы сможете уйти, когда захотите. Необходимо появиться, но торчать там до самого конца не обязательно.
-- Хорошо, я все поняла и подготовлюсь, – пообещала Кетрин. – Мы соблюдем приличия и уедем. Будет о чем сплетничать весь сезон.
Миссис Уорд только головой покачала, но ничего не ответила. Она понимала, что дочь права.
Через два дня Уилкинсоны прибыли в Лондон. Обсудив сложившуюся ситуацию с Анной и Вэлом, все вместе они нашли простое решение. Донованы сопровождали молодых людей в столицу и пообещали присмотреть за малышом, пока Кетрин и Эдвард будут заняты. Август выдался очень жарким, дождей почти не было, и город оказался душным и темным после просторов зеленеющих полей Ирландии. Кетрин почувствовала себя в гостях, хотя большую часть жизни провела именно в этой части страны. Теперь ее домом была Ирландия, там она была счастлива, и туда желало вернуться ее сердце. Эдвард разделял чувства жены. Они решили как можно быстрее разобраться со всем и вернуться домой.
Церемония похорон была назначена на этот же день, на двенадцать часов. Так что молодая пара передала свое чадо пожилой, Кетрин облачилась в строгий черный костюм, так же оделся и ее муж, и они оба поехали на городское кладбище. На девушку нахлынули плохие воспоминания. В последний раз она надевала траур, когда умер Коннор. Эдвард старался приободрить ее.
-- Ты хорошо знала эту тетушку? – спросил он, пока они ехали в такси.
-- Да, она часто у нас бывала, – ответила Кетрин, глядя на город за окном машины. – Ты видел ее на одном из приемов в доме родителей. Просто не помнишь.
-- Там было столько этих старух, я и молодых-то не всех помню, – покачал головой мужчина.
-- Она была в розовом костюме от Chanel, – улыбка тронула губы Кетрин.
-- А-а, – взгляд Эдварда выразил его эмоции по поводу наряда и самой старушки, этим взглядом он и ограничился. Все же та почила в мире, так что высказывать свои соображения на ее счет было бы не очень вежливо.
-- Надеюсь, нас не заметят, – Кетрин понимала, что глупо на это надеяться, но рассчитывала хотя бы на соблюдение приличий. Они оба с мужем были в черных простых нарядах, девушка с минимумом украшений. В толпе их вполне могли бы принять и за слуг, представителей среднего класса. В то время как похороны столь важной леди, как тетя Шарлотта, были местом, где можно блеснуть. Мэри сказала, что будет даже представитель прессы, и возможно фотограф.
Возле часовни, где проходила служба, собралось большое общество из тех, кого не приглашали внутрь. Кетрин и Эдвард покинули такси и под взглядами толпы вошли в часовню.
-- Мы будто на концерт приехали, – поразился такому повышенному вниманию людей мужчина.
-- Ваша с Амелией свадьба тоже была популярна, не помнишь? – ответила девушка, пока они шли по ступеням.
-- Честно говоря, я стараюсь забыть тот день и все последующие тоже, – помрачнев, ответил Эдвард.
Словно почувствовав, что о ней говорят, на пороге часовни появилась младшая Уорд. Амелия была в черном атласе, облегавшем ее точеную фигуру, и на высоких каблуках. Золотые волосы собраны наверх и украшены россыпью сверкающих драгоценными камнями шпилек. Макияж соответствовал наряду, дымчатые веки, длинные угольно-черные ресницы, обрамлявшие небесно-голубые глаза, только алой помады не хватало, чтоб образ роковой красотки был полным. Амелия все же не перешла грань разумного и губы оставила естественного нежно-розового цвета.
Толпа у часовни притихла, потом наполнилась восторженным шепотом. Старания Амелии не остались незамеченными. Сегодня, без сомнения, ей уделят внимания гораздо больше, чем тетушке Шарлотте. Следом за скорбящей красавицей из двери часовни появился такой же элегантный мужчина. Молодой и хорошо сложенный, лощеный красавец. Амелия взяла его под локоть и устремила взгляд мимо сестры и бывшего мужа. Поведение красавицы не осталось незамеченным. Люди решили, что Кетрин и Эдвард, в самом деле, кто-то из прислуги.
-- Это будет длинный день, – выдохнул мужчина, когда они оказались в часовне.
Кетрин приободряюще улыбнулась ему.
-- Она нас не замечает, это просто отлично, по-моему, – проговорила она.
Навстречу им уже спешила Мэри. Люди неспешно рассаживались на лавки с двух сторон от прохода. Напротив алтаря стоял открытый гроб. Священник тоже был на месте. Церемония должна была вот-вот начаться.
-- С кем вы оставили Чарли? – спросила Мэри, поприветствовав дочь и зятя.
-- С Анной и Вэлом, – успокоила ее Кетрин. – Они приехали с нами.
-- Отлично, они как всегда выручают в сложное время, – вздохнула женщина. – Садитесь возле тети Мардж.
Кетрин знала, что тетя по-прежнему любит ее, потому с радостью заняла предложенное место. Эдвард сел рядом. Вскоре церемония началась, так что с тетей Марджери они успели лишь поздороваться.
День подходил к концу, и Кетрин посчитала, что все обошлось. Никто не показывал на них с Эдвардом пальцем ни в церкви, ни на кладбище, ни на приеме после погребения. Все делали вид, что их вообще нет. Компанию Уилкинсонам составлял Джеймс и миссис Манчестер. Несколько родственников, тоже со стороны Мэри, были более любезны и даже сказали молодым людям пару слов. Эдвард держался с достоинством, даже когда замечал, что о нем говорят и явно нелестно. В такие моменты он наблюдал за женой, чтоб она не увидела этого и не расстроилась.
Вскоре роскошная гостиная в доме покойной начала пустеть. Те, кто не должен был остаться на оглашение завещания, расходились. Всего наследников было чуть более двадцати человек. Дети и внуки покойной, ее братья, их дети и внуки и еще несколько человек, друзья и верная прислуга.
Оставшись без внимания восторженной публики, Амелия заскучала. Красавец спутник ей, как видно, тоже наскучил, так что она, неожиданно, увидела сестру. Кетрин и Эдвард стояли в стороне, как обычно, имея тему для разговора. Они даже на время забыли, что находятся в недружелюбном обществе, так увлеклись беседой.
-- Как ваша семейная жизнь? – спросила Амелия, приблизившись и остановившись в шаге от пары. Вопрос был задан с нескрываемым презрением. Она окинула злым взглядом бывшего мужа и насмешливым сестру. – Выглядишь ужасно. Трудные роды? Кто у вас, кстати, родился?
Кетрин видела, как муж переменился в лице. Казалось, он сейчас одним ударом ответит на все вопросы, мучающие нахалку. Сама она только удивилась, не ожидая все же быть удостоенной вниманием сестры.
-- Лучше заботься о своем виде и своей личной жизни, – ответила Кетрин как всегда сдержанно и тоже не стала скрывать презрение, которое испытывала к сестре.
-- Вижу, общение с ним тебе не на пользу, – полноватые губки Амелии скривились в усмешке. На Эдварда она даже не глянула.
-- Где Морган? Вы общаетесь? Как у него дела? – не уступала в резкости Кетрин. – Похоже, отлично, если он не здесь с тобой.
Родня заметила, что сестры общаются, и все взгляды обратились в их сторону. Мэри поспешила пресечь конфликт. Джон поддержал ее, не желая скандала в доме своих родственников. Достаточно с него было прошлых выходок дочерей.
-- Я за мужчин не цепляюсь, – фыркнула Амелия. – Не свожу их в могилу своей любовью.
Эдвард успел взять жену за руку, прежде чем она взметнулась, чтоб отвесить нахалке пощечину. Амелия заметила это и рассмеялась.
-- Стоите друг друга, плебеи, – бросила она и отошла прежде, чем родители начали свои нотации.
Мэри осталась возле старшей дочери, Джон понял, что все обошлось, и вернулся к разговору с братом. Через несколько минут появился адвокат усопшей и пригласил всех садиться, чтоб выслушать ее последнюю волю.
Чтение завещания затянулось. Ближайшей родни было много и, прежде всего, следовало объявить, что и кому оставила тетушка. Потом очередь дошла до дальней родни. Мэри и Джону отошли картины из личной коллекции умершей. За ними кое-что получили другие племянники и племянницы. Следующими в списке были слуги. Кетрин понадеялась, что о ней вообще ничего не будет сказано. Она еще была расстроена из-за стычки с сестрой, и не хотела опять привлекать к себе внимание. Но и Амелию в завещании до сих пор не упоминали. Это было странно, поскольку тетушка считала их близкими людьми. Все прояснилось, когда каждый в комнате получил что-то от умершей.
-- Дочерям Джона, Кетрин и Амелии, я намеревалась оставить скромные подарки, зная, что обе они вышли замуж и скоро пойдут детишки, – зачитал адвокат бесстрастно. – Пятьдесят тысяч фунтов каждой. Мой прощальный подарок девочкам. Я разделила по справедливости, считая их достойными девушками. Но Кетрин очень разочаровала меня. Ее поступку нет оправдания. Я была очень опечалена и не могла допустить, чтоб деньги моей семьи, деньги Нортумберлендов, перешли в недостойные руки. Чтоб ими завладел преступник, только чудом избежавший наказания. Мое последнее решение – обе части передать Амелии, как пострадавшей от рук негодяя и преданной самым родным человеком, сестрой.
Адвокат откашлялся и продолжал в гробовой тишине:
-- Амелии Уорд завещаю сто тысяч фунтов в ценных бумагах. На этом всё.
Мужчина поднял взгляд от документа и обвел им потрясенных наследников. Амелия сумела совладать с собой, сменив ликование на скорбь. Она повернулась к своему спутнику и изобразила подлинное горе утраты. На Кетрин все смотрели осуждающе, но от комментариев воздержались. Первым со своего места поднялся Эдвард. Его не смущало то, что все смотрят на них с женой, явно согласные со словами усопшей. Они еще звучали в ушах молодых людей. «Негодяй, преступник, предательство». Мужчина протянул руку жене, она вложила в нее ладонь и тоже встала. В тишине они покинули комнату, сохраняя достоинство и не глядя ни на кого. Следом вышли Уорды, чувствуя себя не лучше. Пусть о них не было сказано ничего плохого, но осуждению подверглась их дочь и зять.
-- Знаешь, после такого, пусть хоть сам этот граф загнется, мы на его похороны не потащимся! – возмущался Эдвард, пока они шли прочь от роскошного особняка по гравийной дорожке. Сюда их привезло такси, теперь следовало искать другое, чтоб вернуться в гостиницу. Вряд ли кто-то подвезет их после очередного скандала. – А еще высший свет. Кучка злобных старух и их шавок.
-- Не злись, – печально проговорила Кетрин, взглянув на суровое лицо мужа. – Главное, что все закончилось. Я ужасно скучаю по Чарли. Интересно, как он там с Анной и Вэлом.
-- Ноги моей больше не будет в Лондоне, – Эдварда злило не столько публичное унижение, сколько безучастность Уордов. Ни отец, ни мать не поддержали Кетрин, не сказали ничего в ее защиту, даже выйдя из гостиной, они отвернулись от дочери. Весь день с девушкой обращались, будто с прокаженной, и никому не хватило смелости пойти против старых снобов и встать на ее сторону. Хотя бы из вежливости сказать ей пару слов, улыбнуться. – Наш сын будет расти вдали от этих лицемеров. Пусть даже не мечтают, что мы еще хоть раз порадуем их визитом. Сегодня они видели тебя в последний раз. Больше такой чести им не удостоиться.
-- Не знаю, на что я надеялась, – со вздохом ответила Кетрин. – Может, что они уже забыли ту историю.
-- Амелия не даст ничего забыть, – фыркнул Эдвард.
Он по-прежнему держал жену за руку. Позади послышался шорох шин по гравию, свет фар осветил дорогу. Гости разъезжались. Никто не предложил подвезти их хотя бы до ворот. Все делали вид, будто их вообще нет. Кетрин узнавала машины, в одной мимо проехали и ее родители.
Эдвард промолчал и крепче сжал руку жены. Кетрин опять вздохнула и только головой покачала.
-- Я понимаю маму, она поддерживает мужа, так и должно быть, – проговорила она после паузы.
-- Ну нет, если ты отлучишь Чарли от дома за какой-то проступок, я не намерен молчать, если буду считать тебя неправой, – возразил Эдвард.
-- Интересно, что должно случиться, чтоб мы разошлись во мнениях, – на губах Кетрин мелькнула улыбка. Муж тоже усмехнулся и обнял ее за талию.
Сзади опять зашуршали шины. Черный Jaguar поравнялся с ними и неожиданно притормозил.
-- Вижу, вас ничем не проймешь, – Амелия опустила стекло и выглянула из окна машины. – Совести совсем нет.
-- Ты куда-то ехала, вот и езжай, – проговорил холодно Эдвард и пошел дальше, увлекая за собой жену. Кетрин не протестовала, она сама не хотела общаться с сестрой.
Амелия кивнула своему спутнику, и машина медленно поехала следом за идущей парой.
-- Вы неплохо устроились в Ирландии, – продолжала она насмешливо. – Старики, как видно, не знают, с кем связались.
-- Тебе нечем больше заняться?! – вспыхнула Кетрин. – Ты получила все, что хотела, даже больше! Оставь меня в покое!
Девушка отвернулась и ускорила шаг, Эдвард следовал за ней, сжимая кулаки. Он старался сдерживать страстное желание вытащить Амелию из машины и зашвырнуть в ближайшие кусты.
Спутник младшей сестры что-то ей сказал, и они поехали дальше. На дороге опять стало тихо и пустынно.
-- Я начинаю всерьез опасаться Амелию, – проговорил после паузы Эдвард. Они вышли на дорогу, где можно было поймать такси. Был уже поздний вечер, машин проезжало совсем мало, широкие тротуары освещали дрожащим желтым светом фонари. – Мне кажется, в следующий раз она пырнет меня ножом. Она как маленькая злющая собачонка. Комок чистой злобы.
-- И время не делает ее мягче, – согласилась с ним Кетрин. – Она добилась всего, чего хотела. Наказала и тебя, и меня, получила целое состояние, все ее боготворят. Почему это не удовлетворяет ее? Что еще ей нужно? Чтоб мы исчезли?
-- Я жил с ней достаточно долго и могу голову дать на отсечение, что она сейчас едва ли счастливее, чем в браке со мной, – поделился наблюдениями мужчина. – Тогда у нее тоже были деньги, всеобщая любовь и Морган в союзниках. Что-то ее гложет, как и прежде.
Разговор оборвался. По дороге ехало такси, Эдвард поднял руку и машина притормозила. В салоне не хотелось продолжать тему странного поведения Амелии. Муж и жена просто обнялись и в молчании думали каждый о своем. Кетрин опустила голову на плечо мужчины и задремала. Она хотела скорее взять на руки сына, и думала об этом. Эдвард гадал, Коннор ли был отцом ребенка, которого потеряла Амелия.
22
Со дня похорон тетушки Шарлотты прошло чуть более трех лет. Кетрин и Эдвард по-прежнему жили в Ирландии, купив там небольшой домик у моря. Донованы продолжали общаться с молодой парой и всячески поддерживать. Эдвард стал партнером в компании Вэла и начал получать приличные деньги за свою работу. Мистер Уорд был недоволен этим обстоятельством, но не вмешивался. Он уважал Вэла Донована и его решения. Кетрин тоже работала, хотя и не так активно, как муж. Она была частным консультантом, и время от времени ездила в столицу и другие города для оценки предметов искусства или для консультаций. Малыш Чарли оставался в такие дни с бабушкой Анной, как называл миссис Донован. Миссис Уорд, вторая его бабушка, часто навещала старшую дочь и ее семью. Даже Джеймс был частым гостем в доме Уилкинсонов. Каким-то странным образом семья Уорд опять объединилась, просто центр сместился из Лондона в ирландскую глубинку. Там, в крохотном доме Кетрин и Эдварда, теперь собирались на праздники. Даже некоторые тетушки сменили гнев на милость и посещали их. Только Джон Уорд был непреклонен, и видел внука лишь на фотографиях в телефоне жены. Амелия опять уехала из Великобритании, на этот раз поселившись где-то в тропиках, где и проматывала свое наследство. Никто не упоминал ее в разговорах, будто младшей из сестер Уорд вовсе не существовало. В столице Кетрин не встречалась ни с родней по линии отца, ни со старыми знакомыми, так что почти забыла все обиды и унижения, пережитые из-за размолвки с Амелией.
Время шло, жизнь текла в привычном русле. Уилкинсоны были счастливы в своем доме, довольствуясь хоть и небольшим, но заработанным своим трудом доходом. Чарли рос крепким, как отец, и спокойным, как мама. Во внешности мальчика были черты от обоих родителей, что очень их радовало. Молодые люди начали подумывать о сестричке для малыша, и стали воплощать свой план в жизнь.
В один из пасмурных весенних дней до счастливой пары дошла не самая радостная новость. Сообщила ее, как всегда, миссис Уорд лично. Она прилетела первым рейсом из столицы, по телефону предупредив лишь о времени своего прибытия. Кетрин и Эдвард были обеспокоены, но не делали преждевременных выводов. Супруги сидели в гостиной, когда Мэри присоединилась к ним. Она только сняла пальто в гостевой и привела прическу в порядок. Дочь накрыла все к чаю и теперь нервно теребила салфетку на фарфоровом чайничке. Эдвард приблизился, сел рядом с ней и обнял за плечи одной рукой.
-- Послушай, с Джоном и Джеймсом все хорошо, так что не паникуй, – проговорил он ласково, глядя на жену с любовью. – Никто же не умер.
Кетрин только головой покачала, но не стала его осаживать. За три года она почти не изменилась, разве что стала чуть полнее в некоторых местах. Ее это мало беспокоило, а мужа приводило в восторг, так что комплиментов и любви ей теперь доставалось еще больше, чем прежде. Сам мужчина, напротив, похудел, хоть и не утратил хорошей спортивной формы. Волнения не прошли для него бесследно, в волосах появилась седина. Но любовь и спокойная жизнь в глуши вернули Эдварду утраченное душевное спокойствие. О потерянном весе он не жалел, даже наоборот, начал обзаводиться замашками денди. Нужные для новой работы костюмы теперь шли ему, так что они с Кетрин решили, что все, что ни делается, к лучшему.
Мэри застала их, сидящими в обнимку и в шаге от поцелуя, так нежно смотрели супруги друг на друга. Женщина была чем-то очень опечалена, глаза покрасневшие, лицо бледное, но все же она не удержалась от улыбки, глядя на свою счастливую дочь.
-- Мама, ну что там? – заметив ее, спросила Кетрин. Девушка поспешно отстранилась от мужа и попросила мать садиться с ней рядом на диванчик. Мэри приблизилась и, когда Эдвард поднялся, села возле дочери.
-- Ох, Кети, даже не знаю, с чего начать, – в глазах миссис Уорд заблестели слезы, когда она заговорила. Кетрин взяла ее руки в свои и сжала.
Эдвард помрачнел, сидя напротив женщин, и не сводил с них глаз.
-- Что случилось? Ты можешь сказать в двух словах? Папа в порядке? – не понимала Кетрин. Мэри все не могла решиться и поделиться новостью, которую не сказала по телефону.
-- Это Амелия, – выговорила, наконец, она и слезы хлынули из глаз женщины. – Она умерла.
Кетрин онемела от удивления, но обняла мать и прижала к себе. Мэри была безутешна и еще долго не могла произнести ни слова разборчиво. Эдвард принес воды и они кое-как успокоили гостью.
-- Что случилось? Попала в аварию? – строила предположения Кетрин, но Мэри все мотала головой.
-- Может, отложим это? – предложил Эдвард. – Ей надо выпить каких-нибудь капель.
-- Нет-нет, я вчера выпила столько успокоительного, что сплю на ходу, – запротестовала миссис Уорд. – Я в порядке. Простите.
-- Перестань, это ужасная новость, не знаю, как ты держишься, – Кетрин не отпускала ее из объятий. – Как папа отпустил тебя одну? Хоть бы Джеймса с тобой отправил.
-- Папа со своими адвокатами всю ночь провел, – отмахнулась Мэри и начала приводить себя в порядок. – Джеймс учится, и я не хочу его пока беспокоить этим.
-- Она его сестра, он должен знать, – не согласилась Кетрин.
-- А по какому поводу адвокаты? – не понял Эдвард.
-- Ее убили, этот мерзавец, Морган, – бросила со злостью миссис Уорд. – Джон хочет убедиться, что он не уйдет от правосудия. За все ответит.
Уилкинсоны молча переглянулись. В глазах обоих было недоумение. Морган убил Амелию. Это сложно было уложить в голове.
-- Тебе надо отдохнуть, – Кетрин помогла матери подняться и отвела в комнату для гостей.
Эдвард остался ждать ее. О чае никто не вспомнил. Мужчина смотрел на фарфоровый набор и пытался понять, как могло случиться что-то подобное. Нет, он не сомневался в способностях бывшей жены, Амелия могла заставить кого угодно, сделать что угодно. Она доводила его самого до бешенства, когда мужчина терял над собой контроль и готов был даже убить. Но Морган. Этот человек был мужским воплощением Амелии – что же они не поделили? Как вообще оказались в подобной ситуации, что дошло до рукоприкладства? Не нанял же Морган убийцу, в самом деле? Он не наследник, ему Амелия была нужна живой.
Ход мыслей мужчины нарушил приход жены. Кетрин села напротив и все же налила себе чая. Она оставалась собранной и даже хладнокровной. Ее новость не подкосила, как мать, она не любила Амелию уже давно. Для Кетрин сестра умерла четыре года назад, когда предала и втоптала в грязь.
-- Они вернулись в Лондон вдвоем, – начала она, узнав это все от матери, пока была с ней наверху. – Опять сошлись и даже собрались пожениться. Отец не был против, хотя его благословения никто не спрашивал. Амелия объявила, что ждет ребенка и скоро у наших родителей будет законный внук.
Кетрин отпила из чашки. Эдвард фыркнул. Вот эти новости его не удивили.
-- Отец, конечно, Морган, – продолжала Кетрин. – А вчера утром ее нашла служанка. Она и рассказала, что накануне вечером Амелия с Морганом ругались. Все указывает на него. Он и не отрицает, что убил ее. В голове не укладывается.
Кетрин посмотрела на мужа. Он согласился с ней, медленно кивнув в ответ.
-- Мама хочет сегодня же вернуться в город, – проговорила девушка после паузы. – Я поеду с ней. Не могу отпустить ее в таком состоянии. И Джеймсу сообщу сама.
Еще она хотела бы увидеть отца и поговорить с ним, но вслух об этом не сказала.
-- Я поеду с тобой, – сразу заметил Эдвард. – Отвезу Чарли к Донованам и можем ехать.
-- Хорошо, – Кетрин поднялась. – Я его соберу. Завезем по дороге, надо только позвонить и спросить, может ли Анна побыть с ним пару дней.
-- Она бы его к себе забрала, если бы ее воля, – усмехнулся Эдвард, но сразу посерьезнел. – Ты как?
-- Переживаю о Мэри, как она это выдержит, – вздохнула Кетрин. – Амелия для меня уже не была сестрой.
Эдвард понимал, что Кетрин так легче справиться с горем. Что бы она ни говорила себе самой и ему, она любила сестру, и сейчас просто пыталась как-то заглушить эту боль.
Он приблизился и обнял жену.
-- Я понимаю, все хорошо, – проговорил он, поцеловал ее в макушку и отпустил.
Уже через пару часов они покинули дом и, оставив сына у Донованов, поехали в аэропорт.
Впервые после скандала Кетрин вошла в родительский дом. Теперь он казался ей чужим и каким-то холодным. В нем больше не было ни одной ее вещи, ничего, что напоминало мистеру Уорду о старшей дочери. Даже фотографии с ее изображением убрали с каминной полки в гостиной. Словно ее вообще не существовало. Только Амелия и Джеймс. Теперь у мистера Уорда останется лишь сын.
Кетрин отказалась от предложения матери остаться. Они с мужем убедились, что женщина в надежных руках Алисы, и уехали в гостиницу. К удивлению обоих, вечером сам мистер Уорд позвонил дочери и пригласил их с мужем на ужин. Кетрин воспользовалась случаем и во время разговора попросила о встрече с Морганом. Отец не стал узнавать причину такого желания и пообещал помочь.
-- Хочешь увидеть его? – удивился Эдвард, когда жена положила трубку. – Зачем?
-- Не знаю, – пожала плечами Кетрин. – Не хочу принимать на веру то, что говорят. Хочу услышать от него, что там было.
-- Я могу тебе рассказать, что там было, – хмыкнул мужчина, отошел и сел у окна. Они сняли простой номер с одной большой кроватью. – Скандал, мордобой и труп. Извини.
Он виновато посмотрел на жену. Кетрин тоже сидела на краю кровати, еще глядя на телефон. Услышав рассуждения мужа, она не разозлилась. Она сама так думала.
-- Я хочу понять, что случилось? Они же собирались пожениться, – проговорила она после паузы.
-- Хорошо, завтра сходим к нему, если Джон устроит, поговорим, – не стал больше спорить Эдвард. Он подошел и сел рядом с женой. – Давай, я тебе ванну наберу. Спинку потру, – мужчина улыбнулся и обнял ее.
-- Давай, а потом я тебе, – Кетрин опустила голову ему на плечо и вздохнула.
Пока Эдвард возился в ванной, девушка позвонила Донованам и поговорила с сыном. Чарли не скучал в гостях у бабушки Анны, которая его баловала. После разговора с сыном у Кетрин стало светлее на душе. Она на время позволила себе забыть о смерти сестры и всех сопутствующих хлопотах.
Весь следующий день был посвящен малоприятным занятиям. Кетрин пришла в дом родителей и помогала матери с организацией похорон. Из колледжа приехал Джеймс, и рассказывать о смерти сестры пришлось тоже ей. Мэри не стала спорить с дочерью, когда та взяла на себя эту задачу. Женщине и без того было очень тяжело. Она была бледной и усталой, в глазах то и дело появлялись слезы. Кетрин попросила Алису не отходить от хозяйки и поить ее мятным чаем. Сама девушка встретила брата и сразу рассказал ему все. Юноша уже догадался, что дома его ждут плохие новости, иначе родители не забрали бы его из колледжа так поспешно. Джеймс стойко перенес удар, он тоже не был близок с сестрой.
Уладив кое-какие вопросы дома, Кетрин смогла пообедать с мужем в их отеле. Эдвард хоть и согласился прийти вечером на ужин к Уордам, но более этого находиться там не пожелал. После обеда позвонил Джон Уорд и сообщил, что дочь может увидеть Моргана уже сегодня, если, конечно, не передумала. Отец разговаривал с ней по-прежнему официально, как со знакомой, а не с дочерью. Девушка ответила, что не передумала и около четырех они с мужем уже были в нужном месте.
Морган находился под стражей, но его еще не перевели из столицы. Супруги Уилкинсон смогли навестить его в одной из тюрем, где мистер Браун дожидался суда. Он вышел к посетителям мрачный и безучастный ко всему происходящему. Кетрин с трудом узнала в этом угрюмом заключенном холеного красавца, с которым встречалась. Морган тоже был удивлен, увидев своих посетителей.
-- Ничего себе, Кетрин, ты стала просто секс-бомбой, – присвистнул он и получил предупреждение от конвоира.
-- У вас полчаса, – сообщил мужчина, усадил своего подопечного за стол и пристегнул наручником. Потом их оставили в комнате наедине. Конвоир вышел за дверь, но наблюдал сквозь окошко.
-- Может, расскажешь, что все это значит? – спросил Эдвард, пропустив мимо ушей шутливые приветствия бывшего друга. – Ты признался в убийстве.
-- Да, признался, – ответил Морган невозмутимо. – Пришли высказать свое негодование?! Рассказать мне, как оба любили Амелию?!
-- Что произошло? – Кетрин тоже сидела за столом напротив. Комната была без окон, маленькая, почти пустая и очень неприятная.
-- Почему тебя это волнует? – не понимал Морган. На уставшем лице было только презрение. – Вы не были лучшими подругами, насколько я помню.
-- Она была дрянью, но убийство, – покачал головой Эдвард. – Что вы не поделили? Это нас волнует.
-- Совсем скучаете в своей деревне, – усмехнулся мужчина. – Поверь, Кетрин, лучше тебе не лезть в это. Ничего хорошего о своей сестре ты не узнаешь.
-- Она была беременна? – прямо спросила девушка. – Это был твой ребенок?
-- Нет, – усмехнулся Морган. – Не было никакого ребенка. Она не может их иметь. Не могла.
Кетрин смотрела на него недоверчиво.
-- Вскрытие покажет, – язвительно бросил мужчина и усмехнулся.
Эдвард сжал кулак и посмотрел на него угрожающе.
-- Она свихнулась на этом, – продолжал Морган, не обращая внимания на настроение посетителей. – Ее бесило, что у Кетрин есть сын, а у нее нет. Решила, что обязательно должна выйти замуж и родить. Даже меня как-то уговорила на эту аферу.
-- У нее была куча денег, она могла найти любого, – напомнил Эдвард. – Ты ей зачем сдался?
-- Только я знал о ней все, – беззаботно отвечал Морган. – Все ее гадкие тайны. Наверное, она меня любила, если рассказывала их. Я ей свои не открывал. Я вообще согласился на ней жениться, когда она пообещала брачный контракт в мою пользу. Но в последний момент она передумала и решила, что я не должен получить ее деньги.
-- Наверное, чтоб ты и ее не кинул, – заметил Эдвард.
Кетрин молчала, удивляясь своей выдержке. Погрузиться в такую грязь, и не сбежать.
-- Может быть, а может, она просто съехала с катушек, – предположил Морган с улыбкой. – У нее была навязчивая идея, уничтожить сестру.
Он посмотрел на Кетрин. Она удивленно вскинула брови.
-- Да, она тебя страшно ненавидела, – кивнул мужчина. – Вы вообще мне должны, за то что я вас от нее избавил.
-- Расскажи, как это случилось? – Кетрин поняла, что время уходит, а они слушают разную ерунду.
-- Полиция вам расскажет, – покачал головой Морган. – Они знают лучше меня. Я был немного пьян и вообще плохо помню. Она кричала, как обычно, сучка неуравновешенная. Потом начала меня колотить, вот я и толкнул ее. Или огрел чем-то, не помню.
Кетрин поднялась из-за стола, услышав достаточно. Морган вдруг посерьезнел.
-- Слушайте, помогите мне, – попросил он, переводя взгляд с одного на другого. – Я же вам услугу оказал. Она заслуживала смерти.
-- Замолчи! – Кетрин еле сдержалась, чтоб не ударить его. Мысль, что они когда-то встречались, теперь была ей невыносима.
-- Ты не знаешь всего, что сделала твоя сестричка, – ответил ей мужчина.
Эдвард тоже хотел встать, чтоб уйти вместе с женой. Бывший друг был ему просто противен. Не из-за убийства, но из-за своего поведения. Казалось, в нем не осталось ничего хорошего, только злоба и грязь. Идеальная пара для Амелии, как ни странно.
-- Она отравила твоего мужа! – бросил Морган им вслед. – Первого, Коннора!
Оба посетителя медленно обернулись и смотрели на него в молчании несколько секунд.
-- Они встречались. Она от него залетела, но он отказался бросить тебя, так что она его отравила, – рассказывал Морган уже без издевок. – На своей собственной свадьбе. Она мне сама это рассказала. Излила душу. Больше никто не знал. А тут она заявила, что если я не буду делать то, что она хочет, она и на меня найдет управу. Амелия сошла с ума, и бог знает, кого бы она еще отравила, если бы я не остановил ее.
Мужчина опустил взгляд и сжал кулаки.
-- Пусть меня хоть на электрический стул посадят, я не жалею, что так все получилось, – проговорил он медленно в звенящей тишине. – Она заслужила смерть. Жаль только, что не ты ее убил, а я.
Морган одарил бывшего друга мрачным взглядом. Эдвард взял жену под локоть и увлек в коридор. Она шла с ним, словно сомнамбула, в голове еще слыша слова о смерти Конора и его тайной связи.
Похороны Амелии были скромными, даже журналистов появилось мало. Несколько новостных каналов прислали своих работников, чтоб осветить это событие. Убийство богатой светской девушки не было чем-то сенсационным. Новости уделили пару колонок и вскоре все забыли и об Амелии, и о семье Уорд.
Родня тоже делала вид, что ничего из ряда вон выходящего не произошло. О скандальной семье вообще старались говорить мало. После похорон и обеда в доме Уордов все разъехались. Кетрин и Эдвард тоже не стали задерживаться и вернулись в Ирландию.
Эпилог
Кетрин никому не рассказала о том, что узнала от Моргана. Тайна смерти ее первого мужа так и осталась тайной. Доказательств против Амелии не было, самой Амелии больше не было, так что Кетрин не желала огласки всей этой истории. Эдвард поддержал ее в этом решении. Донованы были добры к ним и не заслуживали на склоне лет нового потрясения.
Морган был признан виновным в непреднамеренном убийстве и отправлен в тюрьму. Все деньги Амелии перешли самым близким родственникам, семье Уорд. Джон был потрясен потерей любимой дочери и долго скорбел, но потом неожиданно смягчился и простил Кетрин. Мэри уговаривала ее вернуться в столицу, но девушка осталась жить в деревне. У них с Эдвардом родилось еще двое детишек, и Доновны по-прежнему им помогали, так что Кетрин была счастлива и не желала возвращаться. Лондон с его тайнами и интригами навсегда остался в прошлом.
25 мая 2003 - 27 апреля 2016
четверг, 05 января 2017

читать дальше
18
Сестры встретились во второй половине этого же дня, в доме в Кенсингтоне. Накануне Кетрин позвонила сестре и прямо сказала, что желает забрать вещи Эдварда, оставленные мужчиной. Амелия согласилась, застигнутая врасплох таким неожиданным желанием сестры и едва ли не приказным тоном, каким та с ней разговаривала. К моменту появления Кетрин у нее на пороге, девушка успела прийти в себя и даже подготовить что-то вроде ответной речи на возможные нападки гостьи.
-- Здравствуй, – сдержанно проговорила та, явно не намереваясь с порога обличать сестру во всех смертных грехах. Кетрин держалась уверенно и официально, но подчеркнуто холодно. Между сестрами более не было прежней привязанности.
-- Привет, – ответила Амелия и отпустила служанку.
Девушка сидела в меньшей гостиной на диване, одетая в брючный костюм темного оттенка. Кетрин не стала дожидаться приглашения, вошла и села напротив, глядя на сестру уверенным взглядом.
-- Я правильно поняла тебя, – начала Амелия, скрестив руки на груди и фальшиво улыбнувшись, – ты хочешь забрать вещи Эдварда?
-- Да, все верно, – коротко кивнула Кетрин.
-- И куда их отправить? – собеседница старалась выразить свое недоумение и презрение взглядом и полуулыбкой. – Там много хлама, ты вряд ли унесешь.
-- Я и не намеревалась ничего нести, – проговорила Кетрин. – Если ты помнишь, у меня травмирована лодыжка. Отправь все, что принадлежит ему, в наш дом.
-- К родителям?! – едва не засмеялась Амелия. – Вот так сюрприз ты им готовишь. А отец знает?
-- Пусть тебя это не беспокоит, – не менее фальшиво улыбнулась гостья. – Я предупредила прислугу, там уже ждут. Не затягивай.
С этими словами Кетрин поднялась и повернулась к двери.
-- И всё? – спросила ее Амелия. – Вот так мы и расстанемся? Врагами? Из-за него? Этого мерзавца?
-- Да, мы расстанемся из-за мерзавца, но не того, о котором думаешь ты, – повернувшись к ней, ответила Кетрин.
Амелия вопросительно вскинула брови.
-- Единственный мерзавец во всей этой истории – Морган Браун, – проговорила сестра и глаза ее сверкнули гневом. – Это он был отцом твоего ребенка?
Хозяйка дома опешила, услышав вопрос, и медленно села обратно.
-- Он посмел рассказать об этом?! – прошипела Амелия зло. – После того, как убил моего малыша!
-- Он не тронул бы тебя и пальцем, если бы знал об этом, – возразила гневно Кетрин. – Если бы тебе хватило ума во всем признаться прежде, чем мужчина разозлился настолько, что применил силу.
-- Ты защищаешь его, потому что вы спите, – усмехнулась Амелия, вернув самообладание. – А спите вы благодаря мне. Если бы я не выдумала, что он тобой заинтересовался, ты бы и не подумала на него взглянуть иначе, как на таракана. Ведь я же знаю мою сестренку. Ее интересуют только те мужчины, что гарантированно ответят взаимностью. Других ты боишься. Откуда такие комплексы и неуверенность в себе, Кети?
-- Выдумала? Ты это выдумала? – удивленно вскинула брови Кетрин, не реагируя на насмешку.
-- Ну конечно, – продолжая улыбаться, отвечала та. – Мне нужно было, чтоб он согласился на мои условия, а Морган сказал, что ты сможешь им управлять. Он-то своего тупого друга хорошо знал.
-- Дай угадаю, ты и Эдварду про меня что-то сказала? – покачала головой Кетрин. Конечно, ее задело то, что все это оказалось обманом, но потом она осознала, что сестра невольно сделала ее счастливой. Заставила посмотреть в нужном направлении, разглядеть счастье, лежащее прямо под носом.
-- Все тебе расскажи, – усмехнулась Амелия. – У вас же теперь гармония, зачем тебе знать, как это получилось. Лучше задумайся над тем, не входило ли это в наши с Морганом планы.
-- Однажды ты отравишься своим собственным ядом, – проговорила Кетрин.
Она в этот момент не имела в виду настоящий яд, а просто применила эту метафору, но Амелия неожиданно побледнела и даже выглядела испуганной. Это и заставило Кетрин понять двусмысленность оборота.
-- Будь осторожна, сестра, потому что я тебе этого всего не забуду, – продолжала Кетрин, злобно сузив глаза. – Эдвард рад, что избавился от тебя и не хочет возвращаться к прошлому, но я не так великодушна. Запомни, Амелия, ты потеряла сестру и приобрела врага.
-- Из-за мужчины? Из-за этого медведя? – фыркнула девушка брезгливо. – Ты будешь воевать со мной из-за Уилкинсона? Да он ничтожество. Как ты вообще можешь с ним быть после Коннора?!
-- Если бы ты хоть попробовала то, от чего отказалась, – усмехнулась Кетрин, оставив без внимания слова о бывшем муже. – Ты никогда не умела видеть ценность чего-то, пока я не показывала тебе ее. Помнишь, еще в детстве? Тебе хотелось только то, что было прежде моим. Только в моих руках вещи и люди приобретали для тебя ценность. Одежда, игрушки, подруги, молодые люди. Все, что было моим, становилось потом твоим. Сама ты оценить что-то просто не способна. Сама не можешь завести подруг, поэтому берешь себе моих. А вот Эдвард изначально был твоим, и ты не разглядела в нем красоту, силу, мужественность.
-- О нет, было что-то, что досталось тебе после меня! – воскликнула Амелия, задетая словами сестры. – Эдвард не первый мужчина, что перепал тебе после того, как я им попользовалась.
-- Если ты о Моргане, то он меня никогда особо не интересовал, – покачала головой Кетрин.
-- А Коннор?! – выпалила сестра, пылая яростью. – Как тебе он?! Мне он очень понравился!
Кетрин сделала это прежде, чем поняла. Ее рука взметнулась и Амелия получила увесистую пощечину. На бледной щеке отпечатались пальцы Кетрин.
-- Не смей упоминать его, иначе, клянусь, я тебя заставлю пожалеть об этом, – проговорила старшая сестра ледяным тоном.
Амелия прижала руку к щеке, глядя на Кетрин в растерянности.
-- Пришли вещи в наш дом, – велела гостья и направилась к выходу.
Только когда входная дверь хлопнула, Амелия пришла в себя.
Она поднялась наверх и до вечера занималась тем, что резала на мелкие кусочки гардероб мужа и его бумаги. Потом разбила в дребезги его чашку и бросила осколки к вещам в чемодане. Портрет в рамке тоже разбила и швырнула туда же. После закрыла два чемодана с рваньем и мусором и велела слугам отправить их по адресу.
Кетрин и Эдвард ужинали в ресторанчике недалеко от гостиницы, где мужчина остановился. Они сидели за столиком в небольшом полутемном зале. Место было без претензий, но уютным и с хорошей кухней.
-- Ты уверен, что не хочешь пожить пока у меня? – спросила девушка осторожно. Они с Эдвардом сидели рядом, а не напротив друг друга, чтоб разговаривать, не повышая голос. За соседними столиками ужинали другие люди, в основном туристы.
-- Не нужно испытывать терпение Джона, – покачал головой мужчина. – С моей стороны будет свинством появиться в его доме после той сцены.
-- Но это и мой дом тоже, – вздохнула Кетрин, но не стала настаивать. Если отец узнает, он действительно не будет рад. – Я сама подумывала об отдельном жилье. Не против поселиться со мной?
-- Нет, – ответил Эдвард с улыбкой. – Почему я должен быть против?
-- Ну, я думала, тебе не понравится то, что платить за него буду я, – робко ответила Кетрин.
-- У меня нет денег, вообще, даже за ужин расплатиться нечем, – улыбка мужчины стала печальной, но не исчезла. Он по-прежнему смотрел на девушку с нежностью, даже обсуждая прозаические малоприятные вещи. – Я не в том положении, чтоб думать о гордости и пренебрегать помощью.
Кетрин вздохнула, не представляя себе, как это, остаться вообще без средств, без пенса в кармане.
-- Завтра утром съеду из отеля и пойти смогу разве что под мост, – продолжал Эдвард. – Так что я не против вместо этого поселиться с девушкой, которую люблю.
-- Я боялась, что ты откажешься от моей помощи, – облегченно вздохнула Кетрин. – Неужели у тебя вообще ничего не осталось? В голове не укладывается.
-- Мои счета заморожены, пока идет расследование на фирме, – ответил Эдвард, пожав плечами. – Имущество все отошло Амелии. Дома и все, что в них было. Машина принадлежала фирме, своей у меня не было. Что было в бумажнике, с тем и остался.
-- Возьми мою карту, – Кетрин достала из сумочки кошелек и протянула ему одну из своих кредиток. – Так мне будет спокойней.
Эдвард опустил взгляд на прямоугольник пластика, лежащий на скатерти между их тарелками, и опять поднял глаза на девушку.
-- Я же не прошу тратить все, что на ней есть, – улыбнулась она. – Просто на всякий случай. Вот за ужин заплатить, например.
-- Никто еще не делал для меня ничего подобного, – мужчина взял карту и вертел ее в пальцах одной руки, задумчиво глядя куда-то мимо. – Ничто не далось мне в этой жизни даром, я все зарабатывал сам, – он опять посмотрел на девушку, но теперь не улыбался. – Спасибо, Кети. Я обещаю, что встану на ноги и отблагодарю тебя за твою доброту ко мне.
-- Ты отблагодаришь меня гораздо раньше, – улыбнулась ласково девушка, приблизилась и коротко поцеловала его в щеку. – Помнишь, ты хотел на мне жениться, так что все мое – твое.
-- Я и теперь хочу, но вряд ли получится, – вздохнул Эдвард, продолжив есть.
-- Доверь это мне, – Кетрин уже поела и наблюдала за собеседником с нежной улыбкой. – Если обещаешь слушать меня и не вредничать, я все устрою.
-- Обещаю, – кивнул мужчина.
Они поужинали и, расплатившись, покинули заведение.
Кетрин позвонила матери и, убедившись, что родители по-прежнему за городом, поехала с Эдвардом в их городской дом. Мужчина не стал отказываться, желая убедиться, что девушка благополучно добралась до дома. Они доехали на метро, решив с этого дня не тратиться на такси и вообще начать жить скромнее. Высший свет остался в прошлом, им вход туда теперь был закрыт, и следовало привыкать к другому образу жизни.
В комнате Кетрин уже ждали два чемодана, принесенные сюда прислугой по ее просьбе. Девушка отпустила горничную спать и они с Эдвардом остались одни. Мужчина с любопытством осматривался в спальне возлюбленной. Она тем временем открыла чемодан, чтоб подумать, что делать с его вещами. Конечно, устроиться туда, где нужно носить деловые костюмы, Эдвард уже не сможет, не теперь, когда Джон Уорд пообещал ему бойкот. Она открыла чемодан и ахнула. Проблема была решена Амелией. Эдвард обернулся и тоже увидел обрывки ткани. Мужчина разразился смехом. Кетрин не смогла сдержаться и тоже засмеялась.
-- Как это похоже на нее, – качая головой, проговорил Эдвард. – Ни себе, ни людям. Знала бы, что ты меня полюбишь, тоже порезала бы на кусочки.
-- Я влепила ей пощечину, – смущенно призналась девушка. – Она, наверное, разозлилась.
-- Да уж разозлилась, это очевидно, – он присел рядом с чемоданом и достал рамку с разбитым стеклом.
Кетрин вспомнила ее, стоящую на его письменном столе.
-- Кто это? – спросила она.
-- Кто? – не понял мужчина. Он уже отложил ее и поднялся, не желая порезать пальцы, копаясь в мусоре.
-- Эти люди, – девушка стряхнула в чемодан осколки и аккуратно достала из рамки фотографию.
-- А, они, – усмехнулся Эдвард и сел на край кровати. – Это фото продавалось с рамкой. Я купил ее из-за него. Мне понравилась семья, такие счастливые.
Кетрин перевернула фото и убедилась в правдивости этих слов. На обратной стороне была написана фирма производитель и адрес магазина. Девушка подошла к нему и села рядом.
-- У тебя еще будет своя семья, – сказала она, отложив фото и взяв его руку в свою. Мужчина повернулся к ней и посмотрел в глаза. – Я понимаю, как это важно для тебя. Если постараемся, сможем обзавестись хоть десятком детишек.
Эдвард засмеялся и обнял ее за талию.
-- Нет, так много не надо, – ответил он, привлекая ее к себе.
Кетрин опустила руки ему на грудь и улыбалась, чувствуя себя бесконечно счастливой. Эдвард склонился и поцеловал ее, потом повалил на кровать и молодые люди перешли от теории к практическим действиям.
Кетрин не планировала проводить ночь в родительском доме, но все же забыла о времени, оказавшись в объятиях Эдварда. Утром она первой проснулась и обнаружила, что они оба мирно спят в ее кровати, тесно обнявшись, поскольку размеры ее ложа не позволяли другой более свободной позы в такой большой компании. Мужчина не проснулся, когда она высвободилась из его рук и выскользнула из-под одеяла. Его крепкий здоровый сон не нарушил даже ее поцелуй. После девушка ушла в ванную, чтоб привести себя в порядок. Кетрин хотела поскорее собраться и уйти прежде, чем проснутся слуги. Если они до сих пор не поняли, что в ее комнате переночевал бывший муж Амелии, то обязательно узнают об этом утром. Потому девушка поспешно умылась, расчесала волосы и переоделась.
-- Эдвард, – позвала она ласково, когда вернулась в спальню и склонилась над спящим любовником. – Прости, что бужу, но лучше нам убраться отсюда, пока все спят.
Мужчина открыл глаза и слушал ее с улыбкой. Потом привлек и уложил с собой рядом на постель. Кетрин сдержанно засмеялась. Эдвард зарылся лицом в ее волосы и вздохнул.
-- Я буду готов через минуту, – проговорил он, после чего опять засопел.
Кетрин только головой покачала. В этот миг за дверью послышались осторожные шаги. Девушка поспешно схватила край одеяла и накрыла любовника с головой. Он не сопротивлялся, напротив, притих и не шевелился.
Дверь тихонько приоткрылась, и в образовавшемся просвете показалось лицо Алисы. Кетрин недоумевая смотрела на служанку матери, появившуюся в этом доме так внезапно. Следовало ли из этого, что и ее хозяева тоже здесь?
-- О, вы не спите, Кетрин, – проговорила она, тоже удивленная.
-- Вы уже вернулись? – не стала ничего объяснять девушка.
От глаз служанки не ускользнули ни чемоданы Эдварда, стоящие посреди комнаты, ни его одежда, разбросанная вокруг кровати.
-- Да, ваши родители у себя, – кивнула женщина. – Мне велено пригласить вас и мистера Уилкинсона к завтраку. Он через полчаса.
-- Хорошо, мы будем, – Кетрин дождалась, когда дверь закроется, и тогда убрала с Эдварда одеяло.
Он смотрел на нее виновато.
-- Теперь будут неприятности, – сказал он тихо. Потом обнял ее за талию и опять привлек к себе.
-- Я никогда не приводила сюда мужчин, – Кетрин тоже обняла его, еще обнаженного под одеялом. Это приятно ее волновало. Мысли о родителях, неизбежном разговоре с ними, отошли на второй план. На первом был Эдвард, его сонное лицо, соблазнительное тело, и понимание, что теперь никто их не разлучит. После того, как она потеряла любимого человека, мысли о таких вещах, как ссоры с родней, потеря состояния, слишком маленькая для двоих кровать – казались в равной степени не важными. Главное – Эдвард любил ее и был сейчас в ее объятиях.
-- А я никогда не был в спальне благородной леди, – ответил он на ее слова и коснулся губами шеи.
Кетрин хотела поцелуя в губы, но мужчина отрицательно покачал головой.
-- Не будем рисковать, – сказал он, отпустил ее и начал выбираться из-под одеяла. – Да и зубы мне не мешало бы почистить.
-- Какая завидная рассудительность, – хмуро пробормотала девушка, оставшись одна и имея возможность только любоваться своим Гераклом, направляющимся в ванную. Да и это удовольствие продлилось недолго. Он только усмехнулся и скрылся за дверью.
Через полчаса счастливая пара спустилась в столовую. Молодые люди были прилично одеты, и ничто не указывало на их непристойное поведение прошлой ночью. Кетрин была верна брюкам и трикотажным кофточкам, Эдвард надел то, в чем пришел в этот дом вчера. Джинсы и кофта были не так прихотливы, как костюмы, и на ночевку возле кровати не обиделись.
-- Доброе утро, – проговорила Кетрин, встретившись взглядом с матерью. Отец не сводил глаз с гостя.
-- Здравствуй, дорогая, – с улыбкой ответила Мэри. – Садитесь за стол.
Молодые люди повиновались. Все необходимое для завтрака стояло перед ними, но они не притрагивались к еде, зная, что здесь не для этого.
Джон Уорд сидел во главе стола, держа в одной руке свернутую газету. По правую руку сидела его супруга. Для Кетрин и ее гостя сервировали напротив Мэри, но через один стул. Кетрин заняла место ближе к родителям, став, таким образом, буфером между ними и Эдвардом. Слуг из столовой выпроводили, дверь была плотно закрыта.
-- Не ожидал от тебя такой наглости, – проговорил, наконец, хозяин дома.
Эдвард, зная, что это в его адрес, опустил взгляд. Спорить он не намеревался.
-- Джон, дай им поесть, – заступилась за детей Мэри. Кетрин улыбнулась ей благодарно, муж же только отшвырнул газету и поднялся.
-- Я буду ждать в кабинете, – сказал он ледяным тоном. – Будь добр, приди без адвокатов.
Эдвард кивнул.
-- Я не оставлю вас наедине, – возразила Кетрин. – Адвокат или нет, но он имеет право рассчитывать хотя бы на одного друга в нашей семье.
-- Как знаешь, – отмахнулся мистер Уорд. – Спорить с тобой все равно бесполезно. Тебе же хуже.
Он ушел, не пояснив своих слов. Кетрин нахмурилась.
-- Амелия позвонила нам вчера, – пояснила ситуацию Мэри. Ее взгляд, обращенный на пару, был печальным. Эдвард не смел смотреть на нее, хотя и понимал, что женщина не держит на него зла, если позволила сидеть с ней за одним столом.
-- Мы не хотели оставаться на ночь, – Кетрин вздохнула, удивляясь себе. Чтоб вот так забыть о времени, наплевать на запреты, с ней такого не бывало.
-- Это твой дом, – Мэри сказала это твердо, напомнив дочери о ее законных правах. – Ты можешь жить здесь и приводить к себе, кого заблагорассудится.
-- Спасибо, что поддерживаешь нас, – ответила Кетрин.
Некоторое время было тихо, молодые люди выпили кофе. Есть никому не хотелось.
-- Эдвард, – обратилась к мужчине миссис Уорд после продолжительной напряженной паузы. Тот вскинул голову, глядя на нее удивленно и встревоженно. – Позавчера у меня не было возможности сказать вам свое мнение. Возможно, это и к лучшему. Я могла подумать в эти дни.
-- Мэри, прошу вас, – мужчина смотрел на нее умоляюще. – Что бы вы ни сказали, я приму это и пойму. Я не скажу ни слова в свое оправдание. Джон справедливо меня ненавидит. Я заслуживаю всего, что он мне готовит.
-- Кети сказала мне одну вещь, – покачала головой женщина. – По-моему, она справедлива. Мы не знаем всего, чтоб судить вас. Возможно, вам все же стоит попробовать оправдать себя в наших глазах? Чтоб мы оба поняли, отчего Амелия так ведет себя.
-- У нее кто-то был, до Эдварда, – просветила мать Кетрин. – Это не он сделал Амелию такой. Она уже была испорчена, если решила выйти замуж, чтоб скрыть свою беременность.
Мэри была ошеломлена, глядя на молодых людей и отрицательно качая головой.
-- Это правда? – спросила она у мужчины, скорее чтоб узнать еще детали, а не услышать подтверждение из его уст. – Кто он?
-- Я не знаю, – опустив взгляд и помрачнев, ответил Эдвард. Одно дело было рассказать все Кетрин, другое, описывать подобные мерзости матери девушки. – Она не говорила.
-- Как? Откуда ты узнал? – не понимала Мэри. О еде уже все забыли, как и о том, что в кабинете их ждут.
-- Мэри… – Эдвард просто не мог заставить себя говорить.
-- Он не трогал ее, – пришла на помощь Кетрин. – Эдвард, как и мы, считал, что его невеста невинное дитя. Она месяц морочила ему голову…
-- Все те ужасы, что она описала, это было? – слова давались женщине с трудом, но она держала себя в руках, желая узнать все подробности истории, прежде чем судить и рушить жизнь второй дочери.
-- Да, – глухо ответил Эдвард, – отчасти.
-- Ты ее избил? – упорствовала Мэри. Она была бледна, взволнована и, казалось, еще немного и из глаз брызнут слезы. Кетрин взяла руку Эдварда в свою под столом. Она сама не знала таких деталей и готова была ко всему.
-- Нет, я не бил ее, – мужчина рассказывал, глядя на столовые приборы перед собой. – Она заперлась, и мы ругались через дверь. Это и слышала экономка. Я требовал, чтоб она прямо сказала мне, почему так себя ведет. Я хотел знать, что это за игра. Строил предположения. Думал, что у нее есть другой, что она вышла за меня назло ему. Она отвечала, что еще невинна и ей нужно время.
Он помолчал, собираясь с силами для продолжения рассказа. Кетрин сжала его пальцы, показывая поддержку. Мэри не заплакала, вопреки ожиданиям. Она теперь слушала внимательно и обдумывала слова зятя.
-- Я пригрозил, что если она не назовет мне его имя, я выломаю дверь и выбью его из нее, – проговорил мужчина, наконец. – Она начала меня обзывать, говорить, что другого и не ждала от такого, как я. У меня кончилось терпение, я сломал чертову дверь и попал в ее спальню.
Он поднял взгляд на Мэри.
-- Не заставляйте меня рассказывать вам все, – попросил он.
-- После того, как она дала нам такие яркие детали, ты не можешь рассказать правду? – покачала головой Мэри. – Я уже догадалась, что моя младшая дочь разыграла спектакль. Хочу теперь узнать, на чем основана ее жуткая история.
Эдвард кивнул и, сделав глубокий вдох, решительно продолжил.
-- Амелия увидела, что между нами больше нет преграды. Другую это охладило бы, но не ее. Она еще больше разозлилась. Сорвала с себя ночную рубашку, сказала, чтоб я брал то, ради чего женился на ней. Потом набросилась с кулаками и я сделал, что сделал.
Кетрин смотрела в сторону, стараясь не представлять в своем воображении эту сцену. Разъяренного, разгневанного мужчину, сильного достаточно, чтоб сломать деревянную дверь. Свою сестру, маленькую, худую, не придумавшую ничего лучше, чем раздеться перед мужем, ждущим ее благосклонности со дня свадьбы. Оскорбления и действия, приведшие к тому, что мужчина все же не сдержался и набросился на нее. Не из желания, не из-за чувства собственности, а чтоб просто подавить ее, заставить молчать, повиноваться. То, что в результате Амелия получила пару синяков и потеряла ребенка, было не удивительно. Бороться с мужчиной, быть на грани нервного срыва, быть изнасилованной тем, кого ненавидишь и презираешь. Ничего более мерзкого Кетрин еще не слышала. И это был ее мужчина, которого она любила и сейчас держала за руку. В другой жизни, с другим, она уже брезгливо отдернула бы свою руку, не простила бы такое, не смогла бы даже смотреть на человека, опустившегося до такого поступка, но сейчас не стала. Она не отняла руки, ее сердце не охладело и не ожесточилось. Она знала, что это часть его жизни, его рана, от которой мужчина страдал теперь не меньше, чем жертва насилия, чем все они, ее родственники. Кетрин вздохнула и посмотрела на него.
-- Я прощаю тебя, – сказала она тихо. – Не оправдываю, но прощаю.
Эдвард поднял ее руку к губам, опустил голову, закрыл глаза и сидел так больше минуты. Не двигался и ничего не говорил.
-- Отец ждет вас, – напомнила Мэри, выдержав паузу и позволив молодым людям разобраться между собой.
-- Мы снимем себе жилье, – сказала Кетрин.
Эдвард отпустил ее руку и поднялся из-за стола.
-- Так будет лучше для всех, – кивнула Мэри, потом перевела взгляд на мужчину. – Я благодарна за твою откровенность. Теперь в твоих руках моя вторая дочь, считай это вторым шансом. Если сделаешь ее счастливой, это искупит твою вину в моих глазах.
Эдвард склонил голову и только кивнул в ответ, не найдя подходящих слов. Сейчас он завидовал Кетрин и ее умению изъясняться. Сам он кроме слов прощения ничего не придумал, но просить его не смел, считая, что не достоин даже этого.
Мэри не пошла с ними в кабинет, она знала, что скажет молодым людям Джон, и теперь знала, что те ответят ему. Женщина поднялась и позвонила прислуге, чтоб убрали со стола.
Джон Уорд поднял взгляд от экрана компьютера, когда порог переступили его дочь и бывший зять. Мужчина не приглашал их садиться, только смотрел хмуро и со злостью.
-- Я обдумал все и пришел к решению, – начал он. – Я помогу тебе выбраться из материальных трудностей, вернуть фирму и доброе имя.
Эдвард не спешил радоваться, предчувствуя подвох. Кетрин не отходила от него, удерживая под локоть.
-- У меня два условия, – продолжал Джон. – Ты переведешь свой бизнес за пределы Великобритании и оставишь мою дочь в покое. Достаточно с тебя и одной.
-- Я люблю Кетрин, – ответил Эдвард сдержанно.
-- Хочешь, чтоб я помог тебе и благословил на брак после того, что ты сделал? – вскинул брови хозяин дома. – С моей стороны это просто откуп, чтоб ты собрал свои вещи и убрался подальше. Если не согласишься, я организую это другим способом.
-- Я не прошу помогать мне, – ответил Эдвард, сохраняя самообладание. – Я отдал Амелии всё, что она могла забрать. Ее любовнику позволил меня разорить. Мне ничего от вас не нужно. Просто оставьте меня в покое.
Джона задели слова бывшего зятя. Он поднялся и оперся в крышку стола сжатыми кулаками.
-- Послушай меня, мерзавец, – проговорил он угрожающе, – ты до сих пор на свободе только потому, что я поручился за тебя перед нужными людьми и не могу теперь скомпрометировать свою семью и фамилию, забрав данное слово. Я еще раз предлагаю тебе убраться из города по-хорошему, иначе, клянусь…
-- Он уедет! – не выдержала Кетрин и вмешалась в разговор.
Мужчины посмотрели на нее, оба в недоумении.
-- Мы оба уедем из столицы и вы больше не услышите о нас, – закончила девушка свою мысль. – Такой вариант тебе подходит?
Джон медленно сел в свое кресло, не сводя с нее глаз. Потом отрицательно покачал головой.
-- Если ты выйдешь за него, забудь о нас, – сказал мужчина сурово. – Для тебя все двери закроются, так же, как для него. Ни ваши дети, ни внуки не смогут ничего добиться. Я все для этого сделаю.
-- Иногда мне кажется, что Амелия не так уж уникальна в нашей семье, – ответив не менее злым взглядом, проговорила Кетрин. – Ты можешь делать все, что угодно, я выйду за Эдварда.
Джон молчал, испепеляя наглеца взглядом.
-- Если больше нет предложений, мы пойдем, – девушка крепче зажала локоть возлюбленного. Он опустил на ее кисть свою и, коротко кивнув бывшему тестю, повернулся к двери.
-- Ты больше не Уорд! Я отказываюсь от тебя! – крикнул им вслед хозяин дома.
Кетрин бросила на него прощальный взгляд. Он был печальным, а глаза полны слез.
-- Это твое право, отец. Только я не откажусь от тебя, – проговорила она тихо.
19
Покинув дом родителей Кетрин, молодые люди вернулись в гостиницу. Эдвард собрал вещи, расплатился, и они поехали в другую, более удобную, где сняли номер на двоих. После пообедали в кафе и отправились по адресам, чтоб посмотреть квартиры, сдававшиеся в аренду.
Об утреннем разговоре на время забыли. Оба не поднимали эту тему, не желая портить весь оставшийся день. Эдвард даже пытался шутить, чтоб Кетрин развеселилась. По пути в гостиницу девушка чуть не расплакалась. Ее ранило отношение родителей, особенно отца. Если Мэри просто хотела все узнать, то Джон повел себя недопустимо. Шантажировал их, угрожал, а после вовсе отказался от ребенка. Кетрин никогда не подумала бы, что он сможет сделать такой выбор, отказаться от одной дочери в пользу другой. Ей было жаль маму и брата, с которыми она не сможет видеться из-за самодурства отца.
Эдвард чувствовал ее настроение и понимал, что по его вине все это случилось с девушкой. Это терзало его ничуть не меньше, чем то, что он совершил в прошлом. Теперь из-за него старшая сестра Уорд становилась изгоем, чужой в собственной семье, лишалась привычной жизни. Он чувствовал себя виноватым, но не стал отговаривать ее от связи с ним, не просил за это прощения. Она приняла решение, она его любила и выбрала, когда пришлось выбирать. Он должен был поддержать ее и доказать, что достоин этой жертвы. Мужчина поклялся, что сделает ее счастливой, окружит такой любовью, что заменит ей и родителей, и друзей.
Кетрин со своей стороны старалась держаться и не поддаваться печали. Она ни минуты не сомневалась в правильности своих поступков, Эдвард был с ней и понимал без слов. Не начал банальных разговоров о том, что им нужно расстаться, на самом деле расставаться не желая. Этих пустых разговоров девушка не переносила. Они оба были взрослыми людьми и не могли идти на поводу чужой воли. Ее радовало, что ее избранник это понимает и солидарен с ней во всем.
Убедившись, что никто из них не намерен ничего друг другу доказывать и лишний раз обсуждать неприятности с Уордами, молодые люди посвятили себя выбору будущего жилья. У Кетрин был свой собственный счет в банке и довольно приличный. Часть приданого, что перешла ее мужу после свадьбы, деньги, которые тот отписывал ей в завещании, и еще немного – теперь это было все, чем она располагала в своей жизни. Больше рассчитывать было не на кого. Кетрин решила, что спускать их не следует, так что жилье выбирали простое и удобное, в хорошем районе, но не там, где обитало высшее общество. Туда теперь она не стремилась, и было вопросом времени, когда все двери там будут для нее закрыты.
Агент показал паре три квартиры и договорился о встрече на следующий день, если они не захотят что-то из предложенного. Молодые люди попрощались с посредником и вернулись в гостиницу.
-- Если ты голоден, можешь поужинать где-то, – Кетрин вошла в номер и села на кровать. У нее разболелась лодыжка, она сняла туфли и теперь массировала ее. – Я не составлю тебе компанию, устала жутко.
-- Нельзя было столько ходить, – мужчина приблизился, сел рядом и взял ее ногу в свои ладони, чтоб сделать массаж более квалифицированно.
-- Нельзя жить в гостинице, – Кетрин легла на спину и прикрыла глаза от удовольствия. Эдвард был с ней нежен, его руки был теплыми и умело разминали мышцы и сустав.
-- Мне понравился второй вариант, – сказал он, сосредоточенно занимаясь своим делом. – Большая кухня, хороший вид из окон.
-- Потому что это чердак, – усмехнулась Кетрин.
-- Хочешь еще посмотреть? – спросил Эдвард, повернув к ней голову.
-- Давай еще поищем, а если ничего лучше не будет, возьмем чердак, – решила девушка.
Мужчина склонился и поцеловал ее лодыжку, потом посмотрел на нее и улыбнулся. Кетрин только головой покачала, но тоже улыбалась.
-- Ты точно не хочешь поесть? – спросил Эдвард, когда она поднялась и начала освобождаться от одежды, чтоб идти в ванную.
-- Нет, если будешь выходить, купи мне бутылку воды, – попросила Кетрин.
-- Хорошо, я недолго, – мужчина проверил, на месте ли карта, потом положил в другой карман ключ от номера и направился к двери. Кетрин ушла в ванную.
Из дома родителей она забрала только небольшую сумку с необходимыми вещами. Остальной багаж намерена была перевезти уже в снятую квартиру. У Эдварда его больше не было, но мужчину это не смущало. Он казался Кетрин беззаботным, словно подросток.
На следующий день они посмотрели еще несколько квартир, после чего решили остановиться на выбранной Эдвардом. Кетрин была слишком требовательной, чтоб оценить ее достоинства сразу. Мужчина же полагался на ощущения. Квартира находилась на третьем этаже в мансарде. Одна небольшая спальня, казавшаяся меньше из-за скошенного потолка, гостиная, совмещавшая в себе и холл, и кухню, и маленькая терраса, принадлежавшая только им. Квартира была обставлена простой новой мебелью и снабжена всем необходимым для жизни жильцов, не обремененных большим багажом.
Молодая пара очень быстро обжила свое новое обиталище и осталась довольна выбором. Квартира, в самом деле, оказалась подходящей для них. Скромной, уютной, с видом на зеленеющий сквер. Машин мимо ездило не много, соседи были дружелюбными тихими англичанами или европейцами. В этом районе жизнь была неспешной и даже немного скучной, но Кетрин и Эдвард искали покоя и уединения. Роман, завязавшийся так стремительно, вскоре перешел в обычное русло. Молодые люди хотели узнать друг друга лучше и насладиться той частью отношений, которую обычно считают самой яркой и романтической. Они вместе обустраивали дом, узнавая вкусы друг друга. Потом, когда вся работа была сделана, начали тратить вечера на прогулки и ужины где-то в кафе, или на походы за продуктами, чтоб приготовить ужин дома.
Кетрин продолжила учебу, Эдвард занялся поисками работы. Когда наступила осень, оба были при деле, а квартира стала тихим уголком, куда они возвращались вечером, чтоб поделиться впечатлениями и новостями. Кетрин забеременела, а спустя несколько дней после того, как доктор подтвердил это, состоялась уже запланированная свадьба.
Молодые люди решили, что просто распишутся, чтоб узаконить свои отношения. Кетрин предупредила мать, так что с ее стороны был свидетель, со стороны Эдварда свидетелем выступил Джеймс. Больше никто не пришел. От матери Кетрин узнала, что Амелия и Морган путешествуют, а высший свет осуждает старшую из сестер за ее поступок. Девушка не удивилась, Джон предупреждал ее о реакции их окружения. Да и Амелия постаралась очернить сестру и бывшего мужа так, чтоб уже никто не захотел с ними общаться.
После свадьбы Кетрин, ставшая теперь миссис Уилкинсон, и ее муж отправились в небольшое путешествие, выбрав для этого Ирландию. Мэри подарила им отдых в старинном замке, где они могли беззаботно жить почти две недели. Девушка была очень счастлива с мужем, и грустила, только столкнувшись с какой-нибудь ситуацией, напоминавшей о прошлой жизни. Так однажды, еще до свадьбы, она встретила подругу по колледжу. Когда-то та дружила с ней, а потом стала подругой Амелии. Девушка не то что не ответила на приветствие, но даже перешла на другую сторону улицы, всем видом показывая свое отношение к Кетрин. Несколько раз Эдварда увольняли с работы, стоило кому-то узнать, что он неугоден высшему руководству. Конечно, официально это имело другую причину, но Эдвард знал, что всему виной то, что он сталкивался с кем-то из бывших знакомых или партнеров. Те узнавали его, и спустя пару дней мужчина терял место. Он не мог работать даже уборщиком в компаниях, где когда-то обращался в самых высших кругах.
Проведя в столице зиму, Уилкинсоны решили, что будет лучше для них и их будущего ребенка покинуть Лондон. Кетрин успешно прошла тесты и могла выбрать любой другой город, чтоб начать карьеру искусствоведа. Эдвард к тому времени сменил уже не один десяток мест, работая, где придется. Двери перед ним закрывались все чаще, от ареста спасала только протекция Джона Уорда. Под давлением жены и зная о том, что Кетрин ждет ребенка, мужчина согласился оставить преследование зятя.
Вскоре подвернулся случай выбрать новое место для жизни. Кетрин получила приглашение погостить от родни Коннора. Вечером она поделилась новостью с мужем. Они оба сидели за столом в кухне. Мужчина ел, девушка пила сок, сидя, откинувшись на спинку стула и наблюдая за любимым. У Кетрин уже был заметен животик, черты лица стали мягче, а взгляд мечтательным. Она предвкушала радость материнства и прежде всего думала о благополучии своего малыша, потому не волновалась ни о чем.
-- Мы долго экономили, можем теперь просто пожить в свое удовольствие, – сказала она с улыбкой. – Я пока подыщу себе место, а ты сможешь отдохнуть.
-- Они зовут тебя жить просто у них дома? – не понимал Эдвард.
-- Да, и тебя тоже зовут, вместе со мной, – кивнула Кетрин. – Они знают, что мы поженились.
-- Не понимаю, – покачал головой мужчина. – Ты была женой их сына, а теперь приедешь с каким-то парнем, тем более со мной. Думаю, их поставили в известность, что я за ублюдок.
-- Не знаю, может быть поставили, – пожала плечами Кетрин. – Анна пишет, что я должна погостить у них, и мой муж может составить мне компанию. Ничего об ублюдках в письме нет.
Девушка усмехнулась.
-- И надолго? Мне обещали повышение, до сортировщика, – продолжал шутливо Эдвард.
-- Я хотела об этом поговорить, – Кетрин посерьезнела и отставила стакан с напитком. – Мы могли бы подыскать там домик и поселиться на более долгий срок. Там родился бы наш малыш.
Она с надеждой смотрела на мужа, ожидая его решения.
-- Я не против Ирландии, – ответил тот после паузы, в продолжение которой задумчиво жевал. – Поживем у твоих родственников, осмотримся, а там видно будет.
Кетрин улыбнулась и радостно вскочила со своего места, потом обвила шею мужа руками и поцеловала в щеку.
-- Тебе там понравится, это замечательное место, – говорила она воодушевленно.
Решение было принято и в начале февраля молодые люди оставили свою квартиру, передав новым владельцам. Багажа у них стало немного больше, чем во время заселения, но все же не так много, чтоб создать неудобства во время путешествия. Только самые ценные и хрупкие вещицы девушка передала на хранение матери, все прочее было упаковано и отправлено в ирландский дом Донованов. Там их уже ждали и готовились к встрече гостей.
Перед отъездом Кетрин встретилась с матерью, чтоб рассказать о своих планах и попрощаться. Женщины сидели в гостиной в особняке Уордов.
-- Наверное, так будет лучше для всех, – поддержала дочь Мэри. – Начнете новую жизнь, без всех этих сплетен.
-- Я всегда мечтала жить в маленьком городке у моря, – вздохнула Кетрин. Ей тяжело было прощаться с родней, но теперь ее семьей был Эдвард и их будущий ребенок.
-- Эдвард не был против? Не считает, что это из-за твоих чувств к Коннору? – осторожно поинтересовалась мать, глядя на девушку.
-- Нет, он больше переживает о том, как его примут Донованы, – улыбнулась дочь. То, что муж не ревновал ее к прошлому, было одним из его достоинств в глазах Кетрин.
-- Джон рассказал им о скандале с Амелией, и об отношении света к Эдварду, – предупредила Мэри.
-- Анна ничего не говорила мне об этом, – пожала плечами Кетрин. – Они с Вэлом ждут нас. Вещи уже в пути. Завтра утром самолет.
-- Ты им как дочь, наверное, потому они снисходительны к Эду, – кивнула женщина. – Если бы Джон не любил так сильно Эми, он тоже простил бы вас.
-- Что о ней слышно? Мне даже не у кого узнать новости, – Кетрин не испытывала от этого дискомфорт, но о сестре хотела знать. Иногда ее посещали тревожные мысли, что Амелия может вернуться в ее жизнь и опять принести с собой неприятности. Морган до сих пор находил способы вредить бывшему другу, и Кетрин предполагала, что по науке своей любовницы. Отношения они так и не узаконили, насколько она знала.
-- Она в Лондоне, – ответила Мэри. Ее лицо помрачнело, Кетрин насторожилась. – Была тут всю зиму. Продала почти все свои дома. Морган остался в Европе. Говорят, у него теперь другая любовь.
Девушка только головой покачала. Каких-то полгода и уже расстались.
-- Она заходит к вам? – спросила Кетрин. Пусть она была обижена на сестру за все подлости, но сейчас искренне пожалела ее. Что-то подсказывало Кетрин, что Амелия так и не нашла того, кто излечил бы ее сердце от старых ран.
-- Нет, – ответила Мэри. – Она злится на меня за наши с тобой отношения. Считает, что мы ее предали. До Джеймса ей нет дела, а Джон не хочет ее видеть из-за скандала.
-- Когда-то это должно будет остаться в прошлом, – покачала головой Кетрин. – Возможно, за одним столом мы сидеть не будем, но просто общаться время от времени могли бы. Я готова простить ей ее подлость по отношению к нам с Эдвардом. Она могла бы простить его. А нас с тобой даже прощать-то не за что.
-- У нее свой взгляд на вещи, – Мэри вздохнула. – Надеюсь, она возьмется за ум и что-то сделает со своей жизнью. Пока что она тратит ее впустую.
-- Наверстывает упущенное, – усмехнулась Кетрин.
Женщины попрощались и расстались на время. Мэри пообещала звонить.
Кетрин вернулась домой и помогла мужу упаковывать сумки. На следующий день они оставили Лондон.
20
Супруги Донован встретили гостей радушно. Они стояли в гостиной своего дома, дожидаясь, когда те войдут. На улице шел дождь, так что церемонию приветствия решено было перенести в помещение. Дом Донованов был огромным и старинным, хранившим память о десятке поколений, проживавших здесь со времен основания. Построенный в начале семнадцатого века, он претерпевал многочисленные изменения под влиянием времени и моды. Одни части дома были достроены позднее, другие перестроены или обновлены, частично меняли крышу, оконные рамы, двери, перекладывали полы, но в целом имение семьи Донован оставалось неповторимым памятником культуры страны. Толстые серые внешние стены с маленькими окошками и большие окна во внутренние дворы. Галереи и оранжерея, парк вокруг и зеленые лужайки перед домом. Шпили крутых крыш, подвалы и колодец во внутреннем дворе. Более десятка спален, несколько гостиных, просторная кухня с отдельным выходом и двориком, огромный холл украшенный картинами и гобеленами. Жилище Донованов можно было бы по-прежнему называть замком, чем оно и было в начале своего существования, но позднее во время очередной перестройки здание лишилось башен и крепостных стен. Теперь это был просто старинный дом, просторный и уютный.
Чета Донованов была под стать своему жилищу. Носившая старинную фамилию, ведущая род от вельмож прошлого, но простая и открытая, как самые обычные люди, что жили в соседней деревушке. Мистер Валериус Донован, для всех просто Вэл, был мужчиной высоким и статным, типичным ирландцем. Бледнокожий, светловолосый с рыжиной, светлоглазый и добродушный весельчак. Потеря единственного сына сказалась на нем, но не подкосила. Мужчина смирился со своей судьбой и обратил всю любовь и заботу на жену, чтоб поддержать ее в сложное время. Миссис Донован ответила ему тем же, так они и справились с горем. Женщина была дочерью бизнесмена из Греции и англичанки, это отразилось в ее внешности. Невысокая, особенно рядом с рослым мужем, изящная, со смуглой кожей и роскошными волосами. Угольно-черные, вьющиеся, они сейчас были собраны на затылке. На открытом добродушном лице сияли любовью и нежностью светло-карие глаза. Они ждали Кетрин, как родители ждут родную дочь.
-- Кети, милая, как я рада тебя видеть! – начала миссис Донован с приветливой улыбкой.
Женщины обнялись. Потом гостью поприветствовал хозяин дома.
-- Не понимаю, как ты смогла стать еще красивее? – Вэл с напускной суровостью покачал головой, окидывая взглядом невестку.
Девушка рассмеялась и обняла его тоже. Эдвард наблюдал за ними, стоя чуть позади, и тоже не смог сдержать улыбки.
-- Это Валериус Донован, – представила родственника Кетрин, вспомнив о манерах.
-- Мистер Уилкинсон, – Вэл протянул руку гостю. На лице мистера Донована была учтивая улыбка, а в глазах искренний интерес. Он много слышал об этом молодом человеке, в последнее время много плохого. Но мужчина не спешил делать выводы прежде, чем сам во всем разберется. Пока гость казался ему вполне приличным человеком, стоял скромно в сторонке и наблюдал за своей красавицей женой. Вэл достаточно прожил на свете, чтоб отличить искренние эмоции от фальшивых. Парень, на его взгляд, был по уши влюблен в жену. В пользу этого говорило и то, что он согласился приехать в дом Коннора, к его родне.
-- Можно просто Эд, – ответив на рукопожатие, проговорил Эдвард.
-- Позвольте представить мою жену, – Вэл коротко кивнул и жестом пригласил гостя приблизиться к женщинам.
Эдвард подошел и пожал руку Анны.
-- Для вас уже готова комната, – засуетилась хозяйка, когда молодой человек выпустил ее маленькую смуглую ручку из своей широкой ладони. – Линда вас проводит. Багаж вам принесут, не волнуйтесь.
-- Нет, я возьму пару сумок, – категорически запротестовал Эдвард. Не дожидаясь одобрения хозяев дома, он поднял с пола чемодан, который сам принес из машины.
-- Мы теперь обходимся без слуг и не хотим изнежиться, пока гостим у вас, – попыталась объяснить порыв мужа Кетрин.
-- Похвально, – усмехнулся Вэл.
Эдвард, казалось, облегченно вздохнул и направился за горничной к лестнице на второй этаж.
-- Не удивительно, что он такой здоровяк, – шепнула Анна, взяв свою юную гостью под руку и следуя за мужчинами. – Приятный парень. Ты счастлива?
-- Да, впервые за долгое время, – вздохнула Кетрин.
-- Надо жить дальше, ты молодец, – миссис Донован по-матерински улыбнулась ей и похлопала по руке девушки.
По лестнице гости поднялись в компании горничной. Чета Донованов отправилась пить чай, пока гости будут освежаться после дороги и готовиться к ужину. Им хотелось, в числе прочего, поделиться впечатлениями об избраннике невестки.
Молодые люди, тем временем, попали в свою спальню и, когда весь их багаж тоже доставили туда, остались одни. Кетрин присела на кровать, пока Эдвард искал в сумках необходимые вещи.
-- Как они тебе? – спросила девушка, наблюдая за ним.
-- Приятные люди, – ответил муж, извлекая бритвенные принадлежности и чистую рубашку. Он не хотел ударить в грязь лицом перед новыми знакомыми, но больше переживал о том, чтоб соответствовать своей элегантной жене.
Кетрин не стала продолжать тему. Ответ ее удовлетворил, остальное покажет время. Ей хотелось, чтоб и муж, и Донованы составили мнение друг о друге сами. То, что Эдвард согласился сюда приехать, было уже само по себе важным поступком с его стороны. Кетрин не хотела давить на него или начинать разговор о Конноре. Муж и так понимал, что их отношения были прекрасными. Вместо разговоров о прошлом, Уилкинсоны обсудили свои дальнейшие планы. Они решили, что погостят у Донованов около недели, а потом арендуют домик у моря и займутся поиском постоянного жилья. После переоделись и спустились к ужину.
Несмотря на сплетни и нелестные отзывы мистера Уорда, Донованы судили нового мужа Кетрин беспристрастно. Проведя в обществе молодой пары несколько дней, Вэл высказал соображение, что Эдвард Уилкинсон не худший представитель современной молодежи. Анна тоже находила его довольно милым и не могла уложить в голове то, что рассказывал Джон Уорд. Кетрин на осторожные вопросы женщины отвечала сдержанно и объясняла все испорченностью сестры. К ее удивлению миссис Донован неожиданно поддержала эту версию. Анна, понимая, что между сестрами теперь не лучшие отношения, смогла, наконец, высказать свое мнение об Амелии. Оказалось, что младшая из сестер никогда ей не нравилась. Кетрин решила, что Анна, как женщина умудренная опытом, смогла разглядеть истинную сущность Амелии, в то время как все они считали девушку почти ангелом.
Так Донованы приняли в семью нового члена и уговорили пару продлить свое пребывание в их доме еще не несколько недель. Потом переезд оказался некстати из-за срока беременности Кетрин. Анна не желала отпускать ее, пока девушка не родит и не окрепнет после родов. Поиски дома тоже затянулись, все было или слишком дорогим, или малопригодным для жизни. Эдвард не мог найти постоянную работу, а на временную и низкооплачиваемую Кетрин его не отпускала. Она уверяла, что ее денег хватит на этот продолжительный отпуск, тем более что жизнь в доме Донованов им вообще ничего не стоила. Эдвард не спорил с беременной женой, помня о данном себе обещании. Вэл не давал ему заскучать и чтоб гость не свихнулся от безделья, предложил помочь в управлении бизнесом. Конечно, это было негласно, чтоб Джон Уорд продолжал спать спокойно. Эдвард оказался очень полезным помощником, и такое положение вещей было ему по душе. Он не должен был ездить в офис, носить костюмы и общаться с партнерами и подчиненными Вэла. Он просто помогал советом, изучал бумаги за стаканом коньяка в библиотеке хозяина дома, когда тот возвращался из города.
-- Морган продал мою фирму, – начал Эдвард, когда они с Кетрин поднялись к себе после ужина. – Вэл рассказал кое-какие интересные подробности. Обо мне уже почти забыли. Амелия тоже продала свою часть. Куда она девает все эти деньги, подумать только.
Кетрин прилегла, опершись спиной на подушки. Муж приблизился, сел на кровать и снял с ее изящных ножек туфли.
-- Анна как-то обмолвилась, что Амелия приезжала сюда, еще до нашей с Коннором свадьбы, – проговорила она задумчиво. – Я даже не знала об этом. Коннор никогда не рассказывал об их дружбе. А теперь я узнаю, что она его любила, приезжала сюда, вела себя, будто на что-то рассчитывает. Будто на ней он должен был жениться.
-- Если она забрала себе что-то в голову, то парню можно было только посочувствовать, – усмехнулся мужчина. Он бросил обувь на пол и опустил ступни жены на покрывало. Кетрин поблагодарила его и поманила к себе.
-- Теперь мне не так больно, как раньше, – со вздохом продолжала она. – Я даже допускаю мысль, что у них с Коннором что-то было. Может, она увлеклась им, он не смог ее оттолкнуть, дать понять, что ничего не будет. Она же не принимает отказов. А он любил ее как сестру. Почему только мне ничего не сказал?
-- Я тоже не сказал бы, – пожал плечами Эдвард, устроившись рядом с женой. Кетрин теперь носила просторные сарафаны и длинные кофточки, чтоб скрыть довольно большой живот. Следовать моде и выставлять свою беременность напоказ ей не хотелось.
Девушка повернула голову к мужу и вопросительно изогнула бровь:
-- Мужская солидарность?
-- Нет, здравый смысл, – усмехнулся муж. – Сама подумай, он любил тебя, хотел на тебе жениться, а тут Амелия со своими фантазиями. Чего бы он добился, рассказав тебе о ее поведении? Ты бы встала на сторону сестры, я тебя знаю.
-- Что? – возмутилась Кетрин, но Эдвард поспешил пояснить свои слова.
-- Ты бы стала сомневаться, стоит ли тебе выходить за Коннора. Ведь Амелии это было бы неприятно. Может, она и злилась на тебя из-за него.
Кетрин задумалась. Муж отвлекся от разговора, опустив лицо к ее шее и наслаждаясь моментом близости, когда они были одни, могли просто болтать, сидеть в обнимку, целоваться.
-- Ты говорил, что в ее вещах не нашлось ничего, что указало бы на того мужчину, от которого она забеременела, – неожиданно отвлекла мужа от сладких грез Кетрин. – Что были только наши фото, моя семья и Коннор.
Эдвард нахмурился.
-- Куда ты клонишь? Что твой бывший муж сделал твоей младшей сестренке ребенка? – мрачно спросил он.
-- Теперь это не звучит так дико, – ответила Кетрин глухо. – Это кажется наиболее вероятным.
-- Давай не будем об этом, – попросил Эдвард, взял жену за подбородок и развернул ее лицо к себе. – Выброси эти глупости из головы. Я уже жалею, что начал этот разговор. Вон куда тебя занесло. Фантазерка.
Он сурово покачал головой, потом приблизился и поцеловал девушку. Кетрин обняла его за шею и ответила на поцелуй. Муж очень быстро заставил ее забыть свои подозрения и вообще все, что не касалось их двоих. С каждым днем он все больше преуспевал в этом и вместо того, чтоб наскучить, становился все более желанным. Кетрин теперь хватало одного его хитроватого многозначительного взгляда, чтоб покрыться мурашками и зардеться, как школьнице.
На один вечер Эдвард сумел отвлечь жену от неприятных подозрений, но Кетрин время от времени возвращалась к ним и искала информацию. Девушка очень хотела найти опровержение своим догадкам, узнать, что Коннор был для Амелии просто другом. Анна помогала ей, не догадываясь, что именно ищет невестка. Кетрин получила в свое распоряжение старые альбомы с фотографиями, коробки с вещами бывшего мужа, которые со временем убрали подальше с глаз. В старой комнате Коннора остались только те вещи, которыми он пользовался в последние дни жизни. Кетрин все это знала, потому что сама помогала Донованам справиться с утратой. Ей тоже трудно было жить с ними и видеть каждый день то, что напоминало об утраченном счастье. Теперь та боль утихла, и она смогла опять погрузиться в воспоминания.
Эдвард не был рад занятиям жены, и если бы она не оставалась спокойной и беззаботной, непременно запретил бы ей эти поиски истины. Кетрин уверяла его, что просто хочет чем-то заполнить появившееся свободное время. Что неизвестность тяготит ее гораздо больше, чем самая горькая правда о бывшем муже. Оказалось, опасения Эдварда были не напрасны. Кетрин нашла, что искала, и огорчилась сильнее, чем думала.
В вещах, которые сразу после свадьбы были убраны из комнаты Коннора, девушка обнаружила старый ежедневник, куда бывший муж записывал важные встречи и прочие заметки. Это был тот год, когда мужчина сделал ей предложение. Это событие было отмечено в тетради, просто короткая запись: «Кетрин. Предложение». Рядом адрес ювелирного магазина, стоимость кольца. Сухие факты. Коннор записывал то, что считал важным, о чем не хотел забыть. Среди таких событий были частые встречи с кем-то под именем «А». Кетрин не трудно было догадаться, кто был этот человек. Если бы Коннор хотел просто пообщаться с Амелией, не назначал бы встреч, он видел ее в доме будущей жены. Вряд ли во время встреч они обсуждали предстоящую свадьбу. Окончательно сомнения развеяла фотография. Возможно, одна единственная из сохранившихся. Она была спрятана в обложке ежедневника и случайно выпала, когда девушка в сотый раз перечитывала записи бывшего мужа. На фото Амелия и Коннор стояли в обнимку, девушка целовала мужчину в щеку и, судя по всему, фотографировала их с вытянутой руки. Очень типично для Амелии, но не для Коннора. У Кетрин не осталось сомнений. Счастливые глаза сестры, знакомое выражение лица бывшего мужа. Явно не дружеские объятия. И все это в то время как она сама была такой же счастливой и так же обнимала его, только не тайком.
Кетрин оставила дальнейшие поиски и несколько дней провела в постели. Эдвард и Донованы настояли на визите доктора. Девушка согласилась и поддалась на уговоры мужа забыть эту историю и сосредоточиться на своей беременности. Весна подходила к концу. Кетрин готовилась к родам. Узнав, что дочь будет рожать в Ирландии, к Донованам приехала Мэри. Джон не был против ее желания быть рядом с дочерью в такое время. Мысль, что он станет дедом, смягчила его.
Счастливое событие случилось в первый день лета. Уилкинсонов стало трое, счастливый папа, радостная мама и беззаботный крохотный сынишка. Мэри и Анна не отходили от Кетрин, помогали ей в больнице и потом дома. В то время как Вэл и Эдвард праздновали, пробуя старинный виски из запасов хозяина дома. Казалось, ничто не могло омрачить жизнь людей, собравшихся в гостеприимном ирландском доме, что горести навсегда остались в прошлом.
пятница, 30 декабря 2016

читать дальше
16
Кетрин не знала, что происходило в гостиной после ее ухода. Остались ли Амелия и Морган на ужин или тоже уехали, после того, как добились своего. Что еще говорил отец, и как восприняла новость Мэри. Девушке все это было не интересно. Она поспешила к себе, уже в коридоре набирая на мобильном номер Эдварда. Он ответил сразу, после первого же гудка.
-- Где ты? – взволнованно спросила Кетрин, поднимаясь по лестнице.
-- Иду на станцию, – ответил мужчина. Должно быть, старался сохранять спокойствие, но девушка уловила в тоне волнение. – Я рад, что ты позвонила. Значит, у меня есть еще надежда.
Кетрин слышала в трубке шум ветра и дождя. Она взглянула на темное окно и поежилась, представив, каково там сейчас, в непогоду.
-- Я не верю, что ты способен на такое, – тут же ответила девушка. – Она все сочинила, Амелия умеет это.
-- Нет, на этот раз она сказала правду, – проговорил мрачно Эдвард.
-- Я не верю, – тише сказала Кетрин, отрицательно качая головой. К счастью, ей никто не встретился, и она могла не опасаясь обсуждать столь щекотливую тему.
-- Мне жаль, Кети, – произнес мужчина печально. – Если ты больше не захочешь меня видеть, я пойму.
-- Я хочу тебя увидеть и поговорить нормально, – твердо отвечала девушка. Она уже вошла к себе и, закрыв дверь, прижалась к ней спиной. – Скажи мне твой адрес, я приеду утром и мы все обсудим спокойно.
-- Я еще не знаю, где остановлюсь. Когда определюсь, пришлю тебе адрес, – пообещал Эдвард. – Но, может, лучше отложить? Встретимся, когда ты сможешь ходить.
-- Я могу ходить и хочу увидеться как можно скорее, – возразила Кетрин. – Я сейчас бы побежала за тобой, но не думаю, что это разумно. Ты же не сбежишь? Мы увидимся?
-- Конечно, я не сбегу, – усмехнулся мужчина. – Я рад, что ты так благоразумна и не побежала под дождь за мной следом, после того, как твой отец велел тебе забыть меня.
-- Ты слышал? – вздохнула девушка.
-- Не расстраивайся, – попросил Эдвард ласково. – Мы взрослые люди и мы решим все, если захотим. Я сообщу тебе адрес и буду ждать завтра. Если не сможешь выбраться из дома, позвони.
-- Что-нибудь придумаю, – пообещала Кетрин, радуясь, что он не строит из себя оскорбленного и отверженного. Они, в самом деле, были взрослыми людьми, и никто не вправе решать их судьбу за них. – Я люблю тебя. Мне все равно, что было у вас с сестрой.
-- Спасибо, Кети, – ответил мужчина дрогнувшим голосом. – Я тоже люблю тебя.
-- До завтра, – со вздохом проговорила девушка и, когда собеседник повесил трубку, отложила свой телефон.
Кетрин собирала вещи, когда к ней заглянула мать. Отправляясь в поместье, девушка взяла с собой всего один небольшой чемодан, в который уместила скромный гардероб. Миссис Уорд удивленно вскинула брови, увидев, как ее дочь вынимает из платяного шкафа свои кофты и укладывает в чемодан, лежащий на кровати.
-- Ты уезжаешь? – спросила женщина взволнованно. – В такой час?
-- Нет, я переночую, но завтра утром уеду, – спокойно отвечала Кетрин, не отвлекаясь от своего занятия.
-- Ослушаешься отца? – казалось, Мэри это удивило. Она подошла и села на кровать возле чемодана, чтоб видеть лицо дочери. Кетрин отметила, что глаза у матери покраснели и сама она бледнее и взволнованнее обычного.
-- Мне двадцать три года, – ответила девушка, стараясь говорить спокойно, без претензий, хотя и злилась немного.
-- Послушай, Кети, я понимаю, что ты сейчас расстроена, но сама посуди, разве Джон не имеет право возмущаться? Ведь Эдвард признал, что совершил этот ужасный поступок, – говорила Мэри, тоже держась в рамках и не повышая тон.
-- Вы с папой как всегда были ослеплены ярким выступлением Амелии и не обратили внимания на некоторые мелочи, – покачала головой Кетрин. – Я тоже не обратила бы. Еще зимой я, как и вы, выставила бы Эдварда ночью под дождь, услышав рассказ сестры, но теперь все иначе.
-- Ты сама ослеплена любовью, – заметила Мэри. – Увлечением, вспыхнувшей страстью. Нельзя руководствоваться одними только чувствами.
-- Папа так и делает, – печально улыбнулась девушка. – Он не обратил внимания на то, что Амелия рассказала это все только после того, как получила развод. В тот самый день, когда Эдвард оказался в такой сложной ситуации с его фирмой. Когда у него не осталось никого, кроме нас. Именно сегодня она должна была рассказать то, что случилось больше года назад. Так красочно, с отвратительными деталями, которые, по моему мнению, вы с отцом не должны были услышать ни при каких обстоятельствах. Ведь все это дело прошлое, а она разыграла эту карту только сейчас. Она даже мне не рассказала, когда я спрашивала, в чем причина ее ненависти к мужу. Нет, она ждала удобный момент. Тебе не кажется, что это слишком продуманно? Что это просто месть, холодный расчет?
-- Возможно, она имела на это право, – опустив взгляд, ответила Мэри. – Джон прав в одном, Амелия стала другим человеком, и вина за это на Эдварде. Ему и пожинать плоды своих грехов.
-- Я не могу оправдать его, я не слышала его версии, – по-прежнему сдержанно отвечала дочь. Она сложила в чемодан всю одежду, оставив только ту, что намеревалась надеть утром, и убрала его на пол.
-- Не поднимай тяжести, – поспешила ей на помощь женщина. – Ты не должна еще ходить.
-- Нет времени отлеживаться, – Кетрин села на кровать и вздохнула. – Я нужна Эдварду.
-- Отец выполнит свою угрозу, ты его знаешь, – предупредила Мэри
-- Нет, если мы поженимся, то действия папы против Эдварда ударят по мне тоже, – ответила на это девушка. – Лучше убеди его, что не стоит тратить время на преследование и месть. У вас с отцом своя жизнь, у нас с Амелией своя.
-- Он считает Эдварда предателем, – покачала головой женщина, хорошо изучив своего мужа за годы брака. – Джон ввел его в круг своих знакомых, ручался за него. Теперь он приложит все силы, чтоб тот больше не смог заниматься бизнесом в этой части страны, а возможно и на всем острове. Эдварда даже на работу служащим не примут в приличную компанию. Кети, подумай хорошо, прежде чем разрушать свою жизнь. Вы станете изгоями.
-- Я не вела светскую жизнь и прежде, – пожала плечами дочь. – Настоящие друзья не отвернутся от меня, большего мне не нужно.
-- А мы? Джон не простит, если ты ослушаешься и свяжешь свою судьбу с Эдвардом, – не отступала мать.
-- Амелия уехала? – сменила тему Кетрин, не желая больше спорить.
-- Нет, они остались переночевать, – ответила женщина.
-- Лучше тебе пойти к папе, – предложила Кетрин и поднялась с кровати. – Я приму ванну и лягу.
-- Кети, – Мэри взяла ее за руку, привлекла к себе и обняла, – что бы ни случилось, я твоя мать и я люблю тебя. Конечно, против Джона я не могу пойти, но поддерживать его войну не стану. Ты всегда можешь рассчитывать на мою поддержку и обращаться. Прошу, звони мне и не теряйся.
-- Я знаю это, мама, – улыбнулась Кетрин, тоже ласково поглаживая женщину по плечу. – Все будет как прежде, просто без званых обедов в кругу семьи.
-- Я буду держать тебя в курсе намерений Джона, – пообещала Мэри, отпуская дочь. – Надеюсь, ты не совершишь такую же ошибку, как твоя сестра.
После она ушла, пожелав Кетрин доброй ночи и попросив не сбегать не попрощавшись.
Утром девушка вызвала такси и попросила дворецкого отнести ее чемодан в машину. Только после этого спустилась, чтоб увидеть маму. Родители сидели в гостиной. Мистер Уорд читал газету, его жена разговаривала по телефону. Увидев Кетрин, она поспешила закончить свой разговор и подозвала ее. Отец даже не поднял глаз на девушку.
-- Я еду, машина уже ждет, – сказала Кетрин матери, когда та подошла.
-- Не останешься на завтрак? – опечалилась Мэри. – Амелия ест у себя, с нами за столом будет только Морган.
-- Я спешу, – девушка не стала уточнять, что ей одинаково претит мысль о присутствии в доме как сестры, так и ее подельника. – Еще много дел.
При этих словах мистер Уорд резко отбросил газету в сторону и одарил дочь негодующим взглядом.
-- Если ты встретишься с ним, я клянусь, я его в порошок сотру, – проговорил мужчина гневно. – По закону предъявить ему нечего, но я могу и так найти причину, чтоб засадить этого скота в тюрьму.
-- Это твое право, – гордо вскинув подбородок, невозмутимо отвечала Кетрин. – Я выйду за него замуж и буду женой заключенного, в таком случае.
-- Кетрин Уорд, я предупреждаю тебя! – мужчина поднялся и направился к ней.
Мэри начала бледнеть и встревоженно поглядывать на дверь. Там ждал Мартин на случай, если потребуется его появление. При слугах мистер Уорд не стал бы скандалить.
-- Мое имя Донован, папа, – оставаясь на месте, отвечала девушка. Потом она повернулась к матери и улыбнулась. – Увидимся, я позвоню.
Миссис Уорд обняла ее и Кетрин поспешно ушла. Мужчина остался в двух шагах от жены, взбешенный поведением дочери.
-- Ты невыносим, – фыркнула Мэри, возвращаясь на диван.
-- О, вы еще не знаете меня, – угрожающе проговорил Джон и вышел.
Кетрин добралась до города и отвезла свои вещи в дом родителей. Пока они оставались в поместье, девушка могла найти себе собственное жилье и перевезти вещи. Пока же она оставила не разобранный чемодан в своей комнате, приняла душ, переоделась и поехала по адресу, присланному Эдвардом вчера ночью.
Такси остановилось перед небольшой гостиницей. Район был приличный, но здесь в основном жили представители рабочего класса, а в отелях чаще останавливались приезжие из деревни или экономные туристы. Хозяева предлагали за умеренную цену скромные комнаты и завтрак. Часть окон выходила на дорогу, часть во двор возле дома. Девушка вошла в холл и поднялась на третий этаж по узкой лестнице, чтоб найти нужный номер. Дверь открыли не сразу. Эдвард был заспанный и одевался наспех.
-- Прости, я должна была позвонить, прежде чем заявиться, – начала Кетрин, когда мужчина посторонился, пропуская ее в номер. Он закрыл дверь и запер ее. Потом последовал за девушкой.
-- Ты же знаешь, я не люблю церемонии, – ответил Эдвард с улыбкой. – Привет, – добавил он, когда девушка перевела взгляд с обстановки на него.
Комната была небольшой, между кроватью и стеной осталось место, чтоб пройти только одному человеку. Кроме кровати имелся стенной шкаф с раздвижной дверью, узкий стол у единственного окна, и стул, возле него. На полу у шкафа стояла спортивная сумка, на столе лежал ноутбук и телефон хозяина комнаты.
-- Привет, – ответила Кетрин, повернулась к мужчине и тоже улыбнулась. – Поговорим здесь, или пойдем куда-то позавтракаем?
-- Если ты хочешь есть, – ответил Эдвард. Он был в джинсах, свободной футболке и босой. Светлые волосы растрепаны, на щеках едва заметная щетина.
-- Ты спал? – вздохнула девушка, все же жалея, что не позвонила перед приходом.
-- Да, вчера пока добрался до станции, пока доехал, – рассказывал он, опустившись на край разобранной кровати. – Хорошо, что хозяин этой гостиницы еще не спал. Впустил меня, хотя было уже четыре утра.
-- Расскажи мне о вчерашнем дне, – попросила Кетрин. Она тоже села рядом и взяла его за руку. – Что случилось? Я так ничего и не знаю.
-- Отец не рассказывал? – уточнил Эдвард, и, когда девушка отрицательно мотнула головой, продолжил. – Утром в понедельник мы поехали к адвокату. Он хотел видеть нас, потому что Амелия все же решила внести некоторые корректировки в условия расторжения брака. Без нашего присутствия дело было не решить. Я на все согласился и все подписал, – он горько усмехнулся и покачал головой. – Придурок, как же я не понял, что Морган ведет двойную игру.
-- О чем ты? – насторожилась Кетрин, сжав его руку, чтоб поддержать.
-- Он был моим другом, – ответил Эдвард после недолгой паузы, должно быть решал, с чего начать. – Мы росли вместе. Он был в приюте как белая ворона. Ему часто доставалось от других ребят. Я тогда не был очень сообразительным, да и сейчас тоже.
Он испустил смешок.
-- Надо было задуматься, почему его все так достают и постоянно колотят. Я же просто пожалел парня и взял под свою защиту. Потом, конечно, понял, за что Моргану всегда доставалось. Он был тем еще засранцем. Когда понял, что я его не дам в обиду, начал сам задираться, хвастать, одно время даже воровал. Так, по мелочи, но я от него не отступился и занялся воспитанием. Сам пару раз поколотил, так что он поумнел. Кто же знал, что это ненадолго?
-- Ты это имел в виду тогда? – вспомнила слова мужчины Кетрин. – Когда я была с ним на свидании?
-- Не помню, а что я говорил? – взглянул на нее Эдвард.
-- Не важно, рассказывай, – отмахнулась девушка, вдруг вспомнив свое поведение в тот вечер и не желая, чтоб и он вспомнил его.
-- Мы дружили десять лет, – продолжал Эдвард, опять погрустнев. – Я думал, это что-то значит для него. Были как братья в приюте. Решили, что когда станем совершеннолетними, будем и дальше держаться друг друга. Но вышло иначе. Он стал таким вот, как сейчас. Красавчик, с очень большим самомнением. Все девушки в округе сходили по нему с ума. Покинув стены приюта он сразу отправился к одной из них. Потом, конечно, бросил ее, как остальных, которых благополучно использовал. Нашел богатую леди, старше него, вдову. Она и обеспечила его безоблачное будущее. Мы перестали общаться и расстались на время.
-- А потом ты встретил его в Сингапуре? – спросила Кетрин, с легкостью поверив в рассказ Эдварда. Как же иначе мог сирота, выросший где-то в глуши, стать таким светским львом.
-- Да, я был богат, вот он и зацепился за меня опять, – ответил мужчина. – Я, конечно, не знал тогда истинных мотивов. Он наплел с три короба, про путешествия, свое состояние, доставшееся после развода с очередной богачкой-женой. Я не проверял его счета. Зачем мне было это делать? Он же очень подробно расспрашивал о моей жизни, и когда узнал, что я теперь бизнесмен и живу в Лондоне, вдруг решил вернуться на родину. Одним словом, он опять втерся ко мне в доверие, и я глазом не успел моргнуть, как доверил ему самое сокровенное, историю своего злосчастного брака.
-- Так он все знал?! – изумилась Кетрин. – Все это время он знал об Амелии и тебе. Про ту историю?
-- Да, он знал все и принял мою сторону, – кивнул Эдвард. – Убедил в том, что поддерживает меня, что знает женщин, как никто другой, и все они шлюхи, как одна. Я очень легко с ним согласился. У меня больше не было, кому рассказать, с кем поделиться этим кошмаром, в котором мы с Амелией жили. А Морган был почти как брат.
-- Зачем ты познакомил их? – спросила девушка. – Если он был так падок на женщин, а они на него?
-- Именно поэтому, – усмехнулся Эдвард. – Правильно говорят: "не рой яму другому". Я хотел, чтоб он помог мне избавиться от нее с наименьшими потерями. Соблазнил бы ее и она осталась бы ни с чем.
-- Так они были любовниками или нет? Я запуталась, – Кетрин пыталась сопоставить то, что знала, с тем, что рассказывал ей Эдвард.
-- Думаю, да, – пожал плечами он. – Амелия оказалась хитрее. Хотя нет, все же Морган обставил нас обоих. Воспользовался тем, что мы ненавидим друг друга и начал морочить голову нам обоим. Мне, во всяком случае, он рассказывал о ее любовниках и планах мести. Но сам сдал меня, ведь я тоже не вел жизнь монаха. Все усложнилось. Я не мог довести до суда, у нее были доказательства моих измен. Но и ей он не дал устроить скандал, пока ему это было не на руку.
-- Зачем они просили меня морочить тебе голову? Что это изменило бы? – рассуждала сама с собой девушка.
-- Они просили тебя? – удивился Эдвард, взгляну на нее. – А ты что?
-- Как что?! Конечно, я отказалась участвовать в их интригах! – возмутилась Кетрин. – Как только поняла, что они сговорились и что-то замышляют, я уехала от вас. Жалею, что не рассказала тебе сразу. Но я была зла на вас всех. Устроить подобную мелодраму, еще и вмешать посторонних.
-- Морган знает меня как никто другой, – глядя на нее, проговорил Эдвард, но на этот раз без злости и горечи, скорее наоборот. – Он успел неплохо тебя изучить, пока пытался соблазнить. Он понял, что если кто-то и сможет повлиять на меня, то такая женщина как ты. Что стоит тебе захотеть, и я буду твоим.
-- Почему? – опешила Кетрин. Она слышала нечто подобное, но из уст сестры, а не Моргана. Хотя, что стоило им основательно подготовиться, прежде чем сделать ее частью их плана?
-- Ты не поддалась его чарам, – просто ответил мужчина. – Я как-то в шутку сказал ему, что если и женюсь, то только на той, которая отошьет его. Оказалось, такая женщина все же есть и моя шутка была отчасти пророческой.
-- Я была недалека от того, чтоб связать свою судьбу с ним, – призналась девушка, не желая, чтоб о ней думали лучше, чем она была на самом деле. – Если бы он приложил еще немного усилий, если бы не все эти заговоры и их странная дружба с Амелией…
-- Если бы не это все, он был бы другим человеком, – покачал головой Эдвард. – Ты держала его на расстоянии слишком долго, а он не привык к такому. Если девушка сразу не ложится к нему в постель, он не тратит на нее время.
-- Они выбрали удобный момент и оставили тебя без ничего, – поняла Кетрин. Все встало на свои места. – Из-за меня ты согласился на уступки, Амелия надавила еще, зная, что ты пойдешь и на это. А Морган подставил тебя на фирме.
-- Да, Амелия поняла, что я пойду на все, чтоб развестись, – кивнул Эдвард. – Я надеялся, что она удовлетворится половиной. Морган заверил меня, что она не потребует акции. Еще бы, зачем ей они? Все счета заморожены. Моей фирмы больше нет.
-- Из-за меня, все это по моей вине, – Кетрин отвернулась к окну, стараясь сдержать слезы. Ей очень не хотелось сейчас плакать, хотелось быть сильной, помочь хоть как-то, а не самой нуждаться в утешении.
-- Да, ты виновата в том, что я теперь свободен, и, наконец-то, счастлив, – проговорил мужчина, обняв девушку одной рукой за талию и приблизив лицо к ее затылку. – Если бы не ты, я сейчас жил бы под одной крышей с женщиной, которую едва мог видеть, и которая ненавидела меня больше всего на свете. А еще у меня был бы подлый друг, и работа, уже стоящая поперек горла. Да, я разорен и под подозрением, но ни о чем не жалею. Если это цена, которую я должен был заплатить, чтоб ты сейчас была здесь, я заплатил бы ее снова.
-- Мама сказала бы сейчас, что ты просто ослеплен страстью, – с улыбкой отвечала Кетрин. Плакать вдруг совершенно расхотелось. Она повернулась, лицо мужчины было в каких-то сантиметрах. Она опустила взгляд на его губы. Он приблизился и поцеловал ее, прижимая к себе крепче. Кетрин обвила его шею руками, отвечая на поцелуй.
Все проблемы на время отошли на второй план. Молодые люди поспешно освободились от одежды и опять вернулись на кровать. Кетрин не удержалась от того, чтоб рассмотреть своего любовника внимательней. Девушка в который раз убедилась, что одежда только портит его, скрывая под собой внушительную мускулистую фигуру. У мужчины были хорошо развитые мышцы на руках и груди, плоский живот с заметным рельефом пресса, и совсем немного светлых волос. У Эдварда была светлая кожа, но все же на фоне бледной кожи самой Кетрин казалась темнее. Длинные стройные ноги, тоже мускулистые, как и торс. Мужчина был развит гармонично и явно занимался своей фигурой.
-- Не хочешь поработать натурщиком в моем университете? – спросила девушка, с большим трудом отводя взгляд от точеных форм своего любовника. – Я могла бы договориться.
-- Много платят? – усмехнувшись, поинтересовался Эдвард. Сам он тоже не скучал, но предпочитал рассматриванию тактильный контакт. Его пальцы скользили по гладкой прохладной коже девушки, повторяя линии ее плеча, округлость небольшой груди, талии и, осмелев достаточно, скользнув ниже.
-- Смотря сколько народа захочет тебя изобразить, – ответила Кетрин, тоже протянув руку и погладив его твердую быстро вздымающуюся грудь. – Но я предложила не как заработок, а потому что прятать такое тело просто преступление.
Она улыбнулась, чувствуя его пальцы у себя на животе. Они опять заскользили вверх, вызывая мурашки на коже. Эдвард очертил кончиками пальцев ее грудь, словно ненарочно коснулся самой чувствительной ее части, а потом, взял девушку за затылок и привлек к себе. Кетрин подалась к нему и прижалась всем телом к телу Эдварда, чувствуя, какое оно горячее. Он накрыл ее губы губами, заставляя все лишние мысли покинуть голову девушки. Кетрин не имела ничего против, посчитав, что болтать, имея в распоряжении такую красоту, если и не преступление, то глупость.
17
Выйдя из душа, Кетрин нашла Эдварда мирно спящим в ворохе смятых простыней. Девушка постаралась двигаться тихо, чтоб не разбудить его снова. Она сняла полотенце, обмотанное вокруг тела, и начала одеваться. Потом привела в порядок волосы и покинула номер, прихватив ключ с собой. Кетрин решила сходить за едой, пока ее возлюбленный отдыхал. Она неспешно прогуливалась по оживленному кварталу, присматривая более-менее приличное кафе, чтоб заказать там еду на вынос. Город уже давно проснулся и жил своей обычной шумной жизнью. Прохожие торопились мимо, туристы и гости столицы осматривали достопримечательности, торговцы раскладывали на выносках свой товар.
Кетрин же была погружена в свои собственные мысли, вспоминая разговор с Эдвардом и события предыдущих дней. Она не опасалась, что ее встреча с мужчиной как-то навредит ему. Конечно, Джон Уорд сделает все от него зависящее, чтоб Эдвард не нашел в Лондоне приличной работы, но вряд ли станет следить за Кетрин и пытаться разлучить их при помощи физического вмешательства. Отец девушки был джентльменом и дорожил своей репутацией, а потому она со спокойным сердцем приехала сегодня в отель к Эдварду и провела с ним время. Больше ее волновало будущее, их дальнейшая совместная жизнь. Она не знала, захочет ли мужчина уехать из Лондона и поселиться где-нибудь в другом месте, возможно в деревне или небольшом городке? Согласится ли жить за ее счет, на те средства, что остались ей после смерти Коннора? Что-то подсказывало, что такой как Эдвард, человек, привыкший к самостоятельности и независимости, вряд ли порадуется ее идее. На этот случай у нее было другое предложение. Они оба могли устроиться на работу и жить как все, снимать небольшую квартирку в районе попроще. Девушка готова была пойти на такой шаг, отказаться от своей прежней жизни и привычек ради Эдварда. Последние дни показали ей, что для счастья нужно не так уж много. Даже сейчас, после всех волнений и скандала, с последующим разрывом с семьей, она чувствовала себя спокойно и на своем месте. У нее был тот, ради кого жить, к кому стремиться, и кого любить, отдавая себя всю без остатка. Внезапно вспыхнувшая страсть не ослабевала, влюбленность не проходила, она не жалела ни о чем, и была полна планов на будущее.
Остановив выбор на китайском ресторане, Кетрин вошла в зал и заняла один из столиков. Девушка сделала заказ и пила кофе, пока его готовили.
Вернувшись, она нашла Эдварда по-прежнему спящим. Она выложила коробки с едой на столик и приблизилась к мужчине.
-- Эдвард, – тихо позвала она, коснувшись его плеча.
Мужчина сразу проснулся и, увидев девушку, улыбнулся.
-- Я что, уснул? – удивленно спросил он, осматриваясь по сторонам и опять переведя взгляд на нее. – Вот черт. Как глупо.
-- Перестань, я все понимаю, – Кетрин сидела рядом, глядя на него ласково. – Тебе нелегко пришлось вчера.
-- Я сейчас умоюсь и сходим куда-нибудь, поедим, – садясь в постели, предложил Эдвард.
-- Я уже купила нам завтрак, – виновато улыбнулась Кетрин. – Китайская еда, будешь?
Мужчина перестал выпутывать ноги из плена простыней и опять посмотрел на девушку. Потом протянул руку, потрогал ее и отрицательно покачал головой.
-- Вроде бы настоящая, – констатировал он и усмехнулся.
-- Да, трудно поверить, сходила за едой для нас, после того, как моя сестра при моей поддержке тебя разорила, – проговорила Кетрин. Она встала и начала расставлять на столе еду.
-- Сам виноват, нельзя быть таким наивным, – отмахнулся Эдвард, уходя в ванную.
-- Мне хотелось бы узнать, что на самом деле произошло между тобой и Амелией, – спросила Кетрин, когда они уже сидели за столом. Эдвард вымылся и надел простой наряд, состоявший из джинсов и пуловера. Услышав вопрос, он вздохнул и ответил спустя некоторое время.
-- Я не хотел бы рассказывать тебе это, – сказал он, взглянув на девушку печально. – Получится, что я оправдываю себя, а я не считаю, что имею право оправдываться.
-- Я просто хочу знать, что было, – успокоила его Кетрин с мягкой улыбкой. – Не нужно подробностей, только факты. Я помню, что ты часто к нам наведывался. Был очень мил, вежлив. Осыпал Амелию подарками и выполнял все ее прихоти. Мне казалось, что она счастлива. Что произошло? Почему она плакала на свадьбе? Как дошло до того, что ты… применил силу?
Эдвард медленно ел, выуживая лапшу из своей коробочки парой специальных палочек.
-- Я не знаю, почему она плакала в тот день, – ответил он, глядя на еду, словно избегая взгляда Кетрин. – Но с этого все началось. Или со свадьбы. Вернее, после свадьбы она стала другой, будто ее подменили.
Кетрин кивала, не сводя с него глаз.
-- Конечно, прежде мы и виделись немного, – продолжал он. – Всегда на людях, на приемах, среди родни, ее друзей, в опере, на скачках, на прогулках. Всегда рядом был кто-то еще. Я поцеловал ее впервые в день, когда предложил выйти за меня. Она тогда ответила очень… пылко, я бы сказал. Согласилась на предложение и опять все стало, как было. Мы были среди людей, разве что за руки могли держаться. Правда, сейчас я знаю, что она не хотела сближаться, поэтому и находила предлоги, чтоб мы были как можно реже наедине. Я не давил, я понимал, что ей всего двадцать один, что она невинная и кто знает, были ли у нее вообще романы.
Тут Кетрин сама задумалась, вспоминая то время. До ее помолвки с Коннором у Амелии не было ни с кем отношений. Кетрин воспринимала это как норму, ведь сама не завязала серьезных отношений, а сестра была младше. Что было после отъезда старшей сестры, осталось тайной. Судя по словам Эдварда, Амелия действительно была невинной девушкой, не имея опыта отношений.
-- Но если до свадьбы она была веселой, то после стала словно тень прежней, – рассказывал мужчина, отставив полупустую коробку. – В первую брачную ночь я не тронул ее. Она все плакала и мне даже не пришло в голову о чем-то просить ее. Утром она извинилась и сказала, что просто скучает по родителям. Но вечером все повторилось. Мы были на курорте, так что я дал ей возможность поплакать наедине. Тогда я еще на что-то надеялся, ломал голову, что с ней. Считал, что виноват, раз не могу ее утешить и заставить забыть прошлую жизнь. Не придумал ничего лучше, чем купить ей украшения. Это помогло, она оживилась. Мы отдыхали, плавали в океане, любовались красотами острова, но ночами она запиралась в нашей спальне и просила дать ей еще ночь.
Кетрин удивленно подняла брови.
-- Когда она все же соизволила исполнить свой супружеский долг? – спросила она холодно, злясь на сестру и догадываясь, что произошло позднее, когда мужчине надоело ждать.
-- Никогда, – издав что-то среднее между смешком и фырканьем, ответил Эдвард. – Две недели на острове она то плакала, то пряталась. Я не так одержим сексом, чтоб настаивать, если женщина не хочет. Но меня тяготило другое. Я начал понимать, что ничего хорошего из моего брака по расчету не выйдет. Что Амелия не любит меня и будет избегать, как только можно. Меня злила вся эта глупая ситуация. Что я просчитался, раз она вышла за меня, не чувствуя ничего, даже симпатии. Она не хотела даже попробовать, дать мне шанс доказать, что я заслуживаю внимания.
Он перевел дыхание, возвращая утерянное спокойствие, и даже улыбнулся Кетрин. Та хмурилась, но на его улыбку ответила.
-- Я знала, что не зря заступаюсь за тебя, – сказала она. – Насилие не оправдать, но она не просто невинная жертва. Она виновата не меньше.
-- Она была беременна и потеряла того ребенка из-за меня, – не спеша соглашаться с ней, добавил Эдвард.
Кетрин ахнула, пораженная его словами. Только что она убедила себя, что ее сестра была невинной до свадьбы, как вскрылась новая тайна. Все указывало на то, что она совершенно не знала Амелию.
-- Я так и не узнал, кто был отцом, – продолжал Эдвард, поглядывая на девушку виновато. – Но она его очень любила, судя по истерике, что случилась с ней после выкидыша. Не будь так, она радовалась бы, что потеряла нежеланного ребенка. Но Амелия сначала впала в ярость, а потом в депрессию.
Кетрин ничего не говорила. По ее лицу Эдвард не мог понять, что девушка чувствует сейчас. Кивком она попросила продолжать, как видно стараясь справиться с эмоциями.
-- Я перевернул весь дом, все ее вещи, – рассказывал мужчина. – Прочитал все письма и переписку в интернете, но так и не узнал, кто был этот мужчина. С кем она спала, собираясь за меня замуж. Тогда я и наткнулся на все эти материалы о ядах, опасных лекарствах, и способах убийства, замаскированных под несчастный случай. Твоя сестренка и ее любовник, как видно, планировали избавиться от меня после свадьбы. Мы не составили брачный контракт, и завещания у меня не было, она получила бы все. Но я случайно нарушил все их планы.
-- Я не верю, – отрицательно мотала головой Кетрин. В ее глазах заблестели слезы. – Она не могла планировать такое. Убить тебя, чтоб завладеть деньгами. Эдвард, это не может быть правдой, скажи, что это просто твои домыслы, прошу.
-- Хорошо, согласен, прямых доказательств нет, – отступил мужчина, не желая спорить с ней. – Факты таковы: она вышла за меня беременной, судя по сроку, это случилось незадолго до свадьбы, она меня не любила, вообще терпела с трудом, в то же время она очень подробно изучала всевозможные способы убийства. Кетрин, она прямо так и вводила запрос в поиске: "яд, который не определит анализ после вскрытия".
-- И никаких следов ее любовника? – поспешно вытирая щеки кончиками пальцев, спросила девушка. – Это он мог заставить ее, как-то шантажировать. Если она так любила его, могла и послушаться. Молодая девушка, в руках мерзавца.
-- Нет, ни слова о другом мужчине, – вздохнул Эдвард. – Ничего, что могло привести к нему. Она общалась только с подругами, родителями, тобой и твоим мужем и все. Только ваши фото были в ее компьютере, переписка с вами.
-- Но ведь она была беременна, он должен существовать, – не понимала Кетрин.
-- В минуты отчаяния, когда я узнал, что Морган предал меня и все это время был с ней в сговоре, я начинал подозревать его, – признался Эдвард. – Но это очень смелое предположение. Я уверен, что Морган в то время был очень далеко и с Амелией знаком не был.
-- Больше подозревать некого, – ухватилась за эту мысль Кетрин. – Возможно, именно он и заставил ее выйти за тебя. Знал, что ты благороден и не будешь давить на нее. Чтоб подозрение не пало на него, он сделал так, чтоб ты решил, будто он в другой стране, и там уже давно.
-- Доказать это нельзя, – покачал головой Эдвард.
-- В это я хотя бы могу поверить, – вздохнула Кетрин, потрясенная рассказом и не виня мужчину за то, что он так долго скрывал это от всех. Ее родителей такая новость могла бы и убить. Знать, что твой ребенок хладнокровный убийца и лицемер, что может быть страшнее для человека?
-- Это все позади, Кети, – ласково проговорил мужчина, наклонившись к ней и взяв за руку. – Они получили, что хотели и, я надеюсь, удовлетворены.
-- Неужели ты не хотел отомстить ей? Почему не рассказал все? – спросила девушка, глядя на него с сочувствием и тревогой. – В тех обстоятельствах твой поступок по отношению к ней не осудили бы так, как сейчас.
-- Я понял свою ошибку, когда было уже поздно что-то менять, – вздохнул Эдвард. – Да, я был зол на нее за обман и притворство, но доктор решил, что ребенок мой и я просто не смог в тот момент устроить сцену. Чувство вины за его гибель давило на меня. Амелия тоже промолчала, все ее мысли были сосредоточены на потере. Потом до нас дошла новость о смерти твоего мужа. Кем был бы я, устроив скандал в твоей семье, когда она только что пережила трагедию? Амелия тоже была убита горем. Все свалилось одновременно, и она просто стала другим человеком. Невинная крошка, за которой я ухаживал, в эти недели преобразилась в исчадие ада. Джон несправедлив, обвиняя меня в этом перерождении. Амелия стала такой из-за него, того мужчины. Ведь он, в конечном счете, бросил ее.
Кетрин кивала, соглашаясь со всем, но на последнем факте удивилась.
-- Кем бы он ни был, она не виделась с ним и не общалась, – пояснил свою догадку Эдвард. – Напротив, она заявила, что не даст мне развод, что теперь я ей должен. Я не стал спорить, потому что до чертиков устал от этой грязи.
-- Ты мог рассказать мне, когда я поселилась у вас и пыталась выяснить, что случилось с вашим браком, – заметила девушка тихо. Она сидела, скрестив руки на груди и глядя на свои колени. Воспоминания о тех черных днях, когда умер Коннор, отозвались в груди тупой болью.
-- Я не знал тебя, – не пытаясь больше прикоснуться к ней, ответил Эдвард. Он поднялся и отошел к шкафу, неожиданно решив собрать вещи в свою дорожную сумку. Их было не так много, несколько пар джинсов, кофты, белье, бритвенные принадлежности.
-- Где остальные твои вещи? – спросила Кетрин, наблюдая за его действиями.
-- Не знаю, наверное, уже на свалке, – ответил он, не оборачиваясь.
-- В каком смысле? – не поняла девушка.
-- Я забрал только то, что было нужно, – просто ответил он. – Возвращаться нет никакого желания, а адреса, куда она могла бы их отправить, у меня, нет. Да и не нужны мне эти костюмы больше.
-- Я поеду и заберу всё, – проговорила Кетрин, считая поведение Эдварда легкомысленным в сложившейся ситуации.
-- Не нужно, зачем? – посмотрел на нее печально мужчина. – Хочешь с ней встретиться? Думаешь, хорошая идея?
-- Она моя сестра, – ответила на это девушка. – Младшая. Как-нибудь справлюсь. И потом, я могу себя контролировать, так что не волнуйся, в волосы ей не вцеплюсь.
-- О, я не об этом волновался, – усмехнулся Эдвард.
Кетрин поднялась и, взяв со стола свою сумочку, приблизилась к нему.
-- Это моя семья, я все равно не смогу вычеркнуть их из моей жизни и продолжать жить, будто ничего не произошло, – сказала она, глядя ему в глаза.
-- Кети, – он обхватил ее за талию и привлек к себе, – прости, что я так усложнил ее. Поверь, я отдал бы полжизни, чтоб вернуть время и не сделать этой ошибки.
-- Не будь тебя, Амелия вышла бы за кого-то другого, чтоб скрыть последствия своей связи, – вздохнула Кетрин. – Так или иначе, она заставила бы всех нас переживать из-за нее. Но вот тебя бы не было в моей жизни. Теперь я с трудом могу себе это представить.
-- До сих пор не верю, что это не сон, что ты любишь меня, – улыбнувшись, проговорил мужчина, склонился и коснулся губами обнаженной шеи девушки. – Я не достоин и твоего мизинца. Ты благородная леди, из такой знатной семьи, образованная, воспитанная. А я теперь не могу похвастать даже богатством, единственным достоинством, которое у меня было.
-- Какая чушь, – усмехнулась Кетрин, обхватив его талию и положив голову на плечо, чтоб ему удобней было покрывать ее шею маленькими нежными поцелуями. – Ты прекрасно знаешь, что у тебя и без денег масса преимуществ. Пусть ты не такой самодовольный павлин, как Морган, но цену себе ты знаешь.
-- Все равно приятно послушать комплименты, – с коротким смешком ответил Эдвард.
Девушка немного отстранилась и прищурилась, глядя на его лицо.
-- Я не знаю, в чем причина моей заинтересованности, – проговорила она со всей серьезностью. – Ты не роковой красавец, да и манеры неважные, не умеешь вести себя в приличном обществе, всегда в компании каких-то стариков или детворы, много работаешь, костюмы на тебе, как на корове седло.
Она засмеялась, глядя на вытягивающееся несчастное лицо мужчины, слушающего так много "комплиментов" сразу.
-- Но, – хитровато улыбнувшись, продолжала она, – стоило мне перестать воспринимать тебя только как мужа моей сестры, как я поняла, что ты нравишься мне гораздо больше, чем должен был бы. Что я только и думаю о тебе и реагирую на твои прикосновения совершенно непостижимым образом. Я, всегда такая сдержанная и рассудительная, начала мечтать о поцелуях и прочей чепухе.
Эдвард улыбнулся и облегченно вздохнул. Кетрин обвила его шею руками и поцеловала, решив, что с визитом к сестре можно и повременить.
воскресенье, 04 декабря 2016

читать дальше
13
Погода немного испортилась к концу первой недели, прошедшей со дня празднования. В пятницу усилился ветер, а в субботу небо затянули тяжелые черные тучи и вскоре начался дождь. Утром в воскресенье сад и дорожки вокруг дома были мокрыми, так что жителям загородного дома Уордов не осталось ничего, кроме как сидеть в четырех стенах. Каждый коротал досуг на свой вкус. Джон занимался делами, сидя в своем кабинете, его жена ухаживала за растениями в оранжерее, их сын Джеймс проводил время в своей комнате, играя в компьютерные игры или читая. Все остальные понемногу разъехались, остались только Уилкинсоны, их прислуга и Кетрин, которая не могла бы уехать, даже если бы очень захотела.
Девушка по-прежнему не могла передвигаться без посторонней помощи. Доктор предупредил ее о том, что если она начнет ходить раньше, чем истечет необходимый срок, то вывих может повториться. Каково бы ни было ее желание избавиться от опеки, но оно не пересилило здравый смысл.
В воскресное утро она сидела у окна в своем любимом кресле, до которого допрыгала на одной ноге от кровати. Девушка пыталась читать, но сосредоточиться на сюжете было непросто. Ее собственная личная жизнь вдруг стала гораздо увлекательней любого романа. Кетрин не могла выбросить из головы то, что узнала от младшей сестры, а из сердца чувства, возникшие к ее мужу. И то и другое будоражило ее в равной степени. С одной стороны Кетрин было очень жаль сестру, пережившую что-то тяжелое, изменившее ее и озлобившее. С другой, она не могла до конца верить Амелии, потому что свои собственные чувства убеждали ее в обратном. Кетрин успела узнать Эдварда, и он был не таким ужасным человеком, каким пыталась представить его сестра. Одним словом, Кетрин запуталась.
Стук в дверь отвлек ее от чтения. Девушка отложила книгу и попросила входить. Это была Мэри. Одетая изыскано и с неизменной теплой улыбкой на красивом лице, она приблизилась и, взяв себе стул, села напротив дочери.
-- Ну как ты? – спросила она. – Из-за погоды не болит?
-- Нет, – тоже улыбнувшись, ответила Кетрин. В приоткрытое окно проникал свежий воздух, наполненный запахом влажной листвы и шумом моросящего дождя.
-- Хорошо, – довольная этим обстоятельством, проговорила Мэри. – Еще неделька и сможешь бегать. Не устала еще сидеть здесь взаперти? Ты на воздухе не бываешь. Бледная стала, моя бедняжка.
Женщина покачала головой, рассматривая юное личико дочери. Кетрин, в самом деле, немного похудела и стала бледнее, а под глазами залегли тени.
-- Давай, я позову Эдварда, и он отнесет тебя вниз, – предложила беспечно Мэри. – Посидишь на террасе под навесом. Мы устраиваем там чаепития. Засиживаемся допоздна.
-- Он с вами? И Амелия? – уточнила Кетрин.
-- Да, представь себе, – усмехнулась Мэри. – Конечно, поначалу они приходили по очереди. Один пришел, другой ушел. Я всегда зову Эдварда к нам с Джоном, иначе он тоже из своей комнаты не выйдет. Когда присоединялась Амелия, он почти сразу находил предлог, чтоб уйти. Даже Джон уже понял, что они на пороге развода, но пообещал мне не вмешиваться. Хотя теперь бывает, что они оба сидят с нами. Только тебя не хватает.
-- Да нет, зачем? – отмахнулась Кетрин, не представляя, зачем Амелия терпит общество ненавистного мужа, когда можно больше этого не делать. – Я буду только мешать. Может, они помириться решили.
-- Да-да, какой оптимизм, – сдержанно засмеялась Мэри. – Эдвард по два-три раза за вечер предлагает сходить за тобой. Но ты присылаешь Алису с отказом, так что не питай иллюзий. Если что-то и держит их обоих здесь, то это ты.
-- Это он гоняет Алису туда-сюда? – возмутилась Кетрин. – Если так хочет меня видеть, может зайти.
-- Амелия сказала ему, что ты не хочешь его видеть, – ответила на это миссис Уорд. – Это правда? Он очень расстроился. Почему это вдруг, Кети? Я чего-то не знаю?
-- А… я… – Кетрин едва удержалась от возгласа возмущения, но вовремя спохватилась. Ей не хотелось обличать сестру во лжи. – Нет, она что-то напутала. Мы говорили о нем, вернее, она много чего наговорила. Теперь вот больше не заходит. Решила, что и ему не следует.
-- Не заходит? Вот несносная девчонка, – покачала головой Мэри. – Ты тут одна сидишь все время?
-- Нет, – возразила Кетрин. – А ты? А папа? Джеймс мне принес свой портативный компьютер и даже учил играть. Так что я не скучаю.
-- Что она наговорила? Зачем все время впутывает тебя в их дела? – не понимала миссис Уорд.
-- Это правда, что она обращалась к психологу сразу после свадьбы? – спросила Кетрин, раз уж речь зашла об Амелии и ее браке.
-- Да, к доктору Фармер, – кивнула Мэри. – А что? Мне она тогда сказала, что у нее депрессия из-за разлуки с нами, с привычным образом жизни. Что брак ее пугает, все слишком сложно, а мужу не до ее проблем. Я была не против специалиста. Мне же она не стала бы рассказывать свои семейные тайны. Другое дело чужой человек.
Кетрин поняла, что причина иронии в обиде на дочь за то, что не поделилась с ней проблемами, когда столкнулась с ними.
-- Она сказала, что Эдвард был с ней груб, даже жесток, – вздохнула Кетрин. – Мне не верится. Он, конечно, сильный мужчина, может, наверное, и не рассчитать, но вряд ли станет причинять боль намеренно. Ты была рядом в эти месяцы, ты замечала за ним что-то подобное?
-- Нонсенс, – фыркнула Мэри. – Эд милейший молодой человек. Дети от него без ума, он ладит с лошадьми, с собаками. Такие люди не могут быть жестоки к женщинам. Амелия нарочно сгущает краски. Возможно, ревнует. Он очень озабочен твоим состоянием.
-- Ревнует? – усмехнулась Кетрин скептично. – Будто есть повод. Он просто вежлив, и чувствует за собой вину. Беспочвенно, но все же.
-- Не думаю, что дело тут в чувстве вины, – лукаво усмехнулась Мэри. – Но Амелия сама виновата, раз упустила его. Нельзя, в самом деле, так пренебрегать мужчиной и ждать, что он не увлечется кем-то другим.
-- Ты шутишь, – смутилась Кетрин и опустила взгляд на свои колени, укрытые пледом. – Мы же сестры. Что он себе думает? Бросить одну и приударить за другой?
-- Почему нет? – удивилась миссис Уорд. – Ты свободная женщина, если Амелия не выкинет глупость, то он тоже скоро будет свободен. Я не стану возражать против этого союза. Эдвард нам как сын. Мне жаль будет с ним расстаться.
-- Готова спихнуть ему другую дочь взамен первой? – засмеялась Кетрин. – Но Амелия меня пугает жуткими перспективами.
-- Так вы обсуждали эту возможность, – вскинула бровь Мэри. – Ну, мне все ясно.
-- Мама, это все домыслы Амелии, – возмутилась девушка. – У нее какие-то планы мести, интриги в голове. Вот втянула меня каким-то чудом. Не хочу, чтоб из-за своей симпатии ко мне Эдвард пострадал. Я и без того уговорила его отдать ей то, что она просит. Но ей и этого мало.
-- Ах, я ее избаловала в детстве, – покачала головой миссис Уорд. – А все твой отец, не позволял вас наказывать.
-- Что с ней случилось, почему она стала такой? – вздохнула Кетрин, переводя взгляд за окно.
-- Эми всегда была сложным человеком, – пожала плечами Мэри. – Я сразу поняла, что она в родню Джона. Была у его отца такая тетушка, уже покойная, очень своеобразная женщина. Красавица, умница, но вот как доходило до мужчин… одни дуэли и скандалы. Бурный темперамент. Мы с тобой простушки, а вот наша Эми просто Везувий.
-- Мы должны ей помочь, – проговорила задумчиво Кетрин.
-- Мы тут бессильны, – отмахнулась Мэри и поднялась. – Я пришлю Эдварда и он поможет тебе спуститься вниз. И никаких "но".
-- Помочь спуститься, – хмыкнула Кетрин. – Отнести, как пыльный ковер, перебросив через плечо.
-- Не лукавь, "пыльный ковер", – уже в дверях усмехнулась миссис Уорд. – Носит, как принцессу.
Она вышла, а Кетрин попыталась справиться с широкой довольной улыбкой на лице.
Мэри не обманула и вечером прислала к Кетрин зятя, заверив его, что сегодня девушка присоединится к ним на террасе. Эдвард постучал и вошел. Кетрин ждала его, предусмотрительно приведя себя в порядок. Даже ресницы подкрасила. Она не планировала соблазнять мужчину, просто хотела выглядеть привлекательной.
-- Привет, – начал Уилкинсон, переступая порог и закрывая за собой дверь. – Ты готова? Мэри и Джон уже пьют чай.
-- А Амелия? – тут же спросила Кетрин, глядя на него. Он по-прежнему носил простую одежду, явно не без удовольствия избавившись от делового дресс-кода. Сегодня на мужчине были темные брюки и трикотажный бежевый пуловер. Тонкая ткань облегала его мощные плечи и мускулистую грудь, руки он держал в карманах брюк.
-- Ее пока нет, но она явится, – помрачнев, ответил он. Симпатии между мужем и женой за прошедшую неделю не возникло.
-- Я не говорила ей, что не хочу тебя видеть, – внесла ясность Кетрин. Она сидела на своей кровати, глядя на собеседника, стоящего в двух шагах.
-- Я знаю, – хмыкнул он. Несмотря на то, что Эдвард пытался выглядеть расслабленным, Кетрин заметила, что он немного волнуется. Руки в карманах были сжаты в кулаки, он говорил, переводя взгляд с предмета на предмет, а еще едва заметно покачивался, перенося центр тяжести с пяток на носки. Кетрин уже наблюдала у него такое поведение, и всякий раз он был чем-то озабочен.
-- Знаешь? – удивилась она.
-- Конечно, – усмехнулся он, но в глазах оставалась настороженность и презрение, скорее всего к обсуждаемой персоне. – Если Амелия что-то говорит, надо поменять знак и узнаешь истинное значение слов.
Кетрин не ответила, но поняла, что он имел в виду.
-- Я хотел, чтоб ты подумала, – продолжал он. – О том, что я сказал.
Девушка подняла на него вопросительный взгляд.
-- Не говори, что не поняла, – усмехнулся Эдвард, приблизившись и опустившись рядом с ней на кровать. Кетрин не поворачивала лицо к нему, продолжая изучать стену напротив. Девушка сосредоточилась на том, чтоб успокоить забившееся быстрее сердце и напомнить себе, что Эдвард пока еще муж ее сестры.
-- Хорошо, я скажу прямо, – продолжал мужчина серьезным тоном, глядя на нее. – Я глупец и мерзавец, испортивший жизнь себе и твоей сестре по этим двум причинам.
Кетрин недоуменно раскрыла глаза, все же удостоив собеседника взглядом. Она молчала и Эдвард продолжал.
-- После того… после нашего с ней разрыва, – тут он усмехнулся каким-то своим мыслям, – хотя разрывать особо и нечего было. Одним словом, после этого я решил, что женщины и отношения это вообще не мое. Мне как-то всегда не везло с ними. Конечно, короткая интрижка – другое дело, но сейчас я говорю об отношениях.
Кетрин изучала его серьезное сосредоточенное лицо, не делая никаких комментариев. Он выражался вполне ясно.
-- Да и в вашей сестре я разочаровался, – мужчина сам отвел взгляд, испустив вздох сожаления. – Женщинам, с которыми сталкивала меня жизнь, всегда нужны были деньги, некоторым зависть подруг, третьим статус. Я прекрасно знал, что каждый раз меня используют. Я тоже не оставался в накладе, но это было не то, о чем молодые люди мечтают в юности. Амелия была самым красивым и дорогим трофеем, на котором я решил остановиться. Ошибочно думал, что это со временем перерастет хотя бы в дружбу или обычный брак, где жена тратит деньги и растит детей, а муж зарабатывает на это.
Он опять посмотрел на Кетрин, ловившую каждое его слово. Пока она не услышала ничего, что заставило бы ее отказаться от тех чувств, которые он в ней пробудил. Ничего нового, простая жизнь без прикрас. В ее судьбе до Коннора тоже не было ничего романтичного. Молодые люди искали либо секса, либо выгоды.
-- Не знаю, что толкнуло ее на этот брак, – продолжал мужчина. – До сих пор это остается для меня загадкой. Она никогда не любила меня, даже не симпатизировала. Она будто сбегала от чего-то. Но это я понял слишком поздно. Мы оба уже благополучно испортили друг другу жизнь. Так что я ушел в работу, решил, что ее мне вполне хватит для счастья. Амелия тоже успокоилась, разводиться не захотела, когда я предложил. Я не настаивал. Для чего? Чтоб испортить жизнь еще кому-то? Но все изменилось.
Он улыбнулся Кетрин. Девушка начала краснеть, понимая его взгляд.
-- Да, ты перевернула все, что я знал и думал о женщинах, – кивнул Эдвард и накрыл ладонью ее руку, на которую она опиралась. – Я таких как ты еще не встречал, и сомневаюсь, что встречу.
Кетрин не отнимала руку, но опустила взгляд, а на ее губах заиграла смущенная улыбка.
-- Я не особо религиозный человек, но теперь мне кажется, что Бог вспомнил обо мне, если ты, такая необыкновенная девушка, тоже обратила на меня внимание, – проговорил он тише.
Кетрин посмотрела на него, хитровато прищурившись, и отрицательно покачала головой.
-- Как ты догадался? – спросила она.
-- Не знаю, почувствовал, – пожал плечами Эдвард.
Они сидели, по-прежнему держась за руки. Кетрин перевела взгляд на его большую ладонь, лежавшую поверх ее изящной кисти. Она была теплой, прикосновение нежным. Мужчина не пытался собрать ее пальцы в свои, или привлечь к себе девушку. Пусть он и был уверен во взаимной симпатии, но не позволял себе лишнего. Напротив, он словно боялся спугнуть ее каким-то неловким движением или грубым словом, зная по опыту, что это удается ему лучше всего.
-- Это неправильно, – вздохнула Кетрин, опять переводя взгляд на его лицо. Он уже давно перестал напоминать ей неуклюжего увальня простака, еще в Лондоне. Теперь, когда в его глазах не было презрения и холодности, они придали всему лицу иное выражение. Кетрин нашла мужчину довольно привлекательным, но эта красота была не той, что у Моргана, ослепляющей с первого взгляда. Эдвард был мужчиной совершенно иного склада, и красота его была другой. Чтоб разглядеть ее, понадобилось время. Но зато теперь, когда Кетрин разглядела, образ Моргана померк. Рядом с Эдвардом он был просто куклой, пестрым павлином, слащавым в своей утонченности и женственности. В то время как Эдвард олицетворял собой образ мужчины в исконном понимании, мужчины-воина, работника, привычного к физическому труду, к тяготам жизни и ответственности. Все в нем говорило об этом, крепкое сложение, внушительный рост, большие ладони, широкий чуть выдающийся вперед подбородок. Кроме того, у него был высокий лоб, большие умные глаза, красиво очерченные губы. Да и пальцы рук были длинными, что говорило в его пользу. Эдвард совмещал в себе мужественность и утонченность, не превратившись в подобие неандертальца, но и не утратив черты истинного добытчика и охотника.
-- Ты несвободен, не стоит нам пока заводить такие разговоры, – продолжала девушка с мягкой улыбкой.
-- Я хотел все прояснить, – пожал плечами мужчина и убрал руку. – И узнать, что ты думаешь. У меня есть шанс? Я могу надеяться?
Кетрин, стараясь побороть волнение, выражавшееся в смущенной улыбке, медлила с ответом. Не могла же она, в конце концов, броситься ему на шею и сказать, что переживать ему не о чем, и она готова ждать, сколько потребуется.
-- Кети, можешь ты хоть что-то сказать мне? – немного подавшись вперед, спросил Эдвард с надеждой. – Я сейчас должен взять тебя на руки и появиться на террасе, в обществе твоих родителей и, возможно, моей жены. Они же поймут, что все мои мысли сосредоточены на тебе. Потому что я ничего не знаю наверняка и только гадаю по твоим редким словам и жестам.
-- Ну о чем ты?! – возмутилась девушка, но продолжала смущенно улыбаться. – Ты же и так уже догадался. Что еще тебе сказать? Что могу я сейчас сказать? В этой ситуации?
-- Скажи, что я могу поговорить с твоим отцом, после того, как наш брак с Амелией расторгнут, – ответил Эдвард серьезно.
-- С отцом? О чем? – удивилась Кетрин.
-- О том, чтоб жениться на другой его дочери, – просто ответил мужчина.
-- Жениться? – опешила Кетрин. – Ты не торопишь события?
-- Боюсь упустить, – усмехнулся Эдвард.
-- Брак ничего не гарантирует, – покачала головой девушка. – Уж что-что, а это ты должен был усвоить.
-- Я уверен, что не пожалею, – продолжал беззаботно улыбаться мужчина. – А ты можешь еще передумать. Я вообще не понимаю, чем привлек тебя, но пока это так, я хочу воспользоваться моментом.
-- А если я передумаю? – лукаво усмехнулась Кетрин. То, что они обсуждают возможность брака, едва осознав свои чувства, перестало волновать ее. Впервые за долгое время она вообще не волновалась и не подвергала слова и действия анализу. – Вот выйду за тебя и разлюблю. Что же тогда?
-- Разлюбишь? – повторил он и в его глазах появилась новая эмоция. Он не прикасался к Кетрин, но сейчас она почувствовала себя так, будто он держит ее в объятиях и больше в мире не существует никого и ничего, кроме них двоих. И все это он сделал одним только взглядом, наполненным надеждой и любовью. Конечно, ведь она сказала, что разлюбит, а это возможно только если…
Ничего не говоря больше, мужчина неожиданно подался вперед, его рука легла на ее затылок, он привлек Кетрин к себе и поцеловал. Девушка не успела подумать, как следует поступить. Она не стала даже пытаться, просто закрыла глаза и ответила на поцелуй. Ей самой хотелось этого не меньше, с того самого момента, как она почувствовала его прикосновение и запах. В тот день, когда он должен был отнести ее в машину, поднял на руки и прижал к себе. Кетрин представляла себе этот поцелуй, и любопытство в ней было сильнее стыда. Поцелуй был так же важен, как слова и действия. Только прикосновение губ могло сказать ей о мужчине то, чего не могли его поступки. Кетрин могла сосчитать всех молодых людей, с которыми целовалась в своей жизни. Только Коннор оставил в памяти след и только их первые поцелуи. Но сейчас она даже не подумала о бывшем муже. Губы Эдварда, настойчивые и вместе с тем нежные, выветрили из ее головы все мысли напрочь. Кетрин только прижималась к его груди все сильней и страстно отвечала.
Эдвард отстранился первым, переводя дыхание, но не отпуская от себя девушку. Она обнаружила, что обе его руки обвиты вокруг ее талии, а ее руки на его плечах. В его глазах было прежнее выражение, ни намека на ту животную страсть, что вспыхнула сейчас в ней самой, затмив разум.
-- Ой, – только и вырвалось у девушки. Она опять краснела, теперь думая сразу обо всем. О своем поведении, о чудном поцелуе, о том, что Эдвард так спокоен.
-- Можно, конечно, и так, – проговорил он с улыбкой. – Вот теперь слов не нужно.
-- Я согласна выйти за тебя, но только уладь как-то все с Амелией, – попросила Кетрин, нервно засмеявшись и опустив голову ему на грудь. Эдвард обнял ее плечи и поцеловал в макушку.
-- Адвокаты уже работают, – проговорил он. – В понедельник у меня будут все бумаги. Если она подпишет, в тот же день мы оба будем свободны.
-- В понедельник? Завтра? – удивленно переспросила девушка, отстранившись, но не разнимая рук.
-- Да, – улыбнулся мужчина. – Я отдал ей всю недвижимость. Это половина всего, что у меня есть.
-- Так много? – удивилась девушка. – Я думала… Я наводила справки, – смущенно уточнила она. – Стоимость домов не так велика.
-- Да, но и мой капитал не так велик, – со вздохом сожаления ответил Эдвард. – Дела на фирме идут хуже некуда. Акции упали в цене. То, что у меня останется, все в деле. Отсюда я поеду на съемную квартиру. Ты не передумаешь? Я не буду твоего уровня. Заметно обеднею.
-- Эдвард, я должна тебе кое-что рассказать, – начала девушка, желая посвятить его в махинации Моргана и Амелии. Конечно, это могло нарушить все планы, но промолчать было бы подлостью. Не теперь, когда он признался ей в своих чувствах, доверился.
-- Это не терпит? Мне кажется, за нами уже послали, – он повернул голову в сторону двери.
В самом деле, в следующую минуту раздался стук и вошла Алиса, служанка ее матери. Женщина среднего возраста, давно работавшая в их семье и ставшая почти что ее членом.
-- Простите, – начла она, заметив, что молодые люди явно вели какой-то важный разговор. Они сидели близко, но уже не обнимались. Ничто не выдавало их чувств друг к другу. Эдвард выглядел озабоченным, Кетрин подавленной. – Миссис Уорд интересуется, будете ли вы к чаю? Мистер Уорд и миссис Уилкинсон уже спустились.
-- Нет, я не спущусь, – в который раз отказалась Кетрин. – А вот мистер Уилкинсон сейчас будет. Передай это, пожалуйста.
-- Хорошо, мисс, простите, – она ретировалась, не выказав никаких эмоций по поводу слов госпожи.
-- Почему? – удивился Эдвард, переведя взгляд на Кетрин.
-- Я просто не могу сейчас изображать примерную сестру, – призналась Кетрин. – Амелия сразу все поймет. А она грозилась отравить тебя, если мы сойдемся.
Эдвард рассмеялся.
-- О, это не в ее интересах, – проговорил он. – Не сейчас, когда она почти получила половину моего состояния. Если я умру, не подписав бумаги, все отойдет тому приюту, где я вырос.
-- Она знает об этом? – удивилась такому решению Кетрин.
-- Конечно, иначе уже давно отравила бы, – не воспринимая угрозы всерьез, ответил мужчина. – Она может, я видел ее историю запросов в интернете. Она очень подробно изучала яды и вообще эту область. Так что…
-- Зачем? Я не верю, что она это всерьез, – обеспокоенно проговорила Кетрин. – Убить тебя? Убить?
-- Кети, ты же совсем не знаешь сестру, да? – опечалившись, спросил Эдвард. – Как так? Ведь вы росли вместе.
-- Я знаю ее, – возмутилась Кетрин, и было в этом что-то от того, как она вспыхивала раньше, когда еще от души ненавидела Эдварда. – Она никогда не была жестокой. Много говорит, да, но редко воплощает угрозы. Она не мучила животных и не дралась с одногодками, чтоб теперь быть преступницей социопатом.
-- Ладно, я пойду, – явно не желая спорить и опять поругаться из-за Амелии, сказал мужчина и поднялся. – Отдыхай.
-- Эдвард, – спохватилась девушка, вспомнив о желании рассказать о Моргане, – еще пару слов.
-- Я зайду утром, после завтрака, – ответил он с улыбкой. – Тогда и расскажешь. Если это что-то важное, тем более нужно больше времени.
-- Да, ты прав, – согласилась Кетрин, вспомнив, что внизу ее родители и Амелия пьют чай, зная, что Эдвард все это время был в ее спальне, да еще и вернется без нее. – Скажи им… скажи, что мы разговаривали.
-- Я что-то придумаю, не волнуйся, – улыбнулся мужчина, взявшись за ручку двери. Потом он вышел, оставив Кетрин наедине с мыслями. Но девушка не стала ни о чем думать. Вернее, она растянулась на кровати, широко улыбаясь и, прикрыв глаза, подумала о поцелуе и Эдварде.
14
На следующий день Кетрин проснулась рано и не могла дождаться, когда придет Мэри с ее завтраком. Миссис Уорд знала предпочтения дочери и обычно сама носила ей еду по утрам. Часто они завтракали вместе. Мэри рассказывала о жизни в доме и новости. В это утро она поручила заботу о дочери Алисе. Та появилась на пороге с подносом, получив разрешение девушки войти.
-- Миссис Уорд помогает миссис Уилкинсон собрать вещи, – пояснила она.
-- Амелия уезжает? – удивленно переспросила Кетрин.
-- Да, они с мужем уезжают, – кивнула Алиса. Она поставила специальный столик перед лежавшей в постели девушкой и расставляла на нем еду.
-- Ты не могла бы попросить мистера Уилкинсона зайти ко мне? – попросила взволнованно Кетрин. Отчего-то ее охватило плохое предчувствие. Пусть она не верила в то, что сестра способна на убийство, но то, что она может как-то иначе навредить мужу, допускала.
-- Хорошо, – кивнула служанка и ушла.
Кетрин была недалека от того, чтоб самой пойти на поиски Эдварда. Она могла ходить, и если понадобится, то пренебрежет предписанием доктора. Но идти никуда не потребовалось. Эдвард появился на пороге ее спальни, взволнованный и опять одетый в костюм.
-- Привет, – начал он. Девушка уже была одета в халат поверх пижамы. Она сидела на краю кровати, разыскивая глазами тапочки. – Куда это ты собралась? Ходить еще нельзя.
Мужчина закрыл дверь, повернул ключ в замке и приблизился к ней.
-- Вы уезжаете? – не сводя с него глаз, спросила Кетрин вместо ответа. – Почему так поспешно? Что-то случилось?
-- Нет, но адвокат просит нас приехать к нему, – ответил Эдвард. Он сел рядом и обнял девушку за плечи.
-- Не думаю, что следует, – попыталась отстраниться Кетрин. – Я как-то неадекватно реагирую на твои прикосновения.
Мужчина и не подумал послушать ее. Вместо этого опять привлек девушку к себе и поцеловал. Кетрин порывисто обняла его, вновь позабыв обо всем на свете и отдавшись приятным ощущениям. Она и подумать не могла, что такой, как Эдвард, вызовет у нее столь сильные чувства. Что она потеряет голову только от одних его поцелуев. А ведь он только целовал, не позволяя себе ничего более смелого. Хотя его губы выделывали с ее губами что-то невообразимое. Они были ненасытными, требовательными, заставляя ее повиноваться и таять в его руках как воск.
-- Я вернусь уже свободным мужчиной и сразу попрошу у Джона твою руку, – прошептал он ей на ухо, когда дорожка коротких поцелуев привела его губы туда. – Пойдут разговоры, но я не хочу больше ждать. Я тридцать лет ждал тебя.
-- Наплевать на разговоры, – улыбнулась Кетрин, чувствуя щекотку от его прикосновений к ее шее. – Уладь все с Эми.
-- Она не против все решить быстро и без лишнего шума, – ответил Эдвард.
-- Хорошо, не оставляй меня в неведении, – попросила девушка, когда мужчина неохотно отстранился и поднялся с кровати.
-- Я позвоню, у меня есть твой номер, – улыбнулся он и, еще раз коротко поцеловав ее, вышел.
О том, зачем она звала его, Кетрин вспомнила только во время разговора с матерью, когда та поднялась к ней после обеда. Но было уже поздно, Амелия и Эдвард уехали. Сестра даже не зашла попрощаться с ней.
-- Она очень зла, – рассказывала взволнованно Мэри. – Просто тигр в клетке. Не завидую я их юристу.
-- Я не могу ее понять, – вздохнула Кетрин. – Что с ней происходит? Я думала, она страдает в этом браке, ненавидит его. Что у нее в голове?
-- Все уже догадались, что он расположен к тебе, – ответила на это миссис Уорд. – Амелия этому не рада. Похоже, она, как собака на сене, не хочет, чтоб Эдвард был счастлив с кем-то другим.
-- Я люблю его и мне все равно, что она об этом думает, – вспыхнула девушка, задетая поведением сестры. – Мы взрослые люди и не должны играть чувствами друг друга. Для нее же все это просто какая-то игра. Не пора ли ей повзрослеть? Пусть то, что мы с Эдвардом поженимся, будет первым уроком. Жизнь иногда складывается не так, как мы это себе воображаем.
-- Все так серьезно? – немало удивилась Мэри. – Свадьба? Вот так сразу?
-- Да, – кивнула Кетрин. – Я знаю себя. Если не выйду сейчас, опять начну задумываться и в итоге потеряю то хорошее, что только обрела. У меня всегда так, ты знаешь.
-- Ну чаще от этого только польза, – не согласилась миссис Уорд. – Ты всегда отличалась рассудительностью.
-- Мне эта рассудительность поперек горла, – покачала головой Кетрин. – Я хочу любить и быть любимой. Хочу потерять голову. Я уже ее потеряла и не хочу находить.
-- Ох, малышка, – ласково проговорила мама. – Ты светишься счастьем. Я так рада за тебя. Вот уж не думала, что обратишь внимание на Эда. Он, конечно, замечательный человек, но совершенно не в твоем вкусе.
-- Это потому что я не думала головой, а отдала на этот раз право выбора сердцу, – объяснила Кетрин. – Мне кажется, такого не было со мной даже с Коннором. А ведь я так сильно любила его. И прошло чуть больше года, а я опять люблю. Это все так странно, что когда я задумываюсь серьезней, то становится страшно.
-- Тогда не задумывайся, – согласилась Мэри. – Все можно объяснить тем, то ты пока еще очень молода.
Весь день Кетрин провела в волнительном предвкушении. Она знала, что как только Эдвард вернется и сообщит ей о том, что свободен, она не сдержится и сама переведет их отношения на более интимный уровень. Со вчерашнего дня, когда он поцеловал ее, она не могла избавиться от этих мыслей. Сидя в своей комнате и глядя на серые сумерки за окном, девушка предвкушала их первую ночь. Она не была невинной и знала, какое удовольствие приносит близость с любимым человеком. Что если только поцелуи заставляют ее терять голову, то что-то большее должно принести неземное блаженство. Она так долго не позволяла себе чувства, что теперь в самом деле боялась отпускать их на свободу. Ее собственная импульсивность и страсть пугали девушку. Но она готова была рискнуть. Пусть начало ее нового романа будет таким, безумным и страстным. Пусть для всех она снежная королева, но для Эдварда будет теплее солнечного луча.
Предаваясь мечтам и выбирая наряд, Кетрин не заметила, как пролетело время. Сумерки сменились ночной тьмой, на черном небе не было ни звезд, ни луны. Дождь все моросил, навевая сонливость. Ужин принесла Алиса и на расспросы ответила, что никто не приезжал и не звонил. Телефон Кетрин тоже молчал. Кроме подруг, звонивших справиться о ее ноге, больше никто не тревожил. Девушка поела, еще немного почитала и отправилась спать. Она знала, что если Эдвард не позвонил, на то были причины. Сама она позвонить не решилась. Так далеко ее безумие не распространилось.
Когда не позвонил он и утром, Кетрин обеспокоилась всерьез. Она теперь крутила телефон в пальцах, глядя то на экран, то на обратную сторону и думая, звонить или нет. Потом нашла номер в телефонной книге, набрала побольше воздуха в легкие и нажал на вызов. После нескольких гудков, на том конце ответили.
-- Эдвард, – начала девушка, услышав его спокойный голос. – Это Кети.
-- Я знаю, привет, – ответил он и, судя по голосу, улыбнулся. – Извини, что не звонил. Возникли некоторые сложности.
-- Я забыла тебя предупредить, Морган… они с Амелией что-то обсуждали, касающееся твоей фирмы, – начала быстро рассказывать Кетрин, считая, что уж лучше так, чем совсем не сказать.
-- Я уже знаю, не волнуйся, – ответил мужчина посерьезнев. – Все равно ничего нельзя было бы изменить, даже если бы ты раньше сказала.
-- Изменить? У тебя проблемы? Из-за этого? – чувствуя охватившее волнение, спрашивала Кетрин.
-- Да, – только и ответил собеседник.
-- Я расскажу отцу, он поможет тебе, он обещал, что если на фирме возникнут трудности… – быстро говорила Кетрин.
-- Мы развелись, – перебил он ее, желая сменить тему. – Я сегодня приеду. Хочу чтоб мы с тобой все решили, учитывая новые обстоятельства.
-- Какие? Ты можешь мне рассказать? Я не смогу просто сидеть и ждать в неведении, – умоляюще проговорила девушка. – Ведь я тоже участвовала во всем этом, вернее, я знала и ничего не сказала тебе.
-- Кети, я верю тебе и ни в чем не буду обвинять, ну что ты, в самом деле, – опять улыбнулся Эдвард. – Ничего особенного не случилось. Я свободный мужчина, просто бедный. Я знаю, что для тебя это не важно, так что и волноваться не о чем. Найду работу и начну сначала.
-- Бедный? Так проблемы на фирме, – закипая, проговорила девушка. – Это Морган, он пытался нам с Амелией внушить разную чушь. Это он заморочил ей голову.
-- Они достойная пара, а я идиот, вот и все, – спокойно отвечал Эдвард. – Давай поговорим об этом, когда я приеду. Мне сейчас немного некогда. Надо забрать свои вещи из дома.
-- Уже? – Кетрин не успевала укладывать в голове новости.
-- Таково желание новой владелицы, – ответил мужчина. – Оно совпадает с моим, так что я соберу чемоданы и перевезу на новую квартиру. Потом приеду к вам.
-- Может, ты сразу сюда и приедешь? – с надеждой предложила девушка. – Это наша вина, Амелия наша родня, мы должны хоть как-то оправдать себя.
-- Нет, прости, так я тоже не могу, – не согласился Эдвард. – Если не успею сегодня, то завтра первым поездом приеду.
-- Поездом, – повторила Кетрин понимая, насколько беден теперь ее возлюбленный, если ему не осталась даже машина.
-- Я отдал бы ей все, только бы она дала развод, – усмехнулся Эдвард. – Так что, так или иначе, но я остался бы без ничего.
-- Это из-за меня, – покачала головой Кетрин. – Если бы не я…
-- Если бы не ты, я не был бы так счастлив, как сейчас, – перебил ее мужчина.
-- Как все это глупо, – вздохнула девушка.
-- Что-то находим, что-то теряем, – проговорил Эдвард. – Я нашел больше, гораздо-гораздо больше, чем потерял.
-- Мне так жаль, – Кетрин чуть не плакала от досады. И как могла она быть такой дурой все это время?!
-- Не расстраивайся, Кети, – попытался утешить ее он, хотя должно было быть наоборот. – Знаешь, как говорят, все, что ни делается, все к лучшему.
-- Ну да, точно, – фыркнула она.
-- Я люблю тебя, – с улыбкой произнес он.
-- Я тоже люблю тебя, Эдвард, – тут же ответила девушка. – И жду.
-- Я скоро, – сказал он и повесил трубку.
Кетрин рада была, что ему хватило на это сил. Она сама бы еще долго расспрашивала и сокрушалась.
Но девушка не могла успокоиться, как просил ее мужчина. Она поднялась с кровати и, осторожно ступая, приблизилась к окну. Потом забралась с ногами в кресло и смотрела на сад, капли на стекле, затянутое тучами небо. Ее настроение было под стать погоде. Она многое отдала бы сейчас, чтоб узнать, что же произошло и как случилось, что успешный бизнесмен и богач вдруг оказался на улице. Была ли в этом ее вина? Кетрин понимала, что, конечно, невольно навредила Эдварду хотя бы тем, что из-за нее он пошел на уступки Амелии. Но он не винил ее, и она прониклась еще большей симпатией к мужчине за это снисхождение. Конечно, она не была тем ангелом, о котором он говорил, но все же не согласилась на предложение сестры. То, что она в итоге сыграла ей на руку, было по соображениям девушки случайностью, стечением обстоятельств.
Как назло почти весь день Кетрин провела в одиночестве. Джеймс уехал погостить к школьному товарищу, отец отлучился в Лондон по делам, а Мэри была занята по хозяйству. Как рассказала Алиса, носившая Кетрин еду, в оранжерее разбилось несколько стекол, и она спасала свои цветы, пока садовник устанавливал новые. Пользуясь тем, что в доме почти никого нет, Кетрин после обеда спустилась в библиотеку за новыми книгами. Ей осточертело сидеть в своей спальне и она хотела проветриться. Нога совершенно не болела, так что девушка воспрянула духом и смогла незамеченной проскользнуть туда и обратно. В доме все было как прежде. Чисто, тихо, уютно. В большие витражные стекла холла колотил дождь, ветер завывал в каминных трубах, тикали большие старинные часы. Девушка поднялась по широкой пологой лестнице, вспоминая, как в последний раз по ней нес ее Эдвард. Мысли сразу перенесли ее в то утро, потом в следующее, и так до самого последнего телефонного разговора, когда он сказал, что любит ее. Уже сидя в своей комнате с книгой на коленях, Кетрин думала о нем и его словах. Девушка чувствовала себя влюбленной школьницей, и от этого ей становилось веселее. Быть все время сдержанной и серьезной порядком наскучило, пришло время безумия. Взять хотя бы ее любовь к Эдварду. Еще вчера он был мужем ее сестры, а сегодня уже станет ее женихом. Кетрин немного опечалилась, представив, что сказал бы о ее поведении Коннор. В их семье именно она была тем, кто всегда руководствуется здравым смыслом. Конечно, муж легко мог склонить ее к нужному ему решению, но прислушивался и к девушке и ее трезвым размышлениям, чего бы ни касалось дело. Теперь он не узнал бы свою Кетрин, так изменилась она за эти дни. Витала в облаках, строила воздушные замки, даже имена для будущих детей придумала, что было признаком ее окончательного помешательства в собственных глазах. И какие могут быть дети, если они еще даже не были близки?! Девушка отбросила книгу, не надеясь сосредоточиться на сюжете, и опять впала в сладкие грезы.
15
К ужину пришел звать Мартин, слуга, живущий в этом доме круглый год с женой и стариком-садовником. Это был мужчина чуть за сорок, крепкого сложения и располагающей внешности. Он сообщил, что к ужину ждут гостей и ему велено помочь миссис Донован спуститься. Кетрин была уже одета. Она и сама хотела поесть в обществе, желая узнать хоть какие-нибудь новости и вообще, увидеть родителей. А еще была маленькая надежда, что приедет Эдвард.
Она сказала Мартину, что уже может ходить и просто будет опираться на его руку. Слуга не настаивал, предложил ей локоть и они неспешно спустились в холл. Из гостиной доносились голоса. Кетрин узнала Амелию и попросила проводить ее к обществу. У порога она отпустила Мартина и вошла.
На диванах вокруг низкого столика и недалеко от натопленного камина располагались миссис Уорд, ее дочь и Морган. Увидеть здесь его Кетрин никак не ожидала. Она на миг замерла, глядя на него и на Амелию.
-- О, вот и Кети, – обрадовано воскликнула Мэри и поспешила подойти к дочери. – Пойдем, не стой.
Она проводила девушку к своему дивану и усадила на него, после чего опять возобновила разговор с гостями.
-- Джон приедет с минуты на минуту, – сообщила она, как видно до появления Кетрин Амелия интересовалась этим вопросом.
-- Привет, – бросив на сестру холодный взгляд, проговорила она.
-- Здравствуй, – не менее холодно отозвалась Кетрин. – Морган, а ты тут какими судьбами?
-- Он со мной, – тут же ответила Амелия, не дав мужчине раскрыть рта. – Ты имеешь что-то против?
Это было сказано резко с вызовом, который Кетрин тут же приняла.
-- Да, – ответила она, более не глядя на Моргана, раз тот не мог говорить за себя. – После того, что произошло с Эдвардом, видеть здесь его мне очень странно.
-- А что произошло? – встревожилась Мэри, но на нее никто не обратил внимания.
Кетрин видела боковым зрением, что Морган усмехнулся, но тут же спрятал улыбку.
-- Эдвард?! – уточнила язвительно Амелия. – Вот как? Он уже Эдвард? А не так давно был чучелом и простаком. Как быстро меняется твое мнение о людях.
-- Ты не имеешь права вмешиваться в мою жизнь, – предупредила сурово Кетрин. – Тебя это больше не касается. Ты получила, что хотела. Оставь нас в покое.
-- Вас? – повторила Амелия, невинно хлопая ресницами. В этот момент Кетрин ненавидела ее от всей души. Ее язвительность, насмешливый тон и ядовитую улыбку. – А то, что ты вмешалась в мою жизнь и разрушила мой брак, это в порядке вещей? А, Кети?
-- Девочки, прекратите, не при мистере Брауне, – попросила сурово миссис Уорд, чувствуя неловкость.
-- Мистер Браун не чужой нам человек, – ответила ей Амелия. – Он мой близкий друг. Возможно, мы даже поженимся.
Мэри вскинула брови, Кетрин отрицательно покачала головой.
-- Так что прошу считать его членом нашей семьи, – продолжала Амелия. – Он имеет столько же прав быть здесь и участвовать в наших делах, сколько и Эдвард.
-- После того, как вы оба обобрали его и выбросили на улицу? – уточнила Кетрин не менее язвительно. – Тебе мало было половины, ты захотела всё?
Миссис Уорд ахнула, глядя на дочь недоуменно.
-- Да, мама, – повернув к ней лицо, произнесла Кетрин. – Амелия и мистер Браун за его спиной плели интриги, сговорились, чтоб оставить Эдварда ни с чем. И они преуспели.
-- Нет, Джон не допустит, – покачала головой Мэри и бросила недоверчивый взгляд на Моргана. Из них с Эдвардом предпочтение женщины явно было на стороне второго.
-- Поверьте, Мэри, Кетрин не знает, о чем говорит, – наконец, подал он голос. – Ни я, ни Амелия не имеем никакого отношения к тому, что произошло с Эдвардом. Для меня это было не меньшим шоком.
Кетрин презрительно фыркнула.
-- Что случилось? Мне кто-то объяснит? – проговорила миссис Уорд ледяным тоном.
-- Он проворачивал какие-то незаконные махинации, – опять заговорила Амелия с самодовольным видом. – Юристы, занимаясь разводом, обнаружили несоответствия. Думаю, он хотел утаить часть средств, чтоб не делиться при разводе.
-- А так как эти люди консультируют и нашу фирму, то они должны были донести до ведома акционеров эти махинации Эдварда, – перенял инициативу Морган.
-- Ложь, это вы подстроили! – воскликнула Кетрин, готовая вцепиться ему в волосы. И как она не замечала раньше его подлой натуры? Ведь она своими ушами слышала, как они обсуждали то, что есть бумаги, о которых Эдвард не знает. Что он поручил эту часть Моргану, а тот уже подключил свои связи, чтоб когда все всплывет, на его друга пало подозрение в грязных делишках.
-- Как? И вообще, чем ты докажешь? – возмутилась Амелия. – То, что Морган тебя бросил, не повод вот так мстить, сестренка.
-- Что?! – Кетрин от негодования едва не вскочила на ноги.
-- Кети, возьми себя в руки! – попросила Мэри, придержав ее за локоть. – И ты, Амелия, прошу. Вы выходите за рамки приличия.
-- Прости, мама, но сегодня я должна буду за них выйти, – успокоившись, произнесла младшая дочь. – Чтоб Кетрин узнала, кого тут так пылко защищает.
-- Что бы ты ни сказала, я не изменю свое мнение об Эдварде, – предупредила та, уверенная в мужчине и себе самой.
-- Мне все равно, – с видом оскорбленного достоинства, ответила Амелия. – Я твоя сестра и мой долг рассказать, что это за человек. А уж ты сама решай, как быть дальше и кто тебе дороже.
-- Амелия, неужели ты не можешь рассказать это ей с глазу на глаз, не устраивая цирк? – тоже выходя из себя, спросила Мэри.
-- Нет, мама, я расскажу при всех, и хочу посмотреть ему в глаза, когда вы узнаете то, что мы скрывали в этом браке, – Амелия была неумолима.
-- В таком случае, я не доставлю тебе такого удовольствия и не стану присутствовать при этом, – возразила Кетрин.
-- Посмотрим, – сверкнув глазами, пообещала Амелия.
Кетрин с ужасом начала понимать, что Эдвард был прав. Она не знала свою сестру. Не эту, что сидела сейчас с ней в одной комнате и говорила гадости, чьи глаза блестели ненавистью. Неужели подобрав после нее ненужного ей и ненавистного мужчину, она могла навлечь на себя такой гнев? Казалось, Амелия теперь ненавидит ее так же, как прежде ненавидела Эдварда. И за что? Что такого сделала Кетрин? Ведь благодаря ей Амелии достались роскошные дома, целое состояние.
-- Давайте успокоимся и сегодня просто мирно поужинаем, – начала после напряженной паузы Мэри. – Что бы там ни было в прошлом, теперь ситуация такова, что все мы родня и нам еще жить вместе. Неужели вы, родные сестры, не можете найти общий язык? Морган, прошу, помогите мне и вразумите ее, раз уж она теперь вам дорога.
-- Мне жаль вас разочаровывать, – начал тот с таким прискорбным видом, что смягчилось бы самое черствое сердце, – но я уже знаю, о чем речь, и не могу упрекнуть Амелию в ее желании предостеречь сестру. Это чудовищная правда, и когда вы узнаете, в чем дело, вы измените ваше мнение о бывшем зяте. Его поступку нет названия, только Амелия удержала меня от того, чтоб я сам лично не разорвал этого мерзавца своими собственными руками.
-- Тише, Морган, ты дал мне слово, – осадила его Амелия. Она была бледна, едва сдерживала дрожь. Кетрин начала всерьез опасаться, что эти двое задумали что-то мерзкое, и она, возможно, не сумеет предостеречь Эдварда или помешать им воплотить этот коварный план. В том, что это все грязные интриги, она не сомневалась. Не после того, как они лишили его фирмы, а теперь открещивались от этого.
-- Прости, – принимая смиренный вид, ответил мужчина.
Мэри тоже предчувствовала неприятности и не знала, как их предотвратить.
На пороге гостиной появился дворецкий с сообщением о том, что прибыли мистер Уорд и мистер Уилкинсон. Мужчины вошли за ним следом. У них на волосах еще поблескивали капли дождя, плащи остались у слуг. Оба были в деловых костюмах и галстуках. Кетрин даже в мерцающем свете камина, единственном источнике света в гостиной, заметила, как изменилось лицо Эдварда. Он был бледнее и словно постарел на пару лет. Увидев сидящих в гостиной Амелию и Моргана, он на миг застыл и перевел встревоженный взгляд на Кетрин. Но девушка тут же улыбнулась ему и поманила к себе, приглашая сесть рядом. Он, как ей показалось, облегченно вздохнул и шагнул к компании. Джон уже расположился возле жены, рассказывая о том, что они с Эдвардом приехали вместе.
-- Я не мог оставить его одного на растерзание этим стервятникам, – взволнованно рассказывал мужчина. Никто не смел перебивать его. Пусть Джон Уорд и был хорошим добрым отцом и мужем, но все же не утратил из-за этого свой авторитет в семье. Управляя большой компанией, он мог заставить уважать и даже бояться его. Сейчас, когда мужчина явно был зол, все невольно притихли и слушали его. Кетрин уступила ему место возле матери, и они с Эдвардом заняли свободный диван. Амелия не сводила с них презрительного взгляда, и, увидев, что Кетрин взяла мужчину за руку, тихонько фыркнула. Лицо Моргана было непроницаемой маской.
-- Эдвард оказался втянут в пренеприятнейшее дело, – рассказывал Джон, не глядя ни на кого конкретно, но обводя взглядом присутствующих. Кетрин знала, что это не сулит ничего хорошего. – Махинации с активами фирмы, взятки, вывод капитала через подставных лиц. Одним словом, повесили всех собак. Счета заморожены, ведется расследование.
-- Господи, – ужаснулась Мэри, взглянув на бывшего зятя. – Эдвард, ты понимаешь, что происходит?
-- У меня есть соображения, – он бросил взгляд на Моргана, но тут же перевел его обратно на чету Уорд. – Кто-то долго готовил все это, и именно сегодня, когда я отдал значительную часть средств при разводе, сообщил о нарушении членам правления.
-- Возможно, это просто случайное совпадение? – проговорила Мэри, догадываясь теперь, о чем спорили ее дочери.
-- Я так же сказал ему, – согласился Джон, взглянув по-отечески на Эдварда.
-- Этот человек, – заговорил тот, не глядя теперь ни на кого, – один из моих ближайших помощников. Всего их четверо, включая Моргана.
Все взгляды обратились на мужчину, но тот был готов и оставался невозмутим.
-- Я думаю, это Тревис, – проговорил он медленно. – У него были долги, все знают, что он игрок. Наверное, проворовался, вот и замел так следы. Тебя-то оправдают, когда все проверят, но денег не вернуть.
-- Нет, это неслыханно, – возмутился Джон. – Утечка средств незначительна.
-- Если Морган говорит, что денег на счету фирмы больше нет, то это так, – глядя на того, проговорил Эдвард. В его взгляде не было ненависти, хотя Кетрин знала, что Эдварду все известно о махинациях бывшего друга. В глазах мужчины был вопрос, он не мог понять, за что Морган так обошелся с ним. Не просто оставил ни с чем, а еще и обвинил в коммерческих преступлениях. Возможно, только протекция мистера Уорда спасла Эдварда от ареста.
-- Я просто предположил, – сразу же отказался от своих слов Морган.
-- Почему вы все так уверены, что Эдвард сам не обокрал свою собственную фирму? – подала голос Амелия. У Кетрин упало сердце. Все же сестра решила забить последний гвоздь в гроб бывшего мужа, и что это будет, никто не знал.
-- Придержи язык, юная леди, – вспыхнул Джон, одарив дочь недобрым взглядом.
-- Папа, а ты знаешь, что Кети и Эд любовники? – спросила девушка тоном разбалованной любимицы, знающей, что ей все сойдет с рук.
-- Амелия, – шикнула на нее Мэри.
-- Не думаю, что сейчас время для таких разговоров, – ответил мистер Уорд. – Но да, я знаю, что твоя сестра и Эдвард хотят пожениться. Не скажу, что одобряю эту поспешность, но это не удивительно. Мы долгое время были одной семьей.
-- И вас с мамой не настораживает, что я хотела развестись с ним? – продолжала девушка, сверкая голубыми, как лед, глазками.
-- Амелия, – попросила Кетрин, глядя на нее со смешанными чувствами ненависти и мольбы.
-- У тебя характер не сахар, – ответил ей невозмутимо отец. – Простите, Морган, что вам приходится участвовать в наших семейных делах, но такова ваша подруга.
-- О, милый, они уже больше чем друзья, – внесла ясность Мэри, тронув мужа за рукав.
-- О, вот оно что, – вскинул брови Джон. – Тем более мне непонятно, что тебя не устраивает. Кетрин взрослая женщина, имеет право на свои ошибки.
-- Она не знает всего, – опять возразила младшая дочь с кроткой обезоруживающей улыбкой.
-- Амелия, – подал голос Эдвард, и Кетрин в этот миг поняла, что безоблачного счастья им не видать. Если он, знающий Амелию и ее средства, дрогнувшим голосом умоляет, значит, надежды у них нет никакой. – Я отдал тебе все, что ты просила. Отдал вам, – он многозначительно посмотрел на бывшего друга. – Зачем ты хочешь еще раз извалять меня в грязи?
-- Потому что тебе там самое место! – прошипела девушка, подавшись вперед.
-- Амелия! – прикрикнул на нее Джон. – Ты забываешься. Никому не интересно, что там у вас с мужем было. Дела мужа и жены только между ними.
-- Он изнасиловал меня! – взорвалась Амелия, и слезы как по команде хлынули у нее из глаз. – Меня, ребенка. Твоего, вашего ребенка! Вот зачем мне нужен был доктор. Вот почему я ненавижу его и прошу сестру не повторять мою глупость. Этот смиренный джентльмен не умеет управлять собой. Он просто животное, отвратительная похотливая тварь!
Все были ошеломлены словами девушки, и на некоторое время воцарилась звенящая тишина. Кетрин, готовая к чему-то такому, первая посмотрела на Эдварда. Он не спешил оправдываться, напротив, опустил взгляд, и его рука в ее руке стала ледяной.
-- Амелия, это неслыханно, – заговорил первым отец.
Миссис Уорд приложила руку ко рту, а вторую к сердцу, глядя на дочь и сама на грани того, чтоб расплакаться. Морган сверлил свирепым взглядом Эдварда. И только Кетрин по-прежнему сжимала его руку, не веря сестре.
-- Это правда, чистая правда, – повторяла сквозь слезы Амелия. – А теперь вы сделаете его членом семьи, будете помогать, утешать. Мне это невыносимо. Я год терпела, но сейчас, когда, наконец, свободна, ты опять привел его, а она держит его за руку. Как вы можете?! Вы же моя родня! Кто, если не вы, должны встать на мою защиту?!
-- Ты лжешь, – первой бросила ей в лицо эти слова Кетрин.
-- Нет, – оживилась Амелия, словно ждала этого. – Эдвард, ответь. Я лгу?
Мужчина, услышав свое имя, вздрогнул, будто она его ударила.
-- У тебя истерика, успокойся, – велел Джон, видя, что бывший зять медлит с ответом.
-- Ответь! Иначе я позову доктора Робертсона, – давила Амелия, не обращая внимания на слова отца и полуобморочное состояние матери. – Он осматривал меня сразу после этого, видел все раны и царапины. А миссис Ловуд, наша экономка, она слышала мои крики о помощи, стирала кровь, что осталась на простынях после твоих утех…
-- Да, я сделал это! – воскликнул в отчаянии Эдвард, прижатый к стенке ее угрозами. – Я признаю, только замолчи!
-- Это правда? – спросил Джон ледяным тоном.
Кетрин застыла, пораженная словами Эдварда. Не понимая, зачем он подтвердил? Здесь была только семья, он мог сказать, что все это выдумки, что Амелия сама изменяла ему. Разве только девушка говорила правду. В характере Эдварда было бы признаться, если он, в самом деле, совершил этот поступок.
-- Да, но… – начал мужчина.
-- Вон, – угрожающе тихо велел мистер Уорд. – Вон из моего дома.
-- Папа, – на этот раз умоляла Кетрин. – Дай ему оправдаться.
-- Оправдаться?! – громыхнул Джон и поднялся.
Эдвард тоже встал, но не смел поднять глаз на тестя. Кетрин пришлось выпустить его руку.
Слова отца заставили ее остаться на месте, когда она пожелала тоже встать:
-- Этому нет оправдания! Я отдал тебе младшую дочь, моего ангела, а ты превратил ее в мегеру, в самого сатану, и теперь я понимаю как. Вон! Убирайся и не смей попадаться мне на глаза. Иначе я приложу все силы, но засажу тебя так далеко и надолго, что смерть тебе покажется спасением!
-- Простите, – Эдвард не заставил просить себя дважды. Он поспешно пересек гостиную и вышел за дверь, натолкнувшись там на прислугу. Те, прильнув к двери, слушали. При появлении Уилкинсона волна молчаливого презрения окатила его и с этой стороны. Никто не подал ему его плащ, и мужчина так и ушел в ночь, не смея более нарушать спокойствие семейства, которому причинил непоправимый вред.
-- Сиди на месте! – продолжал в это время мистер Уорд, потому что Кетрин намеревалась бежать следом за Эдвардом. – Ты забудешь его и больше имени его не произнесешь в нашем доме.
-- Еще чего, – фыркнула она, поджав губы.
Мэри была бледной и поспешно вытирала глаза. Морган привлек к себе безутешную Амелию.
-- Если я узнаю, что ты видишься с ним, я засажу его в тюрьму, – пообещал ей отец.
-- Ты не знаешь, как все было! – в отчаянии воскликнула Кетрин. Она знала своего отца, он мог бы выполнить угрозу. – Ты не дал ему объяснить! Всегда есть две правды!
-- Правда одна – над твоей сестрой было совершено насилие, есть свидетели, – Джон был непреклонен. – Какое может быть оправдание? Он был пьян? Она его спровоцировала? Это недостойно и низко и оправданий быть тут не может. Вы мои дочери, я несу ответственность.
-- Да, она твоя дочь, но и его жена, – не уступала Кетрин. – Почему она не попросила о помощи, не обратилась в полицию?! Почему?! Почему?!
Девушка понимала, что уже на грани истерики, но не могла совладать с собой. Все это было чудовищно, но она знала одно твердо, она не предаст Эдварда. Больше нет.
-- Это позор! – воскликнула задетая Амелия. – Пережить все еще раз?! В полиции?! В суде?! Будто мало мне было доктора и прислуги. Я готова была руки на себя наложить!
-- Так наложила бы! – слезы брызнули из глаз Кетрин, она вскочила и выбежала из комнаты.
понедельник, 28 ноября 2016

читать дальше
11
В субботу вечером Кетрин спустилась в гостиную одной из последних. Родственники и друзья Уордов, приглашенные на праздник в честь дня рождения матери девушки, уже проводили время за аперитивами и светскими беседами. Одна из просторных гостиных в доме пестрела нарядами и сверкала украшениями, комнаты и коридор наполняли звуки фортепиано и скрипки, голоса сливались в один приглушенный гул.
Кетрин задержалась в своей комнате, укладывая волосы без помощи прислуги. Многочисленные кузины, тетки и подруги матери разобрали всех служанок, чтоб на вечере затмить друг друга, так что Кетрин пришлось обходиться своими силами. Конечно, она и не намеревалась сооружать из волос замок, но все же под вечернее платье и украшения с драгоценными камнями требовалась кое-какая укладка и макияж. Девушка надела длинное облегающее платье сочного вишневого цвета, скрывавшее ее туфли на высоком каблуке, но оставлявшее открытой шею и руки. Тонкие нити из переливавшихся кристаллов в тон с платьем служили бретельками. На ткани был узор, выполненный золотой нитью, так что украшения Кетрин подобрала тоже из желтого золота. Широкий плоский обруч на шею и такие же браслеты на запястья, а в уши надела небольшие рубиновые гвоздики, завершавшие ансамбль. Чтоб подчеркнуть длину изящной бледной шеи, девушка решила забрать волосы наверх. Высокий конский хвост с подкрученными на концах локонами был самым простым решением в сложившейся ситуации. Без парикмахера или хотя бы помощи подруги сотворить что-то более изысканное Кетрин не смогла, да и времени у нее было немного. Она заменила мать на посту распорядителя приготовлениями, чтоб та успела привести себя в порядок и отдохнуть. Самой Кетрин едва удалось переодеться и накраситься, в дверь ее спальни то и дело стучали то одни слуги то другие, нуждаясь в уточнениях и указаниях.
Уже спускаясь в гостиную, девушка опять вынуждена была изменить маршрут и заглянуть на кухню, где повара не могли поделить территорию. Разобравшись и с этим, Кетрин, наконец, предстала перед гостями. Ее появление не вызвало большого интереса у присутствующих, только несколько молодых мужчин, стоявших ближе ко входу, окинули ее оценивающими взглядами и кивнули в знак приветствия. Кетрин же искала глазами Амелию или мать. Миссис Уорд оказалась в самой гуще, среди высокородной родни. Отвлекать ее внимание от графа и его жены девушка не хотела, потому продолжила рассматривать гостей в поисках сестры.
Амелия, в ярко-алом вечернем платье, наслаждалась обществом Моргана и еще нескольких молодых людей. Она вовсю флиртовала и отлично проводила время, несмотря на то, что муж был в этом же помещении. Кетрин его не видела, но знала, что он должен был появиться здесь с супругой, как требовали приличия. Его юная жена кроме яркого платья блистала роскошным бриллиантовым колье на точеной обнаженной шее и каскадом золотых локонов, ниспадавших на спину из высокой прически, усыпанной бриллиантовыми шпильками.
Кетрин перевела взгляд на Моргана. Мужчина, как всегда одетый стильно и дорого, не сводил глаз с собеседницы и пользовался ее расположением. Он явно был польщен тем, что такая красавица да еще и дочь хозяйки праздника выделяет его среди прочих, более именитых и богатых молодых людей. Кетрин не почувствовала ревности или досады, наблюдая за общением сестры и бывшего кавалера. Ей просто стало грустно и немного завидно, что она сама, как ее младшая сестра, не может отбросить глупые мысли и просто наслаждаться обществом интересных мужчин. Амелия была замужней женщиной, у ее собеседников не было никаких шансов перевести это общение в более интимную плоскость, но их это не смущало и не отталкивало, и Амелию тоже. Она могла радоваться жизни, в которой было много сложностей и разочарований. Отчего же Кетрин не могла так? Просто подойти и одарить многообещающим взглядом одного из молодых людей. Пусть не Моргана, но другого.
Девушка вздохнула и ушла в другой конец гостиной. Слуги с подносами то и дело подходили к ней, предлагая вино, их вниманием Кетрин не была обделена. Она взяла бокал и поблагодарила, отправив лакея к паре с опустевшими бокалами. Юноша, нанятый для обслуживания вечера, поблагодарил ее за подсказку и поспешил исправлять оплошность.
-- Ты избегаешь его? – услышала она голос и вздрогнула. Эдвард Уилкинсон приблизился сзади и, должно быть, стоял рядом уже какое-то время, а она даже не заметила этого, поглощенная созерцанием гостей. Кетрин хотелось, чтоб все прошло безупречно, и все остались довольны, потому не могла расслабиться и просто веселиться.
-- Кого? – спросила девушка, переводя взгляд на мужчину. Он опять был в дорогом костюме, но на этот раз одежда явно была подобрана специалистом, а возможно сшита на заказ по снятым меркам. Пиджак не придавал объема и без того внушительной фигуре мужчины, а выгодно подчеркивал ширину плеч и статность. Кетрин внимательней осмотрела родственника и улыбнулась. – Ты отлично выглядишь, – не удержалась она от комментария.
Уилкинсон, казалось, был польщен и в то же время смущен. Он попытался сделать вид, что не понимает, о чем речь и вообще, не расценивает слова девушки как комплимент.
-- А еще говорят, что не одежда красит человека, – фыркнул он и перевел взгляд на компанию молодых людей, развлекавших его жену.
-- Не хочешь присоединиться к ним? – спросила Кетрин, проследив за его взглядом. – Не мешало бы напомнить этим павлинам, что она здесь с мужем.
-- Сучка не захочет, кобель не вскочит, – проговорил мужчина и сделал большой глоток из своего стакана.
-- Ты всегда такой?! – вспылила Кетрин, заметив, что некоторые гости бросили взгляд в их сторону. – Опять пьян или просто кретин?!
-- Привык говорить, что думаю, – невозмутимо отвечал Уилкинсон. – Это же про собак, я не ругался.
-- Понятно, второе, – покачала головой девушка и тоже сосредоточила внимание на напитке.
Понимая, что продолжать общение не стоит, мужчина отошел и вскоре уже нашел себе компанию по интересам. Это опять были умудренные опытом седовласые старцы. Кетрин занялась организацией перемещения гостей в столовую, где уже были сервированы несколько столов для праздничного ужина. Только когда люди начали медленно покидать гостиную, Морган, наконец, заметил Кетрин. Амелия следовала к столу в сопровождении мужа.
-- Добрый вечер, – проговорил мужчина, остановившись возле девушки, пока все прочие гости неспешно проходили мимо них. – Составить тебе компанию за столом? Сможем поболтать во время ужина.
Кетрин отметила, что сказано это было явно без энтузиазма, просто жест вежливости. Не было и привычных комплиментов, хотя сегодня они как раз были бы уместны. Девушка поняла, что задела его своими словами в день приезда. Она вежливо улыбнулась и отрицательно покачала головой.
-- К сожалению, этого не получится, – произнесла она, глядя на собеседника. – Все места уже распределены. Твое возле мистера и миссис Блэк. Вон они, дама в темно-синем бархате и высокий блондин.
-- Я имел честь быть им представленным еще пару месяцев назад в доме твоей матери, – ответил ей Морган. – Мы с Аланом ведем кое-какие дела, так что я знаю, о ком ты.
-- Наверное, мама посчитала, что тебе будет интересно в их компании, если решила усадить тебя рядом, – проговорила Кетрин с прежней улыбкой. – Прости, я должна помочь гостям найти их места.
Девушка оставила его и отошла. Теперь она точно знала, что не испытывала к Моргану сильных чувств. Будь так, его холодность сейчас больно ранила бы ее, но этого не произошло. Почувствовав облегчение от этого вывода, Кетрин немного повеселела и остаток вечера провела даже лучше, чем надеялась.
После ужина, где ее соседями были друзья, предполагались танцы. Гости постарше обосновались в гостиной с удобными диванчиками и продолжили беседы, а молодежь стекалась в другую комнату. Там мебели было меньше, с пола убрали ковры, и музыканты уже начали играть композиции под которые можно было танцевать. Несколько пар открыли вечер, выйдя в центр и показав пример остальным. Амелия была в их числе, приняв предложение одного из своих многочисленных кавалеров. Кетрин видела, что поведение сестры вызывает недоумение у знакомых, но решила, что это к лучшему. Сама она приглашения не получила, в то время как Морган позвал на танец ее кузину, молоденькую симпатичную девушку.
Выскользнув из танцевального зала, Кетрин отправилась проверить как дела в соседних. Там за всем смотрела сама миссис Уорд, очень довольная тем, как проходит праздник. После предполагался фейерверк, и Кетрин решила посмотреть за приготовлениями.
Пиротехники приехали еще днем, и теперь, поужинав со слугами, готовили все необходимое для эффектного окончания празднования. Мужчины в специальной форменной одежде своей конторы носили по коридору внизу коробки, чтоб организовать все в саду. Девушка тоже вышла на воздух и вдохнула полной грудью. Вечер был теплым, на небе сверкали россыпи звезд, а над деревьями серебрился тонкий серп убывающей луны. Кетрин любовалась ночным пейзажем, неспешно удаляясь от дома. В этой части сада гостей не было, потому что столики с напитками и зажженные фонари находились со стороны оранжереи. Здесь же царила полутьма и тишина. Дорожка, по которой ходили пиротехники, осталась позади. Девушка задумчиво рассматривала тени на гравии дорожки и аккуратно ступала, чтоб не сломать каблук.
Неожиданно на пути возникла тень. Кто-то шел навстречу. Кетрин попыталась рассмотреть человека, но в слабом мерцании месяца это оказалось непросто. Только когда до незнакомца осталось не более десяти шагов, Кетрин поняла, что это садовник. Он неспешно ковылял к дому, неся лопату в одной руке и ведро в другой.
-- Мисс, – кивнул он, проходя мимо.
-- Хочешь посмотреть фейерверк, Том? – улыбнувшись, спросила девушка.
-- Скорее присмотреть за этими молодчиками, – ответил садовник, замедлив шаг. – А то вытопчут мне все клумбы, знаю я их.
Кетрин усмехнулась, указав ему, где именно обосновались рабочие, и пошла дальше.
Она вспомнила, как гуляла здесь когда-то в компании Коннора. Они часто уединялись в саду, как делали, должно быть, все влюбленные, чтоб болтать и обниматься вдали от чужих глаз. Он рассказывал ей о своем доме в Ирландии, о своей жизни и друзьях. Кетрин представляла себя частью этой жизни, их будущих детей, их тихое семейное счастье.
Девушка прошла мимо беседки, не обращая на нее внимания. Внутри было темно, поэтому Кетрин решила, что там никого нет, как вдруг ее окликнули. Услышав свое имя, девушка остановилась и недоуменно посмотрела на мужчину, появившегося в арке.
-- Что, надо возвращаться? – спросил Уилкинсон, опершись плечом о резной столбик, подпиравший крышу небольшого сооружения. В пальцах мужчина держал тлеющую сигару.
-- Нет, – ответила Кетрин. Она приблизилась, чтоб не повышать голос, общаясь на расстоянии. – Почему ты решил?
-- Думал, ты гостей по саду собираешь, – пожал плечами мужчина и вернулся во тьму беседки.
Девушка видела огонек сигары, опять вспыхнувший в темноте. Она тоже вошла и, привыкнув к темноте, увидела свободное место недалеко от мужчины.
-- Нет, до фейерверка еще больше получаса, – проговорила Кетрин, присаживаясь и поправляя подол платья. Во время прогулки она начала немного зябнуть и теперь пожалела, что не прихватила пиджак.
-- Тебе не холодно? – спросил Уилкинсон, наблюдая за ней и покуривая сигару.
-- Нет, – тут же ответила Кетрин, отчего стала мерзнуть еще больше.
Она видела, что собеседник отложил сигару и расстегнул пиджак.
-- Вот, только не ломайся, я тебя прошу, – проговорил он, сняв его и накинув на плечи девушки. После чего вернулся на свое место и опять закурил.
-- Не обязательно было, но спасибо, – пробормотала смущенно Кетрин, чувствуя благодатное тепло, исходящее от нагретой мужчиной одежды. – Вечер, действительно, прохладный.
-- Почему вы не можете нормально разговаривать? – спросил Уилкинсон после паузы, пока Кетрин собиралась с мыслями для начала важного разговора. – Ваш отец простой человек, хоть и из аристократической семьи. Он всегда говорит прямо и просто. Да и Мери тоже оставляет свой светский тон, когда рядом нет высокородных знакомых. А вы с Амелией так себя ведете, будто живете в каком-то другом мире.
-- В каком смысле? – не поняла Кетрин, и на этот раз не спешила набрасываться с оскорблениями. Ей нужно было уговорить его отдать Амелии недвижимость, а ссора сведет все шансы к нулю. – Что именно тебя смущает?
-- Вот! – усмехнулся мужчина. – "Что тебя смущает?" Эта высокопарность и смущает. Вернее, раздражает. Ты же нормальная девчонка, простая, открытая, но когда начинаешь говорить, будто принцесса. Все эти "простите", "будьте любезны" вообще не к месту, просто смех.
Кетрин промолчала, понимая, что если и ответит, то очередным "глупым" оборотом, которые так раздражают родственника. Но иначе, как ей завести разговор? Она была немного озадачена и просто смотрела на него, подыскивая что-то наиболее подходящее.
-- Ладно, забудь, – отмахнулся Уилкинсон. Он, похоже, потушил сигару, потому что огонек исчез и дым немного рассеялся. – Говори, как хочешь. Я не имею права к тебе цепляться. Злюсь просто… Извини.
Он опять умолк, но в полутьме отчетливо был слышен его тяжелый вздох.
-- Дело в Амелии? – осторожно спросила Кетрин. Она уже могла различить очертания собеседника и знала, что он не смотрит на нее, а его голова опущена.
-- Да, отчасти, – неопределенно ответил он. – Все складывается очень паршиво, и с Амелией, и на фирме, и вообще в моей чертовой жизни.
-- Я как раз хотела поговорить о ней, – решилась Кетрин после недолгого колебания. – Выслушай меня, а потом ответишь, ладно? Потому что если не дашь закончить, мне придется попробовать еще раз. Я хочу сэкономить время нам обоим.
-- Ого, ну давай, – ответил на это мужчина. Он откинулся на спинку скамьи и скрестил руки на груди.
Кетрин казалось, она видит блеск его глаз, потому перевела взгляд на освещенную луной дорожку.
-- Амелия хочет развода, – начала она нейтральным тоном. – Я говорила с ней и убедила, что претендовать на многое не следует. Но все же ей нужно будет где-то жить, да и тебе все эти дома ни к чему, с твоим образом жизни. Возможно, стоит пойти на некоторые уступки, чтоб вам обоим оставить этот брак позади и начать новую жизнь? Для тебя дело принципа оставить ее ни с чем, она тоже ненавидит тебя и все это не приведет ни к чему хорошему в итоге. Если вопрос только в деньгах, я прошу, оставь ей дома, а я внесу на твой счет их стоимость.
В этом месте Уилкинсон едва не нарушил обещание, начав что-то говорить, но Кетрин напомнила ему о просьбе и продолжала.
-- Конечно, если дело в принципах, то тут деньгами не помочь, – говорила она твердо. – Но прошу хотя бы подумать. Ведь ты, вы оба, вредите не только себе, но и нашей семье. Родители уже не молоды, чтоб переживать еще и вашу драму. Если отец узнает то, что знаю я, это очень расстроит его. После уже не будет полюбовного расставания. Дойдет до суда, дело получит огласку, наши фамилии начнут склонять на каждом углу. Пусть Амелия заслужила этот позор, и я не пострадаю от него, потому что мнение общества мне не важно, но родители и Джеймс такого не заслужили. По ним этот скандал ударит больнее всего. Все эти вещи о ваших любовниках, то, что вы изображали видимость брака больше года, морочили всем голову, это не должно выйти за пределы семьи. А Амелия уже на грани, ты же видишь, что она делает. Да и ты, похоже, на пределе. Подумай, стоят ли принципы того, чтоб разрушать жизнь близким людям? Ведь ты привязан к нашим родителям и Джеймсу не меньше меня. Для тебя они тоже стали родными. Эдвард, я прошу, умоляю тебя, отдай ей эти дома. Пусть она все подпишет и этот кошмар закончится.
Кетрин замолчала и перевела дыхание. Она не сводила глаз с мужчины, ожидая его ответ. Она очень надеялась, что ему хватит совести и ума принять ее предложение.
-- Ты готова выкупить их? – спросил он после продолжительной паузы.
Кетрин закивала, чувствуя растущую надежду на благополучный исход.
-- Конечно, у меня хватит средств, не беспокойся, – говорила она.
-- Это дорогие дома, плюс обстановка, в которую Амелия вложила еще столько же, если не двойную стоимость, – продолжал деловым тоном Уилкинсон. – Сейчас затрудняюсь назвать сумму, но она будет внушительной. Не боишься остаться без гроша?
-- Об этом не волнуйся, это мои проблемы, – ответила невозмутимо Кетрин. Она очень хорошо знала, что ее денег хватит. Она сама уже какое-то время занималась подсчетами, чтоб не быть голословной.
-- Ради Амелии? – продолжал спрашивать мужчина. По голосу трудно было понять, что он решил и для чего спрашивает.
-- Ради моей семьи, – ответила девушка.
-- Хорошо, – произнес Уилкинсон после очередной продолжительной паузы. – Я тоже не хочу скандала. Я из-за этого терпел ее все это время. Потому что знал, что твои родители не заслуживают такого. Амелию я бы уничтожил, но она часть вашей семьи, и это ее счастье.
Он поднялся, намереваясь уйти. Кетрин тоже поспешно встала.
-- Ты согласен? – уточнила она взволнованно.
-- Я же сказал, – обернувшись, ответил мужчина. Он стоял в арке и луна освещала его лицо. Оно было хмурым, решение далось ему с трудом.
-- Скажешь мне, сколько нужно денег, – попросила Кетрин, чувствуя, как быстро забилось сердце. Она и не мечтала, что так просто удастся решить этот вопрос. Готова была расцеловать этого негодяя за его понимание.
-- С ума сошла? – озадаченный ее вопросом, спросил Уилкинсон. – Ты тут при чем?
-- Но… – Кетрин не понимала, в чем проблема. Она начала сомневаться, что верно истолковала его решение и преждевременно обрадовалась. Сердце ее упало, она приблизилась, всматриваясь в лицо мужчины.
-- Я сам во всем виноват, – пояснил тот, глядя на нее. Кетрин была выше среднего роста и сейчас на каблуках, но собеседник все равно возвышался над ней. Его плечи заняли почти весь проем арки. – Сам наломал дров, мне и платить. Принципы принципами, но надо с этим кончать. Я правда устал от такой жизни.
Тут он сделал паузу и понизил голос, а его взгляд переместился куда-то за спину Кетрин.
-- И потом, за деньги не купишь счастья, – проговорил он. – К черту их. Мне тридцать лет. Я еще могу устроить свою жизнь с достойной женщиной. Ты вернула мне веру в их существование.
Он перевел взгляд на Кетрин. Она слушала его, уже убедившись, что все позади и радоваться все же можно, но отчего-то не испытывая прежнего возбуждения. Ей стало грустно от того, что она сама не может разрешить своих собственных проблем так же легко. Эдвард был прав, она тоже не могла бы купить за свои деньги счастье. Коннора ей никак не вернуть.
-- Не понимаю, как можете вы быть сестрами. Такие разные, как ангел и черт, – проговорил мужчина и положил ей руку на плечо.
-- Я далеко не ангел, – возмутилась Кетрин, стряхнув его руку и скрестив свои на груди. – И ты тоже не по-ангельски обошелся с ней. Все мы люди, и все не без греха. Просто не всегда можем найти общий язык.
-- Да, я поступил с твоей сестрой чудовищно, – кивнул мужчина, он тоже отстранился и вышел из беседки.
Кетрин немного постояла, глядя ему вслед и жалея о своей резкости. В конце концов, он хотел выразить ей симпатию, пусть так неуклюже, но все же. А она опять нагрубила, еще и упрекнула его прошлым проступком. То, что он не отрицал вины и не доказывал обратного, было в глазах Кетрин достоинством. Она поспешила следом, желая закончить этот разговор на более позитивной ноте и еще раз поблагодарить. Девушка, отвыкшая от узких платьев и каблуков, сделала слишком порывистое движение и подвернула ногу на гравии. С коротким вскриком она упала на дорожку. Лодыжку пронзила острая боль. Локоть и колено она ушибла меньше, но боль в них тоже была ощутимой.
Кетрин не успела понять, что с ней произошло, как уже была поднята с земли, оказавшись на руках Уилкинсона. Он отошел недалеко, когда услышал ее вскрик и шорох гравия. Мужчина поспешно вернулся и, увидев распростертую на земле девушку, тут же поднял ее на руки.
-- Нога, – застонала Кетрин, ухватившись за его шею и стараясь не шевелить стопой, которая болела все сильней. – Наверное, вывихнула. Ой!
-- Я отнесу тебя в дом, там посмотрим, – говорил Эдвард, уже направляясь к задней двери уверенным шагом, словно нес не взрослую женщину, а маленького ребенка. – Лучше не двигай ей.
Кетрин пробормотала, что старается, сосредоточив внимание на том, чтоб держаться за плечо и шею мужчины.
-- Постарайся не попасться на глаза гостям, – попросила она тихо, уткнувшись лицом в его грудь и закусив губу. – Отнеси наверх, в мою спальню.
-- Хорошо, – не стал спорить с ней Уилкинсон, хотя в тоне слышалось недовольство. – Есть среди них доктор? Кого позвать?
-- Да, есть, – быстро перебирая в уме всех присутствующих, ответила Кетрин.
Эдвард нес ее по лестнице. На пути встретились несколько горничных и лакеев. Слуги с любопытством глазели на мужчину в рубашке, несущего на руках хозяйку, мертвенно бледную, явно страдающую от боли и одетую в его пиджак. Новость об этом облетела слуг прежде, чем Эдвард нашел нужного человека в толпе гостей.
Он так же легко, как в саду, донес девушку на третий этаж и, толкнув ногой дверь ее спальни, внес туда и уложил на кровать. Кетрин старалась держать себя в руках и не стонать от боли, пронзавшей ногу при каждом движении.
-- Доктор Спенсер, – сказала она, подняв взгляд на мужчину. – Попроси маму позвать его ко мне. Она все сделает тихо, не нарушив праздник.
-- О, это самое важное! – не сдержался мужчина. Он оглядывал ее ногу, но не прикасался, не имея нужных навыков.
-- Пожалуйста, зачем устраивать переполох из-за пустяков, – попросила Кетрин, глядя на него умоляюще. – Просто шепни ей, она все устроит.
-- Хорошо, – Уилкинсон повернулся к двери.
-- Постой, пиджак, – девушка попыталась сесть, чтоб снять его. – Нельзя идти в гостиную в одной рубашке…
-- С ума сошла? Тебя больше ничего не волнует, только приличия?! – громыхнул на нее мужчина, вернувшись с порога и одарив таким взглядом, что она так и застыла с одной продетой в рукав рукой. – Давай, помогу, – смягчился он и, забрав свою одежду, пошел искать доктора.
12
К счастью, травма Кетрин оказалась неопасной, и ехать в больницу не пришлось. Доктор Спенсер и мать девушки появились на пороге комнаты, а позади возвышалась фигура Эдварда. Слуги принесли Кетрин воды, тоже поглядывая с любопытством и тревогой. После осмотра, убедившись, что разрыва связок нет, доктор вправил сустав и обмотал его эластичным бинтом. Миссис Уорд сидела на краю кровати с другой стороны, наблюдая за манипуляциями гостя.
-- Как ты умудрилась? – вздыхала она, глядя на дочь с сочувствием. – Хорошо, что Эдвард был рядом.
-- Не знаю, – ответила Кетрин, чувствуя себя центром внимания и от того мучаясь еще больше.
-- Хватит глазеть, если что-то будет нужно, вас позовут, – Уилкинсон взял на себя заботу о том, чтоб освободить спальню от прислуги. – Я буду за дверью, если что-то понадобится, – добавил он и тоже вышел.
-- Ничего страшного, – говорил доктор, не обращая внимания на возню. – Через две недели, максимум, и следа не останется. Давайте я осмотрю локоть.
Он взял с постели бледную дрожащую руку девушки и приподнял, оглядывая локоть и проверяя сустав.
Кетрин поморщилась, но не проронила ни звука.
-- Похоже, ушиб, – кивнул мужчина. Он был уже в летах, но держался бодро и улыбался, чтоб поддержать женщин. – Завтра обязательно в больницу. Сделать рентген. Я, конечно, считаю, что все кости целы, но убедиться надо. Вы сделаете это, мисс Уорд? – он ласково улыбнулся бледной девушке.
Кетрин кивнула. Мать дала ей воды и проводила доктора к двери.
-- Эдвард проводит вас обратно к гостям, – сказала она, а сама вернулась к дочери.
-- Мама, ты тоже иди, – проговорила девушка. – Я не так плоха, чтоб сидеть со мной. У тебя же праздник. Я все испортила, неуклюжая корова.
-- Не говори ерунды, – пожурила мать. – Ничего ты не испортила. Ты так помогла мне, не знаю, что делала бы без тебя.
-- Иди, нехорошо бросать гостей, – настаивала девушка, глядя на свою красивую нарядную маму. Ей очень не хотелось, чтоб вечер для нее так вот заканчивался, возле постели больной. – Я посплю. Нога почти не болит больше.
-- Ты уверена? – спросила миссис Уорд.
-- Да, я уже засыпаю, – Кетрин зевнула и закрыла глаза.
Женщина взяла с кресла плед и накрыла ее. Потом поцеловала в лоб и после некоторых колебаний ушла.
Кетрин решила, что в самом деле задремала. Разбудил шум за окном. Она подняла тяжелые веки и увидела расцвеченное фейерверками небо. Пестрые цветы с грохотом вспыхивали то тут, то там, озаряя ее спальню. Девушка снова закрыла глаза, но спать под такой грохот было сложно.
Когда все стихло, она опять посмотрела на небо и вздохнула. Все сейчас были внизу в саду, любуясь зрелищем и веселясь. И как ее угораздило свалиться, да еще и ушибиться при этом? Девушка вздохнула.
-- Как ты? – услышала она голос Эдварда и тут же опять распахнула глаза. Он сидел в кресле возле окна, поэтому она не заметила его сразу. Сейчас же он поднялся и приблизился.
-- Что-то нужно? Воды? Еще обезболивающее? – спрашивал мужчина. Он был без пиджака, волосы немного растрепаны, рубашка помята и местами испачкана. Для него приключение тоже не прошло бесследно.
-- Почему ты не с гостями? Мне не нужна сиделка, – начала Кетрин хрипло. Потом прочистила горло, отчего голова начала гудеть, как паровой котел. – Ох, – только и выдохнула она, закрыв глаза.
-- Я и не сиделка, – ответил невозмутимо мужчина. – Если ты заметила, я праздники не очень люблю. Считай, что я воспользовался благовидным предлогом, чтоб отлынуть. Мэри очень понравилась эта идея, и она может спокойно заниматься гостями. Ты должна быть довольна, гости в надежных руках, праздник не испорчен.
Кетрин почувствовала иронию в его словах и усмехнулась.
-- Ты вот издеваешься, а я же не из-за гостей переживала, – проговорила она, посмотрев на него укоризненно. – Я хотела, чтоб мама была довольна. Все же это ее день рождения, мы готовились.
-- Я понял, прости, – кивнул мужчина. Он сел на кровать возле ее ног. – Но когда ты начала приводить меня в пристойный вид, лежа с вывернутой ногой, я всерьез обеспокоился твоим душевным здоровьем.
Он засмеялся, глядя на недобрую гримасу на лице девушки.
-- Выпей таблетку, вижу же, что голова болит, – произнес он, поднялся и принес стакан воды и лекарство.
Кетрин приподнялась и взяла дрожащей рукой стакан. Эдвард придержал ее за плечи, пока она пила. Потом помог лечь обратно.
-- Спасибо, – проговорила девушка тихо. – Теперь уходи. Праздник кончился, а я начинаю всерьез переживать о твоем душевном здоровье.
Она посмотрела на него и улыбнулась.
-- Один-один, – усмехнулся мужчина.
Кетрин была благодарна ему за поддержку и внимание. Он опять удивил ее, в который раз.
Эдвард взял с подлокотника потрепанный пиджак и, еще раз взглянув на девушку, вышел из комнаты. Кетрин лежала с закрытыми глазами, чувствуя, как опять наваливается сон.
Несколько дней прошли в заботах о Кетрин. Родственники отвезли ее в город на прием к врачу. Эдвард предложил свою помощь, поскольку наступать на ушибленную ногу девушке категорически запретили, а добраться до врача как-то надо было. Мужчина отнес ее на руках к машине, а потом, по прибытии в клинику, помог сесть в кресло, на котором ее и доставили к кабинету. Миссис Уорд и Амелия сопровождали Кетрин. Правда, пока сестра проходила необходимые процедуры, Амелия куда-то отлучалась, бросив мать и мужа в приемном покое. Вернулась она очень довольная и с корзиной фруктов.
-- Это от Моргана, – щебетала она, порхая по коридору рядом с родственницами. Миссис Уорд везла Кетрин к выходу, пока Эдвард подгонял машину. – Он передает привет и пожелания скорейшего выздоровления.
-- Как он мил, – ответила Мэри. Кетрин промолчала, отрицательно качая головой. У нее еще не было возможности поговорить с сестрой с глазу на глаз, чтоб сообщить о решении Уилкинсона.
Черный седан уже ждал у входа, когда женщины покинули стены клиники. Эдвард выбрался из салона и помог Кетрин сесть на заднее сидение. Он делал все это молча и с предельной аккуратностью, не обращая внимания на взгляды жены и тещи.
-- Но все же помощь Эдварда неоценима, – заметила Мэри, когда Амелия сложила корзину в багажник и села в машину возле сестры. Миссис Уорд заняла место впереди, возле водителя. – Я не хотела бы просить о помощи слуг. Это неудобно. А Джон уже староват, чтоб носить девушек на руках.
-- Мне не трудно, – впервые за всю поездку отозвался на похвалы сам мужчина. – Она из-за меня упала.
-- В самом деле? – Амелия повернула голову и взглянула на сестру. Машина покинула территорию клиники и направилась в сторону поместья. День был будний, и движение на улицах не позволяло набрать большую скорость. Часто приходилось останавливаться в потоке машин и ждать просвета, чтоб выбраться из пробки.
-- Да, то есть, нет, конечно, – начала Кетрин. – Мы разговаривали в беседке в саду, когда я выходила, наверное, не заметила ступеньку и свалилась.
-- Мне следовало подать тебе руку, – покачал головой Эдвард. – Там было темно, как у … – он вовремя успел сдержать яркий эпитет, вспомнив, что в обществе леди. – Как в ночном саду, – закончил он.
-- Я могла упасть и по дороге к беседке, – не соглашалась Кетрин. – Знала же, что там гравий, и все равно пошла в туфлях на шпильке. Чем только думала?!
Амелия слушала препирательства с загадочной полуулыбкой на губах. Мэри улыбалась, качая головой.
-- Ну что уже говорить, все это в прошлом, – решила она. – Главное, что ничего серьезного. Доктор Спенсер был прав, переломов нет.
-- Кетрин трудно будет теперь без помощи, – начала Амелия после паузы. – Может, нанять кого-то, квалифицированного?
-- Я не хочу никаких сиделок, – сразу отсекла эту идею девушка. – Я могу сама о себе позаботиться. В доме полно слуг, как-то справлюсь.
-- Я поживу у вас, пока ты не поправишься, – решила сестра, взяв ее за руку. – Ты не против, милый?
Она взглянула на мужа в зеркало заднего вида. Уилкинсон не сразу ответил. Кетрин сидела позади матери и видела его профиль. Мужчина явно сдерживал что-то колкое в адрес жены. Потом на его лице появилась хитроватая улыбка и он бросил взгляд назад, встретившись глазами с Кетрин.
-- Если так, то я тоже погощу у твоих родителей подольше, – ответил он, вновь переводя взгляд на дорогу. – На фирме сейчас делать особо нечего. Чтоб руководить, не обязательно сидеть в офисе. Так что, Кетрин, из-за меня ты ушиблась, мне тебе и помогать.
Он опять посмотрел на нее и подмигнул. Миссис Уорд обрадовалась его решению и всю дорогу домой планировала предстоящую совместную жизнь в усадьбе.
Кетрин чувствовала себя странно в новой роли. С одной стороны то, что Эдвард носил ее на руках, было логичным, ведь иначе она никак не смогла бы добраться до своей комнаты на третьем этаже, но с другой отчего-то чувствовала неловкость. Когда они вернулись, Амелия поспешила за корзиной Моргана и даже не обратила внимания на то, как возятся с сестрой остальные. Она взяла подарок и начала отдавать распоряжения глазеющим на них слугам. Миссис Уорд тоже озаботилась вещами и слугами, желая сразу же приступить к воплощению своих планов. Первым был ужин в честь решения Амелии и Эдварда остаться на более продолжительный срок, и удачного осмотра Кетрин.
В это время Эдвард, опять обойдя машину, открыл дверцу со стороны Кетрин и протянул к ней руки. На этот раз он смотрел на нее и как-то загадочно улыбался. Именно эта улыбка, значение которой Кетрин не понимала, и заставила девушку почувствовать неловкость. Она поискала взглядом Амелию, желая понять, что та думает о том, что ее муж носит ее на руках с такой готовностью, но сестра уже скрылась в доме.
-- Что? Кого высматриваешь? – тут же заметив ее маневры, спросил мужчина. – Хочешь поехать в гараж?
Он усмехнулся, стоя возле машины и глядя на девушку. Одну руку он держал на крыше машины, вторую упер в бок. За городом он не носил ненавистные костюмы и выглядел гораздо лучше без них. Льняные свободные брюки и темная рубашка шли ему гораздо больше. Он не зачесывал и не укладывал волосы, позволяя челке падать на лоб, а на щеках появилась легкая светлая щетина. Он словно стал другим человеком, так преобразился без своих костюмов и образа офисного работника. Да и взгляд стал другим, конечно, никакого намека на флирт, как опасалась девушка, но все же озорной и веселый, что тоже настораживало Кетрин. А еще тесный контакт, происходивший между ними поневоле, дал ей почувствовать его запах. Именно это последнее обстоятельство волновало Кетрин больше всего. Еще в вечер падения она уловила его, когда буквально уткнулась лицом в рубашку мужчины. Но если тогда в основном преобладал аромат дорогого табака, виски и одеколона, то сегодня, когда Эдвард опять поднял ее на руки и прижал к себе, девушка отчетливо почувствовала запах его кожи. Он не застегнул рубашку наглухо, она видела его обнаженную шею и, удерживая ее руками, придвинулась ближе и вдохнула. После этого сложно было абстрагироваться и воспринимать Эдварда просто как носильщика, человека, оказывающего услугу. Кетрин носил на руках мужчина, и она с каким-то трепетом ждала, что он опять это сделает. Ей доставляло удовольствие то, с какой легкостью он поднимает ее, нежность, при всей его богатырской силе, и теперь, как последний гвоздь в гроб ее самообладания, его запах.
-- Нет, ничего, – поспешила ответить она, отводя взгляд и стараясь успокоить колотящееся сердце. Это все было странным, неприличным и пугающим. Ведь он муж ее сестры, дремучий медведь и хам, и уж конечно засмеет ее, если догадается, как волнует ее его прикосновение. В лучшем случае засмеет, в худшем оскорбит и станет считать падшей женщиной и дрянью, как думал теперь о жене.
Не подозревая о мыслях девушки, Уилкинсон помог ей выбраться из салона и опять подхватил на руки. Она держалась за его шею, стараясь отвернуться и не думать о нем больше в таком смысле.
-- Что, неужели плохо пахну? – усмехнувшись, спросил он, конечно же заметив ее попытки. – Ты как-то странно себя ведешь. Может, скажешь прямо, как обычно это делала.
Он медленно нес ее к дому. Кетрин боролась с желанием ответить честно.
-- Наверное, удивляешься, почему я это делаю? – продолжал мужчина, не получив ответа. Девушка по-прежнему смотрела куда угодно, только не на него. Они вошли в дом и он понес ее наверх. Слуги выглядывали из-за косяков, провожая их любопытными взглядами и перешептываясь. – Официальная версия с моим обостренным чувством вины не подходит?
Кетрин повернула к нему лицо и недоверчиво прищурилась.
-- Официальная версия? – уточнила она. – Это неправда?
-- Я чувствую вину, не подумай, – усмехнулся мужчина, бодро вышагивая по лестнице. – Но все же будь на твоем месте миссис Манчестер, я предложил бы нанять какого-нибудь парня из медперсонала.
-- Пока ты не сказал что-то лишнее, прошу, еще раз подумай, надо ли это говорить, – предупредила Кетрин, чувствуя, как быстро бьется сердце.
Она смотрела прямо ему в глаза, ожидая, что же он скажет в итоге. Он перестал улыбаться и перевел взгляд на ступеньки. Ее комната была уже близко, но она не заметила, как пролетело время, пока они шли.
-- Хорошо, прислушаюсь к твоему мудрому совету и промолчу, – проговорил он, не глядя на нее больше и не улыбаясь. – Довольствуйся официальной версией. Это вполне могло быть правдой, будь у меня больше совести.
-- Вот и отлично, – облегченно вздохнув, кивнула девушка.
Мужчина внес ее в открытую дверь спальни и опустил на кровать.
-- Благодарю, – не поднимая на него взгляд, сказала она и медленно села, подложив под спину подушки.
-- А если я разведусь и отдам Амелии все, что она захочет? – спросил он, оставаясь возле нее и глядя в упор. Тон был серьезным, и взгляд тоже.
Кетрин удивленно вскинула брови.
-- О чем ты? – спросила она, сомневаясь, что поняла его правильно. – Разве мы говорили о ней?
В этот момент в дверях появилась миссис Уорд, невольно прервав разговор.
-- Вы уже здесь, отлично, – начала она, входя и проверяя, все ли устроено в комнате для удобства больной. – Я распорядилась об обеде, тебе его подадут сюда. Что хочешь на десерт?
-- Если понадоблюсь, зовите, – проговорил мужчина и вышел.
Кетрин все еще пребывала в замешательстве, теряясь в догадках, о чем шла речь.
-- Похоже, этот брак близится к печальному концу, – заметила Мэри, поправляя плед, которым укрыла ноги дочери. Кетрин теперь приходилось носить юбки, одолженные Амелией. Надеть штаны было делом хлопотным и болезненным. Подумав о том, что Эдвард три раза уже держал руку на ее обнаженных ногах, Кетрин опять покраснела и смутилась.
-- Они уже не скрывают, что это просто формальность, – продолжала тем временем миссис Уорд. – Все знали, что Амелия и Эдвард заняли разные спальни. Конечно, это вызвало пересуды, а на вечере тетушка Шарлотта прямо спросила меня о них. Мне не оставалось ничего, кроме как пожать плечами. Думаю, она все поняла и без слов. Амелия флиртовала со всеми подряд, а Эд вообще постоянно куда-то исчезал.
-- Они разведутся, я говорила с ними обоими, – ответила Кетрин.
Миссис Уорд вздохнула.
-- Очень жаль, – проговорила она.
Дочь промолчала, ничуть не сожалея об этом.
-- Если понадоблюсь, звони, – велела женщина, кивнув на шнурок у кровати. – В кои веки пригодится.
Потом она ушла, дав Кетрин время подумать и просто отдохнуть в тишине.
После обеда к ней заглянула сестра. Девушка уже переоделась и выглядела цветущей. Кетрин хмуро наблюдала за ней, порхающей по комнате и расставляющей цветы, присланные друзьями и родными. Родня, которая все еще гостила в доме, наносила визиты время от времени. Тетушки и кузины предлагали свою компанию, мужчины передавали соболезнования и пожелания через женщин, не желая смущать Кетрин своими визитами. Девушка удивлялась, что в ее комнате не устроили настоящее паломничество сразу после того, как все узнали о ее травме. Позднее она выяснила, что это тоже заслуга Уилкинсона, который дежурил у нее и выпроваживал всех желающих составить ему компанию у постели больной.
-- Ты можешь уделить мне немного времени? – спросила Кетрин, наблюдая за хлопотами Амелии. – Цветами может заняться Алиса.
-- Поверь, ей есть чем заняться, – усмехнулась сестра. – Дядя собирается в дорогу, все слуги у них.
-- Я поговорила с Эдвардом, он согласился на твои условия, – попыталась хоть так привлечь ее внимание девушка.
-- Согласился? – Амелия была очень удивлена. Она, в самом деле, оставила вазы и подошла, чтоб сесть возле Кетрин на кровать.
-- Да, он согласен отдать дома, – ответила та с коротким кивком. – Всё, во что ты вкладывала силы, будет твоим. Дома и обстановка.
-- И дом в Лондоне? – уточнила Амелия. Она не выглядела счастливой, напротив, новость ее озадачила, если не расстроила.
-- Думаю, да, – пожала плечами Кетрин. – Он тоже устал от этого всего и готов на уступки. Но Амелия, не испорти все, я прошу тебя. Будь благоразумной.
Амелия вскинула подбородок и поджала губы. Кетрин встревожилась.
-- Ты же не передумала? – спросила она. – Поверь, так будет лучше для всех. Родителям скажете, что разлюбили друг друга и расстаетесь мирно.
-- Не хочешь скандала? – усмехнулась Амелия, качая головой. На ее лице было какое-то хищное выражение, что очень не нравилось ее сестре.
-- Нет, а ты хочешь? – изумилась Кетрин.
-- Нет, конечно, – нервно засмеялась Амелия. – Но как тебе удалось? Он же был непреклонен.
Кетрин опустила взгляд, сама не зная ответа на этот вопрос. Ей решение Эдварда казалось логичным, но не ее сестре.
-- А еще не верила мне, – продолжая язвительно улыбаться, проговорила Амелия. – Да ты из него веревки вьешь, сестричка. Вот он, мой час отмщения. Не зря я терпела. Теперь он у нас попляшет, гад.
-- Эми, о чем ты? – испуганно хлопая ресницами, спросила Кетрин. Она сидела на своей кровати, опираясь спиной на подушки, но теперь подалась вперед.
Амелия только головой покачала.
-- Прости, я и не думала, что так все обернется, – начала она, хотя судя по лицу, ей было ничуть не жаль. – Если согласен отдать недвижимость, поделится и акциями. Дай ему время, а потом скажешь об этом. Он согласится. Теперь он на все согласится.
-- Мне кажется, доктор переусердствовал с лекарствами, – Кетрин легла обратно и прикрыла веки. – У меня галлюцинации.
Амелия засмеялась.
-- Я серьезно, Эми, – без тени улыбки ответила Кетрин. – Бери, что дают, и покончи с этим. Я больше ничего не буду ему говорить. Если все испортишь, то только из-за своей жадности.
-- Он мне сломал жизнь, а ты в кусты, – тоже посерьезнев, сказала Амелия. – Почему ты не хочешь дожать? Ведь ясно, что он твой. Я же говорила, даже спать с ним не нужно будет.
-- Да о чем ты?! – взорвалась Кетрин. – Я его не соблазняла, я просто объяснила, что ваш скандал ударит по нам всем! Что если он хоть во что-то ставит родителей, проявивших так много добра к нему, то он должен избежать скандала. Что вы оба молоды и должны оставить эти глупые войны. Вот и все, что я сделала.
-- А упала потом, когда он согласился? – поинтересовалась Амелия.
-- Ну конечно, не во время же осмотра я с ним разговаривала обо всем этом, – не веря, что сестра думает иначе, говорила Кетрин.
-- И он ничего такого тебе не говорил? Никаких комплиментов? – настаивала Амелия. – Ты могла и не понять, они у него своеобразные.
-- Нет, – не моргнув глазом, солгала сестра.
-- Ты просто не заметила, наверное, – не сдавалась Амелия. – Я его хорошо знаю и вижу, что он серьезно тобой увлечен. А раз согласился на мои условия, то хочет развестись любой ценой.
Кетрин вспомнила слова Эдварда и поняла, наконец, их смысл. Осознание того, что Амелия права, было как гром среди ясного неба. Девушка не смогла скрыть эмоции, отражавшиеся на ее лице, и сестра сразу заметила перемену в ней.
-- Вот видишь, – продолжала она увещевать. – Достаточно просто взглянуть на его действия, зная эту очевидную истину, и все станет ясно. Он же на руках тебя носит, Кети. Что тебе еще нужно, чтоб понять, что мой муженек влюбился в тебя по уши?
Кетрин с трудом поборола охватившее вдруг волнение и подняла взгляд на сестру.
-- Но… – в горле у нее пересохло, и она откашлялась. – Если так, то тем более не следует мне с ним говорить о ваших делах. Я не должна использовать его чувства. Я этого не хотела, если ты помнишь.
Амелия подозрительно прищурилась, глядя на сестру, на ее пунцовые щеки и блестевшие глаза.
-- Ты же не купилась на его жалкие ухаживания? – спросила она с иронией. – Не стала его жалеть? Потому что это было бы очень странно, сестренка. Ведь он еще пока мой муж.
-- С ума сошла?! – возмутилась Кетрин, краснея еще больше от осознания того, что бессовестно лжет. – На что ты намекаешь? Мне и в голову бы не пришло, если бы ты тогда не сказала мне, что он мной заинтересован. До того дня я даже как мужчину его не воспринимала.
-- А с того дня? – усмехнулась Амелия. – Представляла, каков он, да?
Кетрин казалось, что ее сердце вот-вот выскочит из груди. Она только призналась себе, что увлеклась Эдвардом, как тут же получила доказательства того, что и он к ней расположен, и вот Амелия заставляет ее говорить об этом.
-- Посмотрела на это чучело, как на мужчину? – давила на нее сестра с блеском в глазах.
-- Ты вышла замуж за это чучело и была очень довольна в день свадьбы, – фыркнула Кетрин, задетая этими словами. Хотя сильнее ее возмутило оскорбление. Одно дело, когда она сама обзывала Эдварда, но когда это делала Амелия, Кетрин отчего-то ощущала закипающую злость.
-- Ты была невнимательна, Кети, – посерьезнев, возразила та. – В день свадьбы я была очень печальна.
Кетрин задумалась и поняла, что сестра права. В день свадьбы Амелия была не просто печальна, она даже плакала. Когда они с Коннором уходили с банкета, потому что мужу неожиданно стало плохо, Кетрин обменялась с сестрой парой обычных в такие дни фраз. Пожелала счастливой жизни, попросила звонить, а Амелия неожиданно расплакалась, просто зарыдала, обхватив сестру за шею. С Коннором она даже не попрощалась, поспешно убежав куда-то в дебри отеля, в одном из ресторанов которого проходила свадебная вечеринка. Эдвард, появившийся из зала, был так же удивлен поведением невесты, как и родня. Но Коннор напомнил о себе и Кетрин оставила сестру на родителей. Потом ее муж заболел, и болезнь развивалась так стремительно, что они едва успели добраться до дома, как он слег с гриппом и вскоре умер. Конечно, Кетрин напрочь забыла о сестре и ее слезах в день свадьбы. Теперь все это вспомнилось, будто было вчера.
-- Я словно чувствовала, что пожалею, – говорила Амелия. – Думаю, я так и не смогла его полюбить. Мы слишком разные люди. Да и он женился, чтоб попасть в наш круг, а не по большой любви. Первые трудности это доказали. Ему было наплевать на меня, главное, это наследник.
Девушка поспешно встала и отошла к окну, отвернувшись от Кетрин. Та понимала, что она не хочет показывать слез. Даже если Амелия любила мужа, то теперь будет всеми силами отрицать это. Скорее всего, за год она сумела убедить в этом даже себя.
-- Пусть так, Эми, но что это меняет? – вернулась к прежней теме Кетрин, желая все прояснить. – Это все дела минувшие, надо жить дальше. Ненависть тебя разрушит. Оставь его, дай развод и забудь.
-- Хочешь прибрать его себе? – не оборачиваясь, усмехнулась Амелия. Она отчаянно терла глаза, но голос звучал твердо. – Тогда я пойму, зачем хочешь оставить ему хоть что-то.
-- Не продолжай это, прошу, – взволнованно проговорила Кетрин. – Между нами быть ничего не может, сама должна понимать. Я просто хочу, чтоб все закончилось.
-- Он грубый и жестокий человек, – повернувшись, сказала Амелия, просто бросила эти слова сестре, будто желала переубедить ее. – У меня всегда синяки оставались на утро. Он как животное, о партнерше никогда не думал. Я пожалела потом, что берегла себя до брачной ночи. Это было сущим кошмаром…
-- Прекрати, – оборвала ее Кетрин, испытывая боль и отвращение. Слушать такие признания от младшей сестры, представлять ее в подобных обстоятельствах было невыносимо. Еще больнее было слышать о том, что Эдвард все же тот, кем она считала его сначала.
-- Спроси у мамы, спроси, – стояла на своем Амелия. – Я тогда просила у нее совета. Мне нужен был психолог. Она подтвердит, что я ходила к доктору. Восемь сеансов после одной ночи. Чтоб забыть, постараться допустить к себе мужчину опять. Как думаешь, почему я потеряла ребенка?
Кетрин стиснула зубы, стараясь выслушать до конца, раз не удалось заставить сестру молчать. Она не могла определить пока, что сильнее ранит ее, то, что не знала ничего этого, находясь далеко от сестры, или что в этом виновен Эдвард?
-- Я попала в ад, в самое пекло, – продолжала Амелия, ее покрасневшие глаза теперь горели гневом. – Дома меня все любили, относились, как к принцессе. Я понятия не имела, что со мной могут обходиться подобным образом. Как с вещью, просто куском мяса для утех. И все это он, этот волк в овечьей шкуре. Жалей его, пусть морочит голову и тебе. Но вот только я обещаю, что скорее подсыплю ему яда, чем позволю завладеть тобой.
Сказав это, Амелия вышла и хлопнула дверью. Кетрин медленно сползла с подушек и долго лежала без движения, глядя в потолок. Ей было о чем подумать, и, к счастью, в этот раз никто не мешал.
воскресенье, 20 ноября 2016

читать дальше
9
Утро понедельника было пасмурным, около семи начал накрапывать дождь. Серое небо над городом обещало, что дождь продлится как минимум до полудня. Редкие прохожие скрывались под зонтами, на тротуарах собирались лужи. Только молодая листва на деревьях радовалась непогоде.
Кетрин слезла со стула и вернулась в кухню, чтоб заварить еще кофе. Ей нравилось сидеть возле окна в гостиной и наблюдать за улицей. Это всегда успокаивало и помогало думать. Горничные должны были прийти не раньше восьми, потому что их хозяйка часто спала до десяти, а то и до одиннадцати. Завтрак готовила Лили, так что Николя появлялся незадолго до обеда. Он приходил уже с необходимыми продуктами и быстро готовил что-то, конечно, если не было определенных запросов накануне.
Девушка услышала шаги на лестнице, а потом в холле. Она сомневалась, что это Амелия, которая не так давно легла. Кетрин как раз закончила готовить себе кофе и наливала его в чашку, когда на пороге кухни появился Эдвард. Он был удивлен, встретив ее тут.
-- Не знала, что ты так рано поднимаешься, – приветливо улыбнувшись, заметила Кетрин. – Кофе?
Мужчина не ответил на ее улыбку, но только из-за своего минутного замешательства.
-- Да, если можно, – кивнул он, приблизился и сел за стол. Он был в костюме, белой рубашке и галстуке. Опять такой, как обычно. Вот только теперь он не казался Кетрин серостью. Конечно, костюм не шел его могучей атлетической фигуре, а гладко причесанные волосы не шли к волевому лицу с широким подбородком. Но сегодня Кетрин сравнила бы его не с медведем, которого заставили освоить велосипед, а с воином, волей судьбы обязанного носить наряд лакея. Он научился зарабатывать деньги, научился и носить костюмы. Кетрин сомневалась, что любовь у них взаимная, скорее дань необходимости.
-- Почему не спишь? – спросил Эдвард, получив чашку крепкого черного кофе.
-- Амелия меня разбудила, – пожала плечами девушка. – Сливки, сахар?
-- Да, пожалуйста, – опять кивнул он, глядя на собеседницу. Кетрин была в трикотажной кофточке цвета шоколада и темных брюках. Как обычно почти полностью скрыв все свое тело. На ногах легкие лодочки, неизменные маленькие серьги в ушах и цепочка на шее. Волосы собраны на затылке, полное отсутствие макияжа.
-- Любишь так? А я думала, мужчины пьют черный, – с улыбкой проговорила она, поставив перед ним вазочку с сахаром и отправившись к холодильнику за сливками.
-- А я думал, ты не знаешь, где кухня, – парировал Эдвард.
Помещение было небольшим, все окна находились на одной стороне, под ними тянулись столы с вмонтированной в них техникой. С другой стороны, отделенные узким проходом, стояли холодильник, стол на ножках и несколько высоких стульев. Над столом висели шкафчики для посуды и разнообразной кухонной утвари. Для одного повара или хозяйки места было достаточно.
-- Хочу поблагодарить тебя, – начала Кетрин, поставив перед мужчиной сливочник и оставшись возле стола, за которым он расположился. – Это было очень мило с твоей стороны поддержать меня. Не часто мы с Амелией ссоримся. Я была недалека от того, чтоб уехать…
Она заметила, что Эдвард удивленно посмотрел на нее, хотя и попытался скрыть это, вернувшись к кофе.
-- Что? – спросила она, продолжая наблюдать за ним.
-- Ничего, я думал, ты поругалась с Морганом, а не с Амелией, – ответил он просто, опять взглянув на собеседницу.
-- С Морганом? – не поняла Кетрин. На ум пришли слова сестры о манипуляциях мистера Уилкинсона в отношении его друга, которого они сейчас обсуждали. Все подозрения и ненависть разом вернулись, заставив девушку вновь смотреть на мужчину с недоверием и презрением. Он сразу заметил перемену и тоже напрягся. – Причем тут он? С чего нам ругаться? Разве что, ты знаешь что-то, чего не знаю я?
Кетрин незамедлительно перешла в атаку, не давая собеседнику и секунды, чтоб опомниться и придумать отговорку. Она хотела заставить его признаться.
-- Амелия сказала мне, – ответил Эдвард, спутав ее планы. – Вчера, когда ты пронеслась, как торнадо. Я спросил, что с тобой, она ответила.
-- Я не верю, – тут же возразила девушка. – Зачем ей говорить такое? Это же абсурд. Мы с Морганом по-прежнему друзья. Возможно, не встречаемся так часто, как раньше, но и не ссорились. Я бы не плакала из-за него. Что ты подумал? Что я одна из тех глупых девчонок, что льют слезы, когда их мечты разбиваются о реальность?
-- Мне нужно идти, – окинув ее сочувственным взглядом и покачав головой, ответил мужчина. – В следующий раз согласуйте вашу ложь, это все упростит, – добавил он уже в дверях.
Кетрин не могла решить, какой из ответов выбрать, и опять промолчала, только гневно раздувала ноздри и сжимала губы. Она злилась на себя за то, что позволила этому человеку снова насмехаться над ней. Он обвинял их с сестрой во лжи. Такой глупой и очевидной, на какую решаться разве что малые дети. Мастерски ушел от щекотливой темы, не признав, что велел Моргану бросить ухаживания. А еще его насмешливый тон, эта полуулыбка, наполненная иронией, заносчивая и наглая. Будто он умнее, старше и опытнее, а они с Амелией две дурочки, решившие его морочить. Вот как он думал о них.
Девушка в сердцах ударила кулаком по столу. Чашка звякнула, а запястье пронзила боль. Кетрин ахнула и прижала руку к груди. Она не понимала, что с ней происходит. Всегда такая спокойная и сдержанная, она теперь плачет и дерется с мебелью. Уилкинсоны втянули ее в свою жизнь и неотвратимо меняли. Еще немного и она тоже станет мелочной и злобной.
Обедали они вдвоем с сестрой в столовой. Амелия выспалась и нарядилась к вечернему выходу. Сразу после обеда она планировала отправиться к кому-то из знакомых, а оттуда еще куда-то. Кетрин пропустила мимо ушей ее рассказ об этом. Она думала о сложившейся ситуации.
-- Ты расскажешь мне, что было у вас с Коннором? – спросила девушка после того, как слуги оставили кофейник и десерт, и удалились из столовой.
Амелия отложила вилку и подняла вопросительный взгляд на сестру.
-- О чем ты? Что у нас могло быть? – натянуто улыбнулась она. – То, что я увлеклась им, не значит, что я потеряла голову и готова была на все.
-- Как далеко зашли ваши отношения? Ты сказала, он тоже симпатизировал тебе, – наседала Кетрин. – Как это проявлялось?
-- Как? Как обычно, – пожала плечами Амелия, вернувшись к еде. Она была спокойна, тема ее не взволновала ничуть, в то время как Кетрин едва сдерживала дрожь в руках. Она оставила чашку и обхватила себя за плечи. – Он был мил, делал комплименты, – рассказывала Амелия. – Конечно, ничего серьезного, ведь я была ребенком, но, поверь, я знаю, что он был увлечен. Только решение родителей помешало нашей симпатии развиться во что-то большее. Я отступила, я говорила тебе.
-- Почему ты не рассказала мне? – спросила Кетрин, взглянув на нее. – Я же твоя сестра, он был моим мужем. Все эти годы я ни о чем не подозревала. Это нечестно, Эми… жестоко.
-- Ничего такого не было! – возмутилась Амелия, тоже оставив еду и разволновавшись. – Не о чем было рассказывать. Что тебя задевает? Неужели Коннор был невинным мальчиком до тебя? Наверняка у него имелись романы, настоящие связи со взрослыми женщинами.
-- Не в Конноре дело, – остановила ее Кетрин. – Меня волнует, что моя родная сестра была увлечена моим мужем и даже словом не обмолвилась об этом. Не поделилась. Что еще ты скрываешь? Я же чувствую, что ты недоговариваешь.
Кетрин сделала паузу, глядя на сестру, опустившую взгляд на свою тарелку, и не спешившую отвечать.
-- Я вчера говорила с Эдвардом, – продолжала она, успокоившись и вернув нейтральный тон. – Думаю, все это одно большое недоразумение. Ты же знаешь, что он сирота. Его поступок, его грубость по отношению к тебе в то сложное время, возможно, это была просто болезненная реакция. Что бы ни происходило потом, оно только усугубило непонимание. Вам следует обратиться к семейному психологу, пока оба не наломали дров. Я же прямо сегодня съеду. Я не хочу участвовать в том, в чем должны участвовать только вы двое.
Проговорив все это, Кетрин поднялась из-за стола.
-- Да, ты права, – кивнула Амелия, не глядя на нее. – Это только между ним и мной, и я сама должна с этим справиться.
Кетрин пошла к двери.
-- Теперь ты хотя бы понимаешь, почему я не рассказала тогда, – догнали ее слова сестры. Она замерла и обернулась. – Только я знаю, кто он, и только мне решать мои проблемы. Правда, для психолога поздновато. Он тут уже не поможет.
Амелия смотрела на сестру пронзительным ледяным взглядом, говорившим то, что не было сказано словами. Потом она перевела его на свой десерт и продолжила есть, как ни в чем не бывало. Кетрин вышла и поднялась к себе. Вечером она уже покинула особняк, перебравшись к родителям.
Кетрин думала, что покончила с этими делами, съехав от сестры. Она опять жила в своей комнате в родительском доме, чувствуя, будто вернулась в детство. Только мысли об Амелии и Конноре портили их. Девушка переворачивала старые архивы, где хранились фотографии, ее дневники, видеозаписи. Все, что запечатлело те годы, когда она только познакомилась с будущим мужем и они с сестрой проводили время в его обществе. Возможно, Кетрин просто накручивала себя, но ей начало казаться, что она находит подтверждения словам Амелии. Иногда на фото Коннор смотрел на ее младшую сестренку, белокурого ангела, с большими невинными голубыми глазами. Иногда Амелия смотрела на него. Бывали снимки, где семья Уордов и их гости из Ирландии позируют фотографу, собравшись все вместе. А Коннор стоит не возле нее, Кетрин, а обнимает за плечи младшую из сестер, а та сияет широкой улыбкой, и глаза ее светятся. Уже давно Кетрин не видела у Амелии такой вот улыбки. Возможно, это было как раз в то время, когда она увлеклась женихом сестры? Первая влюбленность, детское увлечение, не получившее развития. А Кетрин даже не замечала, сама влюбленная и ослепленная этой любовью. Для нее Коннор тоже был первым мужчиной. До него она никого не любила по-настоящему. Позволяла молодым людям ухаживать за ней, некоторых одарила парой поцелуев, но ничего более серьезного. Только Коннор покорил ее, пленил ее девичье сердце, заставил стать слепой настолько, что она пропустила возникшее чувство у сестры.
Кетрин отложила альбом со снимками и вернула его в коробку к своим тетрадям и прочим мелочам, которые не хотела выбрасывать, повзрослев. Все это она хранила в доме родителей, решив, что заберет в Ирландию, когда замок Донованов станет ей домом. Этому не суждено было случиться. Она не успела обжить его, только начала привыкать, как умер муж и дом стал чужим. Оставаться там не имело смысла, тем более перевозить оставшиеся вещи.
Миссис Уорд постучала и вошла, получив разрешение дочери. Кетрин сидела на своей кровати. Мать вошла и села рядом с ней, взяв за руку и взглянув в лицо.
-- Как ты? – спросила она участливо. – Переживаешь из-за вашей размолвки? Может, расскажешь мне, что там у них произошло, что ты все же сбежала? Эдвард обидел тебя?
-- Ты знала, что Коннор нравился Эми? – спросила Кетрин, в который раз оставив вопросы матери без ответа.
-- В каком смысле? – не сразу поняла та.
-- Когда он гостил тут с отцом? – пояснила девушка терпеливо. Она была как всегда спокойна и сдержанна, хотя тема очень волновала ее. – Когда мы все еще были детьми.
-- А-а ты об этом, – закивала женщина. – Да, я заметила ее интерес, но он был увлечен тобой, потому мы с его отцом и решили, что вы составите хорошую пару. Мне казалось, что Амелия переросла то детское увлечение. Неужели она ссорится с мужем из-за своих детских иллюзий? Нечестно сравнивать живого мужа с тем, в кого ты был влюблен в юности. Это просто иллюзия, мечты, не имеющие ничего общего с действительностью.
-- О нет, она не из-за детской влюбленности ненавидит мужа, а за вполне реальные его проступки, – покачала головой Кетрин. – Но она призналась мне, что была увлечена Коннором, и что он отвечал ей взаимностью. Что если бы не ваше решение, он выбрал бы ее.
-- Звучит так, будто у Коннора Донована не было своего мнения, – улыбнулась миссис Уорд. – Что же только то, что мы решили, будто вам следует перевести роман в плоскость брака, повлияло на его решение? Ты должна помнить, что вы прежде около полугода были просто парой, и о свадьбе мы заговорили, заметив, что это увлечение серьезно. Амелия выдает желаемое за действительное. Конечно, ей хочется верить, будто он мог жениться на ней. Он мог, но если бы был к тебе безразличен, а это не так. Он сам выбрал тебя. Амелия просто несчастлива сейчас и хочет привлечь к себе внимание. В самом деле, ведь все сочувствуют твоей утрате, а она тоже почти что потеряла мужа. Пусть не так трагично, но посочувствовать ей стоит.
Кетрин слушала маму, кивая и соглашаясь с ней. Ей начала казаться ребячеством та ревность и подозрения, вызванные словами сестры. Коннор выбрал ее, Кетрин, его никто не заставлял. Уорды давали одинаковое приданое за дочерьми и не навязывали ему Кетрин. После нескольких лет невинной детской дружбы он обратил внимание на девушку и у них завязался роман, позднее он попросил ее руки. Кетрин не верила, что Амелия могла заставить его решить иначе, только лишь позволив ухаживать за ней, дав "зеленый свет". Будь молодой человек заинтересован в ней, он и не глянул бы в сторону старшей сестры.
-- Да, ты права, – со вздохом ответила она, когда миссис Уорд смолкла. – Она нафантазировала и сама поверила в свои фантазии. Мне не следовало поддаваться сомнениям. Я знала Коннора, он любил меня, а Амелия была ему как сестра.
-- Все это подтвердят, – кивала женщина.
Они сменили тему и более не возвращались к разговору о прошлом. Миссис Уорд больше волновало будущее и судьба ее дочерей. Она старалась вывести Кетрин из уныния и заставить вновь радоваться жизни.
-- Я не хотела в этом году устраивать праздник, но теперь вот думаю, что следует, – рассказывала миссис Уорд, сидя рядом с дочерью и рассуждая вслух. – Мой день рожденья – хороший повод повеселиться и развеяться всем нам. Ваш отец тоже очень много работает. Ему пойдет на пользу несколько дней отдыха. Отправимся за город, в наше имение. Откроем летний сезон праздником. Пригласим всю родню. Я позвоню Донованам, ты не против?
-- Нет, им тоже нужно выбираться из меланхолии, – поддержала идею Кетрин. – Они почти не выходили из дома в последние месяцы. Я потому и уехала, чтоб Элизабет взяла на себя заботу о хозяйстве. Теперь мы вытащим их в свет, и они смогут хоть немного отвлечься от этого горя.
Миссис Уорд перечисляла фамилии друзей семьи, и вскоре число гостей перевалило за полсотни. Кетрин улыбалась, соглашаясь с ней или замечая, что те или иные родственники приедут, только если не приедут другие. В таком случае следовало выбирать.
-- А мистера Брауна приглашать? – спросила осторожно женщина, взглянув на дочь. – Он был вхож к нам в этом году. Уже всех знал, его полюбили.
-- Не знаю, как хочешь, – пожала плечами Кетрин. Ей было все равно, будет он там или нет. Его персона ее более не волновала. – Спроси об этом у Эми. Он друг их семьи. Нас с ним более ничего не связывает.
-- Хорошо, спрошу у Амелии, – не стала обострять на этом внимание миссис Уорд. – Заодно узнаю, ждать ли их с мужем.
Кетрин промолчала. Вот тут она могла высказать пожелание. Ей не хотелось видеть ни сестру, ни ее мужа, но она не стала говорить об этом матери, понимая, что избегать Амелию вечно не сможет.
10
Поместье семьи Уорд досталось отцу Кетрин от старшего брата как подарок на свадьбу. Оно было небольшим, но находилось в живописной местности и недалеко от столицы. Старинное трехэтажное здание с острыми крышами и просторной оранжереей позади. Вокруг был разбит парк с аккуратными аллеями, озерцом и беседками. Тут круглый год жил небольшой штат прислуги, присматривающий за домом и парком. Дворецкий, его жена и старый садовник. Перебираясь в усадьбу на лето Уорды привозили с собой остальную прислугу. Кетрин не стала нанимать собственную помощницу, пользуясь, когда было необходимо, услугами служанки своей матери. Девушка отвыкла от помощи слуг за время жизни в Ирландии и теперь не хотела опять становиться зависимой от них. Она знала, что выйдя замуж, постарается обходиться своими силами, чтоб кроме нее и ее мужа в их доме не было других людей. Конечно, она не считала привычки родни глупыми, и понимала, что следить за несколькими такими огромными домами невозможно без посторонней помощи, но предпочитала все же быть самостоятельной, насколько это возможно.
Другая мысль неожиданно посетила девушку, вернее, ход мыслей привел ее к неожиданному выводу. Она могла и не выйти замуж во второй раз. Пока такого желания не возникало, да и подобная перспектива не прельщала. Конечно, она допускала, что в будущем у нее будет муж и дети, но когда доходило до конкретики и следовало представить себе этого мужа, она заходила в тупик. Кетрин хотела однажды стать женой и матерью, но не хотела больше серьезных отношений с мужчинами. От одной мысли об этом на душе становилось тяжело. Это чувство было схоже со страхом, безотчетным беспокойством, как перед походом к врачу или перед важным экзаменом, событием, пусть и не пугающим, но малоприятным.
Кетрин отогнала мысли о замужестве и решила, что самостоятельно жить можно и не выходя замуж. Конечно, пока она в Лондоне, то снимать отдельное жилье без веской причины не было удобно. Родители решат, что она собралась удариться во все тяжкие. Что ж, оставить столицу тоже не проблема. Тут ее ничего не удерживало. Кетрин решила всерьез задуматься над перспективой переезда.
Пока разбирала вещи и обустраивала свою комнату на третьем этаже усадьбы, девушка могла подумать, не опасаясь чужого вмешательства. Ее никто не тревожил. Все были заняты. Миссис Уорд отдавала распоряжения своей маленькой армии, желая к концу недели привести дом в полное соответствие с нормами приличия. Праздничный ужин намечен был на конец недели, а первых гостей ждали уже в среду. Кетрин казалось, что она опять в доме Амелии и скоро Рождество. Только на этот раз за окном был не снег, а зелень парка. Кроны деревьев, аккуратно подстриженные, кое-где заслоняли собой горизонт, но из окна ее спальни были видны окрестности. Сразу за парком тянулись луга, редкие полоски деревьев, насаженные, чтоб отделить один отрез земли от другого, узкий рукав реки, а за ним серые стены одиноко стоявшей церквушки. Она уже не действовала, но администрация соседнего городка выделяла средства на ее содержание, превратив в достопримечательность. Земли, когда-то принадлежавшие прежним владельцам усадьбы Уордов, теперь были в ведении городских властей и занимались фермерами. Уорды владели лишь домом и обширным парком, чего им вполне хватало. Соседи фермеры были людьми тихими и вели самую обычную сельскую жизнь. Дорога находилась далеко, как и основные туристические маршруты. Ценность усадьбы была и в ее уединенности и отдаленности от городской суеты.
Обустроив дом, Уорды начали принимать первых гостей. К огорчению Кетрин, ими оказались Амелия, ее муж и Морган Браун. Девушка очень удивилась, увидев, как из черного седана мистера Уилкинсона появился его друг, который потом галантно открыл дверцу перед Амелией. Уилкинсон такими мелочами себя не утруждал. Он вышел из машины и приблизился к встречающим хозяевам, не глядя на неспешное появление супруги. Мистер Уорд, его жена и дети стояли у главного входа, желая поприветствовать родню. Слуги выстроились с другой стороны, дворецкий и помощник мистера Уорда, как единственные мужчины, взяли на себя заботу о багаже гостей.
-- Эдвард, рад тебя видеть! – начал Джон Уорд, раскрыв зятю объятия.
-- Мери, Джон, – учтиво кивнул им Эдвард, и, коротко поцеловав женщину в щеку, обнял тестя.
Амелия тем временем выбралась из салона авто. Она была в черном брючном костюме, шляпке и солнцезащитных очках. Только золотистые локоны, рассыпавшиеся по плечам, и бирюзовый шарф не позволили бы спутать ее наряд с траурным. Она поблагодарила Моргана, тоже одетого в темный костюм и шляпу, и, забрав свою ладонь, пошла к родителям. Мужчина последовал за ней.
Кетрин, наблюдая за этой сценой, позабыла о том, что следует поприветствовать Уилкинсона.
-- Привет, Кети, – услышала она его голос и перевела удивленный взгляд на мужчину. – Хорошеешь. Природа тебе на пользу. Милый румянец.
Он засмеялся, когда девушка начала краснеть от злости и смущения одновременно.
-- Мама! – вклинилась в разговор громким возгласом Амелия. Она обняла мать, будто не видела ее сто лет, хотя с момента отъезда Уордов из Лондона не прошло и двух недель. – Какая глушь. Рассчитываешь заманить сюда общество? Надо было им выдать карты.
-- Главное, что вы приехали, – ответила с улыбкой Мери. Ее муж и Кетрин тоже сделали вид, что не замечают грубой шутки и улыбались.
-- Будь моя воля, я поселился бы в таком месте и больше никогда не видел этот проклятый город, – проговорил с улыбкой Эдвард, стоя рядом с Джеймсом. – Я оставил дела на Уинтера, и планирую надоедать вам неделю, как минимум.
-- Как чудесно! – искренне обрадовалась миссис Уорд. – Морган, а вы? Насколько планируете задержаться?
Они с мужем поприветствовали третьего гостя, скромно дожидавшегося своей очереди. Кетрин едва обменялась с ним взглядом и кивком. Амелия не стала дожидаться остальное общество и ушла в дом. Одна из служанок поспешила за ней. Собственная горничная девушки несла ее личные вещи, не доверяя их никому другому.
-- Я не могу оставить дела на помощника, как Эд, поэтому… – мужчина развел руками, извиняясь за то, что не задержится надолго.
Уорды попросили гостей входить, хозяин дома сразу занял внимание Эдварда, а его жена и сын шли по другую руку, прислушиваясь к разговору. Морган и Кетрин шли сзади на небольшом расстоянии.
-- Эд прав, выглядишь отлично, – начал мужчина, понизив голос и глядя на девушку.
Она перевела на него недоверчивый взгляд. Кетрин понимала, что Уилкинсон, как всегда, скорее шутил, а вот со стороны Моргана это была просто лесть. За время, проведенное в усадьбе, она ничуть не изменилась, а сейчас была одета просто и скромно. Волосы собрала на затылке, лицо не накрасила, одним словом, была самой собой, и уж точно не заслуживала комплиментов.
-- Ты становишься банальным, Морган, – сказала она холодно и перевела взгляд на спины идущих впереди людей.
Они прошли по широкому коридору в холл, откуда старинная деревянная лестница вела наверх, и потом в гостиную. Там все расположились на диванчиках вокруг низкого столика. Уорды и Джеймс заняли тот, что был больше, напротив камина, Морган и Эдвард сели на оставшиеся два по правую и левую руку от хозяев. Кетрин осталось либо стоять, либо присоединиться к одному из мужчин. Морган первым заметил это и демонстративно подвинулся, освободив больше места. В этот момент вошла экономка, привлекая внимание миссис Уорд и ее мужа. Кетрин видела самодовольную улыбку на лице Моргана, он уже знал, что она сядет рядом. Девушка тоже улыбнулась и прошла мимо, прямиком к Эдварду и, когда тот потеснился, села рядом с ним.
Миссис Уорд закончила распоряжаться о чае и опять перевела взгляд на гостей.
-- Ваш багаж уже доставили, – заметила она, после чего Джон Уорд поинтересовался делами на фирме Уилкинсона. Тот ответил и разговор стал скучным для Кетрин. Она воспользовалась тем, что не нужно слушать, чтоб подумать. Девушка не понимала, почему Амелия привезла с собой Моргана. С какой целью? И почему он взялся опять так очевидно и пошло ухаживать за ней?
-- Акционеры мной не довольны, – услышала она часть фразы Уилкинсона и перевела взгляд с сидящего напротив Моргана на него. Вспомнился разговор в городе, когда сестра и ее друг обсуждали свои коварные планы. – Я все больше теряю в их глазах.
-- Но они должны понимать, что ты идешь на уступки не забавы ради, – возмутился мистер Уорд. – Сокращение ударит по людям. Вы и так оставили без работы значительную часть, модернизировав производство. А теперь опять увольнения.
-- На этот раз из-за кризиса, – вздохнул Эдвард, качая головой. – И тут уж нельзя сетовать на прогресс. Работы оставшимся прибавится, а зарплата та же. Но и на таких условиях люди согласны остаться, а мы оставить всех не можем. Я с Рождества оттягиваю увольнения, дал людям время найти что-то другое, а не идти на улицу.
-- Это хорошо для кармы, но плохо для репутации, – покачал головой Морган.
Миссис Уорд снисходительно улыбнулась его шутке. Кетрин слегка растянула губы.
-- Да, Морган понимает лучше меня и дает ценные советы, – тоже улыбнувшись, продолжал Эдвард. – Слушал бы я его, акционеры меня на руках бы носили. Но вот только я рад, что дал рабочим время и многие не почувствовали на себе эти передряги. А с акционерами разберусь. Уйду, в конце концов, если так захотят.
-- Ты создал эту фирму, – возмутился отец Кетрин. – Они должны понимать, что те работяги, которых теперь просто выбросили на улицу, были с тобой с самого начала. Они не могут и тебя вот так же выбросить. Не позволяй этого. Я готов помочь тебе.
-- Надеюсь, не дойдет до такого, – отмахнулся Уилкинсон с улыбкой.
Кетрин не сводила взгляда с Моргана и видела, как блестят его темные глаза. Он-то знал, что это вопрос времени, когда Уилкинсон окажется на улице, так же как его рабочие, более не нужные той фирме, которую создали.
-- У меня есть связи и тебя поддержат серьезные люди, так что не волнуйся, – пообещал мистер Уорд.
-- Не будем об этом, – вмешалась его жена. – Конечно, ты поможешь Эдварду, мы в этом не сомневаемся, но зачем обсуждать такие вещи, если они еще не случились. Возможно, все обойдется. Эдвард не так глуп, чтоб не справиться со своими собственными подчиненными и партнерами.
-- И потом, мы здесь по другому поводу, – поддержал ее Морган. Кетрин казалось, что он не хочет, чтоб ее отец дал какие-то более ощутимые обещания и тоже рад был перемене темы. – Двадцатипятилетие – это важное событие.
Миссис Уорд рассмеялась и погрозила ему пальцем. Ее муж тоже расслабился и улыбался. Кетрин бросила взгляд на Уилкинсона и увидела, что тот только головой покачал, а на его губах ироничная полуулыбка.
Вошла экономка с подносом. Она поставила его на столик и они с миссис Уорд принялись сервировать стол для чаепития.
-- Я пойду к Амелии, – Кетрин поднялась и, получив кивок матери, удалилась.
Она постояла в холле, слушая возобновившийся разговор за дверью. Потом появилась экономка. Кетрин помогла ей, закрыв дверь, и пошла наверх в свою комнату.
Поговорить сестрам все равно пришлось, как бы Кетрин не избегала Амелию. Дом наполнялся гостями и уединиться можно было теперь только в своей спальне или на чердаке. Кетрин устала читать и смотреть в окно на прогуливающихся по парку родственников. К радости миссис Уорд и ужасу Амелии, почти все они откликнулись на приглашения и начали съезжаться в усадьбу, занимая комнату за комнатой. Многие, особенно семья старшего Уорда, носившего титул графа, привезли с собой своих слуг. Другие были с детьми и их няньками. Так что к пятнице дом превратился в подобие переполненной гостиницы.
Амелия нашла старшую сестру в оранжерее. Кетрин ухаживала за цветами, пока миссис Уорд было не до них. Вооружившись небольшими садовыми ножницами и надев перчатки, она состригала лишние листья и выдергивала из горшков засохшие стебли.
-- Разве у мамы нет человека, который копался бы в грязи? – фыркнула девушка, приближаясь и заглядывая сестре через плечо.
Амелия была в нарядном коктейльном платье светло-розового оттенка и босоножках, распущенные по плечам локоны золотились на солнце.
-- Есть, но цветами она занимается сама, – ответила Кетрин, не поворачивая головы и не отвлекаясь от работы. Сама она носила брюки и закрытые кофточки. Если день выдавался жаркий, то кофту сменяла трикотажная футболка. Платья и юбки остались в гардеробе в Лондоне. Приехав сюда, девушка взяла только то, в чем было удобно. Она намеревалась отдохнуть в кругу семьи, а не принимать ухаживания. Только платье для праздничного ужина купила, хотя и оно было достаточно скромным и целомудренным. Отчего-то Кетрин не хотелось привлекать к себе внимание мужчин. Мысли об этом стали страшить, как и мысли о замужестве.
-- Ты меня избегаешь? – прямо спросила Амелия, скрестив руки на груди и стоя рядом.
-- О чем ты? Почему я должна это делать? – непринужденным тоном спросила Кетрин. Прозвучало бы убедительно, если бы сестра не знала ее хорошо.
-- Возможно, из-за того разговора о Конноре? – спросила Амелия, не пытаясь заглянуть в лицо собеседницы, но не сводя с нее глаз.
-- Нет, – резче, чем хотела, ответила Кетрин.
-- Нет? – приподняла одну бровь Амелия. – Почему же, в таком случае?
-- Поверь, мой муж здесь совершенно ни при чем, – проговорила старшая сестра, попавшись на уловку и все же подтвердив своим высказыванием предположение младшей. – Дело скорее в твоем муже и тебе. Я не хочу принимать участие в этом заговоре и вообще, решайте свои семейные проблемы сами.
Кетрин заметно нервничала, потому что высказываясь, переусердствовала с прополкой и выдернула из горшка зеленый стебель.
-- Вот ведь! Черт! – фыркнула она, осторожно возвращая растение на место и прикапывая его землей.
Амелия засмеялась.
-- Может, поговорим спокойно, не калеча мамины цветочки? – предложила она насмешливо.
-- О чем? – продолжая свое занятие, отвечала Кетрин. Она предпочла бы измазаться в земле, только бы не обсуждать больше Уилкинсона и Коннора.
-- О Моргане, – продолжая хитро щуриться, ответила Амелия. – Ты заметила, как он изменился? Бедняжка серьезно влюблен.
-- Соболезную, и в кого? – не обращая на ее слова особого внимания, проговорила Кетрин. Как только стало ясно, что сестра не будет уговаривать ее рыть яму Уилкинсону или предаваться воспоминаниям о Конноре, внимание девушки стало рассеянным. Она переключила его на несчастный цветок, желая вернуть его в норму.
-- В тебя, дурочка, – засмеялась Амелия. Ее смех был неестественным, так она смеялась среди знакомых, когда просто хотела поддержать атмосферу дружественности, но не испытывала радости на самом деле. Кетрин почувствовала, что сестра не рада тому, о чем говорит. Девушка оставила горшок с растением и перевела взгляд на собеседницу.
-- Он пытался сопротивляться этому чувству, но потерпел неудачу, – рассказывала та. Она поняла, что сестра догадалась о ее истинных чувствах, и перестала наигранно улыбаться. – Перед тем, как мама пригласила нас сюда, он рассказал мне все. Я решила, что ты дашь ему еще один шанс, прежде чем оттолкнуть. Потому он здесь.
-- Ты решила? – приподняв бровь, переспросила Кетрин. – Меня не думала спросить, прежде чем делать это? Мои чувства тебя вообще интересуют?
-- Да брось, Кети, – поджав недовольно губы и покачав головой, ответила Амелия. – Неужели ты вообще не любишь его? Ничуть, ни капли? Он же тебе нравился? Что изменилось? Он сказал, ты из-за наших с Эдом разногласий рассталась с ним. Потому что я попросила тебя поморочить мужу голову. Это так? Я не думала, что это как-то отразится на Моргане. В чем он виноват?
Кетрин не отвечала, дав сестре высказаться, и только когда та умолкла, задумалась над ответом.
-- Я скажу просто, – начала она после паузы, – Морган разочаровал меня, вот и все. Между нами ничего не может быть, и если ты его поверенная в сердечных делах, то передай ему это. Буду благодарна, если избавишь меня от объяснений. Не хочу его невольно обидеть.
-- Разочаровал? – изумилась Амелия. – Не слишком ли ты требовательна, Кети? У тебя много других вариантов? Кто лучше него? Пусть он не богат, но тебя, насколько я знаю, это никогда не волновало.
-- У меня нет вообще никаких вариантов, – улыбнулась Кетрин, глядя на взволнованную сестру. – Мне это не нужно. Я еще не готова к отношениям с мужчинами. Морган помог мне это понять, вот и все. Не готова принимать мужчин такими, как есть, с их недостатками и проблемами. Мне и своих достаточно, да и не люблю я его. Нет того, что было у меня с Коннором.
Она осеклась, невольно затронув тему, которой касаться не хотела.
-- Ясно, – поджав губы, ответила Амелия. – Ты как всегда, в своем репертуаре. Мисс Кетрин Уорд, снежная королева.
Кетрин опустила взгляд, не желая ссориться с сестрой из-за ее обидных слов. И потом, теперь, возможно, это было ближе к правде, чем в дни их юности, когда Амелия дразнила ее этим прозвищем. Старшая дочь в семье Уорд долгое время не принимала ухаживаний молодых людей, находя в каждом недостатки и уделяя больше времени учебе и младшему брату. Амелия и Коннор дразнили ее, называя снежной королевой, пока однажды она не доказала молодому человеку, что тоже способна любить.
-- Что ж, твое право, – сдалась Амелия. – Я просто проявила участие. Морган мой друг и поддерживал меня все это время, пока все вокруг были озабочены исключительно своими личными проблемами. Я обязана ему, но если ты не любишь его, то ему, действительно, лучше не тратить время. Он достоин быть любимым.
-- Почему ты не разведешься с мужем и не составишь счастье Моргана? – спросила прямо Кетрин. – Вы ближе, чем друзья. У вас много общего.
-- Ты шутишь? – вскинула брови Амелия. – Мне быть с ним?
-- Только что ты описывала его как достойнейшего, или тебя смущает его материальное положение? – теперь пришла очередь Кетрин посмеяться над сестрой.
-- Нет, дело не в деньгах, хотя я не стыжусь того, что считаю их наличие огромным достоинством для мужчины, – парировала Амелия. – Это нормальный практичный подход. Почему красота или ум предпочтительней доходов? Если мужчина богат, то это так же важно, как прочие качества. Но Морган не любит меня, а я не хочу рассматривать кандидатов, не заинтересованных во мне. Это унизительно, не считаешь? После того, как он признался, что влюблен в тебя, мне стать номером два? Я достойна быть первой и единственной.
-- Но ты знала его еще до меня, – не понимала Кетрин. – Он увлекся мной только потому, что ты занята и дала понять, что не станешь изменять мужу. Да и его дружба с твоим мужем тоже не шуточное препятствие. Теперь же между тобой и Уилкинсоном раздор, Морган тебя поддерживает. Логично будет, если ты бросишь мужа и позволишь молодому человеку воспринять перспективу быть с тобой всерьез. Тогда он и обо мне забудет. Я уверена, он привязан к тебе не только как друг. Ты же очень красивая женщина, гораздо красивее меня, и умеешь это подчеркнуть.
-- Не знаю, возможно, ты права, – отмахнулась Амелия, сдавшись. – Конечно, я думала о Моргане, как о мужчине. Кто в здравом уме не думал бы? Но сейчас у меня другие проблемы, более насущные. Не так-то просто развестись и строить новые отношения. Это не гардероб обновить.
-- Сразу после праздника попроси у мужа развод, – ответила на это Кетрин. Она сняла перчатки и скрестила руки на груди, глядя на сестру. – Если не станешь требовать многого, он не откажет…
-- Оставить ему всё? – вскинула брови Амелия. – Дома, в которые я вложила душу? А самой вернуться к родителям? В мою детскую? Там принимать друзей? Пока он будет проматывать то, что я строила эти годы?
-- Вопрос только в домах или ты по-прежнему хочешь лишить его его фирмы? – уточнила иронично Кетрин.
-- Я хочу лишить его всего, – тоже улыбнувшись недобро, ответила сестра. – Но это просто мечты.
-- Поговори с ним, – продолжала серьезно Кетрин. – Выскажи свои требования, а там посмотрим. Возможно, я смогу уговорить родителей поговорить с ним. Их он послушает.
-- Думаешь, мама с папой посчитают, что дома должны отойти мне? – недоверчиво спросила Амелия. – А как объяснить причину развода? Мы же почти что идеальная семья.
-- Мама знает, что нет, а отец поверит на слово, если скажешь, что все решила, – ответила на это Кетрин.
-- Я не могу вынести это на всеобщее обсуждение, – не соглашалась младшая сестра. – Всплывет наше грязное белье, он может разозлиться и рассказать о моем романе на стороне. Как я потом буду смотреть в глаза родне?
-- Он тоже не святой, – фыркнула Кетрин, не понимая, что сложного в том, чтоб двум людям расстаться.
-- Он мужчина, не знаешь, что им все позволено? Не то что нам, – обиженно возразила Амелия. – Я не хочу обсуждать все это при маме и папе. Я от стыда умру. Ты можешь себе представить, что стоишь в гостиной, а все они говорят о твоей личной жизни? С кем ты спала, с кем спал твой муж? Это кошмар наяву. Я лучше оставлю все как есть. Я уже привыкла к такой жизни. Да и Эду не всегда будет так везти. Слышала же, что на фирме у него проблемы.
-- Пока у него есть его фирма, дома он может отдать тебе, – заметила Кетрин. – А что если потеряв бизнес, он решит продать их? Или обанкротится и увязнет в долгах? Тогда ты разведешься с ним?
-- Морган предупредит меня, – фыркнула девушка. – Я буду знать, когда готовить отступление.
-- По-моему, сейчас самое время, – настаивала Кетрин.
-- Хорошо, я подумаю, – сдалась Амелия. – Но сделай мне одолжение, поговори с ним сначала ты. Разведай, чтоб я знала, есть смысл выносить это все на публику, или нет.
-- Хорошо, я поговорю, – кивнула Кетрин. Она знала, что пожалеет об этом, но должна была попробовать решить все по-человечески, не доводя до скандала.
Младшая сестра неожиданно приблизилась и обняла ее. Кетрин тоже положила руки ей на спину и улыбнулась.
-- Обещаю, если выпутаюсь из этого брака, то больше никому не позволю манипулировать мной, – проговорила девушка тихо. – Обещаю все тебе рассказывать и слушать твои советы. Только помоги мне в этот раз.
-- Я тоже обещаю больше внимания уделять моей младшей сестренке, – вздохнула Кетрин. – Чтоб она не попадала в такие ситуации.
Девушки засмеялись и отстранились друг от друга. Амелия поспешно начала вытирать глаза, отворачиваясь от взгляда Кетрин. Та не стала ее смущать и вернулась к растениям.
среда, 16 ноября 2016

читать дальше
7
Прошла неделя со дня приема в доме Уордов. Амелия дала сестре время все обдумать и не торопила. Они не касались темы, делая вид, что вообще ничего не произошло. Кетрин же была настороже. Она теперь внимательней присматривалась к хозяину дома, желая найти подтверждения словам сестры, но больше желая их опровержения. К ее неописуемому удивлению, Амелия оказалась близка к истине.
Это случилось в воскресное утро, когда она встретила хозяина дома за завтраком. Сестра, как обычно, осталась у себя, игнорируя мужа. Накануне они обе провели замечательный вечер у Уолтеров, получив массу удовольствия от общения с Мэтью и его друзьями. Амелия, не желая портить эти впечатления, избегала мужа. Кетрин не хотела из-за него менять привычки и есть в постели.
-- Доброе утро, – поприветствовал ее мистер Уилкинсон, попивая кофе. Он был одет по-домашнему, в футболку и легкие свободные штаны. Кетрин прежде не видела его в таком непринужденном наряде. Вообще не видела не в костюме или рубашке. Возможно, потому что они всегда встречались перед или после его работы. Сегодня, судя по наряду, он намерен был остаться дома. Это тоже было чем-то новым и нетипичным.
-- Здравствуй, – ответила сдержанно Кетрин и села за стол. Она настояла на том, чтоб слуги сервировали для нее завтрак на некотором расстоянии от хозяина. Два свободных стула между ними казались ей оптимальной дистанцией. Сегодня Уилкинсон удивил ее. Прибор для девушки стоял там, где она просила, а вот хозяин дома переместился ближе и занял соседний стул.
Когда она приблизилась и увидела перемену, мгновение помедлила. Мужчина смотрел на нее, явно затеяв все это с какой-то определенной целью. Кетрин не стала его радовать скандалом, просто села за стол и налила себе кофе.
-- Принцесса у себя? – спросил Уилкинсон, тоже вернувшись к еде. – Как вчерашний выход? Покорили там всех?
-- Если ты об Амелии, то она у себя, – ответила Кетрин, оставив слова о приеме без комментариев.
Собеседник развернулся к ней всем телом, положив одну руку на спинку стула, а во второй удерживая чашку с кофе. Он окинул Кетрин изучающим взглядом. Девушка спустилась к столу в легкой блузке и брюках, а волосы собрала наверх. В вырезе блузки видна была ее чистая светлая кожа и тонкая золотая цепочка на шее. В ушах сверкали крохотные золотые гвоздики. Никакой косметики и лишних украшений. Только легкий аромат духов, оставшийся в волосах еще после вчерашнего выхода.
-- Ты встречаешься с кем-то? – спросил мужчина, задержав взгляд на ее точеном профиле. Он видел, как она переменилась в лице, явно не радуясь его интересу ее персоной. Полноватые губки сложились в ниточку, а ноздри дрогнули. Но мужчина и не подумал как-то пояснить свой интерес или извиниться за бестактность. Он только улыбнулся шире.
-- Это мое дело, – ответила Кетрин, не удостоив его взглядом.
-- Я же родственник, должен знать, – продолжал с улыбкой Уилкинсон. – Ты живешь в моем доме, мне держать ответ перед твоим отцом. Если какой-то проходимец тебя обидит, как я буду ему в глаза смотреть?
Кетрин медленно повернула голову, одарив мужчину таким взглядом, что он все же перестал улыбаться и даже отстранился.
-- Прежде всего, это дом не только твой, но и моей сестры, – проговорила девушка, выделяя каждое слово. – А ты должен был подумать о том, как смотреть в глаза моему отцу прежде, чем так поступил с Амелией.
Кетрин отчетливо видела, какое действие оказали на него ее слова. Мужчина даже побледнел, а его взгляд стал действительно виноватым. Он поспешно отвернулся и поставил чашку на стол.
-- Она все рассказала тебе? – казалось, его удивил этот факт.
-- Да, – бросила Кетрин холодно.
-- Представляю, как она преподнесла свою версию, – покачал головой мужчина. – Немудрено, что ты смотришь на меня, как на Иуду.
-- Какие тут могут быть версии?! – взорвалась девушка. – Ты чудовище и твой поступок ужасен, как ни преподноси!
Уилкинсон молча кивал, не думая возражать, похоже.
-- Я здесь до сих пор только потому, что не хочу оставлять ее одну, – продолжала Кетрин. – Я уговариваю ее расторгнуть брак и начать новую жизнь. Ты, если еще имеешь хоть каплю чести, должен отпустить ее.
-- Ее никто не держит, – мрачно отвечал мужчина. – Я предлагал ей развестись сразу после того…
Он смолк, как видно, не зная, какие подобрать слова.
-- Я могу попытаться уговорить ее, если ты оставишь ей этот дом и два загородных, – сказала Кетрин, еще надеясь решить все мирно. – Она хочет еще акции, но я не считаю, что это справедливо.
-- Если она хочет развод, я дам его, – после недолгого молчания ответил Уилкинсон. Он опять посмотрел на собеседницу, и в его серых глазах был лед. – Я не трогал ее деньги, они все по-прежнему на ее личном счете. Но это всё, что она получит после развода.
Кетрин возмущенно повернулась, готовая отстаивать права сестры, будто адвокат, но мужчина продолжил, и она не перебивала.
-- Амелия обманула меня, не была мне женой ни одного дня, и не приумножила наше состояние ни на фунт, – говорил Уилкинсон твердо. – Она только тратила и морочила мне голову. Она уйдет с тем, с чем пришла. Это мое слово и я сделаю все, чтоб так и случилось.
Кетрин не знала, что возразить, только ноздри раздувала, глядя на наглеца с презрением.
-- Пусть я поступил с ней не лучшим образом, но и она не святая, – мужчина поднялся из-за стола и бросил на него салфетку. – Мне казалось, что ты другая, Кетрин. Что не станешь судить, зная версию одной стороны. Да, она твоя сестра, но нельзя осуждать, не зная всего.
Он ушел и девушка не успела задать возникшие вопросы. Что означали его слова, и какую часть истории скрыла от нее Амелия?
Около четырех часов сестры встретились с Морганом, чтоб вместе пообедать в городе. Кетрин волновалась, предвкушая эту встречу после довольно длительной разлуки. Она не стала наряжаться и краситься, дополнила наряд, в котором была утром, пиджаком и взяла небольшую сумочку. Амелия не стеснялась, опять надев откровенное платье ярко-алого оттенка.
Морган присоединился сразу после того, как девушки заняли столик. Кафе было простым, без претензий. Они не стали занимать столики на улице, устроившись в помещении. Мужчина в этот день выглядел как обычно, одетый изыскано и дорого. Темный трикотажный пуловер, брюки и кожаные туфли. Он подъехал к кафе на ярком спортивном автомобиле и, припарковав его, вошел внутрь.
-- Морган, как я соскучилась! – начала Амелия, обняв его и коснувшись губами щеки.
Кетрин осталась за столом, не считая подобные приветствия нормой. Возможно, между влюбленными, или во Франции, но не здесь и не при таких обстоятельствах. Все же они собрались для обсуждения не самых безобидных дел.
-- Кетрин, рад тебя увидеть, – обратился к ней мужчина, когда младшая сестра отпустила его. Он сел напротив, в то время как девушки сели лицом к входу. – Ты отлично выглядишь.
-- Спасибо, но, может, мы оставим этот обмен любезностями и перейдем к предмету? – ответила довольно резко Кетрин. Ее отчего-то раздражала непринужденная улыбка Моргана и их милые переглядывания с Амелией.
-- Ну что ты, Кети, – фыркнула сестра, качая головой.
Морган воздержался от комментариев, глядя на нее с любопытством.
-- Она завтракала с Эдом, – пояснила Амелия ему.
-- Объясните мне, что вы замышляете? – прямо спросила девушка. – Думаю, вы знаете, что по-хорошему он не отдаст то, что вам нужно. Как думаете его обобрать?
Амелия и Морган перестали улыбаться, глядя на нее с недоумением.
-- Сначала скажи, на чьей ты стороне, – попросила сестра, первая справившись с замешательством.
-- Ты еще спрашиваешь! – фыркнула Кетрин. – Конечно, я на твоей стороне. Ты что-то недоговариваешь, но и того, что я знаю, мне достаточно, чтоб решить, кто в этой ситуации прав.
-- Я рассказала тебе все, – насупилась Амелия. – Возможно, без деталей, но факты ты знаешь. Он мерзкий человек, ничтожество.
-- Ты теперь тоже так думаешь? – спросила Кетрин у Моргана. – Неужели не догадывался, кто твой друг?
-- Я мало общался с ним повзрослевшим, – пожал плечами тот. – Пока мы не пересекались в интересах, Эдвард был прекрасным человеком. Я сам был удивлен его ультиматумом.
-- Что он сказал? – Кетрин отчего-то никак не могла решиться. Какой-то червь сомнения сидел в ней и точил ту стену из аргументов, что представляли эти двое людей. В одном Уилкинсон был прав, нельзя судить, зная версию только одной стороны.
-- Прости, но я не буду повторять, – ответил Морган. – Я сказал Амелии только потому, что она сама уже все знала. Просто хочу, чтоб вы поняли одну вещь – Эдвард Уилкинсон мне больше не друг. Нас связывает только бизнес. Хотя это продлится недолго. Он показал мне свое лицо и я готовлю отступление. Когда он даст мне пинка – вопрос времени.
-- Ты знаешь, что Амелия хочет часть акций? – спросила Кетрин.
-- Да, мы с ней не раз обсуждали возможный развод, – ответил Морган. – Это не так сложно. Она законная жена, брачного контракта нет. Нужно только убедить судью, что миссис Уилкинсон обманутая жена, и можно отсудить всё.
-- Найми детектива, – пожала плечами Кетрин. – Он сделает снимки, где твой муж в обществе проституток, и дело в шляпе.
-- Это не подходит, – вздохнула Амелия, рассматривая меню. – Он очень осторожный. Знает, что я воспользуюсь любой возможностью.
-- У него есть что-то против тебя? – спросила прямо Кетрин. – Что-то более весомое, чем его проститутки?
-- Нет, – возмутилась Амелия.
-- Брось, ну я же не ребенок, – покачала головой Кетрин. Взгляд Моргана, брошенный в сторону ее сестры, подтвердил догадку. – Если хочешь, чтоб я помогла, будь откровенной.
-- Да, он знает обо мне то, что в суде перекроет его похождения, – сдалась Амелия. – Я не знаю, как ему удалось узнать, но он достал доказательства того, что я изменяла ему. Он сказал мне это прямым текстом.
Кетрин не стала развивать тему, но судя по беззаботному виду Моргана, тот был в курсе похождений Амелии. Раз Уилкинсон до сих пор не убил его и не расстался, значит, изменяла жена не с ним. Это нисколько не облегчало Кетрин жизнь. Пусть этот мужчина не запятнал себя связью с женой друга, но все же очарование его померкло. Интриги и та грязь, что открывалась перед девушкой, как-то омрачили их только начавшиеся отношения. Кетрин вдруг стало противно и захотелось уйти. Но она вспомнила о первопричине. Уилкинсон сам был виноват в том, что Амелия стала такой. Именно он сделал ее циничной и расчетливой.
-- Что остается? – спросила она. – Чем я тут могу помочь? Он ненавидит меня точно так же, как и тебя.
-- Нет, – поспешила возразить Амелия. – Он к тебе неравнодушен. Сама же говорила, что он интересовался твоей личной жизнью. Я уверена, если ты ответишь ему, он расскажет, как узнал обо мне и что у него есть. Он захочет смешать меня с грязью, чтоб ты поддержала его сторону.
-- Ты с ума сошла?! – воскликнула Кетрин, не дав сестре продолжить. – Отвечу?! Это в каком смысле?
-- Не обязательно же с ним спать, Кетрин, – поджала губы Амелия. – Просто заставь его тебе довериться. Он не очень-то умен, уж поверь.
-- Умен достаточно, чтоб обезопасить себя от тебя, – напомнила сестра.
-- Это потому, что я была в отчаянии, – с оскорбленным видом ответила девушка. – Я была ребенком, он бросил меня, просто игнорировал. Я искала друга, но найти любовника оказалось проще.
Кетрин бросила взгляд на Моргана, считая, что он здесь явно лишний.
-- Не думай, что между нами было что-то, – по-своему истолковав ее взгляд, внесла ясность Амелия. – Морган как раз оказался другом. Он поддержал меня, и не ошибся. Теперь-то Эд показал свое истинное лицо и ему. Он просто использует людей и выбрасывает, когда они более не нужны.
-- Ты просишь меня о немыслимых вещах, Эми, – словно обращаясь к ребенку, проговорила Кетрин. – Мне втереться в доверие, после того, как я ему открыто говорила, что думаю. Он сразу поймет, что я просто хочу что-то выведать. Да и что это, думаю, тоже.
-- Не переоценивай его, – усмехнулась беззаботно сестра. – Он довольно примитивен. Да и думать будет явно не головой.
Кетрин пропустила это мимо ушей. К счастью, подошел официант и принял заказ.
Разговор на время сменил тему. Морган рассказал о делах фирмы. Кетрин с удивлением обнаружила, что на этом фронте ведется подготовка не менее основательная. Морган явно готовил для бывшего друга несколько неприятных сюрпризов, настраивая акционеров против Уилкинсона. С его умением льстить и пускать пыль в глаза, было вопросом времени, когда эти семена дадут всходы. Возможно, нужен будет только повод и земля под Эдвардом разверзнется. Кетрин почувствовала себя одним из этих акционеров. Ее тоже пытались убедить, что Уилкинсон никуда не годится и единственный верный выход, это избавиться от него.
-- Кети, я же не говорю, что ты должна делать что-то мерзкое, – говорила Амелия, когда девушки возвращались домой. Морган ушел раньше, ссылаясь на дела. Кетрин поняла, что между ними более ничего быть не может, даже дружбы. Ей самой не хотелось иметь с ним ничего общего. Пусть лучше Амелия, когда разведется, берет его себе. Девушка надеялась по окончании всего этого отвратительного мероприятия навсегда забыть о нем.
-- Нет, ты именно это и просишь, – возразила Кетрин. – Это мерзость. Лицемерить и изображать расположение по отношению к тому, кто мне противен.
-- Я живу так больше года, – мрачно ответила Амелия. – И потом, ты должна мне.
Кетрин вздохнула, отрицательно покачав головой.
-- Я знаю, что сестра и должна, но…
-- Нет, не потому, что ты сестра, – не согласилась Амелия. – За Коннора.
Кетрин удивленно взглянула не нее, не понимая, что та имеет в виду.
Водитель такси не мог их слышать, но девушка бросила взгляд в его сторону и ответила:
-- Я была влюблена в него, – призналась Амелия, опустив взгляд. – Он тоже оказывал мне знаки внимания, но потом родители решили, что выйти за него должна ты, и я отступила. Я видела, что ты любишь его, и ты была достойней меня. Я намеренно избегала его, чтоб он думал только о тебе. Поверь, если бы я захотела, он был бы моим.
Кетрин смотрела на сестру, чувствуя себя словно в кошмарном сне. Казалось, мало было этих интриг с Уилкинсоном, нужно было и Коннора сюда приплести. Чтоб и он стал частью истории с изменами и заговорами.
-- Не злись на меня, – попросила Амелия, глядя умоляюще. – Я была ребенком, а он был таким красивым и добрым.
Кетрин подняла руку, требуя сестру замолчать. Она сама отвернулась к окну и прикрыла рот рукой, потому что слезы вот-вот готовы были появиться на глазах. Она не могла плакать здесь, при постороннем.
До самого дома они больше не разговаривали. Расплатившись, Амелия повернулась к сестре и прикоснулась к ее локтю. Кетрин попросила прощения и поспешила к себе. В холле она наткнулась на Уилкинсона. Он спускался по лестнице. У Кетрин глаза уже были полны слез, она не видела ничего, двигаясь по памяти. Мужчина успел схватить ее за плечи, не дав упасть.
-- Эй-эй, куда ты так спешишь? – спросил он, отстраняясь и всматриваясь в бледное лицо родственницы. Та нетерпеливо отстранилась от его рук, будто он мог ее запачкать. Уилкинсон поднял их, показывая, что ничего дурного не замышлял. Но девушка не обращала на него внимания, поспешив дальше.
Амелия вошла следом и увидела сцену на лестнице.
-- Что случилось? – спросил у нее муж. Он выглядел озабоченным и то и дело посматривал наверх, где уже хлопнула дверь.
-- Расстались с Морганом, – ответила ему жена. – Не знаешь, в чем тут дело?
-- Конечно, знаю, – опять принимая невозмутимый вид и вернув на лицо презрительную улыбку, ответил мужчина.
Амелия сощурилась, одарив его недобрым взглядом, и тоже начала подниматься наверх.
8
Кетрин сидела в своей комнате у окна, стараясь в тишине и уединении привести в порядок разбегающиеся мысли. Поначалу было сложно вообще думать о чем-то, кроме обиды на сестру и боли. Девушка заперлась в ванной и просто дала волю слезам, чтоб спустя час суметь все же взять себя в руки и подумать. Теперь она просто наблюдала за движением машин по улице, позволив мыслям течь, как им заблагорассудится. Они перескакивали с одного предмета на другой, то возвращая ее в детство, когда Амелия была милой доброй девочкой, то к годам юности, когда она же скрыла от сестры то, что влюблена в ее жениха. Потом Кетрин вспомнила свою свадьбу и то, что Амелия была в тот день грустной. А ведь она, Кетрин, решила, что младшая сестренка просто не хочет расставаться. Оказалось, все иначе.
Размышления прервал стук в дверь. Кетрин вздрогнула и повернула голову. Не дожидаясь ее ответа, гость повернул золоченую ручку и вошел. К немалому изумлению девушки, это был хозяин дома. Мужчина прикрыл за собой дверь и приблизился, не сводя с нее глаз.
-- Я не разрешала тебе войти, – опомнилась Кетрин, когда Уилкинсон обнаглел до такой степени, что взял стул и сел напротив нее, продолжая всматриваться в ее лицо.
-- Почему ты решила, что я нуждаюсь в разрешении? – усмехнулся он, услышав ее возмущенный тон. – Это мой дом. Я постучал из вежливости.
Кетрин не знала, какую из претензий озвучить, и получилось, что попросту промолчала. Только ее глаза лихорадочно блестели и метались от лица собеседника к подоконнику, потом к ее коленям, и опять обращались на мужчину.
-- Амелия ушла, – продолжал он, сохраняя прежний непринужденный вид и полуулыбку на губах. – Я распорядился об ужине… – он хмыкнул и отрицательно покачал головой. – Боже, нахватался от вас… Есть будешь? – опять взглянув на девушку, наконец, спросил собеседник.
-- Ты что, пьян? – скрестив руки на груди, уточнила Кетрин. Теперь, когда сестра посеяла в ней сомнения, она не могла смотреть на этого мужчину как прежде. Мысль, что ты вызываешь у кого-то интерес, часто меняет отношение и заставляет по-новому взглянуть на этого человека. Кетрин чувствовала не только возмущение из-за этого наглого вторжения, но и неловкость. То, что он пришел звать ее к столу, осталось незамеченным в потоке прочих мыслей.
-- Ну конечно, я всегда пьян. Трезвый бы свихнулся от твоей сестренки, – покачал головой Уилкинсон и улыбнулся шире.
Кетрин поняла, что он шутит. Пусть он вел себя нагло, и говорил какую-то ерунду, но явно был в трезвом рассудке. Да и взгляд был осмысленным, внимательным и, что заставило Кетрин поспешно отвести глаза, обеспокоенным.
-- Что ты хочешь? Я могу побыть одна? – спросила она, чувствуя, что сердце забилось чаще. Впервые ей было неловко в его обществе. Она даже забыла, что надо злиться и отстаивать сестру. Ведь он что-то про нее сказал. Кетрин не могла вспомнить что.
-- Я хочу, чтоб ты спустилась и поела со мной, – ответил мужчина. – Ник накроет и уйдет. Будем одни. Можешь не наряжаться.
-- Ник? – вместо "одни" спросила Кетрин. Ее раздражение и негодование окончательно улетучились. Как вести себя в такой странной ситуации она не знала. И подумать, как вести себя и что говорить, тоже не было возможности, потому что каждая следующая реплика собеседника вызывала новые эмоции и вопросы.
-- Николя, – с большим трудом выговаривая имя француза, пояснил Уилкинсон. – Он не обижается, когда я зову его Ником.
-- Зачем тебе я? – спросила девушка, отчего-то подумав о поваре, вместо того, чтоб анализировать поступки родственника.
-- Мне скучно, – просто ответил мужчина. – Я и так каждые выходные в компании телевизора. Подумал, если сегодня ты дома, может, захочешь присоединиться. Обещаю, я не буду ничего говорить о ней. Просто поедим.
Кетрин молчала, глядя на свои руки и стараясь хоть что-то проанализировать. Если отбросить предположение, что он решил приударить за ней, то предлог можно считать вполне допустимым. Он действительно всегда один. Кетрин раньше не задумывалась над тем, как проводит досуг муж сестры в то время, когда девушки уходят на весь вечер. В будни, возможно, он поздно возвращался из офиса и был рад возможности отдохнуть в одиночестве, но в выходные… За все те месяцы, что она жила с ними, Эдвард ни разу не привел знакомого, не устроил вечеринки. Если выходил из дому, то в компании жены, чтоб показаться в обществе. Кетрин представила на миг, как одинок он в своем браке.
-- Хорошо, – проговорила она прежде, чем мысли об Амелии и ее разрушенном счастье напомнили о себе.
-- Спасибо, – ответил мужчина и улыбнулся. На этот раз без подтекста, благодарно и тепло.
Кетрин невольно задержала взгляд на его губах, потом поспешно перевела его в сторону, стараясь не краснеть и утихомирить колотящееся сердце. К счастью, мужчина не заметил ее смятения. Он поднялся и пошел к двери, напомнив, что в столовой быть надо через двадцать минут.
Девушка нервно кивнула и опять перевела взгляд за окно. Теперь было время подумать и успокоиться. Если она будет так вести себя за ужином, Эдвард, чего доброго, догадается о своем на нее влиянии. Пока он ничего не сделал, что подтвердило бы слова Амелии, кроме, разве что, странного предложения поужинать вместе. Но Кетрин чувствовала, каким-то внутренним чутьем, что он заинтересован. Муж ее младшей сестры, этот увалень, бессердечное дремучее существо, которого она презирала еще только вчера, увлечен ей. Он пришел сюда, зная, что она расстроена и поссорилась с сестрой. Предложил свое общество, но главное, в его глазах была озабоченность. Он смотрел на нее так, как смотрят друзья, люди неравнодушные. Не пустое участие, не снисхождение, а искренняя забота.
Последний вывод противоречил словам Амелии. Кетрин иначе представляла себе определенный интерес со стороны мужчин. Ей было достаточно лет, чтоб отличить, кто из мужчин хочет с ней переспать, от… Девушка не смогла что-то противопоставить. Нет, она знала, как смотрят увлеченные мужчины, но не знала, что может быть еще. Обычно, если она обращала внимание на кого-то, то либо получала в ответ холодный вежливый взгляд человека безразличного, либо тот самый блеск вожделения. Друзей мужчин у нее до сих пор не было. Она не верила в такого рода дружбу. Знакомые молодые люди всегда делились на эти две категории. Морган, при всех его словах, тоже хотел с ней переспать. И вот, Амелия заверяет, что и Эдвард тоже этого хочет, а она, Кетрин, этого в его глазах не видит.
Время, отведенное на сборы, быстро истекло. Девушка не хотела опоздать, поэтому, производя эти сложные аналитические размышления, то и дело поглядывала на часы. Мужчина позволил ей спуститься как есть, и Кетрин воспользовалась этим. Ей и не хотелось наряжаться. Она еще раз умылась холодной водой, только в ванной вспомнив, что плакала и ее лицо теперь не в лучшем виде. Веки припухли, кончик носа и губы покраснели, но она не стала краситься, Уилкинсон уже видел ее такой. Да и с какой стати она будет прихорашиваться ради него? Делать то, что просила Амелия, она не станет, пусть хоть ад замерзнет.
-- Все просто, без изысков, – проговорил Уилкинсон, когда Кетрин спустилась и заняла место за столом.
Хозяин дома велел накрыть возле него, как в первый их совместный завтрак, когда она только поселилась в этом доме. Свет везде был приглушен, на столе горели свечи. Все блюда были готовы и дожидались под сверкающими серебряными колпаками. Слуги, должно быть, действительно были отпущены.
-- Справишься сама? – усмехнулся мужчина, догадавшись, о чем она думает. – Если нет, я могу заменить Лили. Переложить кусок мяса с одной тарелки на другую не так сложно, если есть практика.
Кетрин улыбнулась. Возможно, в другой день она бы обиделась на это замечание. Ведь он опять усомнился в том, способна ли она обходиться без помощи слуг. Но ей не хотелось больше спорить, злиться и потом опять плакать в одиночестве. Да и тон собеседника был шутливым, без иронии и издевки.
-- В Ирландии, где я жила последние два года, мы брали еду сами, – ответила она, открыв колпак и отставив его на свободную часть стола. Под ним была тарелка густого супа. Она и забыла, что почти ничего не ела сегодня, увлеченная интригами.
-- Скучаешь по нему? – посерьезнев, спросил Эдвард.
Кетрин попробовала суп и перевела вопросительный взгляд на мужчину.
-- По Коннору? – пояснил тот.
Она вздохнула и вернулась к еде.
-- Да, иногда, – ответила девушка после паузы.
Хозяин дома наблюдал за ней, не торопясь браться за еду. Кетрин видела, что он смотрит и не ест, но отчего-то ее это не волновало. Она сама подумала о муже и их недолгом счастье. Потом вспомнила слова сестры и даже эти воспоминания, всё, что осталось от Коннора, померкли. Он тоже ничего ей не сказал, даже умирая, не признался в том, что был увлечен ее сестрой. Кетрин мучил этот вопрос и то, насколько молодые люди были заинтересованы друг в друге, как много Амелия пожертвовала, чтоб ее старшая сестра была счастлива. От этого зависело, как много она сама теперь должна сделать, чтоб отплатить. Девушка горько усмехнулась этой иронии. Амелия была влюблена в Коннора, а Кетрин теперь должна влюбить в себя Эдварда. Что-то вроде "око за око", хотя и не в том смысле.
-- Я слышал, ты интересуешься археологией, – проговорил мужчина, когда маленькая тарелочка супа перед девушкой почти опустела. Сам он так и не ел. – Наша фирма финансирует раскопки в Африке, восточной Европе и здесь, на севере страны. Если хочешь, могу устроить тебе встречу с нашими парнями, что заведуют этой областью. Девушки у них там редкие гости… – он заметил удивленный взгляд Кетрин, сомневающейся в том, что среди ученых нет женщин. – Красивые, я имею в виду.
Брови Кетрин поднялись еще выше, а во взгляде явно читалось недоумение.
-- Что? Не хочешь? – не понял мужчина.
-- Это что был комплимент? – пояснила Кетрин, опять чувствуя себя неуютно. Она отставила тарелку в сторону и взяла следующее блюдо. – Почему ты не ешь? Остыло же, – она кивнула на его нетронутый суп.
-- Не люблю я эту мутную жижу, – поморщился Эдвард, тоже отставив первое блюдо и потянувшись к следующему.
-- Почему ты такой? – не выдержала и задала мучающий вопрос Кетрин. Она оставила еду и смотрела на собеседника, желая добиться хоть каких-то ответов.
-- О чем ты? – не понял Эдвард. Он начал осматривать свою одежду, решив, как видно, что дело в ней. На нем по-прежнему была футболка и свободные темные штаны, на ногах кроссовки. Волосы в выходные он не зачесывал так тщательно, как перед поездкой в офис. Но зато аккуратно выбрит и опрятен. Кетрин впервые нашла в нем одно из редких достоинств, Уилкинсон был довольно чистоплотным, как на мужчину, не уделяющему своему внешнему виду должного внимания. Теперь, зная, что он почти не пользуется услугами прислуги, а все свободное время проводит дома, это могло говорить только в его пользу.
-- Я не об одежде, – остановила его девушка. – Я о твоем поведении.
-- А что не так с моим поведением? – тут же уточнил он. – Слушай, может, ты хотела вина? Я как-то забыл о напитках. Ник оставил только кофе.
Он задумался, покусывая нижнюю губу. Казалось, его всерьез озаботило это упущение. Кетрин невольно улыбнулась, наблюдая за его напряженным лицом. Когда он отпустил губу, на ней остался отпечаток верхних зубов. Девушка подняла взгляд, встретившись глазами с хозяином губ. Он смотрел на нее удивленно и недоверчиво. Кетрин почувствовала, как полыхают щеки, и знала, что сейчас их заливает предательский румянец. Она ненавидела это, краска смущения всегда выдавала ее переживания, и это страшно раздражало. Девушка старалась успокоиться и больше не глазеть на мужчину. Она вообще не понимала, почему ее так привлек его жест.
-- Я не хочу вина, кофе будет достаточно, – проговорила она, глядя на свою тарелку и стискивая в руке вилку. Потом сосредоточила все внимание на еде.
Мужчина тоже начал есть. Воцарилась звенящая тишина, нарушаемая только редким потрескиванием свечей и стуком приборов о фарфор. После они перешли к десерту и кофе. Никто не возобновлял разговор. Кетрин иногда поднимала взгляд на Эдварда, но он не смотрел на нее, о чем-то задумавшись. У девушки создалось впечатление, что он сейчас тоже что-то анализирует, возможно, их диалог и ее неадекватное поведение. Еще бы, если учесть, что она поругалась с Амелией, долго плакала, сидя у себя, а теперь вот уставилась на его губы. Что мог он подумать? Не иначе, что страдающая от скуки родственница решила попробовать на нем свои чары. Что ее надоумила сестра, желая хоть так скомпрометировать мужа, или, что еще хуже, что так она намерена забыть Моргана, кокетничая с его другом. Кетрин, наконец, вспомнила разговор с сестрой и молодым человеком.
-- Послушай, – начала она, собравшись и опять взглянув на мужчину, – я хотела спросить кое о чем. Ты, конечно, можешь не отвечать, если не хочешь. Это вообще не мое дело…
-- Как странно это слышать, – заметил Эдвард с улыбкой. – Ты мне такие вещи говорила прямо в лицо, что же сейчас будет, после такой вот прелюдии? Хочешь взглянуть на мое завещание?
-- Нет, зачем? – удивилась и смутилась девушка. Он, конечно, был прав, она вела себя не лучшим образом, но и он ангелом не был. – Я не об Амелии. Мы же договорились.
-- Как интересно, а ведь я именно ее имел в виду, – усмехнулся мужчина.
Кетрин и сама не поняла, почему связала его слова о завещании с сестрой. Та, конечно, мечтала о смерти мужа, но ведь это метафора, просто злость, не более.
-- Ну мы обычно спорим именно из-за ваших отношений, – попыталась как-то объяснить свои слова девушка.
-- Ты ее сестра, это нормально, – сделал неожиданное замечание мужчина. – Будь у меня брат, я тоже встал бы на его сторону.
Кетрин было так непривычно то, что они говорят об Амелии и не ругаются при этом. Не могло все измениться только потому, что Эдвард вдруг нашел ее привлекательной. Его, судя по реакции, подобная перспектива вовсе не прельщала.
-- Я как раз об этом и хотела спросить, – продолжала Кетрин. – Почему ты ничего не рассказываешь о своем прошлом? О семье.
Мужчина удивленно на нее посмотрел.
-- Ты не знаешь? – спросил он. – Я все рассказал вашему отцу, еще когда только начал ухаживать за Амелией. Не думал, что настолько неинтересен тебе.
Он усмехнулся и покачал головой. Кетрин смутилась, осознав, что это не у него темное прошлое, а просто ей не было до его прошлого дела.
-- Прости, – неловко пожав плечами, пробормотала девушка себе под нос. – Чувствую себя очень глупо. Просто на наших семейных праздниках никогда никого с твоей стороны не бывает. Я думала, ты не хочешь нас знакомить. Что они…
-- Что они какие-нибудь бродяги голодранцы? – продолжая усмехаться, закончил за нее мужчина. – Нет, Кетрин, я не стыжусь своей родни.
Девушка перевела взгляд со своего десерта на его лицо и тоже улыбнулась. Она так привыкла бить всех мужчин своей смекалкой и неординарностью, что сейчас, оказавшись в глупой ситуации, просто растерялась. Возможно, то, что Эдвард не пытался ее покорить своим остроумием, расположить к себе и заставить пасть под напором его самоуверенности, сыграло решающую роль. Его простое обращение и прежде ставило ее в тупик. Он говорил и думал просто, бесхитростно, в то время как она привыкла к намекам и недомолвкам, свойственным молодым людям в ее окружении.
-- У меня ее просто нет, – продолжал Эдвард. – Такой, с которой следует держать связь. Конечно, должны быть какие-то троюродные дяди и четвероюродные бабушки, но я не искал. Если я им не нужен, зачем они мне?
-- Не понимаю, ты что, сирота? – удивилась Кетрин. Это многое объяснило.
-- Я рос в приюте, так что, возможно, родители живы, просто я их не знаю, – ответил он беззаботно.
-- Я, должно быть, совсем тебя не знаю, – покачала головой Кетрин.
-- Думаю, тебе и не нужно, – посерьезнев, ответил мужчина. – Скоро мы с твоей сестрой разведемся, я из вашей семьи исчезну. Никто и не заметит, – тут он опять улыбнулся и перевел взгляд на свои ручные часы. – Ого, засиделись мы.
Кетрин не обращала внимания на его рассуждения о времени. Она думала о том странном факте, что Амелия никогда не упоминала в разговорах эту сторону жизни мужа. С другой стороны, понятно было, отчего их родители так привязаны и добры к зятю. Мэри и Джон Уорд были людьми с большим сердцем. Должно быть, Эдвард – сирота, добившийся в жизни таких успехов, заслуживал в их глазах восхищение.
-- Как ты разбогател? – спросила Кетрин, получилось невпопад, но собеседник не удивился. Он опять посмотрел на нее внимательно.
-- Много работал, – ответил он после паузы.
Лежа в постели в своей комнате, Кетрин продолжала думать об их разговоре и неожиданном повороте в отношениях. Было ли это случайностью, что именно сегодня они остались наедине и им удалось поговорить? Она не хотела верить, что Амелия нарочно уехала и отпустила всю прислугу. Не могла она, в самом деле, надеяться, что Кетрин сразу бросится в объятия мужчины и начнет воплощать их безумный замысел? Скорее, сестра просто оттолкнула ее от себя, сначала своим грязным планом по отсуживанию денег мужа, а потом словами о Конноре. Кетрин, как и следовало ожидать, перестала ненавидеть Эдварда просто за факт его существования и дала возможность тоже высказаться. Пусть не об Амелии шла речь, но она смогла хоть немного узнать мужчину. Теперь кое-что в конфликте получило объяснение. Тот факт, что Эдвард был сиротой, выросшим без какой-либо родни, объяснял его горячее желание завести собственную семью. Скорее всего, он был очень расстроен тем, что молодая жена не сумела выносить первенца. Будучи человеком простым и прямым, он, наверное, не сумел подобрать нужных слов, возможно, в своем горе задел чувства Амелии. Кетрин хорошо знала, что такие мелочи чаще всего ведут к серьезным последствиям, накапливаясь, как снежный ком. Одна обида влечет следующую, недомолвки и недоверие перерастают в холодность, холодность в отчужденность. Быть может, обратись Амелия к родне за помощью, ее брак можно было бы спасти. Просто посетив психолога, поделившись с семьей, она могла предотвратить губительные последствия, вылившиеся в измены, открытую вражду и, в конечном итоге, самую настоящую ненависть.
Кетрин решила, что должна положить конец этому безумию, пока сестра не погрязла в распрях и междоусобицах окончательно и безвозвратно. Девушку и сейчас пугало то, что в свои двадцать два Амелия не нашла другого решения, кроме как подлый план мести и разорения мужа. Впервые Кетрин поставила себя на место Уилкинсона. После того, как он заработал свой капитал трудом, обеспечил жене существование, достойное королевы, та не придумала ничего лучше, как оставить его ни с чем. Моргана Кетрин вовсе начала презирать. За двуличие и ложь. То, что молодой человек вел какую-то свою игру, не оставляло сомнений. Возможно, именно его влияние так испортило Амелию.
На рассвете, проснувшись от какого-то шума, Кетрин догадалась, что это сестра вернулась с прогулки и ходит за дверью в гардеробной. Потом опять стало тихо. Амелия легла спать. Кетрин же не спалось. Девушка поднялась и, одевшись, спустилась вниз. На кухне раздобыла себе кофе и опять вернулась к размышлениям, наслаждаясь тишиной в доме, пока не пришла прислуга.
понедельник, 07 ноября 2016

читать дальше
5
На следующее утро Амелия к завтраку не спустилась, велев принести его к ней в спальню. Кетрин переступила порог столовой и поняла причину этого. Во главе стола сидел хозяин дома и намазывал джем на тост с таким невозмутимым видом, словно не он вовсе вчера вел себя как пещерный человек. На мужчине была белая рубашка, расстегнутая на шее, простая, хоть и не дешевая, серые брюки и туфли. Он выглядел опрятно, как приличный миллионер, завтракающий в своем королевском доме в престижном районе столицы.
Кетрин фыркнула, еще раз обозвав его про себя лицемером. Ей хотелось развернуться и уйти к себе. В конце концов, она не была так голодна, чтоб терпеть это существо, но характер Кетрин Донован был таков, что она принимала неприятности как вызов лично ей. Если Уилкинсон ей неприятен, она не станет избегать его общества, как сделала бы другая на ее месте. Нет, Кетрин сама заставит его избегать ее, она выживет его из его собственного дома, а, быть может, и из Лондона. Если кто-то становился ее врагом, этому человеку можно было только посочувствовать.
-- Доброе утро, – сказала она, изобразив на лице самую фальшивую улыбку, имевшуюся в арсенале.
Мужчина поднял на нее взгляд и улыбнулся. В отличие от нее, его улыбка была искренней. Он, похоже, был рад ее обществу. Учтиво кивнул и указал на место возле себя. Там уже был приготовлен прибор, тарелка и чашка для кофе. Кетрин чуть не села на пол, ошеломленная такой любезностью и выбранным местом. Не для Амелии он его приготовил, это точно.
-- Не бойся, сегодня я трезв и учтив, – объяснил все мужчина. – Садись.
Кетрин не хотела выглядеть еще глупее, чем уже выглядела, поэтому поспешила подойти и сесть. К ее несказанному облегчению, Уилкинсон не бросился отодвигать для нее стул. Этого она не пережила бы. Мужчина вернулся к своему тосту, продолжая кротко улыбаться.
-- Завтракаешь дома? – спросила Кетрин, налив себе кофе и размешивая сахар.
-- Случается, в субботу и воскресенье, – ответил мужчина, продолжая неспешно завтракать.
Кетрин наблюдала, получив возможность рассмотреть родственника поближе. В нем мало что изменилось за пару дней, он был все также неуклюж, хотя в рамках допустимого, скатерть не пачкал и пальцы не облизывал. Девушка поняла, что он кажется ей неуклюжим, потому что прежде она имела дело с Морганом. Вот кто мог похвалиться ловкостью и грацией дикой кошки. У Уилкинсона руки были гораздо больше, крупные ладони рабочего. Услугами маникюрши он не пользовался, скорее всего управляясь со своими руками сам. Брился, судя по пропущенной на шее щетине, тоже сам. Кетрин не нашла в нем ни одной привлекательной черты, видя одни лишь недостатки. Глядя на светло-розовую кожу на шее, вспоминала смуглую и гладкую кожу Моргана. Бросив взгляд на коротко остриженные рыжие волосы, представляла смоляные локоны, непослушно падавшие на глаза. Да и глаза у мистера Брауна были гораздо красивее, темные, глубокие, загадочные, а вот у его друга просто серые, слишком светлые. В сочетании со светлыми ресницами и бровями это выглядело заурядно, просто и скучно. Эдвард Уилкинсон был скучным типом со скверным характером.
-- Есть не будешь, худеешь? – проговорил он с усмешкой.
Голос родственника тоже не понравился Кетрин, слишком низкий и как раз под стать хозяину, грубый, резкий.
-- Нет аппетита, – процедила девушка сквозь зубы, прожигая в нем дыры своим недобрым взглядом.
-- Злишься на меня? – он посмотрел на нее, искренне удивляясь этому обстоятельству. – Не будь ты ребенком, Кэт. Ну накричал вчера на вас, с кем не бывает. Как маленькие, честное слово.
Он, посмеиваясь и отрицательно качая головой, принялся жевать тост.
-- Накричал? – изогнув тонкую бровь, переспросила девушка. Она нервно постукивала ноготками по фарфору. – Ты вел себя как дикарь. Обвинял непонятно в чем, в том, что мы эксплуататоры и капиталисты, не знающие цену деньгам, легкомысленные особы. И мое имя Кетрин, прошу не называть меня как кошку.
Мужчина опять посмотрел на нее, на миг перестав жевать.
-- Я такое говорил вам? – проговорил он, недоверчиво сузив глаза. – Что-то не припоминаю, Кетрин.
-- Ты же не был трезв, как ты выразился, – иронично напомнила девушка.
-- Ну не до такой степени, – засмеялся мужчина.
Кетрин злило то, что он в хорошем настроении после того, как испортил его всем. Она откинулась на спинку, скрестив руки на груди.
-- И чего ты так завелась? – продолжал Уилкинсон, вернувшись к еде. – У вас это семейное, делать из мухи слона? Если ты хоть на четверть такая же дрянь, как твоя сестра, даже не думай, что мы с тобой подружимся. Хотя мне, если честно, показалось, что она у вас в семье аномалия…
-- Да как ты смеешь такое говорить мне прямо в лицо?! – взорвалась Кетрин, оскорбленная до глубины души его пространными рассуждениями о ее родне. Причем вид у него при этом был такой, словно речь шла о сорте масла. – Амелия моя сестра и я не позволю отзываться о ней в таком тоне!
-- Бо-оже, – оглядывая ее так, словно она сумасшедшая, проговорил мужчина и немного отодвинулся.
-- Что?! Ты думал, я буду тебе поддакивать, когда ты обзываешь ее?! – наседала Кетрин, сама подавшись вперед и испепеляя наглеца взглядом.
-- Нет, не думал, – ответил он и опять улыбнулся. Казалось, ярость Кетрин его забавляет.
Она поняла, что выглядит нелепо, и вернулась в прежнее положение, переводя взгляд на посуду.
-- Не смей ее обзывать. Амелия не дрянь… – начала она ультимативно.
-- Дрянь, – перебил ее мужчина, тоже посерьезнев.
-- Да что за… – Кетрин вскочила с места, одарила его негодующим взглядом и покинула столовую.
Мужчина опять проводил ее молчаливым взглядом.
В своей комнате девушка еще долго не могла успокоиться, меряя ее быстрым шагом и осыпая родственника самыми яркими эпитетами. Ее возмущало в нем все, его наглость, заносчивость, желчность, грубость и невоспитанность. Он словно намеренно поливал жену грязью, зная, что Кетрин встанет на защиту сестры. Ему доставляло удовольствие выводить ее из себя. Конечно, думала она, как тут построить нормальную семью, когда в твой адрес слышатся только издевки и насмешки. Амелия уже расплакалась бы на ее месте.
Кетрин сжала кулаки и сузила глаза. Она не была такой нежной и беззащитной, как ее младшая сестренка. Она может дать отпор, найдет управу на этого скота. Одно смущало во всем этом, как отнесется к ее планам Морган. Ведь они друзья. Ей не хотелось терять его расположение, становиться врагом, скорее, напротив. Кетрин посмотрела на свое отражение в зеркале и улыбнулась своим мыслям. Все же он сумел завоевать ее симпатию.
В воскресенье Кетрин смогла проверить свои догадки насчет Моргана. Мужчина пригласил ее в ресторан. Это было не самое дорогое место в Лондоне, Морган не хотел быть таким банальным. Он выбрал заведение, ориентируясь на сочетание меню, интерьера и публики. Кетрин, переступив порог небольшого зала, оценила его выбор по достоинству. Приглушенный свет придавал помещению таинственности и создавал иллюзию уединенности, что сложно в подобных местах, где всегда много людей и снуют официанты. Небольшие столики, крытые золотистым струящимся шелком, низенькие лампы в центре каждого, украшенные черными кружевами и дающие совсем мало света. Ровно столько, чтоб осветить сервировку и лица сидящих за ними пар. Кетрин отметила, что в ресторанчике только пары, молодые и постарше, но, без сомнения, это были влюбленные парочки. Вокруг столиков у стен были удобные диванчики. Несколько больших экзотических цветков возле конторки администратора и у входа на кухню. Приглушенные разговоры посетителей заглушал легкий джаз.
-- Мне очень нравится, – улыбнулась Кетрин, позволив кавалеру снять с ее плеч пальто.
-- Это мой любимый ресторан, – расплывшись в самодовольной улыбке, ответил Морган. – Тут отличная кухня и довольно демократичные цены. Сможешь убедиться.
-- Как мило, – Кетрин коварно улыбнулась, одарив его загадочным взглядом.
Морган обеспокоился, но не смог спросить, потому что администратор предложил им пройти к столику. Их устроили в уютном уголке, дали меню и оставили одних.
-- В самом деле, ты тут частый гость, если получил такой столик, – проговорила Кетрин, окинув взглядом зал.
-- Я же говорил, – Морган взял меню.
-- Все бы ничего, но вряд ли девушка может отнести это к твоим достоинствам, – хитро усмехнулась Кетрин, продолжая смотреть на него.
Мужчина насторожился, уловив иронию в ее словах.
-- Ты не понимаешь? – сдерживая смех, допытывалась она у недоумевающего мужчины. – Оглянись вокруг, Морган, тут же одни парочки. Не думаю, что ты ходил сюда в гордом одиночестве, а если частый гость, то уж точно не святоша. Мы, женщины, этого терпеть не можем. Предпочитаем не знать таких подробностей, чтоб иметь иллюзию, будто первые и единственные.
Морган смотрел на нее, растерянно хлопая длинными ресницами и судорожно подыскивая достойный ответ.
-- Мой тебе совет, когда поведешь сюда подружку, не говори, что частый гость, – продолжала веселиться Кетрин с озорным блеском в глазах. – Лучше скажи, что его тебе посоветовал друг, который именно здесь сделал предложение своей жене, с которой прожил уже счастливых пять лет в браке. Поверь, после этого она не откажет ни в чем.
Лицо Моргана все вытягивалось, а Кетрин веселилась от души. Она открыла меню и погрузилась в его изучение.
-- Какой позор, – вздохнул мужчина. – Как ты сейчас думаешь обо мне.
-- У нас ведь дружеский ужин, помнишь? – девушка посмотрела на него поверх меню. – И я не думаю о тебе ничего плохого, поверь.
-- Но ведь девушки, они не любят таких, как я, – Морган отрицательно покачал головой, тоже взяв меню. – Вот идиот.
-- Я трезво смотрю на вещи, – Кетрин отложила свое и улыбнулась ему. – Такой, как ты, не может быть монахом, это уж точно. Тебе не шестнадцать, так что все нормально. Ты взрослый мужчина со сногсшибательной внешностью и потребностями, которые надо удовлетворять. Я все понимаю.
-- Ты удивительная женщина, – обхватив книжицу двумя руками и прижав к груди, произнес Морган. – Я вот сижу и думаю, радоваться или ставить на своих надеждах большой жирный крест. Я полный кретин со сногсшибательной внешностью. Тебе как такие парни, нравятся?
Кетрин рассмеялась. Подошел официант и принял заказ. Девушка без затруднений сделала заказ на французском, языке меню и заведения, ее спутник выбрал вино. Официант поблагодарил и удалился.
-- У меня вчера был разговор с нашим общим знакомым, – сменила тему Кетрин, не желая сейчас разговаривать о своих симпатиях. Она сама еще не была уверена, нравятся ей чудные красавцы с багажом девиц и сомнительными намерениями или нет. – Он был невозможен. Я наговорила ему гадостей, а он наговорил гадостей об Амелии.
-- Не думаю, что это будет длиться долго, – ответил Морган, не настаивая на продолжении прежней темы и тоже посерьезнев. – Их отношения все ухудшаются, а хуже уже некуда. Скоро конец.
-- Скорее бы, – раздраженно бросила Кетрин. – Он взбалмошный неотесанный дурак. Не пойму, как Амелия могла его любить.
-- Любовь слепа, – заметил мужчина, пожав плечами.
-- Глупости, – отмахнулась собеседница. – Есть же голова на плечах. Ей уже не восемнадцать лет, чтоб позволять такое обращение с собой и списывать все на ошибки юности.
-- Я знаю людей, что и в тридцать лет влюбляются безрассудно, – продолжал навевать романтику Морган, поглядывая на девушку плотоядным взглядом. Он просто не мог долго изображать из себя джентльмена, когда напротив был такой лакомый кусочек. Бледная кожа ее мерцала в полутьме, глаза казались темными, как тогда в гостиной, волосы были забраны наверх, королевская осанка, острый ум. Морган отогнал губительные мысли о том, что она всегда скрывает под этими строгими трикотажными кофточками.
-- Я тоже знаю таких, но Амелия никогда не отличалась излишней мечтательностью, – ответила на его слова девушка, и вернула его с облаков, вернее, из под своей одежды. – Из нас с ней скорее я склонна к романтике, верю во все эти влюбленности с первого взгляда, клятвы вечной любви и прочее. Амелия всегда смеялась надо мной, когда я плакала над книгой или фильмом. И вот, пожалуйста, терпит этого деспота и льет слезы. Что это все значит, Морган? Чем он держит ее? Что у него есть против нее? Это какой-то компромат?
Морган опять захлопал ресницами.
-- Я уже готова поверить во все что угодно, – продолжала Кетрин. – Пусть он заморочил голову ухаживаниями, купил роскошью, пообещал золотые горы и море счастья, но теперь, когда все это рассыпалось, почему она с ним?
-- А что она сама говорит? – спросил мужчина.
-- Что ей удобно, не хочет к родителям возвращаться, – фыркнула Кетрин. – Я тоже, как и ты, подумала, что это, возможно, любовь, но нет, это не так.
-- Почему? – Морган искренне заинтересовался.
-- Она его избегает, – ответила девушка, будто это все объясняло.
-- Ну и что? – не понял мужчина.
-- Ну не знаю, когда любишь, не запираешься в комнате на все выходные, ведь был же реальный шанс им поговорить, просто увидеться, – объясняла собеседница. – Но Амелия не показывала нос из спальни, в то время как Уилкинсон бродил по всему дому, ел в столовой и даже меня к себе звал. Он явно нуждался в обществе, был трезв, даже весел. Почему она, если влюблена, не воспользовалась случаем? Нет, Морган, она его не любит.
-- Тебе надо надавить на нее, – посоветовал мужчина. – Я тут не помощник, я мало бываю в компании их обоих.
-- Прости, я не должна тебя всем этим нагружать, – виновато улыбнулась Кетрин. – Ведь у нас дружеский ужин, а я только о Уилкинсонах болтаю.
-- Амелия твоя сестра, я все понимаю, – Морган был искренен, и Кетрин решила, что он очень мил.
Им принесли первое блюдо, и они сменили тему. Девушка расспросила спутника о его жизни в Сингапуре и том, как он попал туда. Морган не стал вдаваться в подробности, рассказав только, что родился в Великобритании, а после того, как стал совершеннолетним, отправился путешествовать по миру. Сингапур оказался самым близким его сердцу местом.
-- А кто были твои родители? Они еще живы? – спросила девушка, покончив с салатом и откинувшись на спинку диванчика.
Морган ответил не сразу, задумчиво ковыряя вилкой в своем блюде.
-- Видишь ли, я не знал своих родителей, – ответил он, подняв на Кетрин взгляд.
-- Прости, тебе не хочется говорить об этом? – поняла девушка. – Тогда не надо. Я не так любопытна.
-- Сказать по правде, я предпочел бы другую тему, – кивнул Морган.
Официант появился как по заказу, оборвав разговор в самом подходящем месте. Кетрин начала ценить этот ресторан по-новому. Чтоб загладить оплошность, она рассказала о себе и своем детстве. Мужчина слушал с таким увлечением, словно это была интереснейшая тема на свете. Особенно его интересовали те части, где присутствовала Амелия. Он словно сопоставлял свои знания о ней и новые. Кетрин это забавляло, и она нарочно описывала сестру поподробней. Ей вновь начало казаться, что Морган все же влюблен в сестру. Иначе чем был обусловлен его интерес к ней и ее прошлой жизни? Но девушка не стала задавать свой вопрос в третий раз. Если он отрицал это два раза, то начнет отрицать и в третий. Тем более что он бросал неоднозначные взгляды на саму Кетрин. Не мог же он, в самом деле, хотеть обеих сестер одновременно? Конечно, мог, но Кетрин не думала, что он настолько самоуверен и наивен, чтоб начать ухаживать за одной сестрой, будучи влюбленным в другую. Это было бы верхом наглости и глупости.
-- Думаешь пойти на курсы? Это должно быть увлекательно, – ответил он на ее слова о намерении учиться.
-- Хочу найти свое место в этой жизни, – пожала плечами девушка. – Не все же прозябать в праздности. Человек должен чем-то заниматься, чтоб не сойти с ума. Если, конечно, есть с чего сходить.
-- Говоришь, как Уилкинсон, – усмехнулся Морган. Они уже допили вино и ели десерт, разговор стал шутливым и они все чаще смеялись и дразнили друг друга. – Он тоже всегда говорит, что нормальные люди должны чем-то заниматься.
-- Не напоминай, мне еще сегодня возвращаться в эту цитадель зла, – вздохнула Кетрин. – Если так пойдет и дальше, я ему на голову что-то надену.
-- Если не трудно, сделай это, когда я буду в гостях, – рассмеялся собеседник. – Хочу это видеть. Да и тебе потребуется защита. Он тот еще медведь, зашибет, пикнуть не успеешь.
-- Как ты точно подметил, именно медведь, – восхитилась Кетрин. – А я все думала, на кого он похож.
-- Только не раскрывай свой источник, – попросил Морган с ужасом в глазах. – А то и мне перепадет.
-- Не бойся, я тебя не дам в обиду, – Кетрин перевела дух, насмеявшись.
-- Я рад, что повеселил тебя, – Морган не сводил глаз с ее разрумянившегося лица. Сейчас она была еще желаннее, но так же недоступна.
-- Рассчитаемся, а то уже поздно, – предложила она.
-- Позволишь заплатить или будешь настаивать на дружеском вечере? – вскинув черную бровь, поинтересовался мужчина.
Официант, обладавший шестым чувством, опять стоял возле их столика.
-- Я не настолько принципиальна, – улыбнулась Кетрин, пожав плечами.
Добравшись до дома на такси, она покинула теплый салон небольшого черного автомобиля, одарив Моргана только улыбкой. Он и не рассчитывал на большее, поэтому не навязывался и не провожал до двери. Девушка позвонила, ожидая, что кто-то из слуг откроет и возьмет ее пальто.
-- Добрый вечер, – в дверном проеме возвышался Уилкинсон собственной персоной. – Прошу.
Он посторонился и впустил девушку. Кетрин смерила его недоуменным взглядом, пробираясь мимо.
-- Как погуляла? Морган не позволял себе лишнего? – говорил он, следуя за ней по холлу. – Если что, скажи, что я ему за сестренку надаю оплеух. Он знает, у меня рука тяжелая. Не раз его учил хорошим манерам в детстве.
Кетрин резко повернулась, одарив мужчину гневным взглядом. Он замолчал на полуслове, недоуменно глядя на нее.
-- Что? – спросил он, пока она набирала в легкие воздух. – Что опять не так, миссис Донован?
-- Моя личная жизнь тебя не касается! – был дан ответ ледяным тоном. – И не говори о нем в таком тоне! Может, в детстве ты и "учил его манерам", но сейчас как бы он тебе оплеух не надавал!
-- Ого, – протянул мужчина, как-то загадочно усмехаясь. – Запала на него? Как банально.
-- Да пошел ты! – едва сдерживаясь, чтоб не толкнуть его, выкрикнула Кетрин и поспешила прочь.
Теперь ей вслед донесся смех, что было последней каплей. Девушка развернулась и опять подошла.
-- Что смешного? – спросила она, не повышая голос, но тон заставил бы содрогнуться самого храброго.
-- Ты смешна, – ответил мужчина, теперь глядя на нее сочувственно. – Что ты скачешь и фыркаешь? Что с тобой не так? Я просто спросил, как твои дела.
Кетрин застонала, закрыла лицо руками, потом убрала руки и ушла. Уилкинсон больше не смеялся, так что она смогла спокойно добраться до спальни и не пасть еще ниже. Девушка сбросила пальто и шарф, отшвырнула их в сторону и опять заходила по комнате, как тигр в клетке. Она не понимала, как оказалась в такой странной и глупой ситуации. Всегда рассудительная и сдержанная, умевшая любого поставить на место, теперь стала посмешищем. Наглый родственник только то и делал, что трепал ей нервы, насмехался и хамил. Первой мыслью было то, что так он пытается выжить ее из дома. Она злобно усмехнулась, решив, что прежде убьет его, а уж потом съедет. Оставить крошку Эми с этим гадом было бы верхом трусости с ее стороны. Самой сбежать, а Амелию бросить на растерзание этой сволочи? Кетрин отмела эту мысль. Если бы он не хотел, то мог бы сразу сказать, еще в поместье. Она сама спросила, не против ли он. Он ответил… она не могла припомнить, что он ответил.
Девушка приняла ванну, успокоилась, вспоминая о Моргане и прекрасном вечере, и уснула с улыбкой на губах. Ночью ей приснился медведь, который ходил следом и насмехался над ней человеческим голосом.
6
Время летело незаметно, минула зима. Весна была ранней, в апреле начались первые грозы, в мае все уже цвело и благоухало. В тихие вечера из парков доносилось пение птиц, шорох молодой листвы. Люди сняли теплую зимнюю одежду, сменив ее легкими плащами и куртками. Дожди теперь были кратковременными, и выглядывающее солнце очень быстро осушало улицы и крыши домов.
Сестры проводили время каждая на свой вкус. Старшая, как и намеревалась, посещала лекции по истории искусств и еще несколько менее важных для нее в выбранной профессии, но не менее интересных. У девушки появились новые знакомства в университете, да и старые она с легкостью восстановила. Весь остаток зимы Кетрин навещала старых подруг, так что к весне они уже общались так, словно девушка и не отсутствовала два года в Лондоне.
Амелия развлекалась как и прежде. Она обустраивала городской дом, купила новую мебель, наняла еще одну горничную и личного тренера. Ей не хотелось посещать общественный фитнесс-клуб, а после зимних праздников она обнаружила лишние складки жира. Уилкинсон, в привычной для него манере, высмеял ее неспособность отличить жир от простой кожи, за что был обруган и бойкотирован в течение месяца. Бойкот, тем не менее, не мешал ему продолжать насмехаться над обеими сестрами. Причиной насмешек в адрес Кетрин был ее роман с Морганом.
Теперь Кетрин ходила на лекции и встречи с подругами, а ее сестра усиленно занималась фитнесом и посещала городские галереи в поисках новых картин в гостиную и холл. Закончив каждая свои дела, они встретились в кафе, чтоб пообедать перед возвращением домой. Кетрин сменила траурные наряды на более открытые и яркие, а Амелия полностью обновила гардероб, купив такие смелые туалеты, что вызвала критику даже со стороны сестры. Сейчас обе были в джинсах, ярких кофточках и коротких плащах, одна в темно-вишневом, вторая в бежевом. Они сняли их и сели за столик у окна. Молодые люди в кафе время от времени поглядывали в их сторону, но сестры демонстративно не замечали заинтересованных взглядов. Они сделали заказ и поделились своими новостями.
-- Я виделась с мамой, – рассказывала Амелия. – Она хочет пригласить нас на обед.
-- Хочет пригласить? – уточнила Кетрин, изучая улицу за окном. – Так официально?
-- Да, – многозначительно помолчав, кивнула сестра.
-- Это не первый обед в ее доме, на который мы придем, – все еще не понимала Кетрин. – Пригласила бы меня через тебя, если ленится просто позвонить.
-- Ну что ты, Кети, – сдалась Амелия. – Понятно, что она сама позвала бы тебя, если бы речь шла об обычном обеде. Это большой званый обед, будет куча народу, и нас зовут с парами. Меня с Эдом, тебя с Морганом.
Кетрин опустила взгляд.
-- Я не знаю, как сказать это ему, – продолжала сестра, хотя и заметила странное поведение собеседницы. – Он ненавидит эти обеды. Я уже использовала отговорки о его недомогании и о своем тоже, два раза, но мама настаивает. Ей очень понравилось Рождество, и она хочет у себя сделать что-то подобное. Конечно, людей будет меньше, это всего лишь обед, но мне придется приволочь мужа и изображать нормальную семейную пару.
-- Ваш секрет скоро станет достоянием общественности, – пожала плечами Кетрин. – Мама подозревает, поэтому и настаивает.
-- Я знаю, но мне нужно еще немного времени, – вздохнула Амелия.
-- Для чего? Почему не хочешь разорвать эти отношения прямо сейчас? – в тысячный раз спросила сестра. – Сможем пойти на обед вдвоем и не заготавливать никаких отговорок.
-- Вдвоем? – изумилась Амелия. – А Морган?
-- Он не мой муж и не жених, да и бойфрендом назвать его не решусь, – отвечала спокойно Кетрин. – Так что я маме скажу прямо, пока ей придется довольствоваться только мной. Ты выкручивайся как знаешь, я подтвержу любое алиби.
-- Вы не встречаетесь с Морганом? – только и спросила Амелия. – Вот отчего он перестал к нам ходить. А я все голову ломала. Почему? Ведь все было хорошо.
-- Да, мне тоже казалось, что все хорошо, – вздохнула Кетрин и опустила взгляд. – Мы выходили вместе, общались, он был очень мил. Я не поощряла его попыток сблизиться, но и не отталкивала. Между нами уже была какая-то духовная близость.
-- Боже мой, Кетрин, вы же даже не целовались, какая уж тут близость, – усмехнулась лукаво сестра.
-- Ну почему же, несколько раз все же целовались, – смущенно перебирая пальчиками листок с меню, проговорила девушка.
Амелия перестала веселиться и всматривалась в ее лицо.
-- Ты мне не рассказывала, – сказала она обиженно. – Я думала, Эд тебя просто дразнит, а он, значит, прав, у вас самый настоящий роман.
-- В моем понимании, роман – это нечто большее, чем просто общение и пара поцелуев, – пожала плечами Кетрин.
-- Ладно тебе, вы часто встречались, к маме ходили вдвоем, ты познакомила его со своими друзьями, по-моему, самый что ни на есть роман, – Амелия выглядела раздраженной.
-- Теперь уже нет смысла вообще говорить об этом, – Кетрин не замечала реакции сестры, погруженная в собственные переживания. – Мы не виделись больше двух недель, он даже не звонит. Я еще раньше заметила, что он отдаляется, мы все реже виделись, все меньше времени проводили вместе. Те поцелуи словно были прощальными. Он будто знал, что скоро оставит меня, и стал более настойчивым. Если бы постарался, то мог и большего добиться. Хотя, знала бы, что он так быстро заскучает со мной, не раскрывала бы перед ним душу, просто переспали бы да и разбежались в разные стороны. Наверное, по привычке начала строить что-то основательное, не торопилась, а надо было радоваться временному шалашику. Как-то все глупо вышло. Не роман, не дружба.
-- Это все странно, – хмыкнула Амелия, задумчиво глядя на печальное лицо сестры. – Я попробую узнать, в чем тут дело… Я знаю, что ты против, – усмехнулась она, заметив возмущенный взгляд сестры. – Я просто поинтересуюсь у наших общих знакомых. Между прочим, секретарша Эда моя должница, так что я найду способ все разузнать.
-- Разве что тебе самой интересно, – ответила Кетрин. – Мне все равно, я не намерена преследовать Моргана, если ему не нужна. Он не до такой степени мне нравился.
-- Хорошо, пусть так, – Амелия хитро усмехнулась.
Они закончили обед, обсуждая последние новости в жизни общих знакомых, и отправились домой.
В субботу девушки явились на прием к Уордам, но в сопровождении только одного кавалера на двоих. К немалому изумлению Кетрин, когда Амелия сообщила волю матери мужу, тот неожиданно согласился. Не пришлось употреблять угрозы и упреки. Выслушав жену, мужчина просто ответил, что пойдет с ними. Кетрин пожала плечами, Амелия поджала губки, предчувствуя какой-то подвох.
-- Наверное, он напьется и выставит меня дурой, – делилась она опасениями, пока сестры шли через просторный холл дома Уордов.
Мистер Уилкинсон следовал за ними на некотором расстоянии, рассматривая картины, украшавшие стены. Верхнюю одежду они отдали слугам и теперь были в вечерних нарядах. Мужчина в черном строгом костюме и белой рубашке, девушки в коктейльных платьях. У Кетрин оно было чуть выше колен, темно-зеленого цвета из струящегося шифона. У Амелии черное, едва прикрывавшее ягодицы, оно обтягивало ее тонкую талию, перехваченную широким алым поясом. Обе были в туфлях на высоких каблуках, стройные и грациозные, особенно на фоне спутника.
-- Может, он просто заскучал дома, – ответила на предположение сестры Кетрин.
-- О, защищаешь его?! – взглянув на нее, проговорила Амелия. – Узнаешь последние новости, не станешь больше делать этого.
-- Новости? – сестра вопросительно взглянула на собеседницу.
Ответить Амелии не дала мать, появившаяся в арке, ведущей в гостиную. Она радостно улыбнулась дочерям, раскрыв объятия. Обе по очереди приблизились и обняли ее, коснувшись щекой щеки. Миссис Уорд была в черном костюме, состоящем из пиджака и прямой юбки до колен. На шее сверкало жемчужное ожерелье.
-- Как хорошо, что вы все же пришли, – говорила она, оглядывая девушек. Наряд младшей заставил ее вскинуть одну бровь, но вслух ничего не было сказано. – Эдвард, дорогой.
Она взяла зятя за плечи, и они тоже обменялись приветственными поцелуями. Кетрин отметила, что несмотря на подозрения, миссис Уорд смотрит на него с теплом и рада встрече.
-- Как хорошо, что ты выкроил время для нас, – говорила женщина. – Амелия убеждала меня, что ты очень занят, но я знала, что ты не обидишь родственников отказом.
-- Мэри, если вы с Джоном хотите видеть меня в своем доме, то говорите непосредственно со мной самим, – ответил ей мистер Уилкинсон. – Амелия часто неверно толкует мои ответы.
-- Я так и думала, – миссис Уорд взяла его под локоть и бросила на дочь многозначительный взгляд.
-- Гад, вот гад, – шипела девушка, следуя за ними рядом с сестрой.
Кетрин оставила ее замечания без комментариев.
Общество собралось в одной из просторных гостиных дома Уордов. Это был огромный старинный особняк, расположенный в одном из престижных районов столицы. Сестры выросли в этом доме, у каждой здесь осталась своя спальня, где до сих пор хранились их детские наряды, игрушки и тетрадки. Кроме того, в доме была обширная библиотека мистера Уорда, его рабочий кабинет, оранжерея жены, просторная терраса за домом и несколько роскошно убранных гостиных.
В одной из них сейчас и собрались гости. Приглашенные музыканты развлекали их классическими и джазовыми композициями, лакеи разносили аперитивы. Кетрин знала многих из присутствующих, в основном знакомых ее родителей и партнеров по бизнесу. Амелия как всегда находилась в центре внимания. Ее окружили мужчины и несколько молодящихся подруг матери, желавших держаться ближе к компании молодежи. Амелия смеялась и одаривала собеседников многозначительными взглядами. Это не осталось незамеченным и вскоре уже все обсуждали смелый наряд и вольное поведение миссис Уилкинсон.
Кетрин не могла ничего предпринять, да и не стремилась к этому. Она отлично понимала сестру, несчастную в браке и нелюбимую, в возрасте, когда это жизненно необходимо девушке. Она сама начала скучать без общества Моргана, уже привыкнув к нему и его вниманию. Не могла понять только, скучает она по мужчине или по приятному времяпрепровождению.
Мистер Уилкинсон на поведение жены не обращал ровным счетом никакого внимания, как обычно. Он был поглощен разговорами с какими-то джентльменами, а тех, судя по всему, светские сплетни тоже не интересовали. Кетрин только головой покачала, наблюдая эту компанию. Трое мужчин в летах, уже седовласые, и ее родственник, опять словно корова с седлом, в своем смокинге. Они были крайне увлечены беседой, причем мистер Уилкинсон по большей части слушал, а старики что-то ему рассказывали.
Девушка представляла себе эту интереснейшую беседу о шерсти или нефти. Чем именно зарабатывал Уилкинсон, она так и не удосужилась узнать. Ее мало интересовала промышленность и сфера торговли. Вообще, все это казалось ей слишком приземленным и бездушным, чтоб увлекаться подобными вещами. Ее отец хоть и был человеком деловым, но не чуждым искусству и культуре. Возможно, благодаря влиянию матери. Уилкинсон же в опере чаще всего спал, на концертах симфонической музыки зевал и откровенно скучал, предпочитая коротать досуг перед телевизором или в пабе.
Однажды, снедаемая любопытством и жаждой найти что-то компрометирующее, Кетрин забралась в кабинет родича. В доме тогда никого не было, и она точно знала, что Уилкинсон не вернется. Девушка уличила момент и как следует порылась в его вещах. В кабинете кроме фантастического количества всевозможных бумаг и папок, нашлись и личные вещи хозяина. У него была своя кружка, простая с какой-то глупой надписью, как у офисного работника среднего звена. В доме Амелии и близко ничего подобного не водилось, с ее страстью к изысканности и роскоши во всем. Даже прислуга пользовалась посудой выбранной госпожой. Муж же имел привилегию пить из простой кружки, скорее всего, единственной такой на весь дом. Еще на его столе стояла рамка с фотографией, Кетрин долго ломала голову над тем, кто были эти люди. Счастливая семья – мужчина, женщина и маленький ребенок. Девочка со светлыми кудряшками. Она не знала их и не помнила, чтоб встречала среди знакомых Уилкинсонов. Скорее всего, решила она тогда, это кто-то из его прошлого.
Другие вещи ничего рассказать о хозяине не могли, самые обычные предметы, не хранившие никаких индивидуальных отпечатков. В целом кабинет был скромным и чистым, скучным, как и его хозяин. Прислуга старательно его убирала, жена когда-то обставила, и больше ничего не изменяла с тех пор. Сам Уилкинсон не привнес туда ничего личного. Возможно, потому что был обычным и неинтересным человеком, в жизни которого кроме денег и простых удовольствий нет ничего.
Неудовлетворенная осмотром кабинета, Кетрин как-то вторглась и в его спальню. Это было поступком скорее продиктованным отчаянием и злостью, чем здравым рассудком. Она хотела найти что-то компрометирующее и знала, что у мужчины есть что-то против Амелии, иначе та уже давно бросила бы столь гремучее существо.
Спальня Уилкинсона вовсе поставила девушку в тупик. Конечно, Амелия и здесь все устроила по своему вкусу. Скорее всего, когда они поселились в доме, мужчина просто выбрал ту комнату, что была как можно дальше от спальни его жены. Большая кровать, два окна во двор, комод, стенной шкаф, большое напольное зеркало, кресло и несколько декоративных столиков с пустыми вазами. Отличало эту спальню от других только отсутствие цветов и безделушек на всех поверхностях. По-видимому, Уилкинсон не нуждался в украшениях, шкатулках и прочих мелочах, оживляющих подобные дома. От этого комната становилась похожей на номер отеля, чистая, просторная, но холодная и пустая. Слуги исправно следили за порядком, постель была заправлена, нигде ничего лишнего.
Кетрин пришлось заглядывать в шкаф и комод, чтоб понять, живет ли тут вообще кто-то. На вешалках нашлись те самые дорогие костюмы и рубашки, в комоде было белье. И опять та же картина, что и в кабинете, никакой индивидуальности. Даже ярких красок в предметах туалета и гардеробе мужчины не было. Серый, черный, белый и голубой – небогатая палитра его нарядов.
Кетрин еще отлично помнила свой дом в Ирландии, и комнату мужа. Они вместе устраивали их совместную спальню, переделывая ее из его комнаты. Коннор был настоящим модником, носил яркие рубашки и галстуки. В его шкафу одежды было едва ли не больше чем у Кетрин. Возможно, столько же, сколько у Амелии сейчас. И такая же яркая и разнообразная. Богатство материалов, отделки, множество аксессуаров. Кетрин и не сомневалась, что у такого изысканного мужчины будет именно такой гардероб. Уилкинсон, судя по всему, был личностью серой и незамысловатой.
Девушку отвлек голос матери. Миссис Уорд приблизилась и взяла ее под руку, во второй она держала бокал с напитком.
-- Ну что, ты разобралась, что у них происходит? – спросила она, заметив, как дочь изучает компанию и самого мистера Уилкинсона. – Амелия пытается меня убедить, что у них все отлично.
-- Нет, еще не знаю, в чем там дело, – ответила девушка, поспешно переводя взгляд на мать. – Но ее муж просто невыносим. Дома это совершенно другой человек. Он груб и невоспитан. Я сама с ним на ножах.
-- Ты серьезно? – удивилась Мэри. – Уверена? Неужели такой хороший актер? Я говорила с ним, и он отзывался о тебе очень хорошо.
-- В самом деле? – теперь пришла очередь удивиться Кетрин. – Может быть, ты не уловила иронию?
-- Нет, он был искренен, – ответила женщина. – Сказал, что ты очень оживила их дом. Для Амелии, это, конечно, не комплимент, но вот для тебя…
-- Да уж, оживила, – усмехнулась Кетрин. – Думаю, до моего там появления, они вообще не общались, если виделись хоть изредка. Я не избегаю его, как Амелия.
-- Думаешь, они еще долго так протянут? – вздохнула мать, опечаленная тем, как обстоят дела у ее младшей дочери. – Эми, похоже, уже присматривает нового мужа, если судить по ее наряду.
-- Она просто много времени проводит за работой над фигурой, – улыбнулась Кетрин. – Наверное, хочет получить подтверждение тому, что теперь опять в идеальной форме.
-- Какие глупости, она была в отличной форме, – улыбнулась женщина. – Наращивать мышцы – прерогатива мужчин.
-- Я ничего ей не говорю, достаточно мужа, что все время высмеивает ее, – покачала головой дочь. – Хотя, если подумать, то в его устах это, скорее, комплимент.
-- Мужчины редко умеют удачно отозваться о фигуре женщины, – улыбнулась Мэри. – Кстати, о таких редких мужчинах, почему ты не привела с собой мистера Брауна?
Кетрин не успела скрыть истинные эмоции по этому поводу, и мать заметила ее печальный взгляд.
-- Мы больше не видимся, – ответила девушка. – Он внезапно пропал, а я не стала навязываться.
-- Как жаль, такой очаровательный молодой человек, – вздохнула Мэри, нисколько не удивленная поведением красавца ловеласа. – Но это к лучшему, если у него не было серьезных намерений.
-- Не знаю, нужны ли мне вообще серьезные отношения, – покачала головой Кетрин. Она подняла взгляд, посмотрев сначала на сестру, в окружении молодых людей, а потом на ее мужа. – Это не всегда так радужно, как мы себе рисуем в воображении.
Мистер Уилкинсон, как случалось часто, снова почувствовал на себе взгляд девушки и повернул голову в их с миссис Уорд сторону. Кетрин поспешила отвести взгляд, а ее мать обменялась с гостем улыбкой.
-- Не верится, что он такой тиран, как ты говоришь, – покачала головой Мэри. – Мы с Джоном всегда считали его приятным молодым человеком.
Кетрин не стала спорить. Она не могла рассказать все, что знала, а без этого ее слова не имели бы вес.
За обедом девушка сидела возле сестры и ее мужа. Мистер Уилкинсон вел разговор со своим соседом, а Амелия могла пообщаться с Кетрин. Серьезных тем не касались, но младшая явно преследовала определенную цель, потому что принялась восхищаться теми молодыми людьми, с которыми беседовала. Это были сыновья деловых партнеров мистера Уорда, студенты престижных вузов и в будущем продолжатели семейного дела. Амелия так увлеклась, описывая одного из них, что начала называть мужчину по имени. Оказалось, что он еще и музыкант, и достиг в своем хобби заметных успехов. Амелия так и сыпала именами семей, с которыми ее новый знакомый водил дружбу, не хватало в списке только королевской. И все восхищались его талантом, так что Амелия сама захотела послушать его исполнение.
-- В эту субботу мы с тобой приглашены к Уолтерам, – глядя на Кетрин, продолжала девушка. – У них будет званый обед, и Мэтью развлечет гостей игрой на скрипке. Я уверена, у него талант.
-- Он сам пригласил тебя? – уточнила Кетрин, бросая опасливые взгляды на ее мужа. Он хоть и разговаривал с соседом, но слышал и их беседу. – Это удобно?
-- Кети, мы в двадцать первом веке живем, – усмехнулась сестра.
Та кивнула и поспешила сменить тему, пока Уилкинсон не вмешался и не спровоцировал скандал.
После обеда, когда гости опять переместились в гостиную и теперь наслаждались музыкой и танцами, девушки уединились наверху. Они выбрали комнату Кетрин для этого важного разговора. Девушка заглядывала сюда время от времени, и всегда чувствовала себя лучше, побывав в доме родителей. Теперь сестры заняли широкий подоконник, где была специальная мягкая плоская подушка и еще две под спину. Амелия сбросила туфли и подобрала под себя ноги. Кетрин оставалась в обуви, держась так же, как и за обедом в обществе. Ей не сложно было держать осанку и выглядеть изысканно, даже находясь дома. Это было в ее природе, такой она родилась, утонченной аристократкой до мозга костей. Учителям не приходилось очень стараться, обучая ее манерам и правилам поведения, мисс Кетрин Уорд сама могла давать такие уроки.
-- Скажи, Кети, ты хочешь встречаться с Морганом? – спросила прямо сестра.
Девушка озадаченно смотрела на нее, но над вопросом задумалась.
-- Я спрашиваю, потому что кое-что узнала, – продолжала Амелия. Она выпила достаточно, чтоб стать словоохотливой и отбросить осторожность, с которой всегда обсуждала вопросы личной жизни.
-- Я не понимаю, какая тут связь, – ответила Кетрин, в отличие от сестры, она всегда соизмеряла свои возможности и количество алкоголя.
-- Прямая, – фыркнула Амелия. В ее глазах вспыхнул хищный огонек. Так она всегда смотрела, когда речь заходила о ее муже. – Если ты всерьез увлечена им, то, скорее всего, захочешь продолжить эти отношения. Но если нет, то лучше тебе ничего не знать и держаться в стороне.
-- В стороне от чего? – не понимала Кетрин.
-- От наших с Эдвардом дел, – сузив глаза и усмехнувшись, ответила Амелия.
-- Какая связь между вами и мной? – старшая сестра начала подозревать, что младшая все же перебрала вина.
-- Я хочу расстаться с мужем, – начала Амелия, отмахнувшись от вопроса. – Но так, чтоб кое-что получить при разводе.
-- Твои деньги останутся при тебе, – Кетрин не понимала, о чем именно говорит та.
-- Да, а дома? Всё, во что я вложила силы и душу? – ответила Амелия, приподняв брови. – Дом в Лондоне, загородный в Хэмпшире. Тот, где мы отмечали Рождество, тоже я обустраивала. Там все было в пыли и паутине, когда мы въехали. Я его сделала таким, как сейчас.
-- Хорошо, это справедливо, – согласилась Кетрин, не желая, чтоб сестра продолжала жалобно перечислять всю недвижимость их семьи.
-- Если я подам на развод, он меня оставит без гроша, – продолжила Амелия. – А я привыкла к определенному уровню, к статусу.
-- Думаешь, он не согласится уладить это цивилизованно? – спросила сестра с надеждой. – Вы могли бы сами решить, что кому нужно и расстаться по обоюдному согласию.
-- Ты слышала его, он не даст мне ни пенса, – фыркнула Амелия. – И потом, я хочу часть его бизнеса, акции. Это обеспечит мне стабильное будущее.
-- Ты живешь с ним год, у вас нет детей, – напомнила осторожно Кетрин. Она знала, что сестра, скорее всего, обидится на нее, но не могла промолчать. – Не думаю, что ты имеешь право претендовать на это.
Как она и думала, Амелия сверкнула глазами и отрицательно покачала головой.
-- Он грязный мерзавец, – процедила она сквозь зубы. – Бессердечный и бесчувственный. Он превратил мою жизнь в сущий ад, украл мою молодость. Из-за него я не знаю, смогу ли вообще хоть когда-то довериться мужчине. Я хочу оставить его ни с чем, если бы могла, я убила бы его!
Тут девушка вскочила и отошла, пряча лицо от сестры. По ее порывистым движениям и тону, Кетрин поняла, что та сдерживает не столько слезы, сколько гнев.
-- Ты так ненавидишь его за то, что он разлюбил тебя? – оставаясь спокойной, уточнила Кетрин. – Прости, но я пока не вижу достаточных причин для подобной мести. Он, конечно, отвратительный тип, но силой тебя не удерживал. Ты могла бросить его сразу, в тот же день, как потеряла ребенка. Мы не бедны, и не нуждаемся в таких методах добычи средств. Ты молодая красивая женщина, ты найдешь себе нового мужа, если захочешь, еще богаче, чем этот. Для чего затевать судебные тяжбы, копить желчь? Он этого не стоит.
-- Это он велел Моргану оставить тебя! – обернувшись и взглянув на сестру, произнесла Амелия. – Как тебе такой вот аргумент?
Кетрин была изумлена, но не спешила верить.
-- Просто приказал, пригрозил, что вышвырнет его на улицу ни с чем, – продолжала Амелия.
-- Но почему? – не понимала Кетрин. – Разве они не друзья? Не хотят породниться? Чем плох Морган для меня?
-- Неужели это не очевидно, Кети? – печально глядя на сестру, спросила младшая. – Он сам тобой увлекся. Он просто ревнует. Он знал, что между мной и Морганом ничего быть не может, поэтому позволял нам дружить, но вот ты – другое дело. Ты можешь принимать его ухаживания, и это моему муженьку поперек горла.
-- Ты шутишь, Эми?! – тоже поднялась с места сестра, взволнованная и разгневанная. – Потому что если не уверена, лучше не говори таких вещей!
-- Предложи другую причину, – усмехнулась Амелия, глядя на нее, как на несмышленого ребенка. – Почему он запретил Моргану встречаться с тобой?
-- Это легко узнать, – успокоившись и взяв себя в руки, ответила Кетрин. – Нужно просто спросить.
-- У кого? У Эдварда? – фыркнула Амелия. – Ну удачи тебе.
-- Что? Почему ты так говоришь? – не поняла Кетрин.
-- Да потому что он будет отрицать все, – пояснила та. – А потом исполнит угрозу, и Морган окажется на улице. Ведь он просто помогает Эдварду, своего капитала у него нет. Если тот захочет, Морган всего лишится.
-- Я не знаю об этой стороне, – задумалась сестра, покусывая губу. – Мы никогда не обсуждали тему денег. Я поняла, что он не беден и имеет связи. Неужели он так зависим от Уилкинсона, что выполняет такие смехотворные требования?
-- То, что он не приходит больше, говорит само за себя, – пожала плечами Амелия. – Я это все узнала по крупицам. Когда собрала достаточно сведений, Морган не смог уйти от ответа и подтвердил мои слова.
-- Это неслыханно, – не зная, во что верить, проговорила Кетрин. – Если это все правда, то тем более, следует поговорить с твоим мужем. Мы не станем плясать под его дудку. Возможно, друг зависит от его самодурства, но не мы с тобой, не я.
-- Поэтому я и спросила тебя, поможешь ты мне и Моргану, или нет, – смягчившись и улыбнувшись, пояснила Амелия. – Думала, если ты любишь его, то захочешь помочь.
-- Помочь? В чем? Если нельзя ничего сказать, – не понимала сестра.
-- Ничего криминального, – пожала плечами Амелия. – Я просто разведусь с ним и отсужу причитающуюся мне по закону часть. Морган поможет мне в этом, а я помогу ему.
-- Как? – сузив глаза, поинтересовалась Кетрин.
-- Поддержу его, когда он останется ни с чем, – ответила Амелия.
-- Он готов рискнуть ради тебя? – Кетрин чувствовала какой-то подвох, но не понимала, что именно смущает ее во всем этом.
-- Ради нас с тобой, – продолжая улыбаться, ответила сестра. – Он, наверное, еще лелеет надежду добиться твоего расположения. Если они с Эдом расстанутся, то и препятствий между вами не останется. Конечно, если ты захочешь связать судьбу с тем, кто почти ничего не имеет.
-- Мне не важно, сколько у человека денег, – сразу внесла ясность Кетрин.
-- Да и этот ультиматум, как я поняла, не пошел на пользу их дружбе, – продолжала потешаться Амелия. – Эд такой, сам отталкивает от себя людей.
-- Скажи, ты же не всерьез о том, что он мной заинтересован, – проговорила мрачно Кетрин. – Я теперь не знаю, как вернуться в ваш дом.
-- Я знаю его уже достаточно долго, – тоже помрачнев, ответила Амелия. – Он не зря тебя поддевает. Ты ему нравишься. Я замечала, как он на тебя иногда смотрит. А еще он был в твоей спальне.
-- Что?! – воскликнула Кетрин, возмущенная этим не меньше, чем интересом к ней мужчины. – Он что, вообще дикарь?! Это неслыханно!
Тут она вспомнила о собственных похождениях и неожиданно умолкла.
-- Он не знал, что Лили дома, – продолжала с улыбкой Амелия. – Она поднялась ко мне, чтоб убрать в гардеробе, и увидела его в твоей спальне. Он рылся в твоих вещах, сестричка. Вряд ли искал что-то, скорее для удовлетворения своих мерзких желаний. Ты же не знаешь его, как я.
-- Прошу, не надо, – чувствуя подступающую тошноту, попросила Кетрин. Мысль, что этот мужчина был в ее комнате, трогал ее вещи, которые она потом надевала, да и вообще, бог знает что еще там делал, вызывала отвращение. Возможно, он бывал там часто, возможно, она о нем вообще ничего не знает. Амелия права, это был ее муж и пускать пыль в глаза окружающим он умел мастерски.
Дома Кетрин сразу ушла к себе. Она старалась вообще не смотреть в сторону мужа сестры и не думать о разговоре с Амелией. Ее довольно спокойная жизнь начала разваливаться на части. Первым порывом было собрать вещи и перебраться к родителям. Больше не участвовать в странной войне сестры и ее мужа. Но было несколько обстоятельств, которые все же заставили ее сесть в автомобиль Уилкинсона и вернуться в его дом. Во-первых, она не могла бросить Амелию. Та уже погрязла в интригах и следовало ее спасать, а кому, как не старшей сестре делать это? Во-вторых, в деле был замешан интересный ей мужчина. Возможно, она еще не любила Моргана без памяти, но все же успела с ним подружиться и считала близким человеком. В-третьих, девушке было просто любопытно распутать это клубок. Что-то во всей истории ее смущало и не давало покоя. Хотелось выяснить, что так повлияло на Амелию, что та из милой наивной девочки стала холодной и мстительной фурией? Что сделал с ней этот ужасный человек, забрав из родительского дома? В том, что причина в нем, Кетрин не сомневалась. За те два года, что он крутился возле Амелии, девушка изменилась не в лучшую сторону.
четверг, 20 октября 2016

читать дальше
3
Кетрин сидела в библиотеке, коротая досуг за книгой. Девушка закуталась в теплую шаль, одолженную сестрой, и заняла удобное кресло возле окна в сад. До праздничного ужина она была свободна и могла отдохнуть на время от общества гостей, в котором проводила все последние дни. Кетрин подняла взгляд на пустые дорожки сада и кусты, украшенные пушистым белоснежным покровом. Вспомнилась Ирландия, первое Рождество после ее свадьбы с Коннором. Тогда они тоже собрались всей семьей, приехали даже мама с папой. Вот только Амелия отказалась, желая провести праздники в Европе. В доме Донованов собралось большое общество, но не такое изысканное, как сейчас.
Несмотря на то, что Донованы были людьми богатыми и по отцовской линии вели свой род от ирландских вельмож прошлого, они никогда не задирали нос и не важничали. Отец и мать Коннора часто появлялись в доме Уордов, Кетрин видела их с детства и заметила как они не похожи на привычное ей окружение. Милые отзывчивые и простые люди. Впервые встретив Коннора, Кетрин не поверила, что он принадлежал к этой семье. Молодой человек желал подчеркнуть свой социальный статус и разительно отличался от родителей и прочей родни.
Коннору было двадцать три, когда он однажды приехал с отцом погостить в загородном доме Уордов. Блистательный молодой человек, окончивший престижный колледж и перенимавший дело Донована-старшего. Перед юными Кетрин и Амелией предстал высокий худощавый красавец, темноволосый и темноглазый. Коннор удался в мать, а у той, в свою очередь, корни были из средиземноморья. Такая неординарная внешность в сочетании с изысканными манерами и долей здоровой самоуверенности не могли оставить равнодушной юную Кетрин. Ей минуло восемнадцать, и она уже повзрослела достаточно для того, чтоб увлечься мужчиной. Родители молодых людей смотрели на развивающийся роман благосклонно. Для Кетрин Коннор был подходящим мужем, а она для него очень выгодной женой. Молодой Донован получал именно то, к чему стремился. В дополнение к красавице и умнице жене прилагался круг ее знакомств и положение в высшем свете столицы.
Кетрин знала все это и не возражала против того, что ее муж наделен долей разумного тщеславия. Она даже удивилась, когда он изъявил желание после свадьбы пожить несколько лет на его родине. Девушка думала, что они поселятся в Лондоне, куда молодой человек так стремился. Коннор объяснил свое желание тем, что хочет прежде пожить спокойной семейной жизнью, родить и вырастить детей на родной земле, а уж после окунуться с головой в жизнь большого города. Двадцатилетней Кетрин было все равно, где жить и как проводить часы досуга, только бы рядом был любимый. Сразу после свадьбы они уехали и в самом деле были счастливы, пока судьба не отняла ее молодого мужа.
-- Не помешаю? – в библиотеке появился Морган. Он неслышно вошел и приблизился.
Кетрин перевела задумчивый взгляд с пейзажа на гостя и улыбнулась.
-- Нет, я, похоже, не настроена на чтение, – ответила она, отложив том и поплотнее укутавшись в шаль.
Комната была просторная, вдоль стен возвышались стеллажи с книгами, имелся письменный стол и кресло. Около больших окон, выходящих в сад, стояли удобные диванчики, чтоб посетители могли с комфортом коротать досуг за чтением или беседой. Исследовав помещение, Кетрин пришла к выводу, что библиотекой пользуются редко и в основном как гостиной. На столе были какие-то документы и личные вещи хозяина дома, из чего следовало, что это обиталище скорее его, чем его юной супруги. Сейчас дневной свет заливал ее, проникая через широкие окна, а в дальней стене полыхал камин.
-- Адэр, как необычно, – усмехнулся Морган, бросив заинтересованный взгляд на книгу, оставленную девушкой.
-- Не стану изображать из себя ценителя его творчества, – усмехнулась Кетрин, убрав книгу, чтоб рядом с ней на диване освободилось место. – Прежде был фильм, книга всего лишь дань любопытству.
-- И как ты находишь книгу? – мужчина опустился рядом, продолжая смотреть на собеседницу заинтересованным взглядом.
-- Как бывает часто, она мне понравилась больше, чем экранизация, – ответила Кетрин.
-- Можешь порекомендовать ее мне? – продолжал Морган. Он устроился поудобней, развернув корпус в сторону девушки и многозначительно улыбаясь ей. Кетрин его откровенный флирт польстил. Это был первый мужчина, который обратил на себя ее внимание после смерти мужа. Во-первых, он тоже не вписывался в однородное общество, собравшееся в доме Уилкинсонов, выделяясь своей экзотической красотой, как когда-то выделялся Коннор. Во-вторых, был самоуверенным и напористым. Кетрин была из тех женщин, что не утруждают себя проявлением интереса, предпочитая занимать пассивную позицию. Она привыкла, что мужчины проявляют к ней интерес и делают все сами, ухаживают, говорят комплименты, добиваются симпатии. Ей оставалось только сказать, продолжать ухаживания или нет. Чаще звучал второй ответ, и только один раз один мужчина услышал из ее уст заветное "да". Теперь еще один претендент имел все шансы добиться ее благосклонности. Пока Кетрин находила в Моргане только плюсы, зная наверняка, как только появится первый и, возможно, единственный минус, он получит отказ.
-- Думаю, ты не оценишь, – ответила она на его вопрос.
-- Доверюсь твоему вкусу, – усмехнулся мужчина. – Да я и не большой любитель чтения. Предпочитаю активный отдых.
-- Я держусь середины, – ответила Кетрин.
Разговор продолжался, был непринужденным и без какой-либо двусмысленности. Молодые люди делились взглядами и рассказывали о своих вкусах. Кетрин нашла нового знакомого довольно эрудированным и интересным. С первого взгляда она никогда не предположила бы в нем таких глубоких знаний и неординарных увлечений. Мужчины, подобные Моргану, предпочитали казино и скачки, путешествиям и археологии. Услышав о таком хобби, Кетрин не смогла остаться равнодушной. Археология была важной частью того мира, к которому она сама имела причастность. Конечно, свою профессиональную деятельность девушка связывала с более поздним временем, когда предметы искусства находили не в земле, а в старинных домах, но все же заглянуть в более древние времена, прикоснуться к истории было так же волнительно. Оказалось, Морган всерьез увлечен археологией, посещал раскопки и даже финансировал многие из них, по большей части в Египте.
-- Теперь, конечно, все приостановлено в связи с политической ситуацией, – рассказывал он, отпустив искренний вздох сожаления. – Уже больше года все проекты заморожены. Эдвард рвет и мечет.
Морган усмехнулся, его, похоже, забавлял этот факт.
-- Он тоже вкладывал средства? – не поняла Кетрин.
-- Да, мы партнеры, – отвечал мужчина.
-- Он не похож на человека, увлекающегося историей и культурой, – пожала плечами девушка. – Бизнесмен до мозга костей, как по мне.
Морган кивнул, но ничего не сказал.
-- А вы давно знакомы? Я не помню, чтоб видела тебя на венчании, – проговорила Кетрин. Ей понравилось, что Морган не начал высмеивать своего недалекого приземленного друга, хотя тот, скорее всего, заслуживал этого. – Конечно, было столько народа, что не мудрено затеряться.
-- Нет, я не был на свадьбе, – ответил мужчина. – Я тогда жил в Сингапуре, мы с Эдом не поддерживали отношений.
-- Сингапур, очень любопытное место, – с блеском интереса в глазах, заметила Кетрин.
-- Да, мы столкнулись с ним, разговорились, – рассказывал Морган. – Оказалось, ему нужен гид по городу. Я предложил свои услуги, одно за другим и вот, я уже деловой партнер мистера Уилкинсона.
-- Но вы были знакомы раньше? – поинтересовалась Кетрин. О мистере Уилкинсоне ей было мало что известно, кроме того, что в один прекрасный день он появился в Лондоне с начальным капиталом и небывалой удачей. Менее чем за пять лет его состояние значительно увеличилось, а имя стало известно в деловом мире. Что делал этот человек до появления в высшем свете Лондона, не знали даже близкие люди, такие как она и ее родители. Мистеру Уорду достаточно было того, что Уилкинсон честный человек и в его прошлом нет тюрьмы или арестов. Копать глубже тесть не стал, считая это делом недостойным джентльмена. Зять рассказал о том, что родился и вырос в Великобритании, но рано осиротел и никакой родни у него нет. Подробности никто не выспрашивал. Кетрин тоже не придала бы значения этим недомолвкам и белым пятнам в биографии родственника, если бы ни новые обстоятельства.
-- Да, мы росли вместе, – ответил Морган, по-прежнему беззаботно улыбаясь. – Друзья детства. Банально, да?
-- По-моему, мило, – не согласилась девушка.
-- Тебя интересует прошлое родственника? Это потому, что теперь вам жить под одной крышей? – поинтересовался мужчина. – Уверяю, Эдвард милейший человек. Он весь погружен в заботы своей фирмы и редко бывает дома. Вам с Амелией никто не будет мешать ходить по магазинам и клубам.
-- Вот как ты думаешь обо мне, – усмехнулась Кетрин, качая головой.
-- Я мало тебя знаю, прости, – ответил лукавой улыбкой Морган. – С радостью исправлю эту оплошность. Как насчет ужина, когда переберешься в столицу?
-- Дружеский ужин, но не свидание, – внесла ясность Кетрин. – Буду рада составить тебе компанию.
-- Что заставило тебя думать, что я смею просить о свидании? – возмутился мужчина.
-- Должно быть, твои нескончаемые комплименты вчера за ужином, – ответила со смехом Кетрин.
В библиотеке появилась горничная и сообщила, что миссис Уорд в своей спальне и хотела бы поговорить с дочерью. Кетрин поблагодарила и поднялась, не желая заставлять маму ждать. Морган остался в библиотеке. Проводив девушку взглядом, он взял ее книгу и принялся перелистывать с задумчивым видом.
Мэри полулежала в кресле у окна, любуясь пейзажем, открывавшимся со второго этажа. Она была одета как всегда элегантно и неброско. Когда вошла дочь, женщина села в кресле и жестом попросила ее подойти. Кетрин закрыла за собой тяжелую дубовую дверь, поправила шаль на плечах и приблизилась. Мать указала на пуфик, где только что покоились ее ступни в дорогих кожаных туфлях. Кетрин послушно села, не нарушая тишину вопросами. Мэри выглядела обеспокоенной и печальной.
-- Кети, что происходит в этом доме? – спросила она прямо. – Ты должна была что-то заметить, вы с Марджери приехали раньше нас.
-- Почему ты спрашиваешь? – ушла от ответа девушка.
-- Я стала свидетелем одной сцены, а еще прежде слышала разговор слуг, – ответила миссис Уорд. – Ты знаешь, что Амелия и Эдвард спят в разных спальнях? Мы всё не можем понять, отчего они не порадуют нас внуками, а они, похоже, не озабочены продолжением рода.
-- Мама, – сдвинув брови, пожурила ее Кетрин.
-- Да-да, это не наше дело, кому с кем спать, но пойми и ты меня, ведь Амелия всего лишь год замужем, не пять лет, не двадцать, чтоб спать в разных спальнях, – понизив голос, возмущалась женщина. – Мне это кажется странным. Он приехал только вчера и они даже парой слов не обмолвились друг с другом. Я наблюдала, пыталась понять, мое ли воображение или тут что-то не то.
-- Что за сцена? Между Амелией и мужем? – поинтересовалась Кетрин.
-- Да, – закивала женщина. Ее светлые волосы были собраны на затылке, в голубых глазах читалась тревога. – Они думали, что их никто не видит. Амелия была рассержена, она говорила очень эмоционально. Я не слышала слов, но поняла, что вряд ли это что-то лестное. А Эдвард, представь себе, рассмеялся просто ей в лицо и ушел, хлопнув дверью. Я была шокирована.
-- Ты не знаешь, о чем шла речь, – Кетрин не хотела, чтоб мама укреплялась в своих подозрениях. Это плохо сказалось бы не только на семье Уилкинсонов, но и на их собственной тоже. – Он выпил лишнего, как мне показалось, вот Эми и вышла из себя.
-- Да, но он… – возмущалась Мэри.
-- Он мужчина, они не терпят, когда их поучают, тем более в таком состоянии, – объяснила и это девушка.
-- Я и забыла, какая ты у меня умница, – смягчилась мама. – Ты уверена, что беспокоиться не о чем?
-- Нет, конечно, – вздохнула Кетрин. – Я тоже вижу, что их брак далек от идеала, но кто сейчас живет в полной гармонии?
-- У вас с Коннором все было иначе, – Мэри склонилась и обняла дочь за плечи. – Я была так счастлива, что обе мои девочки так удачно устроили свою жизнь. Такие милые молодые люди, Коннор и Эдвард. Столько любви было в их глазах. Что же теперь, почему все так изменилось?
-- Я не знаю, мама, – Кетрин тоже опечалилась, хотя сердце больше не было наполнено тоской об утраченном счастье.
-- Прости, я напомнила тебе, – спохватилась женщина. – Это так грубо с моей стороны. Ты, моя бедняжка, еще носишь траур.
-- Нет, я уже справилась с этим, – они разомкнули объятия, и Кетрин распрямилась, глядя на мать с улыбкой. – Поверь, вы напрасно так печетесь обо мне. А траур это просто привычка. Мне всегда нравился сдержанный стиль, просто теперь в гардеробе стало больше черных вещей. Мы с Амелией исправим это упущение, только лишь доберемся до городских магазинов.
-- Ты уверена, что все позади? – глядя в серые глаза дочери, допытывалась мать.
-- Уверена, я даже приняла приглашение на ужин от мистера Брауна, – ответила с улыбкой Кетрин. – Как ты его находишь?
-- Слишком красив, будь осторожна, – тоже улыбнувшись, предупредила женщина. – Такие мужчины редко имеют серьезные намерения. Я была очень удивлена этим знакомством Эдварда. Очень на него не похоже.
-- Согласна, – продолжала беззаботно улыбаться Кетрин. Разговор о Моргане доставлял ей какое-то особое удовольствие, а то, что он взялся ухаживать за ней, тешило девичье самолюбие. – Лед и пламя.
-- Не обожгись, – Мэри была еще молодой женщиной и понимала увлечение дочери смуглым красавцем.
-- Мне бы надо немного несерьезных отношений сейчас, не думаешь? – посерьезнев, проговорила Кетрин. – Не думать ни о чем, просто почувствовать себя женщиной, пофлиртовать, вскружить голову. У меня самой несерьезные намерения. Это бедняжке Моргану надо быть осторожным.
Мэри засмеялась, отрицательно покачав головой.
-- Ты вся в своего блестящего отца, – сказала она, когда дочь поднялась и направилась к выходу. – Тебе следовало родиться мальчиком.
-- Ничего, Джеймс еще вас порадует, – ответила девушка. – Он тоже не лишен прагматизма и здравомыслия.
Праздничный вечер удался на славу. Все собрались в гостиной, чтоб пообщаться перед ужином. Общество было подобрано так, чтоб никто не остался без компании. Одна из девушек, Флоренс Спенсер, замечательно играла на фортепьяно, чем развлекала гостей вечерами. Они с Кетрин вместе учились в колледже, в то же время Фло сдружилась и с Амелией. Вскоре девушка стала близкой подругой именно младшей сестры, что случалось довольно часто. Жизнерадостная Амелия располагала к себе людей, умела подкупить их свой бесхитростностью и открытостью характера. Она делала подругам подарки, приглашала к себе на праздники, и все они были от нее без ума.
Морган пренебрегал всеми девушками, коих собралось в гостиной немало, в пользу Кетрин. Он был в этот вечер одет строго, в черный костюм и белоснежную рубашку, запонки и часы из дорого металла с бриллиантами эффектно дополняли наряд мужчины. Свои черные волосы он уложил в аккуратную прическу, и теперь они не скрывали его высокий чистый лоб. Кетрин тоже была в черном, но длинное вечернее платье дополнял пиджак, расшитый сверкающими черными бусинами и бисером. Собранные наверх волосы открыли длинную тонкую шею девушки. Из украшений на ней были только длинные серьги и браслеты. На фоне полуобнаженных одногодок Кетрин выглядела строго и серьезно в своем стильном наряде.
-- Тебе уже наскучили мои банальные комплименты, но прошу послушать их еще немного, – проговорил мужчина, приблизившись к ней с двумя бокалами шампанского. – Ты ослепительна.
-- Благодарю, – Кетрин приняла из его рук напиток и ответила улыбкой.
-- В вашей семье всегда так замечательно отмечают праздники? – спросил Морган, встав возле нее лицом к обществу.
В просторном зале все разделились на пары или группы по нескольку человек. Уорды общались с мисс Пейдж и четой Конелли. Старушки облюбовали диванчик возле камина и обсуждали свои темы, поблескивая бриллиантами в диадемах и на запястьях. Молоденькие гостьи окружили вниманием мистера Джека Мейера, что был в их обществе как рыба в воде. Амелия переходила от одних гостей к другим, поддерживая беседу или чтоб убедиться, что те не скучают. Ее муж был не так вежлив. Он устроился на одном из диванов и был окружен самыми младшими из присутствующих. Джеймс Уорд сидел рядом, а одна из дочек Конелли взобралась к мистеру Уилкинсону на колени. Дети вели себя сдержанно, поскольку рядом находились родители и вся атмосфера не располагала к дурачествам. Детям позволили присутствовать в гостиной вместе со взрослыми, но после они должны были отправиться в кровать, в то время как взрослые продолжат общение за ужином и еще нескоро разойдутся.
-- Ему доставляет удовольствие возиться с детворой или так он спасается от нашей компании? – спросила Кетрин, наблюдая эту картину с недоумением. Мистер Уилкинсон был словно большой пес, на которого взобрались озорные котята. Самый старший, восемнадцатилетний Джеймс, вел беседу, а две девочки, четырех и пяти лет, оседлали колени мужчины.
Морган усмехнулся, проследив за ее взглядом.
-- Нет, он любит детвору, – ответил мужчина. – Хотя, думаю, ты тоже права. Он совмещает эти два твоих предположения.
Морган продолжал что-то говорить, сменив тему, но Кетрин отвлеклась на свои мысли, наблюдая за возней девчушек. Обе были хорошенькие, с пшеничными кудряшками и в кружевных платьицах, словно фарфоровые. Вот только куклы не могли так живо вертеть головками, сыпать вопросами и спорить между собой о правах обладания дядюшкой, что был так добр и пустил их к себе на колени. Кетрин невольно улыбнулась, отметив, что характер у них что ни на есть женский. Мужчины вели беседу, конечно, очень глубокомысленную, о супермене или хоббитах, а вот девушки делили между собой кавалера.
Кетрин обратила внимание на то, как изменилось лицо Уилкинсона, его глаза, сколько сейчас в них тепла. Таким он и был в ее памяти, но тогда он смотрел таким взглядом на Амелию, боготворил ее, был искренне влюблен. Мужчина опять почувствовал на себе ее взгляд и повернул голову в их с Морганом сторону. Друг помахал ему и подмигнул. Кетрин оставалась невозмутимой.
-- С ним не страшно идти в любое общество, – сказал Морган, когда Уилкинсон вернулся к беседе с Джеймсом. – Всегда знаешь, что дети не будут путаться под ногами, потому что все возле него.
-- Не любишь детей? – взглянув на него, спросила Кетрин. В ее тоне не было претензии или иронии, она просто интересовалась.
-- Как все, люблю на них любоваться, но когда они плачут или дерутся у тебя под ногами, это раздражает, – честно ответил Морган.
-- Нам повезло, что Эдвард так мил, – Кетрин отвернулась, понимая, что переходит рамки приличия. Она удивилась себе. Возле нее стоял умный и милый молодой мужчина, развлекал беседой, пренебрегая обществом более пестрым, а она глазеет на нелепую возню какого-то выскочки и деревенщины с разбалованными дочками гостей. И это зрелище увлекает ее куда больше, чем светская беседа и темные глаза Моргана. Кетрин отнесла это к тому, что сама мечтала о семье и детях, уже пресытившись и красавцами и интеллектуальными беседами. Ей вдруг захотелось присоединиться к Уилкинсону и тоже повозиться с детишками.
За ужином было не так весело, как в гостиной, наполненной смехом и звуками фортепьяно. Разговоры перешли в плоскость бизнеса и политики, потому что мужчины, все кроме Джека, были из одной стихии и не могли отказать себе в удовольствии развить именно эту тему. Женщины, не желая ударить в грязь лицом и выглядеть невеждами, поддерживали ее. Кетрин наблюдала за сестрой. Амелия, блиставшая в гостиной в своем невесомом розовом наряде из шифона и жемчуга, сникла и была молчалива. Златовласая головка была опущена и длинные ресницы скрыли печальные голубые глаза. Муж сегодня тоже сидел в другом конце стола, напротив нее, но не смотрел в сторону жены. Он вел беседу с коллегами, впрочем, игнорируя и других женщин тоже. Кетрин сделала вывод, что он хоть и безразличен к жене, но ведет себя прилично, не выделяя никакую другую даму. Морган пользовался тем, что они вновь сидели рядом, и применял все свои чары на девушке. Кетрин это льстило и забавляло, так что она не возражала.
-- Ты все время наблюдаешь за сестрой, – заметил мужчина. – Тебя что-то беспокоит?
Кетрин убедилась, что соседка с другой стороны увлечена беседой и перевела взгляд на Моргана.
-- Ты говорил, что вы близкие друзья, – произнесла она тише. – Значит, должен понимать, что именно меня беспокоит.
Морган на миг оторвал взгляд от ее лица, бросив его на Амелию, и помрачнел.
-- Она все рассказала тебе? – не очень убедительно удивился он.
-- Ты друг Эдварда тоже, не знаю, удобно ли обсуждать это с тобой, – сказала Кетрин задумчиво. – Он, наверное, тоже имеет точку зрения.
-- Поверь, в том, что касается их супружеской жизни, я полностью на стороне Амелии, – удивил ее своим ответом Морган. – Но тут не место для подобного разговора.
Кетрин согласилась и с нетерпением стала ждать окончания ужина, что тянулся бесконечно долго. Несколько перемен блюд, десерт, и, наконец, они с Морганом смогли уединиться на диванчике в каминном зале. Гости продолжали весело проводить время, зазвучала музыка, и лакеи принялись разносить коктейли и игристое вино.
Кетрин не настаивала на разговоре и была приятно удивлена, когда Морган после ужина нашел ее и сел рядом в полутемном углу зала. Девушка выбрала это место, имея неплохой обзор, в то время как сама оставалась в тени. Морган принес ей коктейль. Она приняла и поблагодарила.
-- Я знал, что рано или поздно ты спросишь об этом, – начал он со всей серьезностью. Девушка обратилась в слух, но не выпускала из поля зрения зал. – Да, я друг Эда, но и Амелия моя подруга. Ты знаешь, она всех очаровывает своей непосредственностью и прямотой. Я тоже не остался равнодушен к ней.
Кетрин вскинула тонкую бровь, взглянув на него.
-- Нет, не подумай, я лишь друг, – поспешил заверить ее мужчина, хотя она ничего не сказала. – Амелия жена моего лучшего друга, я под дулом пистолета не посмею подумать о ней в таком смысле. Есть вещи, которые нельзя игнорировать, для меня это таинство брака и дружба.
Кетрин не стала ничего отвечать. Возможно, ее собеседник говорил чистую правду, но она не спешила всецело верить в его слова, не после двух дней знакомства.
-- Она была добра ко мне, сделала своим другом, – рассказывал Морган, не подозревая о мыслях девушки. На ее лице было выражение заинтересованности. – Мы познакомились случайно, Эд не намеревался нас представлять друг другу. Был званый ужин и он попросил меня пойти с ним. Оказалось, ужин устраивала его жена, но он не знал никого из приглашенных. Я согласился и не пожалел, провел замечательный вечер и познакомился с отличными людьми.
-- Прости, Амелия не пригласила на ужин никого из его окружения? – уточнила Кетрин, посчитав это чем-то неприемлемым.
-- А кого она могла пригласить? – встал на сторону девушки Морган. – У него нет друзей, только деловые партнеры и коллеги по работе. С друзьями жены он не поддерживает отношений и редко кого из них помнит долго. Теперь, когда мы встречаем кого-то, то я здороваюсь, а он только удивленно смотрит на меня. Мне приходится рассказывать, на каком именно вечере в его доме был этот человек, представь.
-- Ладно, я, действительно, не знаю, как они живут, – ответила Кетрин.
-- Он начал брать меня с собой на эти приемы, когда его присутствие было просто необходимо, – рассказывал Морган, попивая свой коктейль. – Ведь с Амелией, как я понял, они не общаются, а сидеть среди гостей и просто молчать странно. Особенно когда это твой дом и твои гости. Я выручал его, всегда был рядом.
-- А твои друзья, они не знают его? – Кетрин не могла представить, как это, не иметь друзей вовсе и при этом не быть иностранцем, прибывшим из другой страны на новое место.
-- Мои друзья остались в Сингапуре, – усмехнулся Морган. – Я не такой человек, что обрастает долгими знакомствами. Я завожу новых на новом месте. Тут у меня тоже появились новые друзья, хотя Эд один из старых. Как-то получилось, что мы с ним стали ладить. Мне, если честно, иногда жаль его. Он словно не может найти свое место в этой жизни. И это с такими деньжищами.
-- Я тоже так подумала, увидев его вчера, – кивнула Кетрин. – Но что случилось у них с Амелией? Они совсем не общаются?
-- Не думай, что я знаю больше твоего, – покачал головой Морган. – Она не говорит об их жизни, тем более со мной.
-- Но ты видел их жизнь все это время, – настаивала Кетрин, чувствуя, что он недоговаривает. – Они всегда так ведут себя, словно чужие?
-- Да, сколько я их знаю, – ответил мужчина. – Иногда, когда думают, что их никто не видит, они страшно ругаются. Порой говорят ужасные вещи, оскорбления.
Девушка нахмурилась, окидывая взглядом зал.
-- Я пытался выяснить у Эда, в чем тут дело, – продолжал Морган. – Не мог понять, как можно так обращаться со столь очаровательным созданием. Но я не добился успеха, он сказал только, что это не касается никого, кроме них. Тут он прав.
-- Поверить не могу, – вздохнула Кетрин, поставленная в тупик. – Что все это значит? Что могли они не поделить, что так живут вот уже полгода?
-- Боюсь, так они живут гораздо дольше, – взглянув на нее, произнес Морган.
Кетрин удивленно вскинула брови.
-- Спроси у сестры, – посоветовал мужчина. – Думаю, то, что послужило причиной их раздора, случилось в медовый месяц.
Кетрин не могла припомнить то время, ведь именно тогда умер Коннор, и она была полностью поглощена своим горем.
-- Ее друзья знают, что происходит? – спросила девушка, опять взглянув на собеседника.
-- Самые близкие, – ответил Морган.
На этом разговор прекратился, появилась Амелия и позвала их к остальным. Она казалась веселой и шутливо пожурила Кетрин, за то, что та отняла у них Моргана. Вечер продолжался и расходиться гости начали уже далеко за полночь. Кетрин тоже веселилась, стараясь приободрить младшую сестренку. Хозяин дома оставил всех сразу после ужина, переместившись в библиотеку с виски и сигарами. Мистер Уорд и мистер Конелли составили ему компанию. Но если последние позже вернулись к остальному обществу, Уилкинсон правилами приличия пренебрег и более не выходил к остальным гостям. Амелия, казалось, не заметила его исчезновения, продолжая развлекать гостей в одиночку. Кетрин и Морган изо всех сил помогали ей, что очень сплотило их. В конечном счете, старшая сестра провела замечательный вечер и ушла спать с улыбкой на лице. После смерти мужа она впервые позволила мужчине проводить ее до двери спальни, чувствуя приятное волнение от этого милого старомодного жеста.
4
Через несколько дней почти все гости разъехались. В особняке Уилкинсонов остались только близкие родственники, подруга миссис Уорд с любовником, и Морган. Небольшое общество рассеивалось по гостиным и проводило досуг каждый на свой вкус.
Кетрин и Амелия впервые после праздничного вечера смогли остаться наедине и поговорить. Обе девушки порядком устали от нескончаемых светских бесед и необходимости все время быть среди людей, когда надо помнить о гостях и не давать им скучать. Теперь они сидели в той же гостиной, в которой общались в первые минуты после приезда Кетрин. Обе заняли один диванчик, чтоб разговаривать, не повышая голос, и не дать вездесущим слугам возможность подслушать. Амелия опять была печальной и бледной, но нарядная кофточка персикового цвета немного оживляла ее облик. Кетрин как всегда оделась строго в сдержанной гамме. Она собрала волосы на затылке и нанесла совсем мало макияжа.
-- Я заметила, что ты все время проводишь с Морганом, – начала Амелия, глядя на сестру лукаво. – Он тебе понравился. Я так и знала.
-- Думаю, это я ему понравилась, – возразила Кетрин, сдержанно улыбнувшись. – Он всегда оказывается рядом, и назначил уже целых два свидания. Я перестала уточнять, что они будут исключительно дружеские. Похоже, это лишено смысла.
-- Да, он такой, – усмехнулась Амелия. – Кружит голову девушкам, но он и не может иначе, не с таким лицом и манерами.
-- Даже мама дала согласие, – Кетрин поддерживала шутливый тон. – Ты не возражаешь? Ведь он твой друг. Я бы не хотела портить вашу дружбу. Потому что если ничего не получится, общаться мы будем редко.
-- Если я не дам добро, ты дашь ему от ворот поворот? – искренне удивилась Амелия.
-- Конечно, не задумываясь, – кивнула Кетрин. – Он не из тех, кто женится, да и я не хочу снова замуж. Так что если и будет что-то между нами, то быстротечное и несерьезное.
-- Как ты холодна и рассудительна, узнаю свою старшую сестру, – пожурила Амелия. – Что ж, я не хочу потерять друга, но не думаю, что накладывать на ваши отношения запрет имею право. Возможно, он покорит эту ледяную вершину, которую ты называешь своим сердцем, и мы с ним породнимся. Это было бы замечательно.
Глаза девушки странно сверкнули, на губах заиграла какая-то неоднозначная улыбка.
-- Неужели ты сама ничего не чувствуешь к этому соблазнителю? – не могла поверить Кетрин. – Теперь, когда я знаю, что Эдвард тебе не интересен, я склонна думать, что ты поглядываешь по сторонам.
-- Ты осуждаешь меня за это? – опустив взгляд, спросила Амелия. – Ведь он сам не хранит мне верность.
-- У него есть любовница? – прямо спросила Кетрин.
-- Нет, он покупает шлюх, – брезгливо поморщившись, ответила младшая сестра и опять стала печальна.
Кетрин тоже скривилась и отрицательно покачала головой.
-- Это отвратительно, – сказала она, никак не ожидая подобного от Уилкинсона. Она просто не могла представить его в компании «ночных бабочек». Они не шли ему, как дорогие костюмы и роскошные салоны.
-- Мне Морган сказал, – вздохнула Амелия. – Он очень милый и так помогает мне. Никакой секс не даст того, что дает дружба, Кети. Я бы никогда не испортила дружбу с ним ради нескольких мгновений удовольствия. Так что будь уверена, между нами ничего нет и никогда не будет. Он только друг.
-- Прости, я не должна была шутить на эту тему, – Кетрин взяла сестренку за руки и улыбнулась. – Я постараюсь ничего не испортить.
-- Когда все вдруг стало так сложно? – на глазах Амелии выступили слезы. Она поспешно стерла их и нервно улыбнулась. – Прости. Я совсем расклеилась. Теперь все время плачу.
-- Не удивительно, с таким-то мужем, – фыркнула Кетрин. – Ты расскажешь мне, что у вас произошло, или мне и дальше теряться в догадках?
-- Почему ты думаешь, что что-то произошло? – вздохнула Амелия, опустив взгляд на свои руки. – Разве того, что прошла любовь, не достаточно?
-- Прошла любовь? Вот так просто, в один миг? – не верила Кетрин.
-- Да, порой надо совсем мало, чтоб все разрушить, – сестра обхватила себя за плечи. – Мы оказались разными людьми. Он хотел детей, а я не сумела дать ему их. Я потеряла нашего малыша. Он не простил мне этого. Вот и все.
Она начала дрожать, быстро переходя взглядом с одного предмета на другой. Кетрин переваривала услышанное. Это многое объясняло, кроме разве что абсолютного бессердечия Уилкинсона. Разлюбить юную жену только из-за того, что она не сумела выносить дитя, это было слишком жестоко.
-- Когда это случилось? – только и спросила Кетрин, охваченная гневом, но понимая, что уже слишком поздно.
-- В наш медовый месяц, – ответила Амелия. – Срок был небольшой, но доктор сказал, что теперь нужно лечение, какая-то операция. Я была так подавлена, что не хотела ни о чем таком слышать. Да и Эда к себе не подпускала. После того мы стали отдаляться и вот, мы чужие люди, и словом не перемолвимся.
-- Сейчас ты здорова? У тебя все в порядке? – Кетрин не сводила глаз с сестры.
-- Да, все в порядке, – успокоила ее Амелия. – Я поправилась, съездила на курорт, прошла курс терапии. Консультировалась у другого врача, он сказал, что операция не обязательна. Хотя, уже нет смысла, Эдвард больше не любит меня и не притрагивается.
Она закрыла лицо руками и неожиданно разрыдалась. Кетрин была потрясена и не сразу привлекла ее к себе, чтоб успокоить.
-- Ты еще любишь его? – спросила она, поглаживая вздрагивающую девушку по спине и сокрушенно качая головой. – После такого чудовищного предательства, когда он отвернулся от тебя в такой важный момент, ты все равно любишь?
-- Нет, – пыталась отрицать Амелия, но звучало неубедительно. Ее слезы говорили о другом.
-- Но он не попросил развод, – не понимала Кетрин. – Что это все значит?
-- Ему удобно жить со мной, – Амелия отстранилась и вытерла щеки платочком. – Я его пропуск в высшее общество, да и папа ему нужен. Думаешь, без него он что-то будет значить, кто-то станет вести с ним дела?
-- Возможно, это и к лучшему, – фыркнула Кетрин.
-- Нет, я не хочу втягивать в это родителей, – отрицательно покачала головой Амелия. – В конце концов, я не кривила душой, когда говорила, что в некоторой степени счастлива. У меня есть все, что только можно пожелать.
-- Кроме любви, – вздохнула Кетрин. – Это никуда не годится.
-- Я не говорю, что так будет всю жизнь, но пока я живу так, – Амелия перевела дыхание. – Обещай, ни слова маме. Она все сразу расскажет отцу, а уж он от Эда не оставит мокрого места.
Кетрин сомневалась, что ее отец сможет серьезно навредить Уилкинсону, но пообещала молчать.
-- Ты увидишь, что все не так уж плохо, – продолжала сестренка, вытерев слезы и спрятав платочек в карман кофты. – Да, сначала это выглядит дико, что муж и жена словно чужие люди, но зато не будешь свидетелем этих нелепых сцен, когда двое сюсюкаются и тискаются постоянно. Даже не знаю, что хуже.
Она улыбнулась, стараясь выглядеть веселой.
-- Может, нам снять квартиру и жить отдельно? – предложила Кетрин. – Пусть себе делает, что хочет, а мы будем вдвоем.
-- Кети, ты шутишь? – отрицательно покачала головой Амелия, глядя на сестру, как на несмышленого ребенка. – Слуги уже шепчутся, что мы спим в разных спальнях, а если мы поселимся в разных домах, это будет конец всему.
-- Хорошо, дело твое, – решила Кетрин. – Если ты еще надеешься вернуть его, я мешать не стану, но и помогать тоже. По-моему, он недостоин тебя и не заслуживает.
-- Будь как Морган, – предложила Амелия. – Он просто друг. Причем, для нас обоих.
-- Он мужчина и, скорее всего, не знает того, что теперь знаю я, – ответила старшая сестра.
-- Да, – сдалась младшая, – но я и не прошу тебя быть другом Эдварда. Будь только моим другом.
-- Я и так твой друг, Эми, – с печальной улыбкой проговорила Кетрин. – Я же твоя сестра, ближе тебя у меня никого нет.
Девушки обнялись и решили, что больше не будут возвращаться к этой теме.
На следующий день уехали родители сестер, а затем в дорогу начали собираться и они сами. Загородный особняк Уилкинсонов опустел, хозяева перебрались в Лондон. Эдвард и Морган не помогали с переездом, занятые в офисе, поэтому девушки полагались только на слуг. Из поместья с ними приехали две горничные, что должны были заниматься уборкой в трехэтажном городском доме, повар француз и личный водитель Амелии. Все эти люди давно работали у Уилкинсонов и те им полностью доверяли. Кетрин решила поближе познакомиться с теми, кто должен был жить с ней под одной крышей. Горничные были женщинами под тридцать, опрятными разведенными англичанками. Обе не имели детей и не были отягощены родней, поэтому могли работать и жить у господ все время. Повар, получавший приличное жалование, тоже всегда был рядом с госпожой и рад был ей угодить. Ему было сорок два и он был геем. Водитель, единственный семейный человек в штате, имел четкий график работы и на ночь всегда уезжал домой.
В Ирландии у Кетрин тоже служили люди, но это было совсем другое. Те люди всю жизнь прожили в замке Донованов, еще их родители служили там. Это был целый клан потомственных горничных и лакеев, дворецких и кухарок. Для Донованов это была семья, и Кетрин полюбила такой порядок вещей. Она доверяла тем женщинам, за два года сроднившись и с ними. Отчасти ее желание уехать было продиктовано необходимостью оборвать связи с уютным миром гармонии, где господа и слуги стали одной дружной семьей. В доме Амелии слуги были слугами и знали свое место. Они не вмешивались в дела господ, с ними нельзя было поговорить по душам, спросить совет. Они просто выполняли работу, получали за нее деньги и ничего не чувствовали к тем, кто платил им, кроме, возможно, благодарности за рабочее место.
Женщины помогали Амелии и Кетрин распаковать вещи и разложить все в гардеробе. Девушки решили, что будут делить гардеробную хозяйки пополам, потому что она была достаточно просторной, а вещей у старшей сестры оказалось совсем мало. Из гардеробной можно было попасть в спальни обеих. Одна, та что принадлежала Амелии, была просторной и светлой, с двумя большими окнами, выходящими на улицу. У девушки была высокая кровать, крытая бежевым шелковым покрывалом, туалетный столик из светлого дерева, удобный диван у окна и пара декоративных столиков с китайскими вазами для цветов. Сейчас обе пустовали, поскольку хозяйка отсутствовала и позаботиться об украшении комнат было некому.
-- У тебя так уютно, – проговорила Кетрин, погладив покрывало ладонью. В изголовье из такого же светлого дерева, как и прочая мебель, лежали несколько небольших декоративных подушек и плюшевый мишка, подарок Коннора. – Ты хранишь его?
Кетрин взяла игрушку и вопросительно взглянула на сестру. Та выкладывала из дорожного сундучка драгоценности и прятала в ящички столика. Она повернула голову, услышав вопрос сестры, и на миг замерла.
-- Он напоминает мне детство, – сказала она печально. – Те дни, когда мы втроем проводили время в нашем доме. Он хотел подшутить, подарив мне детскую игрушку.
-- Я помню, ты обиделась, – вздохнула Кетрин, вернув мишку на место.
-- Как видишь, ненадолго, – Амелия продолжила свое занятие, став отстраненной и холодной. – Я сохранила его на память о тех днях.
Кетрин тоже погрустнела. Не было уже их беззаботной юности, не было и Коннора.
-- Дом выглядит обжитым, – сменила она тему.
-- Да, Эд живет тут все время, – ответила Амелия.
-- Один, без слуг? – удивилась Кетрин. – Кто же ему готовил? Убирал в доме?
-- Он сам готовит, – отмахнулась сестра. – Или ест где-то в городе. Я не знаю, мне все равно. Для уборки он кого-то нанимает.
Кетрин не стала развивать тему. Она ушла к себе, чтоб тоже разобрать чемодан. Горничные уже перестелили простыни и проветрили. В городском доме отопление работало лучше, чем в поместье, и можно было позволить себе такую роскошь, как открытые окна зимой, если не устраивало искусственное кондиционирование. Кетрин попросила приготовить ей ванну и спустилась вниз, чтоб осмотреться.
В доме было три этажа. На первом имелись: огромный холл, столовая, кухня, подсобные помещения и две гостиные, одна смежная со столовой, отделенная только аркой без двери, и одна более уединенная, в которую можно было попасть сразу из холла. Все было выдержано в современном стиле, новая мебель с преобладанием металлических деталей и искусственных материалов отделки. Прямые четкие линии, контрастные цвета. Полотна на стенах составляли один ансамбль с обстановкой. Современные малоизвестные художники, талантливые достаточно, чтоб их работами украшали дома богачи. Окна вели на оживленную улицу и во внутренний дворик с клумбами и деревцами. На втором этаже располагались спальни хозяев, всего шесть, и кабинет Уилкинсона. На третьем жили слуги, были помещения для сушки белья и небольшая крытая терраса. Кетрин не пренебрегла возможностью изучить ее. Из коридора вела узкая дверца, за которой находился прямоугольник террасы, с двух сторон были скаты крутой крыши, с третьей перила. Вид открывался на крыши домов и островки заснеженной зелени между ними. Кетрин оглядела простой столик и пару стульев, составлявших меблировку террасы. Судя по всему, сюда Амелия никогда не заглядывала, потому что мебель была из дешевого пластика, разительно отличавшегося от того, чем были заставлены два нижних этажа. На столе стояла пепельница с окурками и пустая бутылка от пива. Девушка поморщилась, решив, что слуги используют это место для досуга. Она не стала выдавать их сестре, но горничных туда заслала, велев навести порядок.
Расположившись на новом месте, девушки пообедали и распорядились об ужине на четверых. Амелия сообщила радостную новость, что их посетит Морган, чтоб поздравить Кетрин с новосельем. Та была благодарна уже за то, что ее не повели в первый же день в какой-нибудь модный ресторан. Она еще не готова была к выходам на люди и толчее вечерних лондонских улиц. Одевшись просто и непритязательно, сестры спустились в гостиную, чтоб там дождаться мужчин. Те приехали вовремя и были с цветами. Вернее, Морган привез два букета бархатных бордовых роз для хозяек. Девушки поблагодарили и подарили каждая по поцелую. Уилкинсон в это время осматривал комнату, отмечая изменения, внесенные женой. В вазах теперь стояли букеты живых цветов, везде горел свет, отполированный паркет сверкал, а прислуга выстроилась у входа в кухню, готовая подавать на стол.
-- Конец спокойной жизни, – только и произнес он таким мрачным тоном, что даже Морган прервал поток комплиментов девушкам. Воцарилась гнетущая неловкая тишина. Мужчина прошел мимо их компании в столовую и сел во главе стола.
-- Лили, позаботься о цветах, – передавая служанке букеты, проговорила Амелия. Лицо ее стало бледным, а глаза сверкнули бешенством.
Морган проводил Кетрин и помог сесть, потом принялся ухаживать за хозяйкой, что тоже присоединилась к ним. Стол был большой, рассчитанный на двенадцать персон. Амелия велела слугам сервировать его так же, как делала это в поместье. Муж и жена сидели друг против друга, на разных его концах. Гостям, чтоб не выглядеть неловко, пришлось сидеть посередине, между ними, тоже друг напротив друга. Получалось, что ближе всех к Кетрин находился Морган. Он, как видно, не в первый раз ужиная в такой "королевской" обстановке, улыбался и шутил.
-- Как тебе дом? – спросил мужчина, глядя на нее. – Он меня всегда восхищает. А как изысканно Амелия обставила его. Я всегда засиживаюсь допоздна, чтоб переночевать в этой роскоши.
-- Мне очень понравилось, – улыбнулась в ответ Кетрин.
-- Я могу дать тебе номер ее дизайнера, тоже обставишь свой дом, – улыбнулся, но как-то недобро, Уилкинсон, одарив друга насмешливым взглядом. – Хотя ты, насколько мне известно, предпочитаешь тратить деньги более обдуманно.
-- Я полагаю, это реплика в мой адрес? – бросила Амелия, прожигая в муже дыры взглядом. – Я трачу деньги необдуманно, обустраивая твои берлоги?!
-- Нет, ты тратишь их, покупая дворцы и обустраивая их для себя, – отвечал Уилкинсон, выдерживая ее взгляд с ледяной невозмутимостью.
-- Я привыкла жить в домах, пригодных для этого, а не в трущобах, откуда выбрался ты! – последовал незамедлительный ответ.
Гости не успевали не то что вставить слово, они даже от удивления еще не оправились. Хотя Кетрин заметила, что Морган мрачнеет и сжимает в руке прибор.
-- В трущобах, как ты называешь весь мир за пределами гостиных своих друзей-толстосумов, люди думают о вещах более важных, чем мраморные полы и ручки кранов из слоновой кости, – ответил на выпад Уилкинсон.
Кетрин все же удивилась, впервые услышав так много слов из уст мужчины, которого уже отнесла к людям молчаливым и замкнутым. Казалось, он копил гнев на протяжении всех дней в поместье, чтоб теперь, оставшись в такой скромной компании посвященных, показать себя во всей красе.
-- Не смей упрекать меня моими друзьями! – отвечала тем временем Амелия, тоже превратившись из крохотной феи в розовом шелке в разъяренную фурию. – Они все приличные люди, в отличие от тебя!
-- В отличие от нас, ты хотела сказать, – недобро усмехнулся ее муж.
Кетрин опомнилась и хотела уж было вмешаться, но хозяин дома резко поднялся и, не говоря ни слова, удалился. Она проводила его недоуменным взглядом, потом взглянула на сестру и Моргана. Те переглянулась между собой. Амелия еще пылала гневом, гость чувствовал себя неловко.
-- Прости, Кети, – сказала Амелия, когда входная дверь хлопнула. – Мне так жаль, что ты стала свидетелем этой гадкой сцены. Поверь, такое случается редко. Не знаю, какая муха его укусила.
-- Сегодня был не лучший день, – подал голос Морган. – Он потерял значительную часть вложения. Теперь придется сократить штат на одном из предприятий, возможно, без компенсации. После праздников будет собран совет акционеров, его позиции немного пошатнулись. Еще одна такая промашка и они не простят.
-- Мне какое дело до всего этого? – вздохнула Амелия. – Я в чем виновата? Его ошибка, пусть на себя и злится.
Морган виновато пожал плечами, Кетрин сменила тему. Слуги подали блюда и все сосредоточились на еде.
Сразу после ужина Амелия попросила прощения и поднялась к себе. Кетрин и Морган не винили ее за это, отлично понимая чувства девушки. Они расположились в закрытой гостиной, приглушив свет и устроившись друг напротив друга в мягких бежевых креслах. За окном давно стемнело, шел снег. Молодые люди какое-то время молчали, попивая кофе из маленьких фарфоровых чашечек. Морган иногда поднимал взгляд на девушку, и на его губах появлялась мягкая улыбка. Кетрин этого не видела, обдумывая разговор Уилкинсонов в начале вечера.
-- Скажи, эти трудности на фирме могут отразиться на финансовом положении семьи моей сестры? – спросила девушка, подняв на него взгляд.
Морган задумался, никак не ожидая услышать что-то подобное. Он уже пребывал в романтическом предвкушении более близкого знакомства с очаровательной миссис Донован.
-- Да, думаю, могут, – ответил он после паузы.
Девушка смотрела на него своими серыми глазами, в полутьме казавшимися темными. Она одевалась скромно, но это только будило фантазию и подстегивало ловеласа, привыкшего к полуобнаженным подружкам, вешавшимся на него по первому зову.
-- Если он, скажем, обанкротится, Амелия останется ни с чем? – продолжала эта сдержанная красавица, с интеллектом не уступающим внешности. Морган начинал терять контроль над ситуацией, чувствуя, что девушка нравится ему больше, чем он предполагал.
-- Нет, у нее есть свой капитал, – проговорил он, посылая в адрес собеседницы многозначительные взгляды из-под полуопущенных ресниц. – Это прописано в брачном контракте. У нее свой счет, к которому Эд не имеет доступа.
-- Это деньги нашей семьи, ее приданое, – кивнула Кетрин, никак не отвечая на призывные взгляды мужчины, чем только усугубляла свое положение. – У меня тоже был такой счет. Деньги только мои и должны были перейти моим детям. Но если они разведутся, она сможет претендовать на какую-то сумму?
-- Если будет на что претендовать, то да, – Морган вдруг перестал раздевать ее взглядом и насторожился. – А что, она хочет развестись?
-- Еще нет, но я работаю над этим, – прямо ответила Кетрин. – Я знаю, ты его друг, но можешь ему так и передать, я не оставлю все как есть.
-- Я ничего никому не передаю, – возмутился Морган. – Кто я, по-твоему, местная сплетница?
-- Прости, я не хотела тебя обидеть, – с издевательской улыбкой ответила Кетрин. – Просто предупредила.
-- Тебе его совсем не жаль? Хочешь помочь Амелии обчистить мужа? – вскинув бровь, спросил мужчина.
-- Почему мне его должно быть жаль? – отрицательно покачала головой девушка. – Он просто скот, невежественное животное, каким-то чудом пустившее моей сестре, да и всем нам, пыль в глаза. Но я теперь увидела его лицо и приложу все силы, чтоб избавить Амелию от этой связи.
-- Да, не спорю, он бывает резок, но он не исчадие ада, – Морган, казалось, расстроен. – Сегодня, в самом деле, был трудный день.
-- О нет, я не сужу по этой маленькой ссоре, – покачала головой Кетрин. – Я собираю всю мозаику, и картина получается весьма плачевная. А если учесть, что он еще и в бизнесе терпит крах, я должна позаботиться о сестре.
-- Ну, до краха еще далеко, – отмахнулся мужчина. – А вот намерение вмешиваться в чужие отношения, это дурной тон, не находишь?
-- Я не стану вмешиваться, – усмехнулась Кетрин. – Я не так плохо воспитана, Морган. Я просто буду рядом с ней и покажу, что семья ее поддержит и бояться этого злодея не стоит. Она поймет, что можно обойтись и без него. Моя роль скромная, я просто буду хорошей сестрой.
Глаза мужчины загадочно сверкнули, он только лишь не облизывался. Кетрин чуть не расхохоталась, увидев этот плотоядный взгляд. Конечно, девушка отнесла его к проявлению определенного интереса, поэтому сделала вид, что не замечает.
-- Ты имеешь полное право быть хорошим другом и предостеречь мистера Уилкинсона, – проговорила она, переводя взгляд на столик с кофе.
-- Если зайдет речь, то непременно так и поступлю, – заверил ее мужчина. – Но, к счастью для тебя, он не обсуждает со мной свою личную жизнь, так что останется в неведении относительно тебя и твоих планов.
-- Не скажу, что не рада, – улыбнулась Кетрин. – О том, что он пользуется услугами проституток, ты узнал случайно?
-- Ох, Амелия, – поднял глаза к потолку Морган. – Знал, что не следовало рассказывать ей.
-- Это правда, что между вами ничего не было? – опять ошарашила его девушка. Морган начал нервничать, чувствуя себя словно перед опытным следователем и не зная, что еще она спросит.
-- Чистейшая правда, – проговорил он, прижав ладонь к сердцу. – Я уже говорил тебе об этом. Ты не поверила?
-- Я объясню, чтоб ты не думал, будто я одна из тех неуравновешенных особ, что слышат только то, что хотят, – проговорила Кетрин.
Морган весь обратился в слух, глядя на нее.
-- Я узнала кое-что от самой Амелии, пришла к некоторым выводам, – рассказывала Кетрин. – Но все равно, у меня ощущение, что я знаю далеко не все. Что какая-то важная деталь все же ускользает. Самое неприятное, что именно эта деталь и расставит все на свои места. Мне не хватает мотивов, логики во всем этом. Вот если бы оказалось, что у Амелии есть другой мужчина, или что у ее мужа есть постоянная любовница, я могла бы принять тот факт, что они чужие люди. Но ведь они оба одиноки, а эта сцена говорит о том, что их чувства друг к другу далеко не безразличие. Это ненависть, чистейшая.
-- И ты решила, что этим человеком могу быть я? – усмехнулся Морган, хотя вышло натянуто. Выкладки собеседницы привели его в смятение. Если бы Кетрин не знала обратного, решила бы, что он пытается лгать, скрывает что-то важное.
-- Я с ней уже две недели, ты единственный мужчина, подходящий на эту роль, – ответила Кетрин безапелляционно.
Морган занервничал, она видела это и не могла понять, отчего, ведь он почти убедил ее в своей откровенности.
-- Нет, Кетрин, ты ищешь не в том направлении, – проговорил он, взяв себя в руки и улыбнувшись. – Да, не спорю, твоя сестра очаровательна, я мог бы увлечься. Возможно, возможно, я и увлекся в первое время, но ничего не было. Поверь мне.
Он посмотрел в глаза девушки, чтоб она видела его взгляд и эмоции. Безусловно, он волновался, но, похоже, не врал. Кетрин решила, что будь все это ложь, Моргану следовало дать награду за актерский талант.
-- Прости, – проговорила она, опустив взгляд. – Эта ситуация выбивает меня из колеи.
-- Ничего, я понимаю, – Морган поднялся и хотел сесть возле нее, но входная дверь неожиданно хлопнула, и в холле послышались шаги.
-- Это Эд, – предположил мужчина, прислушиваясь. – Лучше мне пойти домой. Он не любит, когда я засиживаюсь.
-- И ты называешь его другом, – фыркнула Кетрин.
-- Ну, у него молодая жена красавица, – пожал плечами Морган. – Он, как и ты, не верит, что я способен держать себя в руках.
Молодые люди попрощались и гость ушел. Кетрин пообещала сходить с ним в ресторан в воскресенье. Морган заверил, что помнит об исключительно дружеском характере этой встречи. Шутки мужчины немного разрядили обстановку, так что Кетрин поднималась к себе с улыбкой и в приподнятом настроении. Она сняла заколку, распустив волосы по плечам, и предвкушала нежные объятия новой постели, как вдруг услышала шаги на лестнице, ведущей на третий этаж. Было слишком поздно для того, чтоб слуги бродили по дому. Девушка неслышно поднялась и заглянула в их коридор. Там не горели ночники, как на втором этаже, но тьму прорезала полоска света. Через мгновение она исчезла, и опять стало абсолютно темно. Кетрин вспомнила о террасе. Дверь была именно там, где мелькнул свет. Слишком приглушенный и неясный как для электричества, скорее свет фонарей с улицы.
Девушка прошла по коридору и тоже открыла дверь на террасу. У перил стоял мужчина. Она узнала фигуру без труда. Это был мистер Уилкинсон. Стоял спиной к ней, одетый в толстый свитер и шарф. Снег, падающий на его волосы и плечи, таял, и капли мерцали, отражая свет фонарей.
-- Добрый вечер, – проговорил он, не оборачиваясь. – Ищешь что-то? Не можешь спать лечь без слуг?
Кетрин захлестнула волна гнева. Он говорил с ней, как и с Амелией, иронично, насмешливо. Обвинял в том, что она из высшего общества, привыкла к слугам и роскоши. Как будто сам был простым работягой и не пользовался их услугами. Вел себя, как революционер из прошлого века, грубо и глупо.
-- Мне было интересно, кто это бродит по дому посреди ночи, – сдерживая эмоции, холодно проговорила девушка. – Если бы знала, что это ты, уж точно не пришла бы сюда.
-- Спокойной ночи. Закрой за собой дверь, – произнес он так, словно желал совершенно обратного. Простые слова были пропитаны ядом, а ведь она еще ничего не успела сделать, чтоб заслужить такое презрение и ненависть. Разве что была сестрой той, кого он тоже ненавидел, или он ненавидел всех Уордов, всех толстосумов, как он выражался за ужином?
-- Да пошел ты к черту, хам! – она в сердцах хлопнула дверью, не подумав, что слуги уже спят. Спохватившись, она прикрыла рот рукой и замерла под дверью, но поделать уже ничего не могла. За дверью было тихо, ответных ругательств не последовало.
Кетрин спустилась к себе и заперлась на ключ. Она сделала это автоматически, словно желая защититься. Потом поняла, что сделала, и задумалась. Пугал ли ее Уилкинсон, из-за него ли она не могла чувствовать себя в безопасности? Девушка неспешно разделась, смыла макияж, расчесала волосы перед зеркалом, продолжая напряженно думать о первом дне в доме сестры, совершенно безумном и странном.
среда, 05 октября 2016

Эта книга о том, как обманчиво бывает первое впечатление. О волках в овечьей шкуре и овцах в дорогих шмотках. Книга об обмане, предательстве, убийстве и любви, которая может преодолеть любые препятствия, если настоящая и искренняя.
читать дальше
1
Морозным утром к парадному входу роскошного загородного особняка подъехал черный Rolls-Royce. Лакированный бок отразил узкие стрельчатые окна первого этажа и поджидающую на пороге прислугу. Дворецкий и лакей в черных фраках уже ждали гостей, вытянувшись по струнке, несмотря на декабрьский холод. Из машины вышел водитель и, обойдя ее, открыл заднюю дверцу. Из салона появились две женщины, одетые элегантно и богато. Одна постарше была в длинном темном пальто, вторая, гораздо моложе и стройнее, куталась в шубку из меха чернобурки. Леди в пальто тут же начала отдавать распоряжения, велев лакею и водителю аккуратно обращаться с багажом. Ее спутница поспешила в дом, коротко поприветствовав слуг.
-- Кети! – восторженно воскликнув, бросилась ей на шею девушка, поджидавшая в холле. – Как доехала?! Я так рада видеть тебя!
-- Я тоже рада, Амелия, – ответила та и обняла сестру.
-- Рождество обещает быть веселым, – продолжала Амелия, поцеловав ее в ответ. – Приедут гости из Лондона и соседи, в общем, соберется небольшое общество.
-- Здравствуйте, юная мисс, – прервала ее вошедшая пожилая дама. Прислуга торопилась мимо с багажом гостий.
-- Миссис, тетя, миссис Уилкинсон, – поправила Амелия и обняла женщину.
Миссис Манчестер была двоюродной сестрой миссис Уорд, матери девушек.
Гостьи освободились от верхней одежды, и хозяйка предложила пройти в гостиную.
-- Надеюсь, мы немного поболтаем до ленча, а потом вы сможете отдохнуть, ваши комнаты уже готовы, – начала Амелия.
-- Я не устала, а вот тетушке лучше отдохнуть, не дожидаясь ленча, – сказала Кетрин.
Амелия тут же попросила дворецкого провести пожилую леди в ее комнату и подать ей завтрак там. После ухода тети девушки вошли в гостиную и заняли большие кресла возле камина.
-- Не представляешь, как я рада вашему приезду. Тут такая скука с ума можно сойти, – начала она.
-- Трудно поверить, – ответила Кетрин, осматривая роскошно убранную комнату.
-- Уж поверь, – вздохнула Амелия. – Но не будем об этом. Вижу, ты еще в трауре, а прошло уже больше года. Может, хватит?
-- Мама тоже так говорит. Поэтому этой весной я собираюсь выйти в свет. Уже наняла человека, чтоб подыскал жилье в Лондоне, – рассказывала Кетрин.
-- Зачем?! – возмутилась сестра. – У нас же дом в Кенсингтоне. Ты можешь жить со мной. Это было бы так здорово, Кети.
-- Но Эми, вряд ли это удобно, – попыталась отказаться Кетрин.
-- Какие глупости, – отмахнулась Амелия. – Это же идеально. Мы сможем опять жить вместе, как когда-то, как в детстве.
-- А Эдвард? Что он скажет? – усмехнулась Кетрин, понимая, что переубедить упрямую младшую сестренку вряд ли удастся. Та всегда умела настоять на своем и отличалась завидной твердостью характера. – Кстати, где он? Неужели еще спит?
-- Нет. Он уехал в Лондон, еще вчера. Дела, – Амелия явно не хотела говорить об этом и сменила тему. – Как твои дела? Что там в Ирландии? Мне все не удавалось решиться и наведаться в ваше родовое гнездо.
-- Я больше не живу в том доме, – со вздохом отвечала Кетрин. – Коннор оставил мне немного денег из своих личных сбережений, я снимала коттедж.
-- Это так несправедливо, – возмутилась Амелия. – Ты там была хозяйкой. Все обустроила. А теперь что? Кто там живет?
-- Его родители, – Кетрин не обижалась на резкие слова сестры и не разделяла ее мнение о родне бывшего мужа. – Мне жаль их, Коннор был их единственным сыном.
Амелия не ответила, опустив взгляд на огонь в камине. Кетрин показалось, что сестра искренне опечалилась. Это было закономерно, ведь они всегда дружили и делились проблемами. Амелия была еще совсем юной и впечатлительной, горе старшей сестры не могло не тронуть ее нежное девичье сердце.
-- Я обещаю подумать над твоим щедрым предложением, – приободрила ее Кетрин. – Только поговори с мужем.
-- Он делает все, чтоб я была довольна и не лезла к нему, – отмахнулась Амелия, лицо которой вдруг стало отстраненным и холодным. – Неплохо бы обновить гардероб. Ты как? За?
-- Конечно, у меня все наряды двухлетней давности, – закивала сестра. – Как-то забыла о моде, да и обо всем остальном тоже с этими хлопотами.
Это было чистой правдой, но все же выглядела старшая сестра ничуть не хуже младшей. На девушке был брючный костюм из темно-серой шерсти, черная шелковая блузка и легкий шарфик из черного шифона. У Кетрин была стройная фигура и рост выше среднего, но она не пренебрегала каблуками.
-- Как же хорошо, что ты вернулась к нам, – продолжала Амелия, любуясь старшей сестрой. – Теперь все будет по-другому. Мы будем веселиться и радоваться жизни, будто и не выходили замуж.
Кетрин не стала обострять внимание на том, что муж сестры еще жив, и вряд ли получится забыть о таком немаловажном факте. Они еще поболтали о разных пустяках, как то погода, последние новости и сплетни, после чего хозяйка все же отпустила сестру отдохнуть перед ленчем.
Гостье отвели одну из спален, убранную с королевской роскошью. Большая кровать с пологом, изящный антикварный туалетный столик, комод, кушетка у двери на балкон. Кетрин с болью в сердце вспомнила свой дом в Ирландии, где была счастлива с мужем почти год, прежде чем он слег со смертельным недугом. В доме семьи Донован, который отдали сыну и его молодой жене, тоже сохранился дух старины, была особая атмосфера тепла и уюта семейного гнезда, из поколения в поколение принимавшего под своей крышей потомков древнего рода. Кетрин полюбила новую родину, семью мужа и его самого, желая стать частью этого рода, но судьба распорядилась иначе.
Ее младшей сестре повезло больше. Пусть ее муж не принадлежал к древней фамилии, но, обладая богатством, смог окружить жену роскошью, к которой та привыкла с детства.
Родители девочек были людьми из высшего круга. Мать, известная художница, полюбила и вышла замуж за успешного бизнесмена, младшего брата графа Нортумберленда. Их трое детей, кроме Кетрин и Амелии в семье рос еще младший брат, ни в чем не нуждались и получили блестящее образование. Обе девушки вышли замуж по любви за достойных молодых людей. Все было безоблачно и ничто не предвещало беды.
Кетрин не стала ворошить прошлое, углубляясь в воспоминания. Она немного освежилась, умыв лицо прохладной водой, и переоделась к ленчу. Теперь ее фигуру облегал серый трикотажный свитер и черные брюки. На ноги она надела черные туфли на каблуке. Желая хоть немного оживить свой траурный наряд, девушка повязала на шею светло-розовый шарфик, а губы тронула розовым блеском. Кожа приобрела теплый молочный оттенок, светло-серые глаза стали глубже. Кетрин уже забыла, когда в последний раз вот так наряжалась перед зеркалом. У нее было красивое лицо и прямые светло-русые волосы до плеч. Сейчас она собрала их в хвост на затылке, хотя чаще носила распущенными. Посчитав, что выглядит приемлемо, девушка спустилась в холл.
Дом семейства Уилкинсон оказался еще более богатым, чем ей показалось на первый взгляд. Кетрин прежде не навещала младшую сестренку в их с мужем загородном имении. Теперь гостья хотела как следует осмотреться и насладиться редкой красотой обстановки. Она была из тех людей, что видят в антиквариате не просто мебель или вложение, а эстетику прошлого, дух времени, когда эта мебель была сделана. До замужества Кетрин подумывала о том, чтоб посвятить себя изучению истории искусств, но от мечты пришлось отказаться. Жена ирландского магната она должна была посвятить себя всецело мужу и новому дому. Это не было ей в тягость, потому что дом был чудесным, а семейная жизнь счастливой.
В холле, куда спускалась широкая пологая лестница, стены были обшиты темным деревом. Везде их украшали картины работы искусных мастеров. Кетрин позабыла о времени, блуждая по комнатам и изучая живопись. В гостиной она увидела знакомое лицо и тепло улыбнулась, приятно удивленная.
Над огромным камином красовались два портрета, изображавшие хозяев дома. Амелия была прекрасна, расположившись в тени цветущего розового куста. Она сидела на скамье, одетая в белое платье и широкополую шляпку. Золотистые кудри рассыпались по плечам, в больших голубых глазах детский восторг, на пухлых губках пленительная улыбка. Кетрин помнила сестру именно такой, цветущей, счастливой, в белоснежном подвенечном платье. Девушка стояла среди гостей, принимая поздравления и заливаясь румянцем смущения, когда ей говорили заслуженные комплименты. В день свадьбы Амелия выглядела словно сказочная принцесса, и на портрете, написанном, должно быть, чуть позднее, тоже была та же самая девушка. Теперь, встретив сестру спустя год, Кетрин не могла не заметить некоторые перемены. Блеск глаз померк и взгляд все чаще был рассеян, кожа стала бледней, а движения резче. Еще юная миссис Уилкинсон заметно похудела. Кетрин ждала, что сестра вскоре забеременеет, зная ее любовь к детям и желание обзавестись большой семьей, и никак не ожидала увидеть ее изможденной и осунувшейся, вместо раздобревшей и похорошевшей, как случается часто с молодыми мамами. Нежелание сестры говорить о муже давало Кетрин направление для размышлений и предположений.
Его портрет тоже был здесь, висел рядом, но как разителен был контраст. Юная прелестная принцесса с россыпью золотых волос, и ее муж, одетый в темный деловой костюм, с мрачным тяжелым взглядом, судя по всему, позировавший с большой неохотой. Талантливый мастер передал это на полотне. Тонкие губы, почти лишенные цвета, изогнуты в гримасе недовольства. Складка на лбу, усиливающая отталкивающее впечатление от взгляда серых глаз. Гладко выбритый квадратный волевой подбородок. Ровный нос, высокий лоб. Аккуратно уложенные рыжеватые волосы. Мистера Уилкинсона можно было назвать типичным европейцем, самым обычным мужчиной, чьи предки жили на этом острове еще тысячу лет назад. Кетрин знала, что ему не больше тридцати, но, глядя на портрет, в презрительно прищуренные глаза на нем, не задумываясь, дала бы больше. Казалось, это портреты отца и дочери, а не супругов.
-- Как ты меня находишь? – услышала Кетрин голос сестры и обернулась.
Амелия приблизилась, тоже взглянув на портреты. К ленчу она надела бежевую кофточку и брюки, а на плечи накинула теплую шаль. Золотые локоны были собраны назад, открыв мраморную бледность лица и шеи.
-- Ты очаровательна, – искренне ответила Кетрин, глядя на нее. – Твой портрет оживляет всю галерею.
Гостья жестом указала на остальные работы.
-- Ты как всегда права, – польщенная словами сестры, ответила Амелия. – Я принесла жизнь в этот дом. Видела бы ты его раньше, старый холодный склеп. Я все тут обустроила, даже сейчас еще не все комнаты готовы. Я жду доставку из Лондона, чтоб закончить одну из гостиных на втором этаже.
-- Здесь замечательно, Эми, – похвалила проделанную работу Кетрин. – Дом Донованов был куда проще убран, да и дома наших друзей там. Наверное, близость столицы так влияет на моду.
-- Возможно, но я просто не могу жить в хлеву, – усмехнулась Амелия, довольная комплиментом сестры, мнение которой ценила.
-- Скажи мне, неужели Эдвард теперь такой? – спросила осторожно Кетрин, не отводя взгляд от лица сестры. Как она и думала, Амелия сразу перестала улыбаться и глаза ее недобро сверкнули.
-- Что тебя удивляет? – спросила хозяйка дома, стараясь выглядеть непринужденной.
-- Он очень изменился, – пояснила Кетрин. – Конечно, мы мало общались, но он казался мне человеком приятным и милым. Я со спокойным сердцем благословила вас, а вот теперь не знаю, что и думать.
Амелия бросила взгляд на портрет и вздохнула.
-- Кети, – начала она после минутного колебания, – ленч уже подан, давай поедим, а после вернемся к разговорам о моей супружеской жизни. Поверь, они только отобьют у тебя аппетит, а мне этого не хотелось бы.
-- Твои слова пугают, Эми, – насторожилась старшая сестра. – Что у вас тут приключилось? Он же не обидел тебя? Если так, мы расскажем папе, и это не пройдет безнаказанно.
Амелия рассмеялась, но Кетрин не уловила в смехе радости, это был нервный смех.
-- Я его жена, папа уже мне не поможет, – девушка вздохнула и жестом пригласила сестру следовать за ней в столовую.
Кетрин не стала спорить, был неподходящий момент, да и слуги могли их подслушать. Они молчаливо дошли до нужного зала и заняли места за длинным столом, сервированным на двоих. Во время еды им прислуживали, поэтому беседа касалась отвлеченных тем. Амелия расспрашивала о родителях, с которыми теперь виделась редко, Кетрин о ее жизни в Лондоне. Пока речь не заходила о мистере Уилкинсоне, Амелия могла беззаботно описывать свои выходы в свет, прогулки с друзьями, поездки за город и прочие занятия, которыми разнообразила свою жизнь. Когда же в рассказе появлялся ее муж, глаза девушки сужались и она ограничивалась короткой фразой, поэтому понять, чем занимался и какую роль в ее жизни он играл, было сложно. Кетрин начало казаться, что мистер Уилкинсон живет своей жизнью, а его юная жена своей, как два чужих друг другу человека.
После ленча девушки поднялись в одну из гостиных на втором этаже и смогли поболтать, без риска быть подслушанными. Кетрин рассказала о своем намерении поступить в один из университетов, чтоб продолжить обучение и получить специальность. Рассчитывать на еще один выгодный брак она не могла, да и не хотела.
-- Но ты можешь жить с мамой и папой, – не понимала Амелия ее желания учиться и работать. – Мы не нищие, слава богу. Хотя… возможно, ты права.
Собеседница неожиданно сникла и поплотнее закуталась в шаль. Они сели возле натопленного камина, чтоб не мерзнуть, и смотрели на пляшущее пламя.
-- Эми, давай, я начну, а ты меня поправь, если я ошибусь, – произнесла сестра, переводя взгляд на бледное осунувшееся лицо девушки. – У вас с Эдвардом не все хорошо?
Амелия кивнула, не глядя на нее.
-- Ты разочарована в браке, поэтому все силы отдаешь обустройству дома и друзьям? – продолжала Кетрин. – Но и расставаться с ним не хочешь.
-- Трудно вернуться к родителям, когда почувствуешь, каково это, быть самой себе хозяйкой, – усмехнулась Амелия, взглянув на собеседницу.
-- Но Эми, тебе всего двадцать два года, еще не поздно все исправить, – сестра смотрела на нее с печалью.
-- Поздно, – ответила твердо та. – Я больше никогда не полюблю и не хочу даже пытаться.
-- Что у вас произошло? – спросила с мольбой в голосе старшая сестра. – Ты можешь мне ответить? Мы все были уверены, что вы влюблены, что этот союз продлится долго.
-- Я тоже была уверена, что люблю и любима, – Амелия вздохнула, поправив на плечах шаль. – Поверь, я не вышла бы замуж, если бы не была уверена, что люблю.
-- Ты разочаровалась? Он был груб, ревнив? – Кетрин знала, что ее сестра умеет вскружить голову мужчинам. Они обе были красавицами, но если старшая олицетворяла собой холодную северную красоту, сдержанную и неприступную, то младшая была как солнечный луч, теплый и открытый. В том, что мужчины часто оказывали ей знаки внимания и падали жертвами очарования девушки, не было ее вины.
-- Скажем так, мы оба ошибались друг в друге, – неопределенно ответила Амелия. – Прожив какое-то время под одной крышей, мы поняли, что совершенно разные люди и ищем в этой жизни разное.
-- Почему же вы до сих пор вместе? – не понимала Кетрин.
-- Потому что нам так удобно, – опустив взгляд, проговорила сестра. – Я не лезу в его жизнь, он позволяет мне жить моей.
Кетрин оторопела от таких речей младшей сестренки, романтичной мечтательной девушки. Жить с мужчиной, ничего не испытывая к нему, быть просто формальной супругой.
-- Только, Кети, прошу, все это должно остаться между нами, – спохватившись, попросила Амелия. – Летом ты ничего не заметила, но раз уж все же узнала, обещай, что я не пожалею о своей откровенности.
-- Так летом вы уже были чужими друг другу? – Кетрин не переставала удивляться. – Вот почему он и дня не провел в нашем обществе. Эти разговоры о делах всего лишь предлог, чтоб не быть с тобой?
-- Я попросила его не мешать нам, – призналась Амелия. – Пообещала, что закрою глаза на его выходки. Мне не хотелось, чтоб ты стала свидетелем наших "милых" бесед.
-- Выходки? – уточнила Кетрин. – Амелия, если он обижает тебя, я не стану молчать. Прости, но это непозволительно, в наше-то время.
-- Он не трогает меня и пальцем, не волнуйся, – гордо вскинув подбородок, отвечала девушка. – Я тоже не безмолвная овечка, чтоб меня обижать. Я говорю о нашей жизни. Он развлекается со всякими дешевками, у меня есть мой дом и друзья.
Кетрин потеряла дар речи.
-- Я тогда отпустила его на все четыре стороны, не заставляя соблюдать этикет и развлекать тебя, но и он дал мне время, перевести дух и просто порадоваться встрече с сестрой, – продолжала Амелия. – Я бы и сейчас его отослала, но, к несчастью, Рождество – праздник семейный, приедут папа и мама. Мы должны изображать семейную идиллию.
-- И ты так живешь? – только и сумела выговорить Кетрин.
-- Не подумай, Кети, я не страдаю, – с улыбкой ответила Амелия. – Я очень даже счастлива. У меня есть мой дом, друзья, я всегда чем-то занята. Разве что, когда приезжаю сюда…
-- А дети? – осторожно поинтересовалась Кетрин. – Он не хочет наследников? У него большое состояние, бизнес.
-- Мы не говорили на эту тему, но я узнала из надежного источника, что эту проблему он решит без моей помощи, – девушка вздохнула. – В наши дни возможно все, ты же знаешь. Так что наследник будет только его ребенком, а мне будет причитаться моя личная часть.
-- Прости, в голове не укладывается, – Кетрин отрицательно покачала головой.
-- Прошу, только ни слова родителям, – еще раз напомнила Амелия.
Сестра кивнула, подтверждая, что ничего не расскажет. Они еще посидели в гостиной, глядя на огонь и размышляя каждая о своем. Потом Амелии пришлось оставить сестру, чтоб еще раз согласовать с поваром меню для ужина. Кетрин пыталась уложить в голове то, что узнала, но не могла. Ситуация казалась ей странной, дикой и нелепой. Два человека изображали видимость брака, оставаясь равнодушными друг к другу, хотя она когда-то видела своими глазами их счастье.
Кетрин и Амелия Уорд, дочери богатых родителей, росли окруженные заботой и любовью. Разница в возрасте у них была всего год, а спустя четыре года после рождения младшей, в их семье появился и долгожданный мальчик, Джеймс. Мистер и миссис Уорд ничем не показывали своего предпочтения кому-то из детей, отдавая свою любовь всем в равной степени. В их доме всегда было много народа, родня, друзья и знакомые. Среди этих людей был один, мистер Донован, что часто приезжал погостить из родной Ирландии в компании единственного сына. Коннор Донован был красивым и умным юношей. Никто не удивился, что он и Кетрин полюбили друг друга, и когда девушка достигла совершеннолетия, смогли пожениться. В это же время в дом Уордов стал вхож некий мистер Уилкинсон. О нем было известно немного, только что он живет в Лондоне и заработал свой капитал сам. Мужчина, зная, что старшая дочь обручена, начал оказывать знаки внимания младшей. Амелия, тогда еще слишком юная, чтоб строить далеко идущие планы, отказывала ему во внимании. Это не смущало поклонника, он запасся терпением и сменил тактику, начав подбираться к ней со стороны отца. Когда Кетрин вышла замуж и уехала к мужу на его родину, мистер Уорд сообщил младшей, что ее руки просит мистер Уилкинсон. Кандидат был представлен с самой выгодной стороны, вел себя и выглядел именно так, как желали будущие родственники. Амелия, оставаясь внешне незаинтересованной, все же согласилась на брак. Было объявлено о помолвке и, меньше чем через месяц после ее совершеннолетия, состоялась еще одна свадьба.
Кетрин была уверена, что сестра разглядела в женихе какие-то качества, за которые его можно было полюбить, и решилась на такой шаг обдуманно. Все вокруг считали, что это такой же счастливый брак, какой был у нее самой. Эдвард Уилкинсон осыпал невесту подарками, бросил к ее ногам все, о чем могли мечтать самые богатые девушки Великобритании и Европы. Свадебное платье было сшито на заказ именитым дизайнером, бриллианты в украшениях изготовлены специально для нее, венчание проходило в том же соборе, где венчались особы королевской крови. На празднике были журналисты и знаменитости, Амелия была в центре внимания еще несколько месяцев после свадьбы. Кетрин с ее скромной росписью и банкетом, будто бы и вовсе не выходила замуж. Оказалось, вся эта роскошь не привела ни к чему. Теперь обе сестры были одиноки, одна молодая вдова, вторая одинока при живом муже.
2
Несколько дней прошли в приятных заботах, связанных с приготовлениями к празднику. Амелия все время была занята обустройством комнат для гостей и украшением дома. Из деревни привезли большую елку, и горничные нарядили ее под четким руководством госпожи. Амелия составляла праздничное меню, выбирала фарфор и придумывала, чем развлекать гостей. Сестры могли видеться за ужином, но тогда присутствовала тетушка и слуги, поэтому личных тем девушки не касались. Кетрин очень хотелось вернуться к разговору о семейной жизни сестры, но она не хотела давить на Амелию. Готовясь к празднику, та выглядела счастливой. Кетрин решила не напоминать о муже, выжидая удобный момент для беседы по душам.
Старшая сестра проводила время за чтением книг по истории искусств и просмотром художественных альбомов. В поместье Уилкинсонов была богатая коллекция живописи и антиквариата, и Кетрин могла изучить приемы некоторых мастеров на конкретных примерах.
Вскоре приехали родители и брат девушек, и стало вовсе не до уединения. Миссис Уорд, женщина еще довольно молодая и привлекательная, пришла на помощь младшей дочери в хлопотах по хозяйству. Кетрин они не приобщали к своей деятельности, решив, что подобные заботы напомнят ей о семейной жизни, что причинит душевную боль. Старшей сестре давали поручения незначительные и связанные с приемом все прибывающих гостей. Она и ее брат Джеймс были знакомы с большей их частью, потому что Амелия в список приглашенных внесла прежде всего родню и знакомых своей семьи. Гости со стороны мистера Уилкинсона, с которыми юные Уорды могли не быть знакомы, должны были приехать одними из последних или в компании самого хозяина дома. Поэтому Кетрин с удовольствием взяла на себя заботу о развлечении старых знакомых и родни.
Среди прочих были еще две тетушки из Уэльса, обе уже вдовы и в летах. Две пары: коллеги по бизнесу мистера Уорда и Эдварда, и их супруги с детишками. Лучшая подруга миссис Уорд, почти что член семьи, с очередным любовником. Из молодежи общие друзья Амелии и Кетрин еще со времен учебы. Всего в доме Уилкинсонов к празднику собралось около двадцати человек, что внесло жизнь под крышу старого особняка. Ждали только самого хозяина и гостей, что, возможно, приехали бы с ним.
За ужином теперь собиралось пестрое общество, велись интересные беседы, а молодежь расходилась далеко за полночь.
Кетрин все же получила возможность поговорить с сестрой на щекотливую тему ее отношений с мужем. Девушки оставили в гостиной своих друзей и, пожелав всем доброй ночи, отправились наверх. Амелия весь день была какой-то рассеянной и задумчивой. Кетрин заметила это и теперь спросила, в чем причина плохого настроения.
-- Он приедет завтра, – мрачно проговорила Амелия.
Кетрин без труда поняла, о ком речь.
-- Почему ты так переживаешь по этому поводу? – спросила она. – Я думала, у вас договоренность и он не доставляет тебе неудобств.
-- Ох, сестричка, – печально улыбнулась Амелия, – ты все сама увидишь.
Она поспешно отвернулась и ушла к себе. Кетрин осталась одна в коридоре, в еще большем недоумении.
На следующий день за завтраком Амелия опять была веселой, и никто бы не догадался по ее виду, что у этой цветущей молодой женщины что-то не так в личной жизни. Даже миссис Уорд ничего не замечала, больше обеспокоенная состоянием Кетрин. Вообще все родственники сестер были более внимательны к старшей, поскольку знали, что у нее случилась такая трагедия, как гибель мужа. Амелия, брак которой внешне был нормальным, в утешении и внимании не нуждалась. Возможно, будь Кетрин одна из родни, тоже не обратила бы внимания на некоторые странности, но, поскольку собственное горе она уже пережила, теперь озаботилась жизнью окружающих. Ей было неловко в этой новой ситуации, когда в утешении и поддержке нуждалась Амелия, а никто не видел этого и не знал. Кетрин решила, что раз уж она посвящена в секрет сестры, то ей и помогать ей. Девушка намерена была принять предложение, поселиться с Уилкинсонами под одной крышей и своими глазами взглянуть на ситуацию. Ее младшая сестренка нуждалась в друге, в близком человеке и плече помощи, и она могла дать ей его. Могла заменить мать и тетушек в этой роли, не вынося при этом семейные тайны на всеобщее обозрение.
Прежде всего Кетрин окружила Амелию заботой и вниманием. Она больше не поднимала вопрос о ее муже и не напоминала о нем. Сестры вместе украсили беседку в саду лентами и хвоей, чтоб во время прогулок никто не забыл о рождественском настроении. Вокруг все было усыпано снегом, только дорожки садовник расчистил.
Амелия, в белой шубке и меховой шапочке, была похожа на лапландскую принцессу. Щеки порозовели, в глазах появился радостный блеск.
-- Помнишь, как в детстве мы делали подарки бабушке своими руками? – вздохнула она, прикрепляя алый бант над входом.
Кетрин уже закончила свою часть и куталась в мех чернобурки, наблюдая за сестрой.
-- Они до сих пор где-то хранятся, – ответила она с улыбкой. – Мне кажется, мама хранит всё.
-- Ну как?! – Амелия легко спрыгнула со ступеньки и тоже отошла на несколько шагов, чтоб полюбоваться делом своих рук.
-- Это самая красивая беседка из всех виденных мной! – услышали девушки мужской голос и обернулись, чтоб посмотреть на его обладателя.
К ним неспешно приближался молодой мужчина в черном длинном пальто. Он был довольно высок, худощав и необыкновенно красив. Смуглая кожа, миндалевидные темные глаза, черные, как вороново крыло, волосы. Чувственный рот, прямой чуть широкий у переносицы нос, густые аккуратные брови. Полноватые губы были растянуты в игривой полуулыбке, обнажив ряд жемчужно белых зубов, составлявших контраст с темной кожей. Мужчина приблизился, по дороге снимая перчатки со своих изящных кистей, и устремил взгляд на хозяйку дома.
Кетрин, внимательно изучавшая гостя, не заметила, как щеки ее сестры стали из просто румяных пунцовыми, а глаза кокетливо сверкнули.
-- Морган! – протянула она, и тоже широко улыбнулась.
-- Амелия, ты похожа на Снежную королеву, – продолжал гость. У него был приятный тенор, очень подходивший его молодцеватой внешности. – Как же я скучал!
Он привлек к себе девушку и обнял. Она засмеялась, но не сопротивлялась. Кетрин не удивилась этому, оттолкнуть подобного красавца было, наверное, сложно. Она молчаливо ждала, пока молодые люди поприветствуют друг друга, и обратят внимание на нее.
-- Ой, прости, Кети, – спохватилась Амелия, когда гость выпустил ее из своих рук.
Он тоже перевел взгляд на вторую девушку, удостоив и ее лукавой улыбкой соблазнителя, знающего себе цену. Кетрин, всегда устойчивая к подобным выпадам со стороны представителей сильного пола, с достоинством выдержала многозначительный и оценивающий взгляд, ответив вежливой улыбкой.
-- Позволь представить…
-- Морган Браун, к вашим услугам, – он коротко кивнул и протянул руку для рукопожатия. В его темно-карих глазах появилось искреннее любопытство.
-- Кетрин Донован, – проговорила сдержанно девушка, ответив на рукопожатие.
Мужчина легко сжал ее пальцы и сразу выпустил, его рука была теплой, а кожа нежной. Кетрин отнесла это к достоинствам, как и изящную форму кистей.
-- Морган работает с Эдвардом, – продолжала рассказывать Амелия, заметно оживившись. – Значит, он тоже уже здесь?
Она взглянула на мужчину. Тот кивнул, пряча руки в карманы пальто.
-- Что ж, вернемся в дом, – девушка, не выказывая никаких эмоций по этому поводу, подхватила пустую коробку и направилась к дому.
-- Позволь мне, – Морган галантно отнял у нее ее ношу, сопровождая девушек к задней двери.
-- Как там Лондон? – спрашивала Амелия, стараясь выглядеть непринужденной и веселой. Кетрин эта веселость казалась наигранной и неестественной. – Мы с Кети намерены перебраться туда сразу после праздника.
-- Это хорошая новость, – усмехнулся лукаво мужчина, поглядывая на нее во время разговора. – Лондон без тебя пустой и тусклый.
-- Конечно-конечно, – захихикала девушка, пряча улыбку в пушистых рукавах шубки.
В гостиной уже собралось небольшое общество, коротавшее досуг за беседой и напитками. На диванах, расположенных вокруг низкого столика, сидели супруги Уорд, мисс Пейдж, ее молодой любовник, представленный как Джек Мейер, и мистер Уилкинсон, хорошо знакомый со всеми, кроме Джека. Обсуждалась финансовая обстановка и новые законы в Европе и на острове. Когда появились сестры Уорд и их спутник, все взгляды обратились на них.
-- Вы были правы, миссис Уорд, я нашел их возле беседки, – улыбнувшись матери Кетрин и Амелии, проговорил Морган.
-- Мы как раз закончили, – подхватила младшая. – Здравствуй, дорогой!
Она приблизилась к мужу и склонилась, чтоб поприветствовать его поцелуем. Кетрин пропустила мимо ушей продолжавшийся разговор, обратив все свое внимание на эту первую встречу супругов, произошедшую при ней. Девушка всегда считала себя наблюдательной и не обделенной умом, поэтому решила, что разгадает, в чем тут дело, увидев общение Уилкинсонов. Амелия пока вела себя нейтрально-дружественно, что не вызвало у присутствующих никаких подозрений. Она склонилась, коснувшись своей розовой щекой гладковыбритой щеки супруга. Поцелуя никто и не требовал, но необходимо было нечто большее, чем простое приветствие, чтоб все решили, что у молодых Уилкинсонов все хорошо. Мужчина, как видно зная, что намерена делать жена, не отстранился, но и радости по этому поводу не выказал. По стиснутым тонким губам и на миг сведенным к переносице светлым бровям Кетрин поняла, он не рад жесту, прикосновение ему неприятно.
Амелия распрямилась, не испытывая удачу, и села возле матери, проигнорировав свободное место рядом с мужем. Кетрин тоже подошла, чтоб никто не заметил, с каким любопытством она наблюдает за сестрой.
-- Здравствуй, Эдвард, – коротко кивнула она родственнику, скользнув по его помрачневшему лицу взглядом. Конечно, сейчас он не был так хмур, как на полотне в каминном зале, но все же отличался от того беззаботного влюбленного молодого жениха, каким она его запомнила. Что бы ни произошло между супругами, оно наложило отпечаток на обоих.
Мистер Уилкинсон, наделенный от природы атлетической фигурой и лицом суровым, выглядел старше своего истинного возраста. На нем был темно-серый шерстяной костюм и белая рубашка. Светлые рыжеватые волосы аккуратно уложены, ничего лишнего и никаких изысков. Сложно было поверить, что он хозяин дома, владеет огромным капиталом и женат на юной красавице. Ничто в облике богача и бизнесмена не говорило о высоком статусе и достатке. Кетрин решила бы, что он попал в это общество случайно, если бы не знала обратного. Хорошие манеры и дорогая одежда не сделали его человеком, равным остальным присутствующим. Эдвард Уилкинсон был человеком из низов, сколь велико бы ни было его состояние. Женитьба на Амелии открыла для него много дверей, хорошее отношение Уордов помогло в бизнесе, но не сделало из него другого человека. Кетрин почувствовала неприязнь к этому увальню в деловом костюме. Простому выскочке, затесавшемуся в приличное общество. Как она не видела этого раньше, когда отдавала в его грубые руки свою малышку-сестру?!
Он тоже поприветствовал ее, разговор продолжался. Кетрин заметила, как сестра украдкой поглядывает на Моргана, устроившегося напротив девушки. Как отличался этот взгляд от тех, какими она одаривала мужа. Кокетливый, теплый, в кои веки живой и радостный.
-- Эдвард, вы знаете, что наша Кети намерена обосноваться в Лондоне? – услышала старшая сестра и отвлеклась от созерцания общества. – Я рада ее решению не хоронить себя в Ирландии. Столица пойдет ей на пользу.
Миссис Уорд еще немного порассуждала о преимуществах жизни в мегаполисе, после чего перешла к сути.
-- Мы с радостью приняли ее у нас, но Амелия уже успела переманить ее. Вы не возражаете против этого? – спросила миссис Уорд.
-- Амелии это пойдет на пользу, – ответил мужчина, не взглянув ни на жену, ни на Кетрин. Он более ничего не добавил, и вопрос был решен.
Кетрин начала раздражатся, посчитав ответ недостаточным. Ей показалось, что она навязывается.
Перед ужином, когда все в очередной раз собрались в гостиной, Кетрин сама подошла к родственнику и спросила прямо, что он на самом деле думает о том, что она поселится в его доме. Мистер Уилкинсон опять не торопился с ответом, скользнув взглядом по ее фигуре и словно взвешивая свои слова. Кетрин спустилась к ужину в черных брюках и кофточке, украшенной вышивкой. В довольно глубоком вырезе горловины видна была ее бледная кожа, на шее красовалась нить ониксовых бус.
-- По-моему, Амелия уже все решила, – сказал он, и тон выдал его отношение к жене. Кетрин без труда прочла презрение в его взгляде.
-- Но я хотела услышать твое мнение, – не отстала она. – Я уже поняла, что все это спектакль, так что прошу, если это тебе не по душе, я не стану навязываться. Ведь в Лондоне вы живете одним домом, не то что здесь.
Мистер Уилкинсон, казалось, был удивлен и опять не сразу ответил. Презрение сменилось недоверием в его светло-серых глазах.
-- Отложим этот разговор, – предложил он после паузы.
Кетрин ничего не поняла, но не настаивала.
За ужином она сидела рядом с Морганом и на время забыла о сестре и ее муже. Хозяева развлекали гостей беседой, а ее развлекал новый знакомый.
-- Как же я раньше не встречал тебя, – удивлялся мужчина, повернув голову к соседке, когда лакеи подавали очередное блюдо. – Мы с Амелией достаточно близкие друзья, но она не упоминала о красавице-сестре.
-- Вовсе не упоминала? – усмехнулась Кетрин, поражаясь его напору и самоуверенности. Хотя, с такой внешностью, должно быть, он редко слышал отказы, если слышал их вообще. Облаченный в темный костюм и белоснежную рубашку, Морган выглядел великолепно. Вот уж кто был как рыба в воде среди светских толстосумов.
-- Ну, я знал, что у нее есть сестра, недавно овдовевшая, – ответил Морган. – Но когда говорят о вдовах, как-то не представляешь себе таких юных красавиц.
-- Это комплимент? – сдержанно улыбнулась Кетрин.
-- Я уже десять минут только их и говорю, – возмутился мужчина, опять сверкнув белозубой улыбкой. – Ты нарочно не замечаешь?
Внимание привлек мистер Уорд, сообщив какую-то новость, и дальше все принимали участие в общем разговоре. После ужина, прошедшего без каких-либо эксцессов, все переместились в гостиную. Кетрин, опять получив в спутники Моргана, слушала его милую болтовню, но не забывала поглядывать на Уилкинсонов. Амелия была весела и делала замечания, о чем бы ни шла речь. Ее муж все больше молчал и налегал на виски. Кетрин отметила, что не она одна замечает поведение мужчины. Вскоре после того, как все нашли себе развлечение в гостиной, миссис Уорд поделилась с ней своим наблюдением.
-- Обрати внимание на Эдварда, – сказала она вполголоса, кивнув в сторону мужчины.
Он опять стоял возле столика с алкоголем и наполнял свой стакан, небрежно бросив в него пару кубиков льда.
-- Мне кажется, он не в духе, – продолжала Мэри, взяв дочь под локоть. – Ты не знаешь, в чем тут дело?
Неожиданно, словно почувствовав, что его обсуждают, мужчина поднял взгляд и посмотрел на них. Миссис Уорд улыбнулась ему и повела Кетрин по комнате. Они обе отвернулись, словно и не глазели на него минуту назад.
-- Наверное, он просто устал, – предположила дочь, ничем не выдав волнения. – Амелия говорит, он много работает.
Женщина прислушалась к ее словам и на время удовлетворилась таким оправданием. Кетрин знала, что теперь мать будет наблюдать за супругами Уилкинсон пристальней, а значит, рано или поздно, узнает то, что знала Кетрин.
среда, 28 октября 2015

читать дальше
Эпилог
Простите, мне следовало с самого начала сказать, что все это оказалось сном.
Я проснулся в своей постели в квартире на улице Жака Превера. За окном было уже светло, щебетали птички, доносился шум изредка проезжающих мимо машин. Окно не было закрыто плотно, ветерок колыхал штору. Я вспомнил, что сейчас весна, мое любимое время года, и улыбнулся. Рядом спал Анри. Лежал на боку, а одеяло чуть сползло, обнажив его широкие плечи. Я подвинулся к нему и обнял сзади. Наверное, стиснул слишком сильно, потому что он начал что-то бормотать недовольным тоном. Меня это не смущало, я тискал его и целовал бледную кожу на плечах. Потом обнаглел настолько, что перевернул возлюбленного на спину и устроился на его груди, заглядывая в красивое лицо.
-- Симон, ну что за фигня? – брюзжал он, поглядывая на меня, когда удавалось разлепить веки. – Сегодня же воскресенье, я хотел отоспаться.
-- Я тебя люблю, – восторженно отвечал я и опять покрывал поцелуями его заспанное хмурое лицо и тиская его плечи. – Я так люблю тебя. Я тебя обожаю.
-- Блин, я рад, – фыркнул он и открыл все же глаза. – Что с тобой? Натворил что-то?
Он смотрел подозрительно, а меня переполняла радость, и я не мог успокоиться.
-- Машину мне помял? – гадал он с самым серьезным видом. – Разбил что-то? Денег кому-то должен? Говори давай, я не сильно тебя отлуплю.
-- Почему сразу "что-то натворил"? – возмутился я, оскорбленный его предположением до глубины души. – Ничего подобного!
-- Тогда что? – еще не верил он и взгляд был суровым. – Зачем разбудил меня? Сколько времени?
-- Не знаю, – обиженно буркнул я и вернулся на свою подушку. – Я хотел тебе рассказать свой сон, но если ты так сильно хочешь спать…
-- Что за сон? Эротический? – он переместился поближе ко мне и лукаво усмехнулся. – Ты такой возбужденный.
Он обнял меня и привлек к себе. Я перестал хмуриться и обвил его шею рукой, второй опираясь на подушку.
-- Да, местами, – сознался я.
-- О чем? – он скользил пальцами по моей коже, заставляя ее покрываться мурашками, а меня прижиматься к нему сильнее.
-- Перестань, а то я не смогу рассказывать, – зажмурившись от приятных ощущений, попросил я.
-- Хорошо, но не затягивай, – ответил он с прежней улыбкой мартовского кота. – Не хочу тратить воскресное утро на разговоры, когда ты меня вдруг так сильно любишь.
Я смутился, и чтоб продолжить рассказ пришлось приложить немало усилий.
-- Помнишь, как мы учились в школе? Тот первый год? – спросил я, отгоняя мысли о его соблазнительном теле.
-- Да, отлично помню, – он улыбнулся шире и опустил руку мне на талию.
Я начал свой рассказ, немного приукрасив и придав размытым образам черты реальных людей. Анри не давал мне закончить, часто перебивая восклицаниями и вопросами.
-- Как-как?! – засмеялся он, точь-в-точь, как в моем сне в колледже.
-- Аргантаэль, – смущенно повторил я.
-- Меня звали Аргантаэль? – он лег на спину и отрицательно покачал головой, еще поглядывая на меня. Я тоже устроился поудобней, но недалеко от него.
-- А что, мне очень нравилось, – изображая очень правдоподобную хмурость, возразил я.
-- Ну, могло быть и хуже, – философски заключил он и попросил продолжать.
Только я начал, как опять был беспардонно прерван новым возгласом возмущения.
-- Я тебя поцеловал?! – он был удивлен так, будто это не сон, а мои мемуары с реальными именами, экземпляр которых теперь имеется у всех его родственников и знакомых. – Странно, что тебе приснился такой вариант, в то время как было все с точностью наоборот.
Я неуверенно кивнул, добавив часть истории.
-- Ты что, тайно мечтаешь об этом? – хитровато прищурившись, спросил Анри. – Чтоб я был настойчивей, чтоб добивался тебя?
-- Причем тут это? – я окончательно смутился и смолк.
-- Я давно уже не вспоминал те годы, – проговорил он мечтательно. – Хорошее было время. Ты был таким милым, застенчивым. Пока не оказался у меня под одеялом. Вот это был настоящий сюрприз.
-- Не помню, чтоб ты возмущался, – буркнул я, сам не без удовольствия вспоминая морозные дни, когда мы с Анри познавали прелести первой любви.
-- Зачем мне было возмущаться? – изумился он. – Ты мне нравился, всегда. Такой невинный с виду, и такой страстный внутри.
Я таял от его слов, чувствуя пробуждение где-то в глубинах сознания того, о чем он говорил.
-- Потом мы расстались с тобой, – продолжал я рассказ. – С тем тобой, который был американцем, а в колледже познакомился с Анри. Но это опять был ты. Видишь, я без тебя никуда.
-- Тебя не насторожило, что мы похожи? – усмехнулся он, но не удивлялся нелепости ситуации. Сны редко бывают логичны.
-- Нет, для меня вы были разными людьми, – я вздохнул. – Но я любил вас обоих, а вы любили меня. Я был всем доволен.
Далее следовал рассказ о войне и прочих ужасах. Анри, наконец, перестал насмехаться и увлекся. Ему очень понравилось, он даже почти не перебивал. В темных глазах был интерес, сопереживание и любовь. Ему очень понравилась его роль в этой истории, несмотря на то, что его образ претерпевал преображения и перевоплощения. Я сумел как-то художественно все выразить, сгладив шероховатости и полностью разделив Анри и Аргантаэля. За эпизоды драк и его геройство он аплодировал. Я смеялся.
-- Обязательно это все запиши, – посоветовал он. – Это же круче чем голливудский блокбастер. "Матрица" и "Обитель зла" в одном флаконе. Агенты в черном, мутанты, заговоры корпораций.
-- Не смейся, – сам улыбаясь, проговорил я. – Это просто сон.
-- А тот эпизод, где мы опять встретились, – понизив голос до заговорщического шепота, произнес он. – Я хочу услышать о нем более подробно. Что-то ты недоговариваешь.
-- Если обещаешь держать руки при себе, я рассажу с подробностями, – усмехнулся я и убрал его ладонь со своей талии.
Он сложил руки на груди и изобразил предельную сосредоточенность.
-- Еще только один вопрос, – сказал он, прежде чем мы перешли к эротической части. – Чем все закончилось? Ведь если ты поцеловал меня, ты заразился. Значит, ты должен был умереть. Твои свидетельства так и не достигнут суда. Сенатор Рид победит.
-- Нет, ведь смерть не мгновенная, – возразил я и сам задумался о продолжении этой странной истории. – На выборах победил президент, его переизбрали на третий срок. Рида взяли под стражу, а корпорации подвергли тщательной проверке. Что-то должно было найтись. А я хоть и умер, в конце концов, успел дать свидетельские показания.
-- Умер? – вздохнул Анри.
-- Да, у меня не было иммунитета, как у тебя, и лекарства мне не помогли, – ответил я. – А что, ты хочешь, чтоб я выжил и мучился без тебя?
-- Если честно, будь все это на самом деле, я хотел бы, чтоб ты жил, – ответил он. – Трагические концы хороши в кино и книгах, но в реальной жизни никто не хочет страдать и умирать.
Я тоже погрустнел и задумался. Печальный конец был таким красивым, романтичным и окрашивал всю историю в печальные тона, заставлял думать о быстротечности счастья, о важности любви и доверия. Оставь я своего героя жить, и все это померкло бы. Концовка, когда Симон Матье Сен-Жан прощается с другом, остается здоров и невредим, помогает правительству победить зло, выходит народным героем и живет себе дальше тихой жизнью до самой старости, перечеркнет весь трагизм ситуации. Жертва Грэя будет напрасной, просто еще один погибший друг, не более того. А ведь это именно та потеря, после которой уже не подняться, которая уносит с собой смысл жизни и часть тебя самого. Даже самый счастливый исход не облегчит твою участь.
-- Нет, – решительно проговорил я после недолгих раздумий. – Если погиб он, должен был погибнуть и я. Нет "его" и "меня", есть "мы". Две части целого. Так было в моем сне и так есть в реальности, Анри. Можешь желать мне счастливой жизни, но знай, что ты неотъемлемая ее часть. Хочешь сделать меня счастливым, будь рядом, люби меня.
Он выслушал с серьезным лицом, глядя мне в глаза. Потом, не говоря ни слова, привлек к себе и крепко обнял. Он никогда не был многословным, не выражал свою любовь как я, пространными рассуждениями и признаниями, но делал это по-своему. Его поступки говорили мне больше слов. Верность, поддержка и честность были подтверждением серьезности его намерений. Страсть и нежность были свидетельством его любви.
Мы больше не обсуждали сон, хотя позднее часто возвращались к нему и добавляли детали, чтоб оформить в полноценный рассказ. Мы просто занялись тем, что обычно делали в воскресенье утром, когда не нужно спешить на работу и впереди целый день, посвященный друг другу. Мы занялись любовью.
5 марта 2012– 15 марта 2013
понедельник, 19 октября 2015
читать дальше
Как всегда, неудачи в личной жизни сказались положительно на работе. Мне, наконец, начали доверять. Шпионов правительства возле меня больше не было, я показал себя сторонником самых радикальных мер, после чего получил доступ к секретным разработкам. Это не было оружие или что-то, что ассоциировалось бы с ним, просто специфическое оборудование для одной фармацевтической корпорации. "Ньюлайф фармасьютикалс" были во многом похожи на "Райтвэй". Их интересы тоже лоббировал Рид, а значит то, что происходило в их стенах, было одобрено им и поддерживалось. Конечно, это "Ньюлайф" разработали первое лекарство, не излечившее инфицированных, но подарившее им вторую жизнь. Это больше не было актуально, требовалось лекарство более действенное, не дававшее побочных эффектов и не оставлявшее вирус в крови больного.
Меня, разумеется, интересовало лекарство такого рода. Я мечтал, чтоб Грэй излечился полностью, поэтому искал любую информацию на эту тему. Мы встретились только раз после той последней ночи. Времени до выборов оставалось мало, "тени" следили за порядком и безопасностью инфицированных, все чаще подвергавшихся нападениям. Рид уже праздновал победу, в пригороде Нью-Йорка приводили в порядок лагеря, где когда-то содержали больных. Президент был в Вашингтоне и не мог усмирить обнаглевшего соперника, больше времени уделяя предвыборной кампании. Грэй и его товарищи все время проводили на улицах, отбивая своих от свор обнаглевших линчевателей. Беспорядки набирали угрожающие масштабы, наглядно демонстрируя, куда катится процветающая Америка.
Я же был далек от жизни простых американцев, как был далек когда-то от жизни своих земляков во Франции. Меня интересовали компьютеры и программы, лекарство и предвыборные баталии кандидатов. Первое чаще отвлекало меня от второго. Необходимо было время от времени выбрасывать из головы мысли о политике и накаляющейся обстановке в стране, чтоб не сойти с ума от волнения и отчаяния. Для меня весь смысл происходящего сводился к одному – это была проблема Грэя. Самая важная проблема в моей жизни. Я поговорил с матерью о возможности перевезти к нам моего друга. Она пообещала посодействовать, используя все свои связи и связи отца. Я знал, что это не пустые разговоры, мама не стала бы обнадеживать без причины. Когда мне удалось поговорить с Грэем, я сообщил ему эту новость и попросил хотя бы узнать о возможности для него покинуть Америку. Он, как всегда, отшутился. Встретиться мы опять не могли, его ранили и он не хотел заразить меня. Я не настаивал, опасаясь, что он вовсе начнет избегать меня. Он пообещал встретиться, как только рана затянется. Я собрал волю в кулак и ждал.
Через пару дней выпал случай увидеть друга, но я предпочел бы, чтоб этого не произошло, не при таких обстоятельствах. Ко мне в руки попали материалы, не предназначенные для широких масс. Я проводил стандартную проверку систем одного из отделов разработки программного обеспечения для "Ньюлайф". Среди оставшихся файлов в старой системе нашлись на французском. Возможно, их не удалили, потому что не могли прочесть и не хотели ненароком что-то перепутать. Я посчитал, что имею право ознакомиться. Раз они вышли за пределы корпорации, это не было слишком важно. То, что я прочел, повергло в шок.
Среди самых обычных файлов с личными данными инфицированных я увидел знакомое лицо. Поначалу я отнес эти дела к маловажным, даты были старые, два-три года назад. Те люди уже благополучно скончались или стали такими, как Грэй. Простые истории болезней, результаты анализов и сведения о выписке или смерти. Я листал их, пробегая имена и изображения глазами, как вдруг наткнулся на фамилию Анри и фото его сестры. Я узнал ее еще до того, как прочел имя. Красивая юная Софи, бледная и напуганная, она смотрела на меня глазами полными ужаса и отчаяния. Я не понимал, как могло попасть ее дело сюда, за океан. Почему вообще о ней был файл? Ведь Анри близко не подпускал ее к врачам. Страшная догадка закралась в сознание. Дрожащими пальцами я искал материалы ее дела и, найдя записи, активировал. Передо мной на экране появилась светлая комната, выложенная белым кафелем. В центре на железном стуле сидела Софи, одетая во что-то просторное, скорее всего в медицинский халат поверх другой одежды. Я узнал в обстановке комнаты обычный кабинет в больнице, я сам бывал в таких в детстве. Значит, Софи все же попала под наблюдение врачей. Где же был Анри?
Я слушал вопросы ее собеседника, находящегося за кадром, он говорил по-французски. Софи не знала другого языка. Я понял, что запись ведется не с самого начала общения. "Нет, я не больна. Я не болела чумой", – растирая по лицу слезы, уверяла девушка. "Ваш анализ крови говорит о другом", – голос был мужским, сдержанным и холодным. "Я уже здорова. Я выздоровела", – всхлипнула Софи. "Это мы должны решить. Вы пройдете тесты, сдадите дополнительные анализы и будете свободны", – мужчина смягчился. "А где мой брат? Я хочу увидеть Анри", – попросила девушка. Ее взгляд перемещался, я понял, что собеседников несколько. "Простите, мадемуазель, ваш брат оказал сопротивление властям. Он был убит", – Софи разразилась рыданиями. Я был сражен новостью, не мог оторвать взгляд от экрана, где плачущую девушку пытаются вывести, но она вырывается, отталкивает от себя двоих мужчин в халатах. Здоровяки, как котята отлетают к стене. Начинается свалка, крики, появляются еще люди. Софи верещит, как сумасшедшая, вытворяя такое, что не вообразить. Не видел бы я Грэя в гараже, разбрасывающего противников, как кукол, не поверил бы сейчас глазам.
Когда экран погас, я понял, что именно интересовало тех, кто вел запись. Они намеренно сказали ей о смерти брата, чтоб посмотреть на ее реакцию, увидеть, как много могут инфицированные. Мыслей о смерти Анри и судьбе Софи я старался избегать. Не было времени предаваться печали, я хотел узнать, зачем эти записи хранятся в "Ньюлайф фармасьютикалс". Для чего им нужна была Софи? В файле значилось, что она была перевезена из Франции в Новый Свет. Этот факт подвиг меня на дальнейшие поиски. Я скопировал на свой портативный компьютер все найденные файлы и удалил их из базы, попавшей мне в руки. В отчете не упомянул о них. Тому, чей это был недочет, крупно повезло, а, возможно, из-за него еще будут большие неприятности. Я хотел доставить "Ньюлайф" неприятности.
Не составило большого труда найти нужную информацию. Когда есть конкретное имя и дата, файл отыщется, даже если был надежно спрятан за паролями и грифом секретно. Не напрасно я посвятил всю жизнь информационным технологиям, изучал все, что было доступно, практиковал на новейших программах и оборудовании. Анри научил меня обходить защиту и заметать следы, еще когда мы вместе лазили в базу его дяди военного. Теперь пришлось вспомнить все эти навыки.
Я собрал дома неплохую машину, вынося из офиса нужные детали в течение всей работы в корпорации. Пришло время запустить ее на полную мощность. Я не ел и не спал, подбираясь к нужным адресам, выворачивая архивы и игнорируя более важные документы, встречающиеся на пути к цели. К счастью, теперь вся общественная жизнь перекочевала в сеть, и доступ можно было получить разными способами. Пару необходимых паролей я купил у каких-то анархистов, другие смог получить при помощи вируса, запущенного в профайл жены главного менеджера из "Ньюлайф" в социальной сети. Я небольшими шагами продвигался к нужной цели, пока, наконец, не влез в базу двухлетней давности и не нашел дело Софи.
За один раз просмотреть эти материалы мне не удалось. Приходилось прерываться, чтоб добежать до туалета, меня тошнило. Я стискивал ободок унитаза, выворачивая пустой желудок наизнанку, вытирал навернувшиеся слезы и заставлял себя возвращаться в комнату, к злополучному компьютеру. Та ночь была самой длинной и жуткой в моей жизни. Наутро я стал другим человеком. Исчезли все детские иллюзии, вера в добро и справедливость, в счастливые концы историй. Я повзрослел, а мое сердце стало тверже. Я больше не плакал и не боялся. В мозгу билась одна единственная мысль – я должен найти доказательства и уничтожить проклятых садистов, что превратили дорогих мне людей в подопытных крыс.
Грэй, появившийся на пороге моего дома, был удивлен моим видом. Наверное, то, что я не спал и не ел толком уже несколько дней, отразилось во внешности, а еще изменился мой взгляд. Я знал, что в нем больше нет той восторженности, с какой я обычно бросался в его объятия, только холодная ярость и боль.
Мы сидели в гостиной, солнце давно зашло, была ночь. Он приходил только по ночам, сливаясь с тенями. Грэй не носил прежнюю форму, это было равносильно самоубийству. На нем теперь чаще была надета темно-синяя куртка, тоже в стиле милитари, но больше похожая на обычную одежду, свободные черные штаны с накладными карманами, армейские ботинки. На голову вместо кепки он натягивал капюшон байки и мог сойти за самого обычного парня, шатающегося вечерами в поисках развлечений или приключений. Я же не снимал с себя свою серую футболку уже четыре дня, днем пряча ее под деловой костюм. Свободные матерчатые брюки сменяли серые от костюма. Я ходил босой и не расчесанный. В офисе, увидев меня хмурого и осунувшегося, думали, будто это из-за моей напряженной работы. Они были правы, хотя работал я не на них.
-- Много всего собрал? – спросил Грэй, глядя на меня с печалью во взгляде.
-- Достаточно, – ответил я, глядя куда-то мимо него. – Есть имена и записи, где самые высокие должностные лица присутствуют на опытах. Нет только записи, где Рид сам режет скальпелем очередную жертву и мерзко посмеивается, как герой комикса.
-- Это пригодилось бы, – попытался улыбнуться Грэй, но так и не смог. – Я расскажу генералу Уилсону. Он решит, как быть.
-- Я отдам тебе все, что нашел, – проговорил я. – У меня останутся копии. Я уже сделал в сети хранилище, там тоже есть все эти материалы. Если я не отменю команду, вскоре они пойдут на бесплатные раздачи в сети. Мне все равно, что люди будут с ними делать, но они увидят то, что видел я.
-- Ты уверен, что тебя не подозревают? Что замел все следы? – обеспокоился Грэй. Мы поменялись ролями, теперь я рисковал жизнью с отрешенным видом, а он волновался обо мне.
-- Я там каждый день, если бы они заподозрили, уже убили бы, – рассудил я. – Они не будут церемониться. Они уже убили стольких, что не задумываясь сделают это снова.
-- Ты должен уехать, – решил Грэй после недолгого размышления. – Возвращайся домой, там тебе будет безопасней.
Я посмотрел на него, впервые не воскликнув в возмущении. Я понимал, почему он предлагает мне это. Я сам поступил бы так же на его месте.
-- Я работник корпорации, я не заинтересованное лицо, – ответил я спокойно. – Я должен подтвердить, что сам нашел и предоставил эти материалы вам. Если уеду, кто поверит, что это не подстроено, что я не был подкуплен кем-то из врагов Рида? Сам я смогу говорить за себя, смогу рассказать о Софи. Прости, Грэй, я должен это сделать.
-- Но мы хотели уехать, – с мягкой улыбкой напомнил он.
-- Мы не можем, не сейчас, – опустив взгляд, проговорил я.
-- Хорошо, что ты сам понимаешь это, – он поднялся из своего кресла и приблизился. – Пойдем, тебе надо отдохнуть.
Он взял меня за руку и потянул.
-- Когда ты мылся в последний раз? – спросил он, когда обнял меня. Его обоняние было острее, чем у моих коллег по работе. Его я не смог бы обмануть, нацепив костюм и галстук.
-- Не знаю, – честно ответил я. – Прости.
Я поспешно отстранился, чувствуя неловкость. Он улыбнулся и, опять обхватив за талию, повел в ванную. Я не сопротивлялся, не было сил. Грэй снял куртку и начал хозяйничать в моей ванной. Велел мне раздеваться, а сам включил воду. Я повиновался, сбросил футболку, штаны и влез под душ. Я стоял лицом к стене, подставив плечи и спину под теплые струи. Было приятно, словно вода смывала всю ту грязь, в которую я погружался последние дни. Грэй тоже разделся и присоединился ко мне. Он взял немного мыла и начал неспешно водить ладонями вдоль моего тела. Я закрыл глаза, наслаждаясь его прикосновениями. Было тепло, его ладони скользили по коже, смывая с меня усталость и боль. Потом я подставил под струи голову и сам помыл ее, пока он переключился на мою грудь и живот. Конечно, он не стал скромничать, закончилось все сексом. Мне это было нужно, я хотел забыться, опять стать хоть на десятую долю таким счастливым, каким бывал обычно в его объятиях. Грэй же был нежен, как никогда прежде. Он больше целовал меня, ни на миг не выпустил из объятий, говорил мне о своей любви. Только одного не было – обещаний и разговоров о будущем. Отчего-то мы оба знали, что у нас больше нет будущего, только настоящее.
Когда мы как следует вымылись и перебрались в постель, я увидел его новые раны. Все они были на спине и уже затянулись. Грэй отлично восстанавливался, раны не гноились, и новая кожа наросла гораздо быстрее, чем предполагал характер ранения. Его противники в ту ночь были вооружены огнеметами. Обугленная кожа инфицированного не представляла такую угрозу, как просто вспоротая холодным оружием, поэтому в ход шло электричество или огонь. У Грэя были ожоги, изуродовавшие почти всю спину, но он шутил на эту тему и, казалось, не испытывал дискомфорт. Я знал, что он ради меня старается, чтоб я не волновался. Он не мог даже прислониться спиной, а значит боль все же была. Я старался не касаться ран и позволял ему выбирать позиций. Хотя, он всегда это делал без моего разрешения.
Перед рассветом я отдал ему носитель со всей собранной информацией, небольшую карту памяти в плоском пластиковом футляре. Он спрятал ее в карман куртки и ушел, одарив на прощание еще одним поцелуем и обещанием вскоре связаться. Я изо всех сил старался выглядеть оптимистом, даже улыбнулся и приободрил его, но когда дверь за ним закрылась, черное отчаяние вернулось. Тоска накатила с новой силой, сковала сердце льдом и заслонила рассветное небо. Я бросился на кровать и уснул без сновидений.
Меня поймали спустя два дня. Я понял это по взглядам руководства, обращенным в мою сторону и неожиданной внеплановой проверке нашего отдела. Мои коллеги, конечно, не понимали, в чем тут дело, но я сразу догадался, в чем они подозревают нас. Меня вызвали на последний этаж и два часа задавали самые бессмысленные вопросы. Невиновный не увидел бы под этим светским разговором по душам скрытого подтекста. Мне же было ясно, что в "Ньюлайф" обнаружена утечка информации и все следы ведут в "Райтвэй". Руководство начало издалека, стараясь найти мотив. Подозрительным могло быть все, что касалось связи с инфицированными, личной заинтересованности, выгоды от продажи средствам массовой информации или шпионаж для конкурентов. Я не подпадал ни под одну статью. У меня вообще еще не было знакомств в Нью-Йорке, а моя жизнь во Франции не указывала на связи с властями. Они не знали к чему придраться и, наверное, жалели, что не следили за мной сами, полагаясь на "теней". Министерство обороны не стало бы делиться с ними своей информацией, содержавшейся в моем досье, отчасти, злорадствуя, что в файле нет ничего подозрительного, но "Райтвэй" об этом никогда не узнает. Я был далек от этих интриг, да и не интересовался ими.
После беседы с главным менеджером я вернулся к себе и опять взялся за работу. Внешне я был абсолютно спокоен, но в голове лихорадочно искал путь к отступлению. О том, чтоб уехать, не могло быть и речи. Я должен был уйти с работы и найти новое жилье, но так, чтоб в корпорации не узнали об этом. Без Грэя я не смог бы это все провернуть, я был слишком заметен, оставил слишком много следов. Если корпорация объявит меня в розыск, полиция в два счета по отпечатку ладони вычислит новую квартиру. Мне необходимо было надежное укрытие, официальная защита властей. Грэй все это знал, так что я ждал и надеялся на него.
Вечером, когда он позвонил, я сообщил о своих подозрениях. Через час меня уже везли по улицам Нью-Йорка в офис министерства обороны. Мы с Грэем собрали все мои вещи, я оставил в компьютере письмо руководству и покинул нашу уютную квартирку навсегда. Мы оба уходили молча, каждый унося свои воспоминания. В письме я уведомлял руководство о том, что получил сообщение от родни и должен поспешно вернуться в Париж. Я обещал, что буду там недолго и через неделю вернусь на работу, просил прощения и выразил понимание, если они решат уволить меня за этот поступок. Честно говоря, мне было все равно, как они поступят. Конечно, сразу поймут, кто порылся в их мусоре, но хотя бы будут сбиты со следа. Для этих целей я заказал на свое имя билет на самолет до Парижа на завтрашнее утро и отправил часть вещей в аэропорт. Там их определят в специальный отсек хранилища личных вещей, где они будут дожидаться хозяина. Счет за билет и услуги аэропорта придет в офис.
-- Мы уедем из города, не волнуйся, – попытался приободрить меня Грэй, пока мы ехали. – Они тебя не достанут.
-- Уедем, куда? – удивился я.
-- В Вашингтон, – он улыбнулся. – Там заинтересовались файлами "Ньюлайф" и тобой. Расскажешь все и тогда посмотрим, кто победит на выборах.
-- Это точно? – обрадовался я. – Не думал, что все случится так быстро.
-- Нет времени откладывать в долгий ящик, – пояснил Грэй. – Это та информация, которая нанесет по Риду решающий удар. Это же чудо, что ты нашел ее.
-- Да, чудо, – помрачнев, ответил я.
-- Прости, – он тоже перестал улыбаться. Информация была не из веселых, несмотря на то, что послужит хорошему делу. Анри и его сестру это уже не вернет.
-- Ты еще поговоришь с генералом Уилсоном, – продолжал посвящать меня друг. – Ответишь на его вопросы, он тебя подготовит к встрече с президентом.
-- С президентом? – удивленно раскрыл глаза я.
Грэй усмехнулся, продолжая управлять автомобилем.
-- Похоже, за тобой установили наблюдение, – проговорил он, заметив в мониторе заднего обзора преследующую нас машину.
-- Это проблема? – спросил я, чувствуя неприятный холодок. Очень не хотелось, чтоб Грэй опять подвергал себя опасности.
-- Легенда с Парижем отпадает, – вздохнул он. – Разве что поедем в аэропорт и будем там крутиться до самого отлета.
-- Нет, пусть, – решил я. – Мне наплевать, что они подумают, я должен увидеться с генералом и ехать в Вашингтон. Нельзя терять время.
-- Какой ты, не верю, что это мой малыш Симон, – восхитился он.
-- Мне очень страшно, но я так зол, что почти не чувствую страха, – смутившись из-за его слов, ответил я.
-- Не бойся, они не будут нам препятствовать, – сказал он, положив руку мне на плечо и нежно сжав его. – Они просто следят.
-- Ты поедешь со мной? – спросил я, взглянув в его улыбающиеся глаза.
-- Конечно, я же твой охранник, – ответил он, и я тоже улыбнулся.
Встреча с генералом Уилсоном и еще парой его коллег, тоже ведущих это дело, была недолгой. Все высокие мужчины под пятьдесят, в военной форме, с аккуратными короткими стрижками и строгой выправкой, они смотрели на меня с нескрываемым удивлением. Я одевался впопыхах, футболка, байка с капюшоном, потертые джинсы и черные кеды с белыми шнурками. Заметно отросшие волосы были растрепаны, в руках компьютер, за спиной рюкзак с немногочисленными личными вещами. Вряд ли они так представляли себе респектабельного работника "корпорации зла". Рядом с ними я казался уличным мальчишкой. Грэй, неотступно следовавший за мной, оставался сзади, и это придавало уверенности.
Военные, смирившись с моим внешним видом, позволили мне сесть и попросили подробно рассказать о Софи и моем расследовании. Все это их удовлетворило, только тот факт, что я был бойфрендом ее брата, вызвал дополнительные вопросы. Пришлось рассказать и об Анри, который прежде их не интересовал как личность. Потом они посовещались, уточнили, нет ли у меня друзей или "особенных друзей" в Нью-Йорке. Я ответил, что нет, не моргнув и глазом. Тот, что представился Уилсоном, бросил испытующий взгляд куда-то позади меня. Я догадался, что он посмотрел на Грэя. Позднее Грэй объяснил, что потребовалось его подтверждение моим словам, ведь он следил за мной и все знал. Я был рад, что наша связь осталась секретом для всех. Кто знает, позволили бы они Грэю быть моим телохранителем и дальше, узнав о нас.
По окончании нашего сверхсекретного разговора, мы с Грэем отправились прямиком на близлежащую военную базу, а оттуда на самолете должны были добраться до Вашингтона. Министерство обороны уже атаковали звонками все городские чиновники, достаточно важные, чтоб позволить себе это. Две корпорации, что находились под прикрытием Рида, выступили с обвинениями и протестами. В Нью-Йорке началось открытое противостояние двух противоборствующих сил. Мы же благополучно покинули его и летели в столицу. Кроме Грэя меня сопровождали его товарищи. Уже знакомые мне Гай и Джек, два молодых парня, еще крупнее моего друга, которого они называли Найтом. Темнокожий Нил, и две дамы, Кристина, которую я тоже видел, и Анжела, рослая привлекательная блондинка с короткой стрижкой. Мы расселись в багажном отсеке военного самолета, оборудованного так, будто нам предстояло прыгать с парашютом где-то в середине маршрута. Заметив мой изучающий взгляд, кто-то из парней пошутил, что делать этого не придется, во всяком случае, в нынешнем плане нет такого, но кто знает, как все повернется. Я улыбнулся, не обижаясь на подшучивания. Мне достались в соседи Грэй и Кристина, поэтому во время полета я не скучал. Непринужденная болтовня моих новых знакомых отвлекала от цели путешествия и опасности, поджидающей теперь на каждом шагу. Они обсуждали свои вылазки, бои и ранения с легкостью, приобретающейся не за один месяц. Я слушал, понимая, что приходится видеть и делать этим еще молодым людям. В каком жестоком мире они живут, как рискуют, отправляясь каждый день на добровольную службу. Пока я трудился в офисе, среди уюта и роскоши своего нового кабинета, они бродили по ночным улицам, выискивая благодаря острому слуху и зрению потенциальных злоумышленников. Следили за ними, чтоб предотвратить нападение, или чтоб помочь их жертвам, если предупредить нападение не удавалось. Даже недюжинная сила и ловкость не могли гарантировать, что все они выживут после очередного патрулирования. Те, кто выходил на преступный промысел, были хорошо вооружены и подготовлены. Это не были простые граждане, неудовлетворенные режимом, а наемники, псы Рида и его шайки, бывшие головорезы, получившие новые задания и жертв. К концу полета я уже считал их всех родными, так понравились мне эти люди.
Прыгать с парашютом, в самом деле, не пришлось, к большому моему облегчению. Мы приземлились на одной из баз, где расстались ненадолго. Нас с Грэем отвезли в специально приготовленную квартиру, наши товарищи должны были рапортовать в местном штабе. Вашингтон я увидел издалека, потому что временное жилье было в пригороде. Небольшой заброшенный особняк, почти без мебели и электричества.
-- Я этому рад, – возразил на мои стенания Грэй.
Нас высадили напротив дома и автомобиль сразу уехал. Мы остались вдвоем.
-- Нет света, значит, нет камер, – пояснил он, разместившись в потрепанном кресле и оглядывая комнату.
Кроме этого кресла была странного вида кушетка, возможно, в прошлом полноценный диванчик, теперь лишившийся спинки. У стены стоял старый телевизор, на полу лежал пыльный коврик, потерявший цвет лет десять назад. Возле заколоченного окна имелся столик, у двери еще один, куда я рискнул положить компьютер.
-- Ты уверен? – я тоже оглядел потолок и стены с ободранными обоями.
-- По-моему, этот район нежилой, – поделился наблюдениями Грэй. – Скорее всего, тут эпидемия свирепствовала больше, чем в других местах. Вымерли все, а эти дома все, что от них осталось. Наверное, пойдут под снос.
Я вспомнил заброшенные кварталы в городке Анри, полупустой Париж.
-- Да и зачем жить в хибаре на окраине, если есть город, – проговорил я без энтузиазма.
-- Да, все нынче хотят жить в городах, – согласился Грэй.
-- Мы будем спать здесь? – спросил я, не решаясь сесть.
-- Я не буду спать, – ответил друг. – Мне не положено, я на службе. А ты можешь залезть в спальник.
Он указал кивком на свой рюкзак у входа.
-- Если честно, я вымотался, – признался я. – Лететь не близко, еще ехали сколько.
-- Поспи, я посторожу, – кивнул Грэй.
Он сам достал спальник и поманил меня к себе. Я последовал за ним. Мы поднялись на второй этаж, такой же облупленный, как первый. Грэй расстелил спальник на кровати и велел мне залезать в него, только кеды снять.
-- Как мы отсюда к президенту поедем? – спросил я, стряхивая с джинсов пыль, в которой успел вывозиться.
-- Ему неважно, как мы выглядим, я думаю, – успокоил меня друг.
-- А если кто-то предаст нас? Будет какая-нибудь утечка? Мы точно в безопасности? – не отставал я, забираясь в спальный мешок и устраиваясь поудобней.
-- Не знаю, но не думаю, что так будет, – проговорил Грэй после паузы. – Это в кино одни предатели. Тут давно все определились со сторонами. Будь среди нас предатель, "тени" первыми бы получили нож в спину.
Он еще что-то говорил, но я уснул, почувствовав себя в безопасности и слушая его приятный низкий голос. Он устроился на кровати рядом, не опасаясь испачкаться пылью, толстым слоем покрывавшей все вокруг. Продолжал убаюкивать меня рассказами, поглаживал мою кожу и волосы, один раз даже поцеловал. Я довольно заулыбался в ответ, но был слишком сонным, чтоб развить его во что-то большее. Я расслабился, понадеявшись, что все еще может сложиться хорошо.
Президент принял нас на следующий день. Мы отдохнули, привели себя в порядок, в отличие от электричества, вода в доме имелась. По пути в столицу нам дали еды, а Грэю порцию лекарства. Я заметил, что он во время путешествия не пил его и теперь выглядел уставшим и бледным. В черте города к эскорту присоединилась машина с другими "тенями". Грэй сообщил мне об этом, потому что я не отличал один черный внедорожник от другого, а он видел и чувствовал то, что не мог простой смертный.
Мы без приключений добрались до главного здания министерства обороны в столице. Прошли по длинным извилистым коридорам, спускались и поднимались, пока не приблизились к большой металлической двери, за которой был нужный кабинет. Мои охранники остались снаружи, я вошел один. В комнате без окон и с несколькими камерами слежения был стол и пара стульев. Человек в форме, находившийся тут, пригласил меня войти. Я повиновался. Президента еще не было. Мы с этим военным были единственными людьми в комнате. Он попросил прощения и сказал, что должен обыскать меня. Я не возражал. Это не заняло много времени, у меня при себе не было ничего. Два предыдущих поста с металлодетектором и охраной благополучно опустошили мои карманы, даже ремень с брюк сняли. Военный предложил сесть. Я сел. Время тянулось медленно, я волновался, думал о том, что буду говорить и о Грэе. Он оставался в коридоре. В голову лезли разные глупые мысли о предательстве и заговорах. Что если президент не придет, а вместо него нагрянут наемники? Перебьют всех нас, чтоб замести следы. Не может же корпорация, подобная "Райтвэй" так просто сдаться.
Щелчок в замке второй в помещении двери, заставил меня отбросить глупые домыслы и поднять взгляд от блестящей поверхности стола. В дверях появилась целая делегация во главе с невысоким мужчиной лет сорока пяти. Я видел президента Объединенной Америки по телевидению, поэтому узнал его. С ним были еще генералы и люди в штатском. Я невольно поднялся и вытянулся по струнке, как и мой новый знакомый. Президент поприветствовал нас и сел напротив. Один из его людей в штатском сел рядом. Я тоже медленно опустился на прежнее место.
-- Мсье Сен-Жан, благодарим за ваше сотрудничество, – начал президент, в жизни оказавшийся не таким величественным, как на агитационных плакатах времен войны и на экранах телевизоров. – Вы, как гражданин другой страны, не должны были подвергать себя риску, добывая эти сведения. Очень много сейчас поставлено на карту, и они позволят мне набрать необходимые голоса. Вы поможете Объединенной Америке остаться демократическим государством, где все равны и нет людей второго сорта.
Я растерянно кивнул, глядя на него во все глаза.
-- Жаль, что погибла ваша подруга, – продолжал президент, как видно не нуждавшийся в помощниках, произнося такие длинные пафосные речи. – Она станет символом освобождения нашей страны, ее очищения и возвращения к справедливости и братству.
Я опять кивнул, дожидаясь вопроса.
-- Мы предоставим вам убежище и защиту, – говорил он. – Вы должны будете выступить на суде, который состоится после выборов. Сейчас я не могу призвать сенатора Рида к ответу, только лишь скомпрометировать связью и покровительством корпорациям, совершившим преступные действия. Это дело будет иметь продолжение и от вас потребуется все ваше мужество. Они попытаются вас запугать, подкупить, но мы гарантируем вам безопасность, поэтому не волнуйтесь.
-- Я хотел бы попросить вас, – начал я нерешительно.
Все посмотрели на меня, президент смолк и кивнул.
-- Может мой друг, инфицированный, покинуть Америку? – проговорил я. – Французская сторона дала согласие принять его, если вы выпустите.
Он удивленно вскинул брови, но улыбнулся.
-- Поверьте, мсье Сен-Жан, когда материалы, добытые вами, станут достоянием общественности, ему ничего не будет угрожать, – проговорил он. – Но я даю согласие.
Он жестом подозвал одного из подчиненных и при мне велел выдать соответствующую бумагу. Мужчина отошел, чтоб все подготовить.
-- Еще что-то? – спросил президент, переводя взгляд на меня.
-- Нет, это все, что я прошу, – ответил я.
-- Что ж, формальности уладят мои сотрудники, – проговорил он, поднимаясь. – Вам спасибо за сотрудничество. Я вижу, что вы храбрый юноша и можете помочь нам в эту трудную минуту.
-- Я сделаю все, что будет в моих силах, – поддался его высокопарному тону я.
Почетный эскорт начал неспешно удаляться, после того, как ушел президент. Прежде он приложил ладонь к документу, о котором я просил. Это был пропуск для меня и моего спутника, кем бы он ни был. Я мог вывезти кого угодно. Конечно, прежде я должен дать показания, дожить до суда, а потом мы с Грэем уедем.
Выходя, я мечтал о будущем. Жизнь ничему не учила меня, иначе я знал бы, что это напрасная трата времени. Я вспомнил, как строил планы о нашем будущем с Анри и Софи. Следующими в памяти всплыли кадры с записи. "Простите, мадемуазель, ваш брат оказал сопротивление властям. Он был убит". Софи, беснующаяся в руках санитаров. Софи на столе хирурга. Существо, бывшее когда-то Софи…
-- Ну как прошло? – услышал я голос Грэя и встрепенулся.
Мы шли прочь по тем же коридорам. Он улыбался, как ни в чем не бывало, считал, что все позади. Конечно, он же не видел того, что видел я. Я не позволил ему смотреть, взял с него слово, что он не станет смотреть, во что превращают инфицированных в "Ньюлайф", желая вывести новый вид. Сильных, не обремененных интеллектом и эмоциям монстров, лишь отдаленно напоминавших людей. Я знал, что удовлетворительных результатов нет, что все эти люди подверглись жутким пыткам и были убиты напрасно, сверхсущества так и не получились у новых Франкенштейнов.
-- Хорошо, – ответил я Грэю, взглянув на него с тоской. Меня не отпускало плохое предчувствие. Меня трясло от переполнявших эмоций.
-- Нас поселят в другом месте, – рассказывал он.
Грэй не мог обнять меня, мы были на людях, а я так нуждался в его объятиях. Возможно, они помогли бы мне избавиться от этих ужасных мыслей, от воспоминаний. Но он шел рядом, только смотрел печально и понимал, что со мной не все хорошо вопреки заверениям.
Я так и не узнал, почему это произошло. Был ли среди "теней" предатель, или информацию передал кто-то другой? Как смогли противники президента обнаглеть настолько, что решились действовать так открыто? Как долго они поставляли информацию Риду и его корпорациям? Судя по тому, как долго я прожил, это случилось недавно. Судя по организации, они не намерены были сдаваться никогда.
Мы благополучно покинули здание министерства и без затруднений добрались до нового места жительства. Это был оживленный район Вашингтона, такой же футуристический, как и Нью-Йорк. Небоскребы делового центра, высотки жилых кварталов, зелень парковых зон, площадки для пеших прогулок, изолированные трассы скоростных дорог, словно артерии в организме мегаполиса. Пока мы ехали, я любовался достижениями человечества, смотрел на этот мир, словно жить оставалось минуты. Хотел вобрать его красоту всей душой. Я пожалел, что бросил живопись. В тот день мне захотелось изобразить большой город во всей красе. Особенно понравился сквер перед нашим новым домом. Просторная площадка, пересеченная наверху несколькими тоннелями трассы. На головокружительной высоте, прямо над нами, летели в непроницаемых колбах разноцветные капли новых автомобилей. Шум не достигал людей внизу. Они неспешно пересекали сквер, следуя по своим делам. Другая трасса была наземной, по ней мы и прибыли на место. Приближаясь к нужной остановке, машина внутри непроницаемой колбы меняла маршрут, выходя на открытый участок. Дальше можно было ехать по обычной дороге, в потоке других автомобилей, тоже направлявшихся по тому же адресу. Другие ехали навстречу, по соседней полосе, как когда-то в старых городах. Скорости были гораздо ниже, поток редел по мере приближения к жилому массиву.
Внутри группы высоток, тоже сверкавших глянцевыми боками, располагалась небольшая площадь и монумент жертвам войны. Гранитный ансамбль геометрических фигур, условно обозначавших людей. Они были черного цвета, громоздились над небольшими скамейками возле них, как еще один небоскреб. Над скамейками были специальные пластиковые навесы, укрывавшие людей от дождя или солнца. Я знал, что в солнечный день эти панели темнеют, становятся непроницаемыми для лучей, а в дождь они остаются прозрачными. У нас в Париже тоже были такие. Мне это напомнило дом. Я подумал о пропуске для Грэя в кармане, о своих мечтах.
Как вдруг это началось. Я не понял сразу, только почувствовал, как меня подхватили несколько крепких рук и потащили к зданию. Я оглядывался, искал глазами Грэя. Он остался снаружи с остальными товарищами. Они поспешно разбегались и прятались за скамейками, монументом, живыми изгородями, заключенными в каменные бордюры с двух сторон. В воздухе запахло каким-то химикатом, я увидел зеленоватый дым, стелящийся по плитам сквера.
Меня втолкнули в холл здания и теснили вглубь. Это были охранники. Люди в черной одежде и вооруженные огнестрельным оружием. Они стреляли, чтоб прикрыть оставшихся "теней". Я понял, что наступающие тоже стреляют. От скамеек и каменной ограды отлетали куски, резкие звуки вспарывали мерный гул живущего обычной жизнью города. Одна пуля угодила в дверь здания, она рассыпалась, словно бисер. Один из моих охранников упал, на светлый пол холла потекла его кровь.
Я искал взглядом Грэя, растерялся и не мог думать ни о чем другом. Что нужно бежать, прятаться, что все эти люди гибнут сейчас, защищая меня. А я стою и перебегаю взглядом по фигурам в сквере. У них было оружие и они применили его. Люди, случайно попавшие в перестрелку, кричали и падали на землю, чтоб не попасть на линию огня. Лежа, они прикрывали головы. Я смотрел на них, словно мне самому ничего не угрожало, со стороны, безучастно, как будто не принадлежал к их миру, будто меня вообще здесь не было.
Все вокруг звенело, пули рикошетили в стекла зданий, в стены позади меня. Оба охранника были мертвы, лежали на полу, истекая кровью, а я не двигался. Я видел Гая, он отстреливался и перебирался ближе к нападавшим. Скользил, как призрак, от одного декоративного растения, закованного в камень, к другому. Пули выбивали из гранита куски, камень крошился и сыпался на плиты. Джек обходил нападавших с другой стороны. Мне не видно было наемников, они укрылись среди машин, скорее всего, приехав в одной из них. Целая артерия автомобилей замерла на подступах к скверу. Одна преградила путь и все прочие останавливались автоматически. Люди в панике покинули салоны и нашли укрытие где-то за пределами сквера. Тем, кто был в нем, повезло меньше, все они уже были мертвы.
Кристина, прятавшаяся за ближайшей колонной под сводом моего здания, обернулась и кивком велела мне уходить внутрь. Я перевел взгляд на Грэя. Он прятался за скамейкой, самым ненадежным укрытием. Его меткие выстрелы достигали целей, но противников оказалось больше. Я видел, как пули попадают в его тело. Одна вошла в плечо, заставив его развернуться и выронить оружие, вторая попала в грудь, еще одна в ногу. В следующий миг он уже лежал на земле, подобно моим охранникам. Гай и Джек из более укрепленных мест сняли еще несколько человек, оба были ранены, но не так опасно, как Грэй.
Раздался шум приближавшегося вертолета. С неба спустились солдаты, стреляя еще с воздуха. Несколько мгновений и все закончилось. Вертолет улетел, солдаты штурмовали мертвую артерию наземной трассы, выискивая затаившихся наемников. Гай, Джек, Кристина и Нил покинули свои укрытия. Грэй и Анжела были мертвы. Я знал это, потому что уже какое-то время стоял над его телом.
Я пошел к нему, как только увидел, что он упал. Где-то над головой тогда появился вертолет, гранит еще сыпался из-за попадавших в него пуль, но мне было все равно. Я не замечал ничего и смерть словно нарочно обходила меня. На мне не было ни царапины, только гранитная крошка хрустела под подошвами кед. Я не плакал, не бежал, я был как загипнотизированный, как человек, давно знавший о событии и не удивившийся ему, когда час пришел.
Нил и Гай подняли тело друга и уложили на скамейку, не спасшую ему жизнь. Кристина плакала, прикрыв лицо окровавленной ладонью. Джек нес тело Анжелы, чтоб положить возле нас на свободную скамью. Я встал рядом с Грэем на колени и смотрел ему в лицо. Оно было бледным, умиротворенным, глаза закрыты, изо рта еще текла струйка крови.
Товарищи стояли рядом, склонив головы над погибшими. Они ничего мне не говорили и не удивлялись моему поведению. Им было не до меня, они потеряли друзей. Я заметил, как тихо стало вокруг, мертвая тишина. Даже прибывшие на подмогу солдаты не нарушали ее, тоже осторожно подбирая тела убитых в перестрелке людей. Те, что выжили, окружили сквер плотным кольцом и теперь наблюдали. Многие плакали, все были ошеломлены наглым вторжением в их мирную жизнь, бессмысленной гибелью более десятка людей.
Я же оплакивал одного единственного человека. Оплакивал без слез. Я не плакал, потому что был готов к этому. Я истратил все слезы в те ночи, что провел в мучительных размышлениях о нашем будущем. Когда понимал, что его нет. Пусть я отчаянно цеплялся за любые возможности и шансы, даже раздобыл пропуск для Грэя, все это было бессмысленно. Он сам знал, что не жилец, а вскоре и я понял это. Судьба, предопределение, случайность, я не знал, что именно привело нас обоих на эту скамейку. Его мертвого, меня живого. Но я знал, что будет дальше. Я знал это, когда шел к нему, в потоке летящих пуль, под прозрачными тоннелями высоко над головой, в неистовом танце смерти, собиравшей в этот день богатый урожай. Я знал, что она не возьмет меня сейчас, потому что я и без того шел к ней навстречу добровольно.
Солдаты ахнули и не успели остановить меня. Я склонился и поцеловал Грэя, накрыв губами его окровавленные губы, чувствуя вкус его крови и умиротворение.
-- Я иду к тебе, – сказал я прежде, чем меня подхватили и оторвали от него две пары крепких рук.
Начало конца
Как всегда, неудачи в личной жизни сказались положительно на работе. Мне, наконец, начали доверять. Шпионов правительства возле меня больше не было, я показал себя сторонником самых радикальных мер, после чего получил доступ к секретным разработкам. Это не было оружие или что-то, что ассоциировалось бы с ним, просто специфическое оборудование для одной фармацевтической корпорации. "Ньюлайф фармасьютикалс" были во многом похожи на "Райтвэй". Их интересы тоже лоббировал Рид, а значит то, что происходило в их стенах, было одобрено им и поддерживалось. Конечно, это "Ньюлайф" разработали первое лекарство, не излечившее инфицированных, но подарившее им вторую жизнь. Это больше не было актуально, требовалось лекарство более действенное, не дававшее побочных эффектов и не оставлявшее вирус в крови больного.
Меня, разумеется, интересовало лекарство такого рода. Я мечтал, чтоб Грэй излечился полностью, поэтому искал любую информацию на эту тему. Мы встретились только раз после той последней ночи. Времени до выборов оставалось мало, "тени" следили за порядком и безопасностью инфицированных, все чаще подвергавшихся нападениям. Рид уже праздновал победу, в пригороде Нью-Йорка приводили в порядок лагеря, где когда-то содержали больных. Президент был в Вашингтоне и не мог усмирить обнаглевшего соперника, больше времени уделяя предвыборной кампании. Грэй и его товарищи все время проводили на улицах, отбивая своих от свор обнаглевших линчевателей. Беспорядки набирали угрожающие масштабы, наглядно демонстрируя, куда катится процветающая Америка.
Я же был далек от жизни простых американцев, как был далек когда-то от жизни своих земляков во Франции. Меня интересовали компьютеры и программы, лекарство и предвыборные баталии кандидатов. Первое чаще отвлекало меня от второго. Необходимо было время от времени выбрасывать из головы мысли о политике и накаляющейся обстановке в стране, чтоб не сойти с ума от волнения и отчаяния. Для меня весь смысл происходящего сводился к одному – это была проблема Грэя. Самая важная проблема в моей жизни. Я поговорил с матерью о возможности перевезти к нам моего друга. Она пообещала посодействовать, используя все свои связи и связи отца. Я знал, что это не пустые разговоры, мама не стала бы обнадеживать без причины. Когда мне удалось поговорить с Грэем, я сообщил ему эту новость и попросил хотя бы узнать о возможности для него покинуть Америку. Он, как всегда, отшутился. Встретиться мы опять не могли, его ранили и он не хотел заразить меня. Я не настаивал, опасаясь, что он вовсе начнет избегать меня. Он пообещал встретиться, как только рана затянется. Я собрал волю в кулак и ждал.
Через пару дней выпал случай увидеть друга, но я предпочел бы, чтоб этого не произошло, не при таких обстоятельствах. Ко мне в руки попали материалы, не предназначенные для широких масс. Я проводил стандартную проверку систем одного из отделов разработки программного обеспечения для "Ньюлайф". Среди оставшихся файлов в старой системе нашлись на французском. Возможно, их не удалили, потому что не могли прочесть и не хотели ненароком что-то перепутать. Я посчитал, что имею право ознакомиться. Раз они вышли за пределы корпорации, это не было слишком важно. То, что я прочел, повергло в шок.
Среди самых обычных файлов с личными данными инфицированных я увидел знакомое лицо. Поначалу я отнес эти дела к маловажным, даты были старые, два-три года назад. Те люди уже благополучно скончались или стали такими, как Грэй. Простые истории болезней, результаты анализов и сведения о выписке или смерти. Я листал их, пробегая имена и изображения глазами, как вдруг наткнулся на фамилию Анри и фото его сестры. Я узнал ее еще до того, как прочел имя. Красивая юная Софи, бледная и напуганная, она смотрела на меня глазами полными ужаса и отчаяния. Я не понимал, как могло попасть ее дело сюда, за океан. Почему вообще о ней был файл? Ведь Анри близко не подпускал ее к врачам. Страшная догадка закралась в сознание. Дрожащими пальцами я искал материалы ее дела и, найдя записи, активировал. Передо мной на экране появилась светлая комната, выложенная белым кафелем. В центре на железном стуле сидела Софи, одетая во что-то просторное, скорее всего в медицинский халат поверх другой одежды. Я узнал в обстановке комнаты обычный кабинет в больнице, я сам бывал в таких в детстве. Значит, Софи все же попала под наблюдение врачей. Где же был Анри?
Я слушал вопросы ее собеседника, находящегося за кадром, он говорил по-французски. Софи не знала другого языка. Я понял, что запись ведется не с самого начала общения. "Нет, я не больна. Я не болела чумой", – растирая по лицу слезы, уверяла девушка. "Ваш анализ крови говорит о другом", – голос был мужским, сдержанным и холодным. "Я уже здорова. Я выздоровела", – всхлипнула Софи. "Это мы должны решить. Вы пройдете тесты, сдадите дополнительные анализы и будете свободны", – мужчина смягчился. "А где мой брат? Я хочу увидеть Анри", – попросила девушка. Ее взгляд перемещался, я понял, что собеседников несколько. "Простите, мадемуазель, ваш брат оказал сопротивление властям. Он был убит", – Софи разразилась рыданиями. Я был сражен новостью, не мог оторвать взгляд от экрана, где плачущую девушку пытаются вывести, но она вырывается, отталкивает от себя двоих мужчин в халатах. Здоровяки, как котята отлетают к стене. Начинается свалка, крики, появляются еще люди. Софи верещит, как сумасшедшая, вытворяя такое, что не вообразить. Не видел бы я Грэя в гараже, разбрасывающего противников, как кукол, не поверил бы сейчас глазам.
Когда экран погас, я понял, что именно интересовало тех, кто вел запись. Они намеренно сказали ей о смерти брата, чтоб посмотреть на ее реакцию, увидеть, как много могут инфицированные. Мыслей о смерти Анри и судьбе Софи я старался избегать. Не было времени предаваться печали, я хотел узнать, зачем эти записи хранятся в "Ньюлайф фармасьютикалс". Для чего им нужна была Софи? В файле значилось, что она была перевезена из Франции в Новый Свет. Этот факт подвиг меня на дальнейшие поиски. Я скопировал на свой портативный компьютер все найденные файлы и удалил их из базы, попавшей мне в руки. В отчете не упомянул о них. Тому, чей это был недочет, крупно повезло, а, возможно, из-за него еще будут большие неприятности. Я хотел доставить "Ньюлайф" неприятности.
Не составило большого труда найти нужную информацию. Когда есть конкретное имя и дата, файл отыщется, даже если был надежно спрятан за паролями и грифом секретно. Не напрасно я посвятил всю жизнь информационным технологиям, изучал все, что было доступно, практиковал на новейших программах и оборудовании. Анри научил меня обходить защиту и заметать следы, еще когда мы вместе лазили в базу его дяди военного. Теперь пришлось вспомнить все эти навыки.
Я собрал дома неплохую машину, вынося из офиса нужные детали в течение всей работы в корпорации. Пришло время запустить ее на полную мощность. Я не ел и не спал, подбираясь к нужным адресам, выворачивая архивы и игнорируя более важные документы, встречающиеся на пути к цели. К счастью, теперь вся общественная жизнь перекочевала в сеть, и доступ можно было получить разными способами. Пару необходимых паролей я купил у каких-то анархистов, другие смог получить при помощи вируса, запущенного в профайл жены главного менеджера из "Ньюлайф" в социальной сети. Я небольшими шагами продвигался к нужной цели, пока, наконец, не влез в базу двухлетней давности и не нашел дело Софи.
За один раз просмотреть эти материалы мне не удалось. Приходилось прерываться, чтоб добежать до туалета, меня тошнило. Я стискивал ободок унитаза, выворачивая пустой желудок наизнанку, вытирал навернувшиеся слезы и заставлял себя возвращаться в комнату, к злополучному компьютеру. Та ночь была самой длинной и жуткой в моей жизни. Наутро я стал другим человеком. Исчезли все детские иллюзии, вера в добро и справедливость, в счастливые концы историй. Я повзрослел, а мое сердце стало тверже. Я больше не плакал и не боялся. В мозгу билась одна единственная мысль – я должен найти доказательства и уничтожить проклятых садистов, что превратили дорогих мне людей в подопытных крыс.
Грэй, появившийся на пороге моего дома, был удивлен моим видом. Наверное, то, что я не спал и не ел толком уже несколько дней, отразилось во внешности, а еще изменился мой взгляд. Я знал, что в нем больше нет той восторженности, с какой я обычно бросался в его объятия, только холодная ярость и боль.
Мы сидели в гостиной, солнце давно зашло, была ночь. Он приходил только по ночам, сливаясь с тенями. Грэй не носил прежнюю форму, это было равносильно самоубийству. На нем теперь чаще была надета темно-синяя куртка, тоже в стиле милитари, но больше похожая на обычную одежду, свободные черные штаны с накладными карманами, армейские ботинки. На голову вместо кепки он натягивал капюшон байки и мог сойти за самого обычного парня, шатающегося вечерами в поисках развлечений или приключений. Я же не снимал с себя свою серую футболку уже четыре дня, днем пряча ее под деловой костюм. Свободные матерчатые брюки сменяли серые от костюма. Я ходил босой и не расчесанный. В офисе, увидев меня хмурого и осунувшегося, думали, будто это из-за моей напряженной работы. Они были правы, хотя работал я не на них.
-- Много всего собрал? – спросил Грэй, глядя на меня с печалью во взгляде.
-- Достаточно, – ответил я, глядя куда-то мимо него. – Есть имена и записи, где самые высокие должностные лица присутствуют на опытах. Нет только записи, где Рид сам режет скальпелем очередную жертву и мерзко посмеивается, как герой комикса.
-- Это пригодилось бы, – попытался улыбнуться Грэй, но так и не смог. – Я расскажу генералу Уилсону. Он решит, как быть.
-- Я отдам тебе все, что нашел, – проговорил я. – У меня останутся копии. Я уже сделал в сети хранилище, там тоже есть все эти материалы. Если я не отменю команду, вскоре они пойдут на бесплатные раздачи в сети. Мне все равно, что люди будут с ними делать, но они увидят то, что видел я.
-- Ты уверен, что тебя не подозревают? Что замел все следы? – обеспокоился Грэй. Мы поменялись ролями, теперь я рисковал жизнью с отрешенным видом, а он волновался обо мне.
-- Я там каждый день, если бы они заподозрили, уже убили бы, – рассудил я. – Они не будут церемониться. Они уже убили стольких, что не задумываясь сделают это снова.
-- Ты должен уехать, – решил Грэй после недолгого размышления. – Возвращайся домой, там тебе будет безопасней.
Я посмотрел на него, впервые не воскликнув в возмущении. Я понимал, почему он предлагает мне это. Я сам поступил бы так же на его месте.
-- Я работник корпорации, я не заинтересованное лицо, – ответил я спокойно. – Я должен подтвердить, что сам нашел и предоставил эти материалы вам. Если уеду, кто поверит, что это не подстроено, что я не был подкуплен кем-то из врагов Рида? Сам я смогу говорить за себя, смогу рассказать о Софи. Прости, Грэй, я должен это сделать.
-- Но мы хотели уехать, – с мягкой улыбкой напомнил он.
-- Мы не можем, не сейчас, – опустив взгляд, проговорил я.
-- Хорошо, что ты сам понимаешь это, – он поднялся из своего кресла и приблизился. – Пойдем, тебе надо отдохнуть.
Он взял меня за руку и потянул.
-- Когда ты мылся в последний раз? – спросил он, когда обнял меня. Его обоняние было острее, чем у моих коллег по работе. Его я не смог бы обмануть, нацепив костюм и галстук.
-- Не знаю, – честно ответил я. – Прости.
Я поспешно отстранился, чувствуя неловкость. Он улыбнулся и, опять обхватив за талию, повел в ванную. Я не сопротивлялся, не было сил. Грэй снял куртку и начал хозяйничать в моей ванной. Велел мне раздеваться, а сам включил воду. Я повиновался, сбросил футболку, штаны и влез под душ. Я стоял лицом к стене, подставив плечи и спину под теплые струи. Было приятно, словно вода смывала всю ту грязь, в которую я погружался последние дни. Грэй тоже разделся и присоединился ко мне. Он взял немного мыла и начал неспешно водить ладонями вдоль моего тела. Я закрыл глаза, наслаждаясь его прикосновениями. Было тепло, его ладони скользили по коже, смывая с меня усталость и боль. Потом я подставил под струи голову и сам помыл ее, пока он переключился на мою грудь и живот. Конечно, он не стал скромничать, закончилось все сексом. Мне это было нужно, я хотел забыться, опять стать хоть на десятую долю таким счастливым, каким бывал обычно в его объятиях. Грэй же был нежен, как никогда прежде. Он больше целовал меня, ни на миг не выпустил из объятий, говорил мне о своей любви. Только одного не было – обещаний и разговоров о будущем. Отчего-то мы оба знали, что у нас больше нет будущего, только настоящее.
Когда мы как следует вымылись и перебрались в постель, я увидел его новые раны. Все они были на спине и уже затянулись. Грэй отлично восстанавливался, раны не гноились, и новая кожа наросла гораздо быстрее, чем предполагал характер ранения. Его противники в ту ночь были вооружены огнеметами. Обугленная кожа инфицированного не представляла такую угрозу, как просто вспоротая холодным оружием, поэтому в ход шло электричество или огонь. У Грэя были ожоги, изуродовавшие почти всю спину, но он шутил на эту тему и, казалось, не испытывал дискомфорт. Я знал, что он ради меня старается, чтоб я не волновался. Он не мог даже прислониться спиной, а значит боль все же была. Я старался не касаться ран и позволял ему выбирать позиций. Хотя, он всегда это делал без моего разрешения.
Перед рассветом я отдал ему носитель со всей собранной информацией, небольшую карту памяти в плоском пластиковом футляре. Он спрятал ее в карман куртки и ушел, одарив на прощание еще одним поцелуем и обещанием вскоре связаться. Я изо всех сил старался выглядеть оптимистом, даже улыбнулся и приободрил его, но когда дверь за ним закрылась, черное отчаяние вернулось. Тоска накатила с новой силой, сковала сердце льдом и заслонила рассветное небо. Я бросился на кровать и уснул без сновидений.
Меня поймали спустя два дня. Я понял это по взглядам руководства, обращенным в мою сторону и неожиданной внеплановой проверке нашего отдела. Мои коллеги, конечно, не понимали, в чем тут дело, но я сразу догадался, в чем они подозревают нас. Меня вызвали на последний этаж и два часа задавали самые бессмысленные вопросы. Невиновный не увидел бы под этим светским разговором по душам скрытого подтекста. Мне же было ясно, что в "Ньюлайф" обнаружена утечка информации и все следы ведут в "Райтвэй". Руководство начало издалека, стараясь найти мотив. Подозрительным могло быть все, что касалось связи с инфицированными, личной заинтересованности, выгоды от продажи средствам массовой информации или шпионаж для конкурентов. Я не подпадал ни под одну статью. У меня вообще еще не было знакомств в Нью-Йорке, а моя жизнь во Франции не указывала на связи с властями. Они не знали к чему придраться и, наверное, жалели, что не следили за мной сами, полагаясь на "теней". Министерство обороны не стало бы делиться с ними своей информацией, содержавшейся в моем досье, отчасти, злорадствуя, что в файле нет ничего подозрительного, но "Райтвэй" об этом никогда не узнает. Я был далек от этих интриг, да и не интересовался ими.
После беседы с главным менеджером я вернулся к себе и опять взялся за работу. Внешне я был абсолютно спокоен, но в голове лихорадочно искал путь к отступлению. О том, чтоб уехать, не могло быть и речи. Я должен был уйти с работы и найти новое жилье, но так, чтоб в корпорации не узнали об этом. Без Грэя я не смог бы это все провернуть, я был слишком заметен, оставил слишком много следов. Если корпорация объявит меня в розыск, полиция в два счета по отпечатку ладони вычислит новую квартиру. Мне необходимо было надежное укрытие, официальная защита властей. Грэй все это знал, так что я ждал и надеялся на него.
Вечером, когда он позвонил, я сообщил о своих подозрениях. Через час меня уже везли по улицам Нью-Йорка в офис министерства обороны. Мы с Грэем собрали все мои вещи, я оставил в компьютере письмо руководству и покинул нашу уютную квартирку навсегда. Мы оба уходили молча, каждый унося свои воспоминания. В письме я уведомлял руководство о том, что получил сообщение от родни и должен поспешно вернуться в Париж. Я обещал, что буду там недолго и через неделю вернусь на работу, просил прощения и выразил понимание, если они решат уволить меня за этот поступок. Честно говоря, мне было все равно, как они поступят. Конечно, сразу поймут, кто порылся в их мусоре, но хотя бы будут сбиты со следа. Для этих целей я заказал на свое имя билет на самолет до Парижа на завтрашнее утро и отправил часть вещей в аэропорт. Там их определят в специальный отсек хранилища личных вещей, где они будут дожидаться хозяина. Счет за билет и услуги аэропорта придет в офис.
-- Мы уедем из города, не волнуйся, – попытался приободрить меня Грэй, пока мы ехали. – Они тебя не достанут.
-- Уедем, куда? – удивился я.
-- В Вашингтон, – он улыбнулся. – Там заинтересовались файлами "Ньюлайф" и тобой. Расскажешь все и тогда посмотрим, кто победит на выборах.
-- Это точно? – обрадовался я. – Не думал, что все случится так быстро.
-- Нет времени откладывать в долгий ящик, – пояснил Грэй. – Это та информация, которая нанесет по Риду решающий удар. Это же чудо, что ты нашел ее.
-- Да, чудо, – помрачнев, ответил я.
-- Прости, – он тоже перестал улыбаться. Информация была не из веселых, несмотря на то, что послужит хорошему делу. Анри и его сестру это уже не вернет.
-- Ты еще поговоришь с генералом Уилсоном, – продолжал посвящать меня друг. – Ответишь на его вопросы, он тебя подготовит к встрече с президентом.
-- С президентом? – удивленно раскрыл глаза я.
Грэй усмехнулся, продолжая управлять автомобилем.
-- Похоже, за тобой установили наблюдение, – проговорил он, заметив в мониторе заднего обзора преследующую нас машину.
-- Это проблема? – спросил я, чувствуя неприятный холодок. Очень не хотелось, чтоб Грэй опять подвергал себя опасности.
-- Легенда с Парижем отпадает, – вздохнул он. – Разве что поедем в аэропорт и будем там крутиться до самого отлета.
-- Нет, пусть, – решил я. – Мне наплевать, что они подумают, я должен увидеться с генералом и ехать в Вашингтон. Нельзя терять время.
-- Какой ты, не верю, что это мой малыш Симон, – восхитился он.
-- Мне очень страшно, но я так зол, что почти не чувствую страха, – смутившись из-за его слов, ответил я.
-- Не бойся, они не будут нам препятствовать, – сказал он, положив руку мне на плечо и нежно сжав его. – Они просто следят.
-- Ты поедешь со мной? – спросил я, взглянув в его улыбающиеся глаза.
-- Конечно, я же твой охранник, – ответил он, и я тоже улыбнулся.
Встреча с генералом Уилсоном и еще парой его коллег, тоже ведущих это дело, была недолгой. Все высокие мужчины под пятьдесят, в военной форме, с аккуратными короткими стрижками и строгой выправкой, они смотрели на меня с нескрываемым удивлением. Я одевался впопыхах, футболка, байка с капюшоном, потертые джинсы и черные кеды с белыми шнурками. Заметно отросшие волосы были растрепаны, в руках компьютер, за спиной рюкзак с немногочисленными личными вещами. Вряд ли они так представляли себе респектабельного работника "корпорации зла". Рядом с ними я казался уличным мальчишкой. Грэй, неотступно следовавший за мной, оставался сзади, и это придавало уверенности.
Военные, смирившись с моим внешним видом, позволили мне сесть и попросили подробно рассказать о Софи и моем расследовании. Все это их удовлетворило, только тот факт, что я был бойфрендом ее брата, вызвал дополнительные вопросы. Пришлось рассказать и об Анри, который прежде их не интересовал как личность. Потом они посовещались, уточнили, нет ли у меня друзей или "особенных друзей" в Нью-Йорке. Я ответил, что нет, не моргнув и глазом. Тот, что представился Уилсоном, бросил испытующий взгляд куда-то позади меня. Я догадался, что он посмотрел на Грэя. Позднее Грэй объяснил, что потребовалось его подтверждение моим словам, ведь он следил за мной и все знал. Я был рад, что наша связь осталась секретом для всех. Кто знает, позволили бы они Грэю быть моим телохранителем и дальше, узнав о нас.
По окончании нашего сверхсекретного разговора, мы с Грэем отправились прямиком на близлежащую военную базу, а оттуда на самолете должны были добраться до Вашингтона. Министерство обороны уже атаковали звонками все городские чиновники, достаточно важные, чтоб позволить себе это. Две корпорации, что находились под прикрытием Рида, выступили с обвинениями и протестами. В Нью-Йорке началось открытое противостояние двух противоборствующих сил. Мы же благополучно покинули его и летели в столицу. Кроме Грэя меня сопровождали его товарищи. Уже знакомые мне Гай и Джек, два молодых парня, еще крупнее моего друга, которого они называли Найтом. Темнокожий Нил, и две дамы, Кристина, которую я тоже видел, и Анжела, рослая привлекательная блондинка с короткой стрижкой. Мы расселись в багажном отсеке военного самолета, оборудованного так, будто нам предстояло прыгать с парашютом где-то в середине маршрута. Заметив мой изучающий взгляд, кто-то из парней пошутил, что делать этого не придется, во всяком случае, в нынешнем плане нет такого, но кто знает, как все повернется. Я улыбнулся, не обижаясь на подшучивания. Мне достались в соседи Грэй и Кристина, поэтому во время полета я не скучал. Непринужденная болтовня моих новых знакомых отвлекала от цели путешествия и опасности, поджидающей теперь на каждом шагу. Они обсуждали свои вылазки, бои и ранения с легкостью, приобретающейся не за один месяц. Я слушал, понимая, что приходится видеть и делать этим еще молодым людям. В каком жестоком мире они живут, как рискуют, отправляясь каждый день на добровольную службу. Пока я трудился в офисе, среди уюта и роскоши своего нового кабинета, они бродили по ночным улицам, выискивая благодаря острому слуху и зрению потенциальных злоумышленников. Следили за ними, чтоб предотвратить нападение, или чтоб помочь их жертвам, если предупредить нападение не удавалось. Даже недюжинная сила и ловкость не могли гарантировать, что все они выживут после очередного патрулирования. Те, кто выходил на преступный промысел, были хорошо вооружены и подготовлены. Это не были простые граждане, неудовлетворенные режимом, а наемники, псы Рида и его шайки, бывшие головорезы, получившие новые задания и жертв. К концу полета я уже считал их всех родными, так понравились мне эти люди.
Прыгать с парашютом, в самом деле, не пришлось, к большому моему облегчению. Мы приземлились на одной из баз, где расстались ненадолго. Нас с Грэем отвезли в специально приготовленную квартиру, наши товарищи должны были рапортовать в местном штабе. Вашингтон я увидел издалека, потому что временное жилье было в пригороде. Небольшой заброшенный особняк, почти без мебели и электричества.
-- Я этому рад, – возразил на мои стенания Грэй.
Нас высадили напротив дома и автомобиль сразу уехал. Мы остались вдвоем.
-- Нет света, значит, нет камер, – пояснил он, разместившись в потрепанном кресле и оглядывая комнату.
Кроме этого кресла была странного вида кушетка, возможно, в прошлом полноценный диванчик, теперь лишившийся спинки. У стены стоял старый телевизор, на полу лежал пыльный коврик, потерявший цвет лет десять назад. Возле заколоченного окна имелся столик, у двери еще один, куда я рискнул положить компьютер.
-- Ты уверен? – я тоже оглядел потолок и стены с ободранными обоями.
-- По-моему, этот район нежилой, – поделился наблюдениями Грэй. – Скорее всего, тут эпидемия свирепствовала больше, чем в других местах. Вымерли все, а эти дома все, что от них осталось. Наверное, пойдут под снос.
Я вспомнил заброшенные кварталы в городке Анри, полупустой Париж.
-- Да и зачем жить в хибаре на окраине, если есть город, – проговорил я без энтузиазма.
-- Да, все нынче хотят жить в городах, – согласился Грэй.
-- Мы будем спать здесь? – спросил я, не решаясь сесть.
-- Я не буду спать, – ответил друг. – Мне не положено, я на службе. А ты можешь залезть в спальник.
Он указал кивком на свой рюкзак у входа.
-- Если честно, я вымотался, – признался я. – Лететь не близко, еще ехали сколько.
-- Поспи, я посторожу, – кивнул Грэй.
Он сам достал спальник и поманил меня к себе. Я последовал за ним. Мы поднялись на второй этаж, такой же облупленный, как первый. Грэй расстелил спальник на кровати и велел мне залезать в него, только кеды снять.
-- Как мы отсюда к президенту поедем? – спросил я, стряхивая с джинсов пыль, в которой успел вывозиться.
-- Ему неважно, как мы выглядим, я думаю, – успокоил меня друг.
-- А если кто-то предаст нас? Будет какая-нибудь утечка? Мы точно в безопасности? – не отставал я, забираясь в спальный мешок и устраиваясь поудобней.
-- Не знаю, но не думаю, что так будет, – проговорил Грэй после паузы. – Это в кино одни предатели. Тут давно все определились со сторонами. Будь среди нас предатель, "тени" первыми бы получили нож в спину.
Он еще что-то говорил, но я уснул, почувствовав себя в безопасности и слушая его приятный низкий голос. Он устроился на кровати рядом, не опасаясь испачкаться пылью, толстым слоем покрывавшей все вокруг. Продолжал убаюкивать меня рассказами, поглаживал мою кожу и волосы, один раз даже поцеловал. Я довольно заулыбался в ответ, но был слишком сонным, чтоб развить его во что-то большее. Я расслабился, понадеявшись, что все еще может сложиться хорошо.
Президент принял нас на следующий день. Мы отдохнули, привели себя в порядок, в отличие от электричества, вода в доме имелась. По пути в столицу нам дали еды, а Грэю порцию лекарства. Я заметил, что он во время путешествия не пил его и теперь выглядел уставшим и бледным. В черте города к эскорту присоединилась машина с другими "тенями". Грэй сообщил мне об этом, потому что я не отличал один черный внедорожник от другого, а он видел и чувствовал то, что не мог простой смертный.
Мы без приключений добрались до главного здания министерства обороны в столице. Прошли по длинным извилистым коридорам, спускались и поднимались, пока не приблизились к большой металлической двери, за которой был нужный кабинет. Мои охранники остались снаружи, я вошел один. В комнате без окон и с несколькими камерами слежения был стол и пара стульев. Человек в форме, находившийся тут, пригласил меня войти. Я повиновался. Президента еще не было. Мы с этим военным были единственными людьми в комнате. Он попросил прощения и сказал, что должен обыскать меня. Я не возражал. Это не заняло много времени, у меня при себе не было ничего. Два предыдущих поста с металлодетектором и охраной благополучно опустошили мои карманы, даже ремень с брюк сняли. Военный предложил сесть. Я сел. Время тянулось медленно, я волновался, думал о том, что буду говорить и о Грэе. Он оставался в коридоре. В голову лезли разные глупые мысли о предательстве и заговорах. Что если президент не придет, а вместо него нагрянут наемники? Перебьют всех нас, чтоб замести следы. Не может же корпорация, подобная "Райтвэй" так просто сдаться.
Щелчок в замке второй в помещении двери, заставил меня отбросить глупые домыслы и поднять взгляд от блестящей поверхности стола. В дверях появилась целая делегация во главе с невысоким мужчиной лет сорока пяти. Я видел президента Объединенной Америки по телевидению, поэтому узнал его. С ним были еще генералы и люди в штатском. Я невольно поднялся и вытянулся по струнке, как и мой новый знакомый. Президент поприветствовал нас и сел напротив. Один из его людей в штатском сел рядом. Я тоже медленно опустился на прежнее место.
-- Мсье Сен-Жан, благодарим за ваше сотрудничество, – начал президент, в жизни оказавшийся не таким величественным, как на агитационных плакатах времен войны и на экранах телевизоров. – Вы, как гражданин другой страны, не должны были подвергать себя риску, добывая эти сведения. Очень много сейчас поставлено на карту, и они позволят мне набрать необходимые голоса. Вы поможете Объединенной Америке остаться демократическим государством, где все равны и нет людей второго сорта.
Я растерянно кивнул, глядя на него во все глаза.
-- Жаль, что погибла ваша подруга, – продолжал президент, как видно не нуждавшийся в помощниках, произнося такие длинные пафосные речи. – Она станет символом освобождения нашей страны, ее очищения и возвращения к справедливости и братству.
Я опять кивнул, дожидаясь вопроса.
-- Мы предоставим вам убежище и защиту, – говорил он. – Вы должны будете выступить на суде, который состоится после выборов. Сейчас я не могу призвать сенатора Рида к ответу, только лишь скомпрометировать связью и покровительством корпорациям, совершившим преступные действия. Это дело будет иметь продолжение и от вас потребуется все ваше мужество. Они попытаются вас запугать, подкупить, но мы гарантируем вам безопасность, поэтому не волнуйтесь.
-- Я хотел бы попросить вас, – начал я нерешительно.
Все посмотрели на меня, президент смолк и кивнул.
-- Может мой друг, инфицированный, покинуть Америку? – проговорил я. – Французская сторона дала согласие принять его, если вы выпустите.
Он удивленно вскинул брови, но улыбнулся.
-- Поверьте, мсье Сен-Жан, когда материалы, добытые вами, станут достоянием общественности, ему ничего не будет угрожать, – проговорил он. – Но я даю согласие.
Он жестом подозвал одного из подчиненных и при мне велел выдать соответствующую бумагу. Мужчина отошел, чтоб все подготовить.
-- Еще что-то? – спросил президент, переводя взгляд на меня.
-- Нет, это все, что я прошу, – ответил я.
-- Что ж, формальности уладят мои сотрудники, – проговорил он, поднимаясь. – Вам спасибо за сотрудничество. Я вижу, что вы храбрый юноша и можете помочь нам в эту трудную минуту.
-- Я сделаю все, что будет в моих силах, – поддался его высокопарному тону я.
Почетный эскорт начал неспешно удаляться, после того, как ушел президент. Прежде он приложил ладонь к документу, о котором я просил. Это был пропуск для меня и моего спутника, кем бы он ни был. Я мог вывезти кого угодно. Конечно, прежде я должен дать показания, дожить до суда, а потом мы с Грэем уедем.
Выходя, я мечтал о будущем. Жизнь ничему не учила меня, иначе я знал бы, что это напрасная трата времени. Я вспомнил, как строил планы о нашем будущем с Анри и Софи. Следующими в памяти всплыли кадры с записи. "Простите, мадемуазель, ваш брат оказал сопротивление властям. Он был убит". Софи, беснующаяся в руках санитаров. Софи на столе хирурга. Существо, бывшее когда-то Софи…
-- Ну как прошло? – услышал я голос Грэя и встрепенулся.
Мы шли прочь по тем же коридорам. Он улыбался, как ни в чем не бывало, считал, что все позади. Конечно, он же не видел того, что видел я. Я не позволил ему смотреть, взял с него слово, что он не станет смотреть, во что превращают инфицированных в "Ньюлайф", желая вывести новый вид. Сильных, не обремененных интеллектом и эмоциям монстров, лишь отдаленно напоминавших людей. Я знал, что удовлетворительных результатов нет, что все эти люди подверглись жутким пыткам и были убиты напрасно, сверхсущества так и не получились у новых Франкенштейнов.
-- Хорошо, – ответил я Грэю, взглянув на него с тоской. Меня не отпускало плохое предчувствие. Меня трясло от переполнявших эмоций.
-- Нас поселят в другом месте, – рассказывал он.
Грэй не мог обнять меня, мы были на людях, а я так нуждался в его объятиях. Возможно, они помогли бы мне избавиться от этих ужасных мыслей, от воспоминаний. Но он шел рядом, только смотрел печально и понимал, что со мной не все хорошо вопреки заверениям.
Я так и не узнал, почему это произошло. Был ли среди "теней" предатель, или информацию передал кто-то другой? Как смогли противники президента обнаглеть настолько, что решились действовать так открыто? Как долго они поставляли информацию Риду и его корпорациям? Судя по тому, как долго я прожил, это случилось недавно. Судя по организации, они не намерены были сдаваться никогда.
Мы благополучно покинули здание министерства и без затруднений добрались до нового места жительства. Это был оживленный район Вашингтона, такой же футуристический, как и Нью-Йорк. Небоскребы делового центра, высотки жилых кварталов, зелень парковых зон, площадки для пеших прогулок, изолированные трассы скоростных дорог, словно артерии в организме мегаполиса. Пока мы ехали, я любовался достижениями человечества, смотрел на этот мир, словно жить оставалось минуты. Хотел вобрать его красоту всей душой. Я пожалел, что бросил живопись. В тот день мне захотелось изобразить большой город во всей красе. Особенно понравился сквер перед нашим новым домом. Просторная площадка, пересеченная наверху несколькими тоннелями трассы. На головокружительной высоте, прямо над нами, летели в непроницаемых колбах разноцветные капли новых автомобилей. Шум не достигал людей внизу. Они неспешно пересекали сквер, следуя по своим делам. Другая трасса была наземной, по ней мы и прибыли на место. Приближаясь к нужной остановке, машина внутри непроницаемой колбы меняла маршрут, выходя на открытый участок. Дальше можно было ехать по обычной дороге, в потоке других автомобилей, тоже направлявшихся по тому же адресу. Другие ехали навстречу, по соседней полосе, как когда-то в старых городах. Скорости были гораздо ниже, поток редел по мере приближения к жилому массиву.
Внутри группы высоток, тоже сверкавших глянцевыми боками, располагалась небольшая площадь и монумент жертвам войны. Гранитный ансамбль геометрических фигур, условно обозначавших людей. Они были черного цвета, громоздились над небольшими скамейками возле них, как еще один небоскреб. Над скамейками были специальные пластиковые навесы, укрывавшие людей от дождя или солнца. Я знал, что в солнечный день эти панели темнеют, становятся непроницаемыми для лучей, а в дождь они остаются прозрачными. У нас в Париже тоже были такие. Мне это напомнило дом. Я подумал о пропуске для Грэя в кармане, о своих мечтах.
Как вдруг это началось. Я не понял сразу, только почувствовал, как меня подхватили несколько крепких рук и потащили к зданию. Я оглядывался, искал глазами Грэя. Он остался снаружи с остальными товарищами. Они поспешно разбегались и прятались за скамейками, монументом, живыми изгородями, заключенными в каменные бордюры с двух сторон. В воздухе запахло каким-то химикатом, я увидел зеленоватый дым, стелящийся по плитам сквера.
Меня втолкнули в холл здания и теснили вглубь. Это были охранники. Люди в черной одежде и вооруженные огнестрельным оружием. Они стреляли, чтоб прикрыть оставшихся "теней". Я понял, что наступающие тоже стреляют. От скамеек и каменной ограды отлетали куски, резкие звуки вспарывали мерный гул живущего обычной жизнью города. Одна пуля угодила в дверь здания, она рассыпалась, словно бисер. Один из моих охранников упал, на светлый пол холла потекла его кровь.
Я искал взглядом Грэя, растерялся и не мог думать ни о чем другом. Что нужно бежать, прятаться, что все эти люди гибнут сейчас, защищая меня. А я стою и перебегаю взглядом по фигурам в сквере. У них было оружие и они применили его. Люди, случайно попавшие в перестрелку, кричали и падали на землю, чтоб не попасть на линию огня. Лежа, они прикрывали головы. Я смотрел на них, словно мне самому ничего не угрожало, со стороны, безучастно, как будто не принадлежал к их миру, будто меня вообще здесь не было.
Все вокруг звенело, пули рикошетили в стекла зданий, в стены позади меня. Оба охранника были мертвы, лежали на полу, истекая кровью, а я не двигался. Я видел Гая, он отстреливался и перебирался ближе к нападавшим. Скользил, как призрак, от одного декоративного растения, закованного в камень, к другому. Пули выбивали из гранита куски, камень крошился и сыпался на плиты. Джек обходил нападавших с другой стороны. Мне не видно было наемников, они укрылись среди машин, скорее всего, приехав в одной из них. Целая артерия автомобилей замерла на подступах к скверу. Одна преградила путь и все прочие останавливались автоматически. Люди в панике покинули салоны и нашли укрытие где-то за пределами сквера. Тем, кто был в нем, повезло меньше, все они уже были мертвы.
Кристина, прятавшаяся за ближайшей колонной под сводом моего здания, обернулась и кивком велела мне уходить внутрь. Я перевел взгляд на Грэя. Он прятался за скамейкой, самым ненадежным укрытием. Его меткие выстрелы достигали целей, но противников оказалось больше. Я видел, как пули попадают в его тело. Одна вошла в плечо, заставив его развернуться и выронить оружие, вторая попала в грудь, еще одна в ногу. В следующий миг он уже лежал на земле, подобно моим охранникам. Гай и Джек из более укрепленных мест сняли еще несколько человек, оба были ранены, но не так опасно, как Грэй.
Раздался шум приближавшегося вертолета. С неба спустились солдаты, стреляя еще с воздуха. Несколько мгновений и все закончилось. Вертолет улетел, солдаты штурмовали мертвую артерию наземной трассы, выискивая затаившихся наемников. Гай, Джек, Кристина и Нил покинули свои укрытия. Грэй и Анжела были мертвы. Я знал это, потому что уже какое-то время стоял над его телом.
Я пошел к нему, как только увидел, что он упал. Где-то над головой тогда появился вертолет, гранит еще сыпался из-за попадавших в него пуль, но мне было все равно. Я не замечал ничего и смерть словно нарочно обходила меня. На мне не было ни царапины, только гранитная крошка хрустела под подошвами кед. Я не плакал, не бежал, я был как загипнотизированный, как человек, давно знавший о событии и не удивившийся ему, когда час пришел.
Нил и Гай подняли тело друга и уложили на скамейку, не спасшую ему жизнь. Кристина плакала, прикрыв лицо окровавленной ладонью. Джек нес тело Анжелы, чтоб положить возле нас на свободную скамью. Я встал рядом с Грэем на колени и смотрел ему в лицо. Оно было бледным, умиротворенным, глаза закрыты, изо рта еще текла струйка крови.
Товарищи стояли рядом, склонив головы над погибшими. Они ничего мне не говорили и не удивлялись моему поведению. Им было не до меня, они потеряли друзей. Я заметил, как тихо стало вокруг, мертвая тишина. Даже прибывшие на подмогу солдаты не нарушали ее, тоже осторожно подбирая тела убитых в перестрелке людей. Те, что выжили, окружили сквер плотным кольцом и теперь наблюдали. Многие плакали, все были ошеломлены наглым вторжением в их мирную жизнь, бессмысленной гибелью более десятка людей.
Я же оплакивал одного единственного человека. Оплакивал без слез. Я не плакал, потому что был готов к этому. Я истратил все слезы в те ночи, что провел в мучительных размышлениях о нашем будущем. Когда понимал, что его нет. Пусть я отчаянно цеплялся за любые возможности и шансы, даже раздобыл пропуск для Грэя, все это было бессмысленно. Он сам знал, что не жилец, а вскоре и я понял это. Судьба, предопределение, случайность, я не знал, что именно привело нас обоих на эту скамейку. Его мертвого, меня живого. Но я знал, что будет дальше. Я знал это, когда шел к нему, в потоке летящих пуль, под прозрачными тоннелями высоко над головой, в неистовом танце смерти, собиравшей в этот день богатый урожай. Я знал, что она не возьмет меня сейчас, потому что я и без того шел к ней навстречу добровольно.
Солдаты ахнули и не успели остановить меня. Я склонился и поцеловал Грэя, накрыв губами его окровавленные губы, чувствуя вкус его крови и умиротворение.
-- Я иду к тебе, – сказал я прежде, чем меня подхватили и оторвали от него две пары крепких рук.
пятница, 25 сентября 2015
читать дальше
После той ночи мы не расставались. Грэй сдержал слово. Мы проводили все время вместе, кроме моих рабочих часов. Он больше не дежурил под дверью, а выполнял какие-то другие поручения своих руководителей. Никто ничего не заподозрил, на людях мы держались безразлично по отношению друг к другу. Я делал вид, что его нет, он делал вид, что подозревает меня в чем-то. Наши вылазки в город становились все реже, мы покупали готовую еду в магазине или заказывали в ресторане на дом. Это была распространенная практика и пришлась очень кстати. После работы служебный автомобиль вез меня домой, и Грэй, находившийся в своей квартире, сразу спускался. Мы вместе ужинали, смотрели телевидение или какой-нибудь фильм, иногда просто валялись у меня в спальной, предаваясь любви под легкую музыку.
Иногда мне казалось, что мы вернулись в детство, просто вместо занятий приходилось ездить в офис. У нас было много тем для бесед, было неизменно весело вдвоем и интересно. Мы в подробностях узнали о жизни каждого, иногда в мельчайших подробностях. Грэй так и не поверил, что я встречался с одним единственным парнем. Я, в свою очередь, не верил тому космическому числу партнеров, что он себе приписывал. Правда, когда он затевал свои игры с моим телом, я начинал склоняться к тому, что бы все же поверить.
Так прошло больше месяца, того чудного сказочного месяца, о котором я говорил. Время, когда я понял, что быть счастливым – это быть рядом с любимым человеком. Что бы мы ни делали, это приносило удовольствие обоим.
Мир за окнами нашего уютного уголка тем временем менялся. Близилось время выборов, когда Объединенная Америка должна была разделиться на два противоборствующих лагеря. С одной стороны находился нынешний президент, отбывавший уже второй срок подряд и не имевший права на переизбрание, с другой, сенатор Рид, метивший на его место. Президент, понимавший, что без него страна опять рискует погрязнуть во внутренних конфликтах, внес смелый законопроект, продлевавший его полномочия еще на три года. Сторонники приняли идею с энтузиазмом, многие люди поддержали его, но были и те, кто посчитал это нарушением конституции и законов демократии. Вместе с Ридом, по понятным причинам не желавшим такого поворота, они составили большинство. Опросы общественного мнения показывали рост его популярности и все прогнозы складывались в его пользу. Дни инфицированных, до сих пор остававшихся на свободе, были сочтены. Сколько бы ни было сочувствующих, их не хватало для победы нынешнего президента в третий раз, хотя он все же сумел добиться того, что его кандидатура была среди претендентов.
Полномочия военных были значительно сокращены, отряд "теней" расформирован. До знаменательного дня оставалось не более двух недель, а деятельность по ограничению прав инфицированных уже была заметна. Их больше не пускали везде, сокращали с работы, куда брали по распоряжению президента, участились нападения и убийства. Казалось, не хватает только благословения нового президента, чтоб гонения начались открыто. Никто не думал, к чему приведет эта травля. Загнанные в угол инфицированные представляли угрозу гораздо большую, чем живущие мирно. Инфекция в их крови была их оружием. Но эти рассуждения не мешали учащавшимся нападениям. Когда человек желает убить, может быть пугающе изобретательным. Инфицированных душили, топили, сжигали и травили, как вредных грызунов. Такая смерть не вызывала кровопотери и риск заразиться у нашедших тела был минимален, тем более у убийц. Яд применяли везде, как когда-то в далеком прошлом. Но даже эти участившиеся случаи не пошатнули позиций Рида. Всем было жаль невинные жертвы, но своя жизнь всегда дороже чужой.
На нас это сказалось не так ощутимо, потому что Грэй оставался на службе в министерстве обороны. Я жил в своей квартире, он в соседней, еще закрепленной за ним. Грэй предупредил, что в конце месяца должен будет освободить ее, его организация заметет следы, и там поселятся обычные люди. После этого мы не сможем встречаться у меня, это будет заметно моим работодателям.
-- Что же тогда делать? – задал я ожидаемый вопрос. – Нельзя ждать, когда начнутся чистки. Ты должен уехать из Америки. Мое предложение еще в силе.
Мы ехали в машине ко мне домой. Он был за рулем, потому что я так и не научился до сих пор управлять автомобилем.
-- Сбежать? – с недоброй улыбкой уточнил он, не сводя глаз с дороги.
-- Даже если и так, – возмутился я. – Хочешь умереть, как мученик? А я?
Он посмотрел на меня, на нем не было очков и я смог понять взгляд. Ему не было весело, как и мне.
-- А твои родные? Что они на это скажут? – спросил он после недолгих раздумий. Это мы впервые вернулись к подобной теме после того разговора на кухне, после которого переспали.
-- Я уже спрашивал, – самодовольно ответил я. – Мама согласна. Сказала, что будет рада моему парню. Она переживала обо мне, когда я жил сам.
-- Так рада, что готова принять в семью зараженного, – покачал головой Грэй.
-- Еще отговорки? – ждал я. – Когда примут закон об ограничении передвижения инфицированных, ты не сможешь уехать. Надо решать сейчас.
-- Старый свет не отстанет от нового, – он посмотрел на меня печально. – Все знают, что инфицированные сейчас массово иммигрируют в Европу и Азию. Скоро там тоже начнут чистки, а может что похуже.
-- Так, давай решать проблемы по мере возникновения, – рассудил я. – Пока во Франции никаких разговоров об этом нет. Там ты будешь свободным человеком, будешь жить за городом, в особняке. Ты будешь со мной, Грэй. Аргантаэль, прислушайся ко мне, прошу. Неужели так важно до последнего отстаивать свои права? Я хочу, чтоб ты жил, был свободен.
-- Я обещаю, что серьезно подумаю, – решил он, улыбнувшись мне. – У нас еще есть целая неделя. Мне очень нравится наша квартирка, эта жизнь. Я хочу продлить ее максимально.
-- Хорошо, – я сдался.
Мы подъехали к парковке. Там собралась какая-то группа людей. Я не сразу понял, что они вооружены и в защитных масках. Завидев нашу машину, они замерли и следили за ней взглядами через пуленепробиваемый пластик масок.
-- Не хорошо, – сказал Грэй. Он весь подобрался и стиснул руль.
-- Уедем, – сказал я, но, обернувшись, увидел, что ворота позади закрылись и часть людей стоит возле них. Мы были окружены, путь назад отрезан, впереди бетонная стена гаража, по бокам ряды машин.
-- Сделай все, чтоб они поверили, что ты меня ненавидишь, – проговорил Грэй, медленно приближаясь к группе у лифта.
-- Что?! – начал возмущаться я.
-- Замолчи! – прорычал он. – Я тебя выпущу, ты сразу беги к ним. Ищи среди них укрытие. Скажи, что я твой охранник, что ты от меня устал. Убеди их, я тебя умоляю.
Я смотрел на него полными ужаса глазами, догадываясь, что сейчас будет.
-- Набери Гая, скажи ему: "Ситуация "дохлая кошка". Он задаст вопросы, ты ответишь, но чтоб эти ребята не слышали, – продолжал он очень быстро, свободной рукой вынул свой коммуникатор и протянул мне. – Иди к себе и запрись. Я приду позже.
-- Грэй… – трясясь от страха и волнения, протянул я.
-- Сделай все, так ты поможешь мне, – он посмотрел на меня решительно. В его взгляде было столько уверенности мужества и силы, что я невольно кивнул и начал искать нужный номер в памяти коммуникатора.
-- Не сейчас, когда будешь в лифте, – он накрыл аппарат ладонью.
Я спрятал его в карман куртки, испуганно глядя на толпу. Их было не менее шести, еще столько же у ворот, но те не шли за нами. Как видно, они охраняли въезд от случайных свидетелей.
-- Будь смелым, Симон, – с улыбкой проговорил Грэй, когда машина остановилась, и ее окружили злодеи. – Верь в меня и будь смелым.
С этими словами он открыл дверцу и шагнул из салона. Люди в масках попятились, их лица трудно было разглядеть через пластик, но все же можно было. Грэй двигался медленно, удерживая всех их в поле зрения. Он обошел машину и открыл дверцу с моей стороны. Как только его рука коснулась моего локтя, меня словно ударило током. Я оттолкнул его руку и сам выбрался.
-- Мистер Сен-Жан, вы теперь в безопасности, – сказал один из ребят. Я понял, что они вооружены какими-то металлическими дубинами. Двое шнурами, еще один поигрывал шокером. Мое сердце остановилось. Они меня знали и пришли, чтоб защитить от Грэя. – Корпорация заботится о своих людях. Мы избавим вас от этой пиявки.
-- Да, давно пора, – ответил я, отходя от машины и пробираясь к лифту.
-- Можете посмотреть, – предложил кто-то. – Мы постараемся обойтись без крови.
Грэй стоял возле машины, внимательно изучая противников и, казалось, не слушал наш разговор.
-- Не хочу рисковать, – брезгливо фыркнул я.
Они обменялись взглядами. Я понял, что они думают. Решили, как видно, что я просто не хочу пачкать руки, участвуя в линчевании.
-- Тоже верно, – кивнул кто-то. – Могут подумать на вас.
Я не стал поддерживать с ними светскую беседу и пошел к лифту, сохраняя осанку королевской особы. Как только я вышел из круга, они начали атаку. Я не мог просто идти, слыша их призывы к убийству моего друга. Сжимая в руке коммуникатор, я обернулся. Грэя на прежнем месте уже не было, вместо этого на земле лежал один из наемников со сломанной шеей. Остальные сгрудились где-то позади машины, но ненадолго. Сначала отлетел один, потом второй. Оружие выпало из их рук, загремело и покатилось по бетону. Грэй обрушивал на них страшные удары, я слышал хруст костей, предсмертные вскрики, грохот падающих на кузова автомобилей тел. Дрожащими пальцами я активировал вызов Гая. Я так и не зашел в лифт, только жал на кнопку вызова.
-- Да? – услышал я его голос в динамике.
-- "Дохлая кошка", – хрипло проговорил я.
-- Найт? – переспросил он недоверчиво.
-- Нет, у него неприятности, – отвечал я, глядя с ужасом и благоговением, как Грэй один разбрасывает в разные стороны здоровенных вооруженных мужчин. Он двигался быстро, как ветер, легко и грациозно. Удары дубин приходились мимо цели, шокер поразил одного из своих и его владелец тут же был отброшен на несколько метров. Упав на бетон, он только вскрикнул и еще долго не поднимался. От ворот спешила подмога.
-- Сколько их? – спросил Гай.
-- Пока двенадцать, – отвечал я.
-- Адрес, активируй спутниковое позиционирование, если не знаешь, – потребовал решительно собеседник.
Я назвал адрес. Дальше связь оборвалась. Приехал лифт. Я попятился в него, еще глядя на то, как Грэй отражает обрушивающиеся на него удары. Я молил только об одном, чтоб никто из злодеев не обезумел настолько, чтоб открыть огонь.
Когда дверь лифта закрылась передо мной, "тень" разделалась с первой половиной нападавших и направилась навстречу второй.
Выйдя из лифта, я был мертвенно бледен и дрожал, словно в лихорадке. Я не мог попасть картой в сканер, думая о Грэе, о том, жив ли он еще. Нервы сдали, и я потерял сознание. Просто грохнулся в обморок под дверью.
Меня привели в чувство легкие удары по щекам. Я взвился, повторяя имя Грэя и осматриваясь по сторонам. Он сидел рядом на кровати. Я бросился ему на шею и стиснул так, что он крякнул и засмеялся.
-- Убьешь, – отстраняясь, проговорил он.
-- Надо уезжать, убираться отсюда, – заговорил я, вцепившись в него мертвой хваткой. – Сегодня же. Купим билет на самолет и все, goodbye Америка.
-- Успокойся, Симон, – попросил он с мягкой улыбкой. – Тише. Отдохни.
-- К черту! – вырывался я. – Тебя могли убить! Из-за меня. Это корпорация их послала, и еще пришлет. Тебе нельзя быть со мной. Уедем.
Я чуть не плакал, глядя на него с мольбой.
Он опустил взгляд. Потом медленно встал и активировал экран телевизора. Среди мелькавших картинок выбрал одну и сделал громче.
"По распоряжению специальной комиссии, в составе которой члены правительства, ведущие специалисты медицины и послы иностранных держав, границы Объединенной Америки будут закрыты для инфицированных. Это поможет избежать распространения вируса и усугубления ситуации в мире. Третьи страны, где уже остро стоит вопрос с синдромом повышенной чувствительности, не могут справиться с наплывом эмигрантов из Объединенной Америки. Европа просит применения мер, поскольку число прибывших больных превысило все допустимые нормы. Мы просим инфицированных не пытаться покинуть свою страну. Правительство гарантирует вам безопасность и лечение. Случаи нападений строго пресекаются, виновные понесут заслуженное наказание. Вам ничего не угрожает, бояться нечего. Сохраняйте спокойствие. Вы в безопасности".
Я смотрел на приятное улыбающееся лицо женщины, говорившей все это с экрана, и не верил. Мы опоздали. Я опоздал, не сумел найти аргументы и уговорить Грэя, заставить его уехать, а теперь было поздно.
-- Я поговорю с мамой, – произнес я после паузы, глядя остекленевшим взглядом на погасший экран. – Она найдет средства и нужных людей. Тебе разрешат въезд во Францию. Твои генералы должны помочь тебе выехать.
Я посмотрел на него. Он печально улыбнулся.
-- Нет, Симон, ничего не получится.
-- Мы хотя бы попробуем! – возмутился я. – Почему ты никогда не слушаешь меня?!
Я не сдержался и заплакал. Меня охватило отчаяние и страх за Грэя. Еще ужасней, чем внизу. Я опять мог потерять его, а все из-за его упрямства. Он хотел обнять меня, но я сопротивлялся, отталкивал его, бил кулаками в грудь, чтоб он не возражал, чтоб делал то, что я прошу. Вскоре моя истерика переросла в простые рыдания. Я обессилел и рухнул в его объятия. Он прижал меня и утешал. Говорил какую-то чушь про то, что все будет хорошо. Я смеялся сквозь слезы. Он, наверное, решил, что я свихнулся, но продолжал ласкать и шептать утешения.
Мне потребовалось несколько часов, чтоб смириться с истиной. Это была наша последняя ночь в этой квартире. Завтра утром он уйдет и исчезнет из моего окружения. Где и как мы встретимся, ни он, ни я не знали.
-- Ты бросаешь меня, – шептал я, когда он был со мной в эту ночь. – Это конец.
-- Нет, я вернусь, – отвечал он, прижимаясь ко мне сзади своим горячим обнаженным телом и целуя.
-- Это конец, – не соглашался я. Опять наворачивались слезы, я глотал их молча, и сжимал его руки на моей груди.
-- Я вернусь, я никуда не денусь, – уверял он, и объятия становились болезненно крепкими. – Я обещал, что не брошу, и я не брошу. Мы будем вместе до конца, до моего последнего вздоха.
-- Почему все так? – притянув его руку к губам, шептал я. – Почему мы не можем просто быть вместе? Почему этот проклятый мир опять разлучает нас?
-- Никто нас не разлучает, – ответил он, освободив руку и скользнув по моему животу. – Я вернусь.
Наутро я проснулся от прикосновения его губ. Он уже оделся и пришел попрощаться. Я взял себя в руки и даже выдавил кое-какую улыбку. Мы условились, что я буду жить как прежде, не вызывая подозрений. Он на время скроется из поля зрения корпорации, но мне даст знать о себе и своем местонахождении. У него были все мои контакты, у меня ни одного его. Я чувствовал, что повторяется история с Анри, но не мог остановить Грэя. Со мной ему было опасно.
Так закончилась моя счастливая жизнь в Нью-Йорке. В то последнее утро я ощутил, что какой-то этап в жизни прошел и то, что будет дальше, приведет меня к печальному финалу, к потере Грэя. Это было хуже смерти, хуже третьей мировой войны и эпидемии новой чумы.
После той ночи мы не расставались. Грэй сдержал слово. Мы проводили все время вместе, кроме моих рабочих часов. Он больше не дежурил под дверью, а выполнял какие-то другие поручения своих руководителей. Никто ничего не заподозрил, на людях мы держались безразлично по отношению друг к другу. Я делал вид, что его нет, он делал вид, что подозревает меня в чем-то. Наши вылазки в город становились все реже, мы покупали готовую еду в магазине или заказывали в ресторане на дом. Это была распространенная практика и пришлась очень кстати. После работы служебный автомобиль вез меня домой, и Грэй, находившийся в своей квартире, сразу спускался. Мы вместе ужинали, смотрели телевидение или какой-нибудь фильм, иногда просто валялись у меня в спальной, предаваясь любви под легкую музыку.
Иногда мне казалось, что мы вернулись в детство, просто вместо занятий приходилось ездить в офис. У нас было много тем для бесед, было неизменно весело вдвоем и интересно. Мы в подробностях узнали о жизни каждого, иногда в мельчайших подробностях. Грэй так и не поверил, что я встречался с одним единственным парнем. Я, в свою очередь, не верил тому космическому числу партнеров, что он себе приписывал. Правда, когда он затевал свои игры с моим телом, я начинал склоняться к тому, что бы все же поверить.
Так прошло больше месяца, того чудного сказочного месяца, о котором я говорил. Время, когда я понял, что быть счастливым – это быть рядом с любимым человеком. Что бы мы ни делали, это приносило удовольствие обоим.
Мир за окнами нашего уютного уголка тем временем менялся. Близилось время выборов, когда Объединенная Америка должна была разделиться на два противоборствующих лагеря. С одной стороны находился нынешний президент, отбывавший уже второй срок подряд и не имевший права на переизбрание, с другой, сенатор Рид, метивший на его место. Президент, понимавший, что без него страна опять рискует погрязнуть во внутренних конфликтах, внес смелый законопроект, продлевавший его полномочия еще на три года. Сторонники приняли идею с энтузиазмом, многие люди поддержали его, но были и те, кто посчитал это нарушением конституции и законов демократии. Вместе с Ридом, по понятным причинам не желавшим такого поворота, они составили большинство. Опросы общественного мнения показывали рост его популярности и все прогнозы складывались в его пользу. Дни инфицированных, до сих пор остававшихся на свободе, были сочтены. Сколько бы ни было сочувствующих, их не хватало для победы нынешнего президента в третий раз, хотя он все же сумел добиться того, что его кандидатура была среди претендентов.
Полномочия военных были значительно сокращены, отряд "теней" расформирован. До знаменательного дня оставалось не более двух недель, а деятельность по ограничению прав инфицированных уже была заметна. Их больше не пускали везде, сокращали с работы, куда брали по распоряжению президента, участились нападения и убийства. Казалось, не хватает только благословения нового президента, чтоб гонения начались открыто. Никто не думал, к чему приведет эта травля. Загнанные в угол инфицированные представляли угрозу гораздо большую, чем живущие мирно. Инфекция в их крови была их оружием. Но эти рассуждения не мешали учащавшимся нападениям. Когда человек желает убить, может быть пугающе изобретательным. Инфицированных душили, топили, сжигали и травили, как вредных грызунов. Такая смерть не вызывала кровопотери и риск заразиться у нашедших тела был минимален, тем более у убийц. Яд применяли везде, как когда-то в далеком прошлом. Но даже эти участившиеся случаи не пошатнули позиций Рида. Всем было жаль невинные жертвы, но своя жизнь всегда дороже чужой.
На нас это сказалось не так ощутимо, потому что Грэй оставался на службе в министерстве обороны. Я жил в своей квартире, он в соседней, еще закрепленной за ним. Грэй предупредил, что в конце месяца должен будет освободить ее, его организация заметет следы, и там поселятся обычные люди. После этого мы не сможем встречаться у меня, это будет заметно моим работодателям.
-- Что же тогда делать? – задал я ожидаемый вопрос. – Нельзя ждать, когда начнутся чистки. Ты должен уехать из Америки. Мое предложение еще в силе.
Мы ехали в машине ко мне домой. Он был за рулем, потому что я так и не научился до сих пор управлять автомобилем.
-- Сбежать? – с недоброй улыбкой уточнил он, не сводя глаз с дороги.
-- Даже если и так, – возмутился я. – Хочешь умереть, как мученик? А я?
Он посмотрел на меня, на нем не было очков и я смог понять взгляд. Ему не было весело, как и мне.
-- А твои родные? Что они на это скажут? – спросил он после недолгих раздумий. Это мы впервые вернулись к подобной теме после того разговора на кухне, после которого переспали.
-- Я уже спрашивал, – самодовольно ответил я. – Мама согласна. Сказала, что будет рада моему парню. Она переживала обо мне, когда я жил сам.
-- Так рада, что готова принять в семью зараженного, – покачал головой Грэй.
-- Еще отговорки? – ждал я. – Когда примут закон об ограничении передвижения инфицированных, ты не сможешь уехать. Надо решать сейчас.
-- Старый свет не отстанет от нового, – он посмотрел на меня печально. – Все знают, что инфицированные сейчас массово иммигрируют в Европу и Азию. Скоро там тоже начнут чистки, а может что похуже.
-- Так, давай решать проблемы по мере возникновения, – рассудил я. – Пока во Франции никаких разговоров об этом нет. Там ты будешь свободным человеком, будешь жить за городом, в особняке. Ты будешь со мной, Грэй. Аргантаэль, прислушайся ко мне, прошу. Неужели так важно до последнего отстаивать свои права? Я хочу, чтоб ты жил, был свободен.
-- Я обещаю, что серьезно подумаю, – решил он, улыбнувшись мне. – У нас еще есть целая неделя. Мне очень нравится наша квартирка, эта жизнь. Я хочу продлить ее максимально.
-- Хорошо, – я сдался.
Мы подъехали к парковке. Там собралась какая-то группа людей. Я не сразу понял, что они вооружены и в защитных масках. Завидев нашу машину, они замерли и следили за ней взглядами через пуленепробиваемый пластик масок.
-- Не хорошо, – сказал Грэй. Он весь подобрался и стиснул руль.
-- Уедем, – сказал я, но, обернувшись, увидел, что ворота позади закрылись и часть людей стоит возле них. Мы были окружены, путь назад отрезан, впереди бетонная стена гаража, по бокам ряды машин.
-- Сделай все, чтоб они поверили, что ты меня ненавидишь, – проговорил Грэй, медленно приближаясь к группе у лифта.
-- Что?! – начал возмущаться я.
-- Замолчи! – прорычал он. – Я тебя выпущу, ты сразу беги к ним. Ищи среди них укрытие. Скажи, что я твой охранник, что ты от меня устал. Убеди их, я тебя умоляю.
Я смотрел на него полными ужаса глазами, догадываясь, что сейчас будет.
-- Набери Гая, скажи ему: "Ситуация "дохлая кошка". Он задаст вопросы, ты ответишь, но чтоб эти ребята не слышали, – продолжал он очень быстро, свободной рукой вынул свой коммуникатор и протянул мне. – Иди к себе и запрись. Я приду позже.
-- Грэй… – трясясь от страха и волнения, протянул я.
-- Сделай все, так ты поможешь мне, – он посмотрел на меня решительно. В его взгляде было столько уверенности мужества и силы, что я невольно кивнул и начал искать нужный номер в памяти коммуникатора.
-- Не сейчас, когда будешь в лифте, – он накрыл аппарат ладонью.
Я спрятал его в карман куртки, испуганно глядя на толпу. Их было не менее шести, еще столько же у ворот, но те не шли за нами. Как видно, они охраняли въезд от случайных свидетелей.
-- Будь смелым, Симон, – с улыбкой проговорил Грэй, когда машина остановилась, и ее окружили злодеи. – Верь в меня и будь смелым.
С этими словами он открыл дверцу и шагнул из салона. Люди в масках попятились, их лица трудно было разглядеть через пластик, но все же можно было. Грэй двигался медленно, удерживая всех их в поле зрения. Он обошел машину и открыл дверцу с моей стороны. Как только его рука коснулась моего локтя, меня словно ударило током. Я оттолкнул его руку и сам выбрался.
-- Мистер Сен-Жан, вы теперь в безопасности, – сказал один из ребят. Я понял, что они вооружены какими-то металлическими дубинами. Двое шнурами, еще один поигрывал шокером. Мое сердце остановилось. Они меня знали и пришли, чтоб защитить от Грэя. – Корпорация заботится о своих людях. Мы избавим вас от этой пиявки.
-- Да, давно пора, – ответил я, отходя от машины и пробираясь к лифту.
-- Можете посмотреть, – предложил кто-то. – Мы постараемся обойтись без крови.
Грэй стоял возле машины, внимательно изучая противников и, казалось, не слушал наш разговор.
-- Не хочу рисковать, – брезгливо фыркнул я.
Они обменялись взглядами. Я понял, что они думают. Решили, как видно, что я просто не хочу пачкать руки, участвуя в линчевании.
-- Тоже верно, – кивнул кто-то. – Могут подумать на вас.
Я не стал поддерживать с ними светскую беседу и пошел к лифту, сохраняя осанку королевской особы. Как только я вышел из круга, они начали атаку. Я не мог просто идти, слыша их призывы к убийству моего друга. Сжимая в руке коммуникатор, я обернулся. Грэя на прежнем месте уже не было, вместо этого на земле лежал один из наемников со сломанной шеей. Остальные сгрудились где-то позади машины, но ненадолго. Сначала отлетел один, потом второй. Оружие выпало из их рук, загремело и покатилось по бетону. Грэй обрушивал на них страшные удары, я слышал хруст костей, предсмертные вскрики, грохот падающих на кузова автомобилей тел. Дрожащими пальцами я активировал вызов Гая. Я так и не зашел в лифт, только жал на кнопку вызова.
-- Да? – услышал я его голос в динамике.
-- "Дохлая кошка", – хрипло проговорил я.
-- Найт? – переспросил он недоверчиво.
-- Нет, у него неприятности, – отвечал я, глядя с ужасом и благоговением, как Грэй один разбрасывает в разные стороны здоровенных вооруженных мужчин. Он двигался быстро, как ветер, легко и грациозно. Удары дубин приходились мимо цели, шокер поразил одного из своих и его владелец тут же был отброшен на несколько метров. Упав на бетон, он только вскрикнул и еще долго не поднимался. От ворот спешила подмога.
-- Сколько их? – спросил Гай.
-- Пока двенадцать, – отвечал я.
-- Адрес, активируй спутниковое позиционирование, если не знаешь, – потребовал решительно собеседник.
Я назвал адрес. Дальше связь оборвалась. Приехал лифт. Я попятился в него, еще глядя на то, как Грэй отражает обрушивающиеся на него удары. Я молил только об одном, чтоб никто из злодеев не обезумел настолько, чтоб открыть огонь.
Когда дверь лифта закрылась передо мной, "тень" разделалась с первой половиной нападавших и направилась навстречу второй.
Выйдя из лифта, я был мертвенно бледен и дрожал, словно в лихорадке. Я не мог попасть картой в сканер, думая о Грэе, о том, жив ли он еще. Нервы сдали, и я потерял сознание. Просто грохнулся в обморок под дверью.
Меня привели в чувство легкие удары по щекам. Я взвился, повторяя имя Грэя и осматриваясь по сторонам. Он сидел рядом на кровати. Я бросился ему на шею и стиснул так, что он крякнул и засмеялся.
-- Убьешь, – отстраняясь, проговорил он.
-- Надо уезжать, убираться отсюда, – заговорил я, вцепившись в него мертвой хваткой. – Сегодня же. Купим билет на самолет и все, goodbye Америка.
-- Успокойся, Симон, – попросил он с мягкой улыбкой. – Тише. Отдохни.
-- К черту! – вырывался я. – Тебя могли убить! Из-за меня. Это корпорация их послала, и еще пришлет. Тебе нельзя быть со мной. Уедем.
Я чуть не плакал, глядя на него с мольбой.
Он опустил взгляд. Потом медленно встал и активировал экран телевизора. Среди мелькавших картинок выбрал одну и сделал громче.
"По распоряжению специальной комиссии, в составе которой члены правительства, ведущие специалисты медицины и послы иностранных держав, границы Объединенной Америки будут закрыты для инфицированных. Это поможет избежать распространения вируса и усугубления ситуации в мире. Третьи страны, где уже остро стоит вопрос с синдромом повышенной чувствительности, не могут справиться с наплывом эмигрантов из Объединенной Америки. Европа просит применения мер, поскольку число прибывших больных превысило все допустимые нормы. Мы просим инфицированных не пытаться покинуть свою страну. Правительство гарантирует вам безопасность и лечение. Случаи нападений строго пресекаются, виновные понесут заслуженное наказание. Вам ничего не угрожает, бояться нечего. Сохраняйте спокойствие. Вы в безопасности".
Я смотрел на приятное улыбающееся лицо женщины, говорившей все это с экрана, и не верил. Мы опоздали. Я опоздал, не сумел найти аргументы и уговорить Грэя, заставить его уехать, а теперь было поздно.
-- Я поговорю с мамой, – произнес я после паузы, глядя остекленевшим взглядом на погасший экран. – Она найдет средства и нужных людей. Тебе разрешат въезд во Францию. Твои генералы должны помочь тебе выехать.
Я посмотрел на него. Он печально улыбнулся.
-- Нет, Симон, ничего не получится.
-- Мы хотя бы попробуем! – возмутился я. – Почему ты никогда не слушаешь меня?!
Я не сдержался и заплакал. Меня охватило отчаяние и страх за Грэя. Еще ужасней, чем внизу. Я опять мог потерять его, а все из-за его упрямства. Он хотел обнять меня, но я сопротивлялся, отталкивал его, бил кулаками в грудь, чтоб он не возражал, чтоб делал то, что я прошу. Вскоре моя истерика переросла в простые рыдания. Я обессилел и рухнул в его объятия. Он прижал меня и утешал. Говорил какую-то чушь про то, что все будет хорошо. Я смеялся сквозь слезы. Он, наверное, решил, что я свихнулся, но продолжал ласкать и шептать утешения.
Мне потребовалось несколько часов, чтоб смириться с истиной. Это была наша последняя ночь в этой квартире. Завтра утром он уйдет и исчезнет из моего окружения. Где и как мы встретимся, ни он, ни я не знали.
-- Ты бросаешь меня, – шептал я, когда он был со мной в эту ночь. – Это конец.
-- Нет, я вернусь, – отвечал он, прижимаясь ко мне сзади своим горячим обнаженным телом и целуя.
-- Это конец, – не соглашался я. Опять наворачивались слезы, я глотал их молча, и сжимал его руки на моей груди.
-- Я вернусь, я никуда не денусь, – уверял он, и объятия становились болезненно крепкими. – Я обещал, что не брошу, и я не брошу. Мы будем вместе до конца, до моего последнего вздоха.
-- Почему все так? – притянув его руку к губам, шептал я. – Почему мы не можем просто быть вместе? Почему этот проклятый мир опять разлучает нас?
-- Никто нас не разлучает, – ответил он, освободив руку и скользнув по моему животу. – Я вернусь.
Наутро я проснулся от прикосновения его губ. Он уже оделся и пришел попрощаться. Я взял себя в руки и даже выдавил кое-какую улыбку. Мы условились, что я буду жить как прежде, не вызывая подозрений. Он на время скроется из поля зрения корпорации, но мне даст знать о себе и своем местонахождении. У него были все мои контакты, у меня ни одного его. Я чувствовал, что повторяется история с Анри, но не мог остановить Грэя. Со мной ему было опасно.
Так закончилась моя счастливая жизнь в Нью-Йорке. В то последнее утро я ощутил, что какой-то этап в жизни прошел и то, что будет дальше, приведет меня к печальному финалу, к потере Грэя. Это было хуже смерти, хуже третьей мировой войны и эпидемии новой чумы.
вторник, 01 сентября 2015
читать дальше
В моей жизни было много замечательных моментов, времени, когда я считал себя очень счастливым. Оглядываясь назад, я могу с уверенностью сказать, я чаще был доволен своей жизнью, чем разочарован ею. Несмотря на все страшные события, потерю друзей и любимых людей, я оставался оптимистом и умел наслаждаться тем, что имел. Часы черного отчаяния, что порой заставляли меня, взрослого мужчину, лить горькие слезы, сменялись неделями, а иногда и целыми месяцами безмятежного счастья. Я умел найти новый смысл жизни, теряя прежний. Любил свою работу, которая выросла из детского увлечения. У меня была семья, всегда поддерживающая меня и дававшая в минуты тоски уверенность в себе, в надежном тыле. Мне было куда вернуться, было кому излить печаль. Но время, проведенное с Грэем, заставило меня понять, что о настоящем счастье я не имел никакого понятия.
Мне предоставили новое жилье, просторную квартиру на одном из верхних этажей в более престижном районе. Корпорация нашла мои способности вполне приличными, после чего я был назначен руководителем небольшого отдела по моему профилю. Меня несколько раз приглашали для беседы в штаб министерства обороны. Грэй заранее подготовил меня к ним, поэтому я не волновался, и все прошло гладко. Один из его руководителей, мрачноватый генерал, кроме всего прочего интересовался, планирую ли я сменить гражданство на американское и с чем связываю свое будущее. Я ответил, что очень хочу обосноваться в Объединенной Америке и намерен трудиться на ее благо. С меньшим энтузиазмом, чтоб не вызывать подозрений, я отнесся к вопросу об охране, но, конечно, не отказался от нее. Выбрал капитана Найта, что было логично, не протестовал против того, что он будет жить по соседству. Генерал заверил меня, что это для моей же безопасности и удобства, и ненадолго. Руководство корпорации, как видно, привыкло к такого рода мерам военных, так что тоже не выразило возражений. Я не питал иллюзий касательно своего продвижения по карьерной лестнице, пока нахожусь под пристальным вниманием министерства обороны, но мне и не нужно было повышение. Я готов был работать менеджером среднего звена до самой смерти, только бы Грэй оставался рядом.
Он, как и обещал, показал свою квартиру. Она была над моей и оборудована так, что я находился как на ладони. Я понял, почему теперь у меня в жилище нет камер, они и не требовались, ведь "тень", что жила по соседству, всегда могла наблюдать за мной собственными глазами. Конечно, за ним тоже наблюдали, но он за время службы сумел научиться обходить систему. Это было единственное посещение, потом мы все время проводили у меня.
Кроме положенных кухни, ванной, туалета и комнаты для дезинфекции, в моем новом жилище была просторная гостиная, смежная с кухней столовая и уютная спальня. Все выдержано в приглушенных тонах с преобладанием темно-зеленого. Немного мебели в стиле урбанистического позднего хай-тек, вовсе без украшений и намеков на фантазию дизайнера, просто и практично. Везде панели телевизора с подключением к сети, новейшая бытовая техника и прочие радости современного цивилизованного общества. Кроме больших окон, к которым я никак не мог привыкнуть после своих дома, были зеркальные потолки. Конечно, они безупречно вписывались в интерьер, но я, зная их истинное назначение, чувствовал себя неловко. Грэй только посмеивался, заметив мои косые взгляды наверх.
-- А это законно, вот так бессовестно подсматривать за людьми? – возмутился я, подумав про других людей, что и не подозревают о круглосуточном наблюдении за их частной жизнью.
-- Да, – опять улыбнувшись, ответил Грэй. Он сидел в кресле, его кепка и очки лежали на низком столике неподалеку.
Мы были в гостиной. Солнце садилось, заливая просторное помещение теплыми золотистыми лучами. Кроме двух кресел и прозрачного пластикового столика между ними, тут был широкий удобный диван, обращенный к панели телевизора на противоположной стене. Декоративное экзотическое растение, по-моему, пахира, и шкаф для разных безделушек, тоже из пластика, но матового и черного.
-- Неужели никто не догадывается? – не понимал я. – Нет утечек из вашей организации?
-- Не знаю, – он пожал плечами. – Есть, наверное, но судя по слухам, всем нравится более романтическая версия.
-- Бред, – фыркнул я, расхаживая по комнате за спинкой противоположного кресла. Он наблюдал за мной с улыбкой. – Надо быть идиотом, чтоб верить в такое. Мне кажется, логичней предположить, что стена прозрачная, чем поверить в то, что кто-то способен видеть сквозь стену.
-- Не все такие умные, как ты, Симон, – ответил он.
-- Много нас таких? – я махнул в сторону потолка, подразумевая себя и себе подобных несчастных.
-- Не знаю, я не интересовался статистикой, – опять неопределенно пожав плечами, ответил Грэй.
-- Это из-за этих подозрений? Неужели в тех нелепых слухах, что ходят в сети, есть хоть доля правды? – задал я следующий вопрос. – Об опытах над инфицированными, разработке нового биологического оружия на основе вируса?
-- Это не слухи, – его улыбка померкла. – Это все имело место в прошлом, но было запрещено. Мы должны следить, чтоб все не возобновилось.
-- Ты серьезно? – я остановился и медленно сел в кресло напротив него.
-- Я же рассказывал, – опустив взгляд, ответил Грэй.
-- Ты говорил, что тебя лечили, – не сводя с него встревоженного взгляда, возразил я.
-- Ну, когда тебя лечат от неизвестной болезни непроверенными средствами, это можно назвать опытами, – переводя взгляд на свои вещи на столике, проговорил он. – Другое дело, что я не испытывал неудобств. Не всем так повезло.
-- Я не хочу знать, – попросил я, чувствуя дрожь в теле. То, что я читал, было жутко. Не хотелось подтверждения из уст очевидца.
-- Я и не стал бы рассказывать, – возмутился он.
-- Но ты знаешь о злоупотреблениях? Ты свидетель? – спрашивал я вопреки желанию закрыть тему.
-- Наши свидетельства никого не интересуют, – он скрестил руки на груди, по-прежнему глядя куда угодно, только не на меня. – Я заинтересованная сторона, один из них.
-- Как же я был глуп, даже не думал ни о чем таком, – со вздохом проговорил я.
-- Ты всегда жил в своем мире, очень отличающемся от реального, – усмехнулся Грэй. – Это хорошо, я тебе в этом завидую.
Я не ответил. Мне было о чем подумать.
-- Я приготовлю поесть, – предложил Грэй, поднявшись со своего места. – Или хочешь сходить куда-нибудь?
-- Нет, – хмуро ответил я. – Ты опять нацепишь эти дурацкие очки и я буду лицезреть странного мрачного типа за едой.
-- О, так ты ради меня ешь эту малосъедобную субстанцию из пакетов? – он улыбнулся, теперь стоя возле моего кресла. – Чтоб видеть мои глаза?
-- Да, – я посмотрел на него и улыбнулся.
-- Ладно, – он пожал плечами, – пойду, разогрею. Но в следующий раз, когда захочешь увидеть меня без очков, просто скажи об этом.
-- А разве это не обязательное условие? Я еще не видел тебя без них на улице, – удивленно спросил я.
-- Конечно, нет, – засмеялся он уже на полпути в кухню.
Я опять почувствовал себя глупо, но уже начал привыкать к этому состоянию.
За столом мы опять завели разговор. Грэй продолжил рассказывать о себе, о службе в армии и болезни. Во многом его быстрому повышению по службе способствовала дисциплина и навыки, приобретенные в школе святого Даниила. Лидерские качества и обаяние, тоже немаловажные союзники, были у него всегда. Он очень умело обходил вопросы личной жизни, так что я не узнал, были ли у него серьезные отношения в то время. Только когда речь зашла о болезни, все стало для меня ясно. Чуму он приобрел, а не являлся носителем. Приобрел из-за своей неосторожной жизни, в которой было слишком много случайных людей. Я понимал, что он не хочет углубляться в детали, и воспоминания для него болезненны, поэтому не задавал вопросов. Он рассказал то, что считал нужным.
-- А ты? – спросил он, оборвав свой рассказ на том, как выздоровел и поступил на службу в специальное подразделение, где работал сейчас. – Я читал твое досье, ты примерный работник и законопослушный гражданин, но там не было ни слова о личной жизни. Сложилось впечатление, что живешь один и только работаешь.
-- Правильное впечатление, – я пожал плечами, вяло ковыряя вилкой в своем блюде. На упаковке значилось, что это обогащенные всеми необходимыми витаминами и микроэлементами овощи. Я сомневался насчет овощей, глядя на ровные кусочки бледно-зеленой субстанции.
-- Хорошо, я не настаиваю, – Грэй пожал плечами. Свою порцию он ел с невозмутимостью солдата, привыкшего к разной дряни. Правда, после всегда пил что-то из своей черной непрозрачной пластиковой бутылки. Поначалу я думал, что это какой-то американский продукт, потому что в Европе не встречал такой упаковки. На бутылке, объемом не более полулитра, не было никаких опознавательных знаков и логотипов производителя.
-- Нет, я серьезно, – возразил я, чтоб он не подумал, будто я скрываю что-то. – У меня никого не было. Пару раз ходил на свидания, но ничего серьезного не вышло.
-- Почему? Ты такой хорошенький, – он улыбнулся, глядя на меня.
Я начал краснеть, вовсе потеряв аппетит. Хотелось чего угодно, но не еды. Вернее, кое-чего определенного хотелось гораздо больше.
-- Ты серьезно так думаешь? – пробормотал я, накалывая лжеовощи на острые зубцы вилки.
-- Конечно, я так думаю, – Грэй тоже оставил еду, поигрывая вилкой в своих изящных тонких пальцах. – Знаешь, каких усилий мне стоило отобрать твое дело у моих коллег? Наблюдать за тобой для многих из них было бы скорее удовольствием, чем работой.
-- Вы можете выбирать своих "жертв"? – спросил я с лукавой улыбкой.
-- Работа должна быть по душе, – ответил он. – Даже такая необычная, как наша. Но ты ушел от ответа, Симон. Почему такой умный, добрый и привлекательный молодой человек стал затворником? Только не говори, что из-за меня. Я уже давно был мертв.
-- Мне как-то не везло, вот я и сдался, я думаю, – проговорил я, отложив прибор и взявшись за бутылку с водой. Сделал судорожный глоток, немного облился и выругался.
Грэй наблюдал за мной, перестав улыбаться.
-- Я любил одного человека, еще в колледже, – начал я после паузы. – Анри. Он был похож на тебя, тоже такой самоуверенный, веселый. Это было серьезно, мы планировали вместе поселиться после окончания учебы, но не сложилось. У него вся семья заболела.
Я вспомнил о Софи и просьбе друга молчать о ней. Грэй, наблюдавший за мной, сразу подметил, что я что-то пытаюсь утаить.
-- Он тоже заразился? – спросил он.
-- Грэй, пообещай, что это останется между нами, – попросил я, прежде чем раскрыть старую тайну исчезнувшего без следа друга.
-- Симон, – усмехнулся он. – Все, что между нами – секрет. Думаешь, я с кем-то это буду обсуждать? Ты у меня один близкий друг.
-- В самом деле? – удивился я. – А раньше как же? Ты был совсем один?
-- Ты смешной, – он отрицательно покачал головой. Я его и впрямь удивлял. – Я всегда был один. Всю мою жизнь.
-- Но… те люди, твои друзья? – не понимал я. Для меня было странным его заявление. Пусть после своей мнимой смерти он не мог поддерживать связь с родителями, но должны же быть хоть какие-то люди, чтоб обратиться к ним в трудную минуту. Одним словом, я, с детства окруженный заботой и любовью, не понимал его, одиночку до мозга костей.
-- У меня с ними хорошие отношения, – ответил он невозмутимо. – Трудно работать, когда от всех отгораживаешься. Мы общаемся, но о тебе им я не рассказывал. Так что будь спокоен за свой секрет. Дальше меня он не пойдет. Будь то информация государственной важности.
-- Если честно, я тоже совсем один, – неожиданно понял я очевидную истину. – У меня были хорошие друзья, но никто не знал о том, что у меня на душе, о моем личном. Только Анри я доверился, даже о тебе рассказал.
Я поднял взгляд на Грэя. Он казался печальным, но мягко улыбался.
-- Он помог мне найти твою семью, узнать о твоей смерти, – продолжал я.
-- Он был рядом? – только и спросил Грэй.
Я смутился и кивнул.
-- Я рад, что ты не был один в тот момент, – ответил он. – Наверное, он был хорошим парнем. Где он теперь? Ты так странно умалчиваешь о нем. Что случилось?
-- Его сестра выжила после заражения, – быстро проговорил я. – Он вылечил ее своей кровью. Потом они оба исчезли. Думаю, он увез ее. Он опасался за сохранность их секрета, боялся, что ее отнимут у него.
Грэй задумался, надолго умолкнув.
-- Я не искал его, – после паузы продолжил я. – У него были мои контакты. Если он не звонил, значит, не хотел. После я уже ни с кем не сходился настолько близко. Я не обижался на него, но что-то во мне сломалось.
-- Мне жаль, – сказал Грэй, избегая смотреть на меня. Потом поднялся и унес свою тарелку. Остатки овощей выбросил, а тарелку поставил в раковину.
Я не понимал, почему он не смотрит на меня, почему так поспешно отвернулся. Будто ему все равно, что меня вот так бросили, после того, как бросил он сам. Стало обидно, но я был бы не я, если бы зациклился на этом чувстве.
Чтоб отвлечься, я протянул руку и взял его странную бутылку.
-- Что это ты пьешь все время? – спросил я, чувствуя, что в ней еще есть как минимум половина.
Он обернулся, чтоб посмотреть, что я имею в виду.
-- Лекарство, – проговорил Грэй и вернулся на прежнее место за столом. – Тебе не советую пробовать.
-- Ты до сих пор нуждаешься в лекарствах? – удивился я. – Я думал, ты здоров.
-- Я никогда не буду здоров, – он нахмурился. Я посчитал это ребячеством.
-- Ты понимаешь, что я имею в виду. Для меня ты здоров, если не похож на скелет и не проводишь все время в закрытой темной комнате.
-- Вот как ты себе это представляешь? – усмехнулся он.
-- Мне не нужно представлять, половина моих друзей умерли от этой болезни, – возразил я. – Я видел их мучения и смерть. Поэтому я так разволновался, когда узнал о тебе, что и ты прошел через все это.
-- Имеешь в виду свое наглое нападение на спящего? – ему тема не казалась мрачной, он позволял себе шутить.
-- Мне так неловко, – признался я, смущенно ковыряя свой многострадальный ужин. – Не знаю, что на меня нашло, просто затмение какое-то.
-- Ничего, это мне надо извиниться, – отмахнулся Грэй, продолжая беззаботно улыбаться. – Я слишком грубо с тобой обошелся. Ты ничего страшного не сделал. Это я спросонья, прости.
-- Оно того стоило, – позволив себе робкий взгляд, заметил я.
Он промолчал и стал серьезен.
-- Ты встречался с кем-то после болезни? – спросил я, желая воспользоваться моментом, раз уж затронули такую интимную тему.
-- Да, но, сам понимаешь, серьезных отношений теперь не заведешь, – без лишней скромности и робости отвечал он.
-- Ты встречаешься с такими же, инфицированными? – я впервые позавидовал этим несчастным.
-- Ну не со здоровыми, это точно, – ответил Грэй. – Они от нас, как черти от ладана. Самые толерантные позволяют себе дружить с нами, но без прикосновений и общих трапез. Просто относятся по-человечески.
-- Я читал, что не все инфицированные обнаруживают себя. Почему ты пошел на эту службу, мог ведь тоже слиться с толпой, выдать себя за нормального? – спросил я.
-- Это иллюзия, все инфицированные на учете, – он поднял ладонь, намекая на обязательное сканирование почти везде. – Затеряться очень трудно, тем более выдать себя за здорового. Нам нужно лекарство, самостоятельно добывать его непросто. Ну разве что затеряться где-то в глуши и пить кровь какого-нибудь сочувствующего родственника, как поступил твой друг.
-- Но это возможно, – возразил я. – Он спас сестру. Она стала необыкновенной.
Я умолчал об Анри и цене, что он заплатил за это. Любая цена стоила жизни его сестры.
-- Ты не хочешь тоже затеряться? – спросил я, взглянув на него серьезно. – Уехать со мной во Францию? Там, где живут мои родные, нет сканеров и камер. А что до крови, я давал бы тебе свою. Ее ведь немного надо.
Он опустил взгляд и промолчал. Я опасался, что он резко возразит, посмеется над моим предложением, но он задумался.
-- Не все так просто, Симон, – ответил он после раздумий, – но спасибо за предложение. Ты настоящий друг.
-- Почему нет? – со вздохом разочарования спросил я.
-- Ты готов бросить свою работу и жить в деревне? – уточнил он. – После стольких лет отличной учебы, только лишь получив шанс стать большой шишкой? Тебе двадцать четыре, а у тебя уже сотня подчиненных, свой кабинет, и впереди карьера в огромной корпорации. Если все сложится удачно для "Райтвэй" они смогут управлять миром.
Я удивленно вскинул брови.
-- Советуешь мне работать на них дальше?! – возмутился я. – Когда все сложится для них удачно?! Это же произойдет, когда сенатор Рид победит, а тебя изолируют в каком-нибудь лагере. Мне после этого продолжать делать карьеру? Ты оскорбляешь меня, Грэй, за что?
-- Я пытаюсь сказать, что, несмотря ни на что, хочу чтоб ты жил нормальной жизнью, – ответил он, как видно, не чувствуя, что несет откровенный бред. – Изоляция инфицированных – вопрос времени, разница только в том, будет это более-менее гуманно или перерастет в геноцид. Я не питаю иллюзий, знаю, что не жилец. Но ты, Симон, ты здоров, полон жизни. Ты пережил все эти кошмары и сохранил свою чистую душу. Ты не станешь монстром, даже работая с "Райтвэй". Я хочу, чтоб ты жил ради меня, ради своего друга, всех, кто погиб. В таких, как ты, наш смысл жизни. Ты сумеешь сохранить в этом чудовищном мире такие понятия, как честь и совесть. Ты должен это сделать, ради твоих ушедших друзей.
-- Это нечестно, – борясь с захлестывающими эмоциями, ответил я. – Я должен, но я не смогу. Потеряв еще и тебя, я стану другим. Прости, но разочарую тебя. Если ты погибнешь, бросишь меня или тебя у меня отнимут, я просто не выдержу. Никакая карьера не удержит меня здесь. Я сам вернусь в свою деревню, если, конечно, буду жив.
-- Но почему? Зачем тебе я? Мы же не виделись бог знает сколько лет, – он опустил голову, отрицательно качая ей. – Неужели та детская дружба так много значила для тебя?
-- Ты что не слушал меня? – возмутился я. – Я люблю тебя. Для тебя это пустой звук?
-- Это несерьезно, – упорствовал он. – Ты меня совсем не знаешь. Я теперь другой человек, солдат, носитель опасной инфекции. Опасной для тебя, между прочим.
-- Другой человек, говоришь? – усмехнулся я. – А, по-моему, ты все тот же придурок, что был в школе!
Он не возражал, только поджал губы.
-- Я знаю, что ты тоже любишь меня, и пытаешься оттолкнуть из лучших побуждений, но это как-то слишком мелодраматично, не находишь? Я не маленькая девочка, чтоб меня опекать и отгораживать от опасностей этого мира, – продолжал я, едва сдерживаясь, чтоб не перейти на крик. – Ты правильно подметил, мне уже двадцать четыре года, я взрослый человек, и вправе сам решать, кого мне любить и на какой риск себя обрекать. Откуда ты знаешь будущее? Ты пророк? Возможно, завтра появится еще какой-нибудь вирус, опять начнется война, упадет метеорит, в конце концов! Тогда все твои планы на мой счет пойдут прахом. А я хочу всего лишь быть счастливым, хочу хоть раз в жизни почувствовать, как это, быть с тем, кого любишь, делить с ним горе и радости. Анри тоже оберегал меня, так сильно, что бросил. Ты тоже так поступишь?! Да идите вы все к черту, такие заботливые!
Я все же закричал, резко поднялся и бросился в спальню. Меня переполняла злость, обида и жалость к самому себе. Я так долго избегал этих эмоций, как-то всегда мог загнать их подальше, но сейчас они меня захлестнули с головой. Я выплеснул на Грэя все, что копил эти годы, обиду не только на него, за то что посмел погибнуть таким молодым, но и на Анри, за то что оставил меня.
Я бросился ничком на кровать и закрыл голову руками, будто бы это помогло мне остановить поток разрушительных мыслей. Ярость вытеснила жалость, и я не расплакался на этот раз. Я просто был слишком зол, чтоб плакать. Я и без того пролил слишком много слез по тем, кто их вовсе не заслуживал. Как когда-то в детстве я ненавидел Грэя за собственные чувства, которые он вызывал в моем сердце.
В этот раз он тоже пришел и осторожно опустился на край кровати. Я не поворачивал голову в его сторону.
-- Есть еще одна вещь, из-за которой я не могу принять твое щедрое предложение, – сказал он тихо.
Я молчал.
-- Там в бутылке не только кровь, – продолжал он. – Я же не вампир, в самом деле. Это лекарство на основе крови, но есть еще много компонентов, которые так просто не синтезируешь в домашних условиях. Без него мне опять начнут сниться кошмары, я не смогу выносить яркий свет, вернется прежняя повышенная чувствительность к любым раздражителям. Лекарство подавляет побочные эффекты от моих новых способностей.
-- Ладно, я понял, что ты не хочешь ехать в глушь, – пробормотал я. – Так бы и сказал, а то развел патетику.
-- Нет, но ты серьезно о деревне? – казалось, еще не верил он. – Уехал бы туда ради меня?
-- А что? Это мой дом, я там вырос, – бормотал я в подушку.
Солнце давно уже осветило последними лучами мою квартиру, село за шпили небоскребов, а вскоре полностью скрылось, утонув в заливе. В комнате, где мы сидели, воцарилась уютная полутьма.
-- Почему ты тогда оттолкнул меня? – спросил Грэй.
Я не поверил своим ощущениям. Они говорили мне, что он прикоснулся, положил ладонь на мое плечо.
-- Я же знал, что тоже нравлюсь тебе, – продолжал он, поглаживая мою кожу через тонкую ткань футболки. – Подумал, что я какой-то извращенец? А ведь ты был единственным парнем, в которого я по-настоящему влюбился. До тебя меня интересовали только девушки.
Я замер, никак не ожидая услышать что-то подобное. Медленно повернулся на спину и недоуменно посмотрел на него.
-- Ты не плачешь? – удивился он. – Я рад. Я не знаю, как себя вести, когда ты плачешь. Это меня пугает.
-- Ты это серьезно, о девушках? – уточнил я, глядя на него. Он убрал руку, словно вовсе не прикасался, и держал их теперь при себе.
-- Да, серьезно, – кивнул он.
-- Но почему? Я что, в самом деле, похож на девчонку? – мне стало как-то не по себе. Одно дело быть геем, но другое, когда тебя вдруг принимают за кого-то, кем ты не являешься.
-- Нет, совсем не похож, – улыбнулся он. – Ты похож на утонченного, красивого юношу, обладающего таким обаянием, что всякая женщина позавидует.
-- Ну знаешь, ты сам такой же, – смущенно ответил я. – Но тебя, наверное, натуралы не преследуют.
-- Нет, моя форма не располагает к ухаживаниям, – пошутил он.
-- Ты простишь мне мою школьную выходку? – спросил я, не думая реагировать на нее. – Я был достаточно наказан.
-- Я очень долго злился, – признался Грэй. Он сидел рядом, но отвернулся к окну.
Мы молчали, в комнате становилось все темнее, огни за окном зажигались один за другим. Мы привыкли к полутьме и все отлично видели в их неясном свете.
-- Я, наверное, поставил очень жесткие рамки, – произнес он, но не поднимал на меня взгляд. – Болезнь передается только через кровь, риск заразиться минимальный.
-- Я знаю, – ответил я, потому что проштудировал горы литературы на эту тему.
-- Но одной капли, попавшей в твой организм, будет достаточно, чтоб заболеть, – возразил он. – Одной ничтожной капли, а моя кожа не из прочного пуленепробиваемого пластика. Я могу пораниться в любой момент, и если моя кровь попадет на тебя, на слизистую или открытую рану, ты заразишься. Это очень мучительная смерть.
-- Я могу выжить, приобрести иммунитет, – со вздохом ответил я.
-- Но можешь и умереть, – отрицательно покачал головой Грэй. – Нет лекарства или противоядия. У кого не вырабатывается иммунитет, те умирают в ста случаях из сотни. Поэтому те, кто хвалился изобретением лекарства, теперь теряют позиции, а сторонники полного нашего истребления набирают голоса. Мы или уничтожим человечество или сделаем его таким же как мы. Тут вопрос уже не в нравственности, а в выживании.
-- Ты опять сгущаешь краски, – усмехнулся я, глядя на его хмурое лицо. – Ведутся разработки, лекарство еще можно найти. И потом, мутация не всегда во вред, возможно, человечеству необходимо измениться, чтоб выжить после всех этих войн. Где были все эти сенаторы, когда применялось ядерное оружие? Чего все ожидали, вступая в этот последний конфликт? Что природа опять чудесным образом все исправит? Возможно, это ее метод?
-- Ты жесток, – ответил Грэй, но тоже улыбнулся.
-- Не я начал войну, и теперь не буду смотреть сквозь пальцы на методы тех, кто ее затеял, – возразил я.
-- Ты так категоричен, потому что твои друзья попали в группу риска, – продолжал он. – Все, чьи родные инфицированы, сопереживают нам, благодаря им еще держится нынешнее положение.
-- Не буду говорить, что рад, что их немало, но это правильно, – вздохнул я, глядя на его силуэт на фоне окна.
Он повернулся ко мне и взял за руку. Он был без перчаток, я ощутил тепло его кожи. Наши пальцы сплелись, мы сжали ладони, чтоб ощутить это прикосновение ярче и смотрели на наши руки. Потом Грэй потянул меня к себе, я поддался, глядя в его темные глаза. Он взял меня за плечо, скользя взглядом по моему лицу. Я был сосредоточен, настороженно ждал его действий и не верил в то, что он решился рискнуть. Мы расцепили пальцы и обнялись, по-прежнему молчаливо заглядывая друг другу в глаза. Потом я посмотрел на его губы, отчетливо вспомнил недавний поцелуй. Голова закружилась от предвкушения. Я опять поднял взгляд, чтоб увидеть его глаза. Он лукаво улыбнулся.
-- В самом деле, вдруг метеорит упадет, – проговорил он почти шепотом, прижав меня к своей груди.
Я почувствовал, как быстро бьется его сердце, его порывистое дыхание на моем лице, легкое прикосновение горячих губ.
-- Мы будем осторожны, я обещаю, ничего плохого не случится, – сказал я.
Мои руки оказались у него под курткой. Я потянул за пуловер и достал его из-за пояса, чтоб прикоснуться к его обнаженной коже. Я нежно погладил его по спине, сам еще наслаждаясь объятиями и касанием наших лиц. Почувствовав, что я забрался ему под одежду, он стал дышать чаще и задрожал. Я сам едва сдерживал охватившее меня желание. В последний раз я был близок с Анри, целую вечность назад. Грэй, судя по реакции на мои невинные ласки, тоже не был пресыщен.
Он отстранился и потянул наверх мою футболку. Я поднял руки, чтоб он мог снять ее, и остался раздетым до пояса. Грэй некоторое время рассматривал меня, я не мешал ему, только смущенно улыбался. Потом он прикоснулся, просто провел кончиками пальцев по коже, от ключицы до ключицы, потом опустил ладонь на талию и наклонился ко мне. Он поцеловал мою шею, коснулся губами с такой нежностью, какую сложно ожидать от мужчины. Я заметил, что он вообще обращается со мной как с чем-то хрупким, с бабочкой или цветком, словно опасался, не посыплется ли с меня пыльца. Я усмехнулся своим мыслям, но не мешал ему покрывать короткими изучающими поцелуями свое тело. Я сам хотел того же, но предоставил ему первому право получить удовольствие. Я только откинулся на спину, чтоб облегчить ему эту задачу. Он не отвлекся, склонился надо мной, продолжая удерживать за талию ладонями, и целовал, целовал, целовал.
Я открыл глаза и увидел наше отражение в зеркальном потолке. Себя, полуобнаженного, удерживающего руки на широких плечах Грэя, все еще облаченного в свое темно-серое обмундирование. Его темноволосую голову, скользящую все ниже по моему торсу, свои ноги в джинсах и кедах, свое обалдевшее от удовольствия лицо.
Грэй, который посматривал на меня время от времени, заметил, как я разглядываю потолок, и улыбнулся.
-- А говорил, что тебе не нравится, – сказал он, обдав жаром дыхания мой живот.
-- Беру свои слова обратно, – я поднял ладони, признавая свою неправоту.
Он тихо засмеялся, наверное, не потому, что шутка была удачной, а просто от счастья. Я сам не мог прекратить улыбаться, чувствуя себя на седьмом небе. Пользуясь тем, что я отпустил его плечи, он сел и взялся за пояс моих джинсов. Я, не ожидая от него такой прыти, перестал улыбаться и замер. Сердце забилось сильнее.
-- Нет? – спросил он, подняв на меня наполненный желанием взгляд, и тоже перестал улыбаться.
-- Почему ты спрашиваешь? – удивился я. Мне казалось, я ничем не выдал волнения.
-- Твое сердце, – он кивнул на мою грудь, – оно сейчас выскочит. Ты взволнован.
-- Да, – признал я. – А ты думал, я буду безучастен?
Он отрицательно мотнул головой и опять улыбнулся, продолжив стаскивать с моих бедер джинсы. Я попытался совладать со своим трепещущим в предвкушении сердцем, но оно игнорировало меня, колотясь как сумасшедшее. Грэй только вскидывал брови, поглядывая на меня, но не прекращал освобождать от остатков одежды. За кедами на пол полетели джинсы и плавки. Я остался только в часах и опять смутился, потому что Грэй снова меня рассматривал. Сам он был в своей неизменной форме только без кепки. Я представил, каково было бы переспать с ним в полном обмундировании, с очками, перчатками и прочим. Чтоб он делал это с каменным лицом, с нечеловеческой силой, с животной страстью.
Я поспешно отогнал все эти мысли, опасаясь удивить его преждевременным окончанием игры. Грэй, наконец, сжалился и тоже начал освобождаться от куртки. Я поспешил ему на помощь. Пока он снимал с плеч куртку, я расстегивал его брюки. Он наблюдал, оставаясь стоять возле кровати, в то время как я сидел на ней, словно восточная одалиска, нетерпеливо освобождающая самую интересующую ее часть тела. Он стащил через голову черный пуловер, раздевшись до пояса. Я расстегнул его брюки и сразу перешел к делу. Мне не хотелось рассматривать его, как он меня, я хотел утолить жажду близости, погасить сжигающий пожар. Он не ожидал такой прыти, но не оттолкнул меня. Грэй закрыл глаза, стиснул зубы, чтоб сдержать стон, и сжал мои плечи. Я даже не заметил этого, припав к его телу как к источнику жизни. Никогда не думал, что способен на такую страсть. Прежде мне нужно было гораздо больше, чтоб вот так набрасываться на Анри. Грэй завел меня без труда. Я выделывал такое, чего от себя никак не ожидал. Ему пришлось оттолкнуть меня, чтоб остановить. Я переводил дыхание, глядя на него, как голодный зверь. Он тоже порывисто дышал, но коже выступили капельки пота.
Я понял, что ему не хочется так быстро все заканчивать. Он намеренно медленно освобождался от обуви и штанов, желая, как видно, немного остыть. Я вернулся к спинке кровати и молчаливо наблюдал за ним. У меня мутилось в голове от желания, я не мог держать руки без дела и начал ласкать себя сам.
Грэй, полностью раздетый, лег рядом и обнял одной рукой. Он привлек меня к себе и поцеловал в губы. Мы опять начали сначала, но у меня не было сил просто получать поцелуи и легкие касания. Я прижался к его бедру, обхватив его своими, и беззастенчиво терся, пока наши губы соревновались в том, кто может обхватить большую площадь. Я чувствовал его шероховатый язык на губах и языке, это сводило с ума, я начал нетерпеливо стонать, требуя от него каких-то более решительных действий.
-- Надо было взять тебя силой, тогда, в школе, – проговорил он, собрав мои волосы в кулак и оторвав от своих губ. – Знал бы, что ты такой страстный, не задумываясь сделал бы это.
-- Можешь сделать это сейчас, – потянувшись к нему, ответил я, но он не позволил, наслаждаясь моей беспомощностью.
-- Ты не улавливаешь сути, – засмеялся он.
-- Нет, – согласился я, даже не думая о его словах. Я смотрел на его губы, желая достичь их, опять впиться поцелуем.
-- Ладно, – он переместил руки на мои плечи и с легкостью, с какой прежде выбросил из своей комнаты, перевернул на живот. Я уткнулся лицом в подушку, а руками в постель, чувствуя, что он лег сверху. Его горячее влажное тело покрыло мое и немного придавило, одна рука уперлась возле моей головы, второй он помогал себе. Я ждал, затаив дыхание, готовый принять его, сгорающий от желания и предвкушения. Он некоторое время делал это рукой, не желая быть грубым и нанести раны. Мы не могли себе позволить забыть об опасности, но все же это был не СПИД, так что даже секс с инфицированным новой чумой не угрожал заражением. Возможно, слишком грубый секс, когда губы искусаны в кровь и любовники словно одержимые истязают друг друга.
Грэй все помнил и был нежен, в отличие от меня, потерявшего голову почти сразу. Он двигался медленно, я не чувствовал боли, только бесконечное удовольствие. Его губы опять блуждали где-то на моей шее, затылке, спине, руками он упирался в постель. Я же ерзал под ним, подаваясь навстречу, терся об одеяло своим телом, стонал в подушку, изгибался. Его это забавляло, он часто смеялся, я тоже смеялся, когда мог более-менее свободно дышать.
Насытившись мной в такой позе, он отстранился. Я только успел перевести дыхание и немного опомниться, как опять почувствовал его руки на своих плечах. Он заставил меня подняться, встать на колени, оставаясь по-прежнему спиной к нему.
-- Тебе хорошо? – спросил он хрипло, обжигая кожу на шее поцелуями.
Я что-то невнятно простонал, потянувшись руками к его телу. Он усмехнулся и взял меня в той позе, в которой мы находились. Просто вошел сзади, прижав мои бедра к своим руками. Я закрыл глаза, не удержался и начал опускаться на четвереньки, но он удержал меня и прижал спиной к своей груди. Я сам ласкал себя, пока он не убрал мои руки за спину и не перенял инициативу. Его сила заставляла меня всегда помнить, кто со мной рядом. С кем я занимаюсь любовью. Я чувствовал себя ребенком, тем мальчиком, каким был когда-то во времена учебы с Грэем. Он же был кем-то большим, чем взрослый мужчина, он был сверхсуществом, обладавшим волшебной силой и умевшим так удачно применить ее.
Подушки перед лицом больше не было и пришлось стиснуть зубы, чтоб не стонать слишком громко. Его это, похоже, только подстегивало. Он был неутомим, дьявольски силен и бесконечно нежен. Я попросил пощады, чувствуя, что еще немного и сойду с ума. Для меня, скромного застенчивого мальчишки этого было слишком много. Он сжал пальцы сильнее и задвигал рукой быстрее. По моему телу прошла судорога, я вскрикнул, в тщетной попытке вырваться из его объятий. Он продолжал, обдавая мою спину горячим дыханием, входя до упора и лаская меня, как мог бы, наверное, самого себя. Я держался мертвой хваткой за его бедра, запрокинув голову и не в силах сдерживать стоны.
То, как все кончилось, я помнил плохо. Я уже какое-то время пребывал в нирване, так что конец не отличался от последних минут. Я был мягким воском в руках Грэя, делавшего со мной все, что хотел. Растаяв окончательно, я стек обратно на постель и какое-то время не мог ни думать, ни говорить, только дышал и плакал. Грэй сидел рядом, растерянно глядя на меня.
-- Симон, – позвал он тихо, коснувшись моего плеча. – Ты как?
-- Где я? – выдало мое сознание, глаза я не мог открыть.
-- В Нью-Йорке, – ответил он, как видно, плохо понимая вопрос.
-- Я умер? – спросил я, губы не слушались, получалось невнятно.
-- Нет, – он прикоснулся к моей щеке, тогда-то я и понял, что плачу. Он вытирал мои слезы, потому что не любил видеть меня плачущим. – Всего лишь кончил.
Он засмеялся. Я попытался улыбнуться.
-- Ты меня напугал, – посерьезнев, продолжал Грэй. – Я думал, что ты упал в обморок.
-- А я не упал в обморок? – удивился я. Ощущение было похожее, правда, в обморок падать не так приятно.
-- Не знаю, – он вздохнул, продолжая свои манипуляции с моим лицом. Я понял, что он раздобыл тряпочку. Возможно, это была моя футболка.
-- Дай мне минуту, – пробормотал я. – Я совершал телепортацию, был на другом конце галактики.
Он засмеялся. Я почувствовал, что он пристраивается рядом. Стало тепло, меня обхватила сильная рука, а к коже прикоснулись губы.
-- Это был самый лучший секс в моей жизни, – проговорил он. – Никогда не думал, что с парнем так здорово.
-- Боже, – застонал я, осознавая смысл сказанного.
-- Шучу, – поспешил он меня успокоить. – Прости.
-- Хотя, если подумать, ты слишком умелый, как на дилетанта, – вернув себе способность мыслить и разговаривать, заметил я.
Он помог мне перевернуться на бок и привлек к себе. Я устроился у него на плече, закрыл глаза и вернулся к блаженствующему состоянию.
-- Тебя не обманешь, умник, – захихикал он, развлекаясь с моими волосами и ухом.
-- Грэй, ты не бросишь меня? – спросил я после паузы, в продолжение которой слушал ровное биение его сердца и вдыхал аромат разгоряченной любовной игрой кожи. – Прошу, пообещай.
-- Обещаю, – ответил он ласково. – Я не брошу тебя, скорее умру.
-- Это одно и то же, – чувствуя, как подкрадывается дремота, пробормотал я.
Он не ответил или я уснул прежде, чем он успел ответить. Мне не хотелось засыпать, но тело не спрашивало моего мнения. Я просто провалился в глубокий сон, еще ощущая возлюбленного рядом и думая о нем.
Пока смерть не разлучит нас
В моей жизни было много замечательных моментов, времени, когда я считал себя очень счастливым. Оглядываясь назад, я могу с уверенностью сказать, я чаще был доволен своей жизнью, чем разочарован ею. Несмотря на все страшные события, потерю друзей и любимых людей, я оставался оптимистом и умел наслаждаться тем, что имел. Часы черного отчаяния, что порой заставляли меня, взрослого мужчину, лить горькие слезы, сменялись неделями, а иногда и целыми месяцами безмятежного счастья. Я умел найти новый смысл жизни, теряя прежний. Любил свою работу, которая выросла из детского увлечения. У меня была семья, всегда поддерживающая меня и дававшая в минуты тоски уверенность в себе, в надежном тыле. Мне было куда вернуться, было кому излить печаль. Но время, проведенное с Грэем, заставило меня понять, что о настоящем счастье я не имел никакого понятия.
Мне предоставили новое жилье, просторную квартиру на одном из верхних этажей в более престижном районе. Корпорация нашла мои способности вполне приличными, после чего я был назначен руководителем небольшого отдела по моему профилю. Меня несколько раз приглашали для беседы в штаб министерства обороны. Грэй заранее подготовил меня к ним, поэтому я не волновался, и все прошло гладко. Один из его руководителей, мрачноватый генерал, кроме всего прочего интересовался, планирую ли я сменить гражданство на американское и с чем связываю свое будущее. Я ответил, что очень хочу обосноваться в Объединенной Америке и намерен трудиться на ее благо. С меньшим энтузиазмом, чтоб не вызывать подозрений, я отнесся к вопросу об охране, но, конечно, не отказался от нее. Выбрал капитана Найта, что было логично, не протестовал против того, что он будет жить по соседству. Генерал заверил меня, что это для моей же безопасности и удобства, и ненадолго. Руководство корпорации, как видно, привыкло к такого рода мерам военных, так что тоже не выразило возражений. Я не питал иллюзий касательно своего продвижения по карьерной лестнице, пока нахожусь под пристальным вниманием министерства обороны, но мне и не нужно было повышение. Я готов был работать менеджером среднего звена до самой смерти, только бы Грэй оставался рядом.
Он, как и обещал, показал свою квартиру. Она была над моей и оборудована так, что я находился как на ладони. Я понял, почему теперь у меня в жилище нет камер, они и не требовались, ведь "тень", что жила по соседству, всегда могла наблюдать за мной собственными глазами. Конечно, за ним тоже наблюдали, но он за время службы сумел научиться обходить систему. Это было единственное посещение, потом мы все время проводили у меня.
Кроме положенных кухни, ванной, туалета и комнаты для дезинфекции, в моем новом жилище была просторная гостиная, смежная с кухней столовая и уютная спальня. Все выдержано в приглушенных тонах с преобладанием темно-зеленого. Немного мебели в стиле урбанистического позднего хай-тек, вовсе без украшений и намеков на фантазию дизайнера, просто и практично. Везде панели телевизора с подключением к сети, новейшая бытовая техника и прочие радости современного цивилизованного общества. Кроме больших окон, к которым я никак не мог привыкнуть после своих дома, были зеркальные потолки. Конечно, они безупречно вписывались в интерьер, но я, зная их истинное назначение, чувствовал себя неловко. Грэй только посмеивался, заметив мои косые взгляды наверх.
-- А это законно, вот так бессовестно подсматривать за людьми? – возмутился я, подумав про других людей, что и не подозревают о круглосуточном наблюдении за их частной жизнью.
-- Да, – опять улыбнувшись, ответил Грэй. Он сидел в кресле, его кепка и очки лежали на низком столике неподалеку.
Мы были в гостиной. Солнце садилось, заливая просторное помещение теплыми золотистыми лучами. Кроме двух кресел и прозрачного пластикового столика между ними, тут был широкий удобный диван, обращенный к панели телевизора на противоположной стене. Декоративное экзотическое растение, по-моему, пахира, и шкаф для разных безделушек, тоже из пластика, но матового и черного.
-- Неужели никто не догадывается? – не понимал я. – Нет утечек из вашей организации?
-- Не знаю, – он пожал плечами. – Есть, наверное, но судя по слухам, всем нравится более романтическая версия.
-- Бред, – фыркнул я, расхаживая по комнате за спинкой противоположного кресла. Он наблюдал за мной с улыбкой. – Надо быть идиотом, чтоб верить в такое. Мне кажется, логичней предположить, что стена прозрачная, чем поверить в то, что кто-то способен видеть сквозь стену.
-- Не все такие умные, как ты, Симон, – ответил он.
-- Много нас таких? – я махнул в сторону потолка, подразумевая себя и себе подобных несчастных.
-- Не знаю, я не интересовался статистикой, – опять неопределенно пожав плечами, ответил Грэй.
-- Это из-за этих подозрений? Неужели в тех нелепых слухах, что ходят в сети, есть хоть доля правды? – задал я следующий вопрос. – Об опытах над инфицированными, разработке нового биологического оружия на основе вируса?
-- Это не слухи, – его улыбка померкла. – Это все имело место в прошлом, но было запрещено. Мы должны следить, чтоб все не возобновилось.
-- Ты серьезно? – я остановился и медленно сел в кресло напротив него.
-- Я же рассказывал, – опустив взгляд, ответил Грэй.
-- Ты говорил, что тебя лечили, – не сводя с него встревоженного взгляда, возразил я.
-- Ну, когда тебя лечат от неизвестной болезни непроверенными средствами, это можно назвать опытами, – переводя взгляд на свои вещи на столике, проговорил он. – Другое дело, что я не испытывал неудобств. Не всем так повезло.
-- Я не хочу знать, – попросил я, чувствуя дрожь в теле. То, что я читал, было жутко. Не хотелось подтверждения из уст очевидца.
-- Я и не стал бы рассказывать, – возмутился он.
-- Но ты знаешь о злоупотреблениях? Ты свидетель? – спрашивал я вопреки желанию закрыть тему.
-- Наши свидетельства никого не интересуют, – он скрестил руки на груди, по-прежнему глядя куда угодно, только не на меня. – Я заинтересованная сторона, один из них.
-- Как же я был глуп, даже не думал ни о чем таком, – со вздохом проговорил я.
-- Ты всегда жил в своем мире, очень отличающемся от реального, – усмехнулся Грэй. – Это хорошо, я тебе в этом завидую.
Я не ответил. Мне было о чем подумать.
-- Я приготовлю поесть, – предложил Грэй, поднявшись со своего места. – Или хочешь сходить куда-нибудь?
-- Нет, – хмуро ответил я. – Ты опять нацепишь эти дурацкие очки и я буду лицезреть странного мрачного типа за едой.
-- О, так ты ради меня ешь эту малосъедобную субстанцию из пакетов? – он улыбнулся, теперь стоя возле моего кресла. – Чтоб видеть мои глаза?
-- Да, – я посмотрел на него и улыбнулся.
-- Ладно, – он пожал плечами, – пойду, разогрею. Но в следующий раз, когда захочешь увидеть меня без очков, просто скажи об этом.
-- А разве это не обязательное условие? Я еще не видел тебя без них на улице, – удивленно спросил я.
-- Конечно, нет, – засмеялся он уже на полпути в кухню.
Я опять почувствовал себя глупо, но уже начал привыкать к этому состоянию.
За столом мы опять завели разговор. Грэй продолжил рассказывать о себе, о службе в армии и болезни. Во многом его быстрому повышению по службе способствовала дисциплина и навыки, приобретенные в школе святого Даниила. Лидерские качества и обаяние, тоже немаловажные союзники, были у него всегда. Он очень умело обходил вопросы личной жизни, так что я не узнал, были ли у него серьезные отношения в то время. Только когда речь зашла о болезни, все стало для меня ясно. Чуму он приобрел, а не являлся носителем. Приобрел из-за своей неосторожной жизни, в которой было слишком много случайных людей. Я понимал, что он не хочет углубляться в детали, и воспоминания для него болезненны, поэтому не задавал вопросов. Он рассказал то, что считал нужным.
-- А ты? – спросил он, оборвав свой рассказ на том, как выздоровел и поступил на службу в специальное подразделение, где работал сейчас. – Я читал твое досье, ты примерный работник и законопослушный гражданин, но там не было ни слова о личной жизни. Сложилось впечатление, что живешь один и только работаешь.
-- Правильное впечатление, – я пожал плечами, вяло ковыряя вилкой в своем блюде. На упаковке значилось, что это обогащенные всеми необходимыми витаминами и микроэлементами овощи. Я сомневался насчет овощей, глядя на ровные кусочки бледно-зеленой субстанции.
-- Хорошо, я не настаиваю, – Грэй пожал плечами. Свою порцию он ел с невозмутимостью солдата, привыкшего к разной дряни. Правда, после всегда пил что-то из своей черной непрозрачной пластиковой бутылки. Поначалу я думал, что это какой-то американский продукт, потому что в Европе не встречал такой упаковки. На бутылке, объемом не более полулитра, не было никаких опознавательных знаков и логотипов производителя.
-- Нет, я серьезно, – возразил я, чтоб он не подумал, будто я скрываю что-то. – У меня никого не было. Пару раз ходил на свидания, но ничего серьезного не вышло.
-- Почему? Ты такой хорошенький, – он улыбнулся, глядя на меня.
Я начал краснеть, вовсе потеряв аппетит. Хотелось чего угодно, но не еды. Вернее, кое-чего определенного хотелось гораздо больше.
-- Ты серьезно так думаешь? – пробормотал я, накалывая лжеовощи на острые зубцы вилки.
-- Конечно, я так думаю, – Грэй тоже оставил еду, поигрывая вилкой в своих изящных тонких пальцах. – Знаешь, каких усилий мне стоило отобрать твое дело у моих коллег? Наблюдать за тобой для многих из них было бы скорее удовольствием, чем работой.
-- Вы можете выбирать своих "жертв"? – спросил я с лукавой улыбкой.
-- Работа должна быть по душе, – ответил он. – Даже такая необычная, как наша. Но ты ушел от ответа, Симон. Почему такой умный, добрый и привлекательный молодой человек стал затворником? Только не говори, что из-за меня. Я уже давно был мертв.
-- Мне как-то не везло, вот я и сдался, я думаю, – проговорил я, отложив прибор и взявшись за бутылку с водой. Сделал судорожный глоток, немного облился и выругался.
Грэй наблюдал за мной, перестав улыбаться.
-- Я любил одного человека, еще в колледже, – начал я после паузы. – Анри. Он был похож на тебя, тоже такой самоуверенный, веселый. Это было серьезно, мы планировали вместе поселиться после окончания учебы, но не сложилось. У него вся семья заболела.
Я вспомнил о Софи и просьбе друга молчать о ней. Грэй, наблюдавший за мной, сразу подметил, что я что-то пытаюсь утаить.
-- Он тоже заразился? – спросил он.
-- Грэй, пообещай, что это останется между нами, – попросил я, прежде чем раскрыть старую тайну исчезнувшего без следа друга.
-- Симон, – усмехнулся он. – Все, что между нами – секрет. Думаешь, я с кем-то это буду обсуждать? Ты у меня один близкий друг.
-- В самом деле? – удивился я. – А раньше как же? Ты был совсем один?
-- Ты смешной, – он отрицательно покачал головой. Я его и впрямь удивлял. – Я всегда был один. Всю мою жизнь.
-- Но… те люди, твои друзья? – не понимал я. Для меня было странным его заявление. Пусть после своей мнимой смерти он не мог поддерживать связь с родителями, но должны же быть хоть какие-то люди, чтоб обратиться к ним в трудную минуту. Одним словом, я, с детства окруженный заботой и любовью, не понимал его, одиночку до мозга костей.
-- У меня с ними хорошие отношения, – ответил он невозмутимо. – Трудно работать, когда от всех отгораживаешься. Мы общаемся, но о тебе им я не рассказывал. Так что будь спокоен за свой секрет. Дальше меня он не пойдет. Будь то информация государственной важности.
-- Если честно, я тоже совсем один, – неожиданно понял я очевидную истину. – У меня были хорошие друзья, но никто не знал о том, что у меня на душе, о моем личном. Только Анри я доверился, даже о тебе рассказал.
Я поднял взгляд на Грэя. Он казался печальным, но мягко улыбался.
-- Он помог мне найти твою семью, узнать о твоей смерти, – продолжал я.
-- Он был рядом? – только и спросил Грэй.
Я смутился и кивнул.
-- Я рад, что ты не был один в тот момент, – ответил он. – Наверное, он был хорошим парнем. Где он теперь? Ты так странно умалчиваешь о нем. Что случилось?
-- Его сестра выжила после заражения, – быстро проговорил я. – Он вылечил ее своей кровью. Потом они оба исчезли. Думаю, он увез ее. Он опасался за сохранность их секрета, боялся, что ее отнимут у него.
Грэй задумался, надолго умолкнув.
-- Я не искал его, – после паузы продолжил я. – У него были мои контакты. Если он не звонил, значит, не хотел. После я уже ни с кем не сходился настолько близко. Я не обижался на него, но что-то во мне сломалось.
-- Мне жаль, – сказал Грэй, избегая смотреть на меня. Потом поднялся и унес свою тарелку. Остатки овощей выбросил, а тарелку поставил в раковину.
Я не понимал, почему он не смотрит на меня, почему так поспешно отвернулся. Будто ему все равно, что меня вот так бросили, после того, как бросил он сам. Стало обидно, но я был бы не я, если бы зациклился на этом чувстве.
Чтоб отвлечься, я протянул руку и взял его странную бутылку.
-- Что это ты пьешь все время? – спросил я, чувствуя, что в ней еще есть как минимум половина.
Он обернулся, чтоб посмотреть, что я имею в виду.
-- Лекарство, – проговорил Грэй и вернулся на прежнее место за столом. – Тебе не советую пробовать.
-- Ты до сих пор нуждаешься в лекарствах? – удивился я. – Я думал, ты здоров.
-- Я никогда не буду здоров, – он нахмурился. Я посчитал это ребячеством.
-- Ты понимаешь, что я имею в виду. Для меня ты здоров, если не похож на скелет и не проводишь все время в закрытой темной комнате.
-- Вот как ты себе это представляешь? – усмехнулся он.
-- Мне не нужно представлять, половина моих друзей умерли от этой болезни, – возразил я. – Я видел их мучения и смерть. Поэтому я так разволновался, когда узнал о тебе, что и ты прошел через все это.
-- Имеешь в виду свое наглое нападение на спящего? – ему тема не казалась мрачной, он позволял себе шутить.
-- Мне так неловко, – признался я, смущенно ковыряя свой многострадальный ужин. – Не знаю, что на меня нашло, просто затмение какое-то.
-- Ничего, это мне надо извиниться, – отмахнулся Грэй, продолжая беззаботно улыбаться. – Я слишком грубо с тобой обошелся. Ты ничего страшного не сделал. Это я спросонья, прости.
-- Оно того стоило, – позволив себе робкий взгляд, заметил я.
Он промолчал и стал серьезен.
-- Ты встречался с кем-то после болезни? – спросил я, желая воспользоваться моментом, раз уж затронули такую интимную тему.
-- Да, но, сам понимаешь, серьезных отношений теперь не заведешь, – без лишней скромности и робости отвечал он.
-- Ты встречаешься с такими же, инфицированными? – я впервые позавидовал этим несчастным.
-- Ну не со здоровыми, это точно, – ответил Грэй. – Они от нас, как черти от ладана. Самые толерантные позволяют себе дружить с нами, но без прикосновений и общих трапез. Просто относятся по-человечески.
-- Я читал, что не все инфицированные обнаруживают себя. Почему ты пошел на эту службу, мог ведь тоже слиться с толпой, выдать себя за нормального? – спросил я.
-- Это иллюзия, все инфицированные на учете, – он поднял ладонь, намекая на обязательное сканирование почти везде. – Затеряться очень трудно, тем более выдать себя за здорового. Нам нужно лекарство, самостоятельно добывать его непросто. Ну разве что затеряться где-то в глуши и пить кровь какого-нибудь сочувствующего родственника, как поступил твой друг.
-- Но это возможно, – возразил я. – Он спас сестру. Она стала необыкновенной.
Я умолчал об Анри и цене, что он заплатил за это. Любая цена стоила жизни его сестры.
-- Ты не хочешь тоже затеряться? – спросил я, взглянув на него серьезно. – Уехать со мной во Францию? Там, где живут мои родные, нет сканеров и камер. А что до крови, я давал бы тебе свою. Ее ведь немного надо.
Он опустил взгляд и промолчал. Я опасался, что он резко возразит, посмеется над моим предложением, но он задумался.
-- Не все так просто, Симон, – ответил он после раздумий, – но спасибо за предложение. Ты настоящий друг.
-- Почему нет? – со вздохом разочарования спросил я.
-- Ты готов бросить свою работу и жить в деревне? – уточнил он. – После стольких лет отличной учебы, только лишь получив шанс стать большой шишкой? Тебе двадцать четыре, а у тебя уже сотня подчиненных, свой кабинет, и впереди карьера в огромной корпорации. Если все сложится удачно для "Райтвэй" они смогут управлять миром.
Я удивленно вскинул брови.
-- Советуешь мне работать на них дальше?! – возмутился я. – Когда все сложится для них удачно?! Это же произойдет, когда сенатор Рид победит, а тебя изолируют в каком-нибудь лагере. Мне после этого продолжать делать карьеру? Ты оскорбляешь меня, Грэй, за что?
-- Я пытаюсь сказать, что, несмотря ни на что, хочу чтоб ты жил нормальной жизнью, – ответил он, как видно, не чувствуя, что несет откровенный бред. – Изоляция инфицированных – вопрос времени, разница только в том, будет это более-менее гуманно или перерастет в геноцид. Я не питаю иллюзий, знаю, что не жилец. Но ты, Симон, ты здоров, полон жизни. Ты пережил все эти кошмары и сохранил свою чистую душу. Ты не станешь монстром, даже работая с "Райтвэй". Я хочу, чтоб ты жил ради меня, ради своего друга, всех, кто погиб. В таких, как ты, наш смысл жизни. Ты сумеешь сохранить в этом чудовищном мире такие понятия, как честь и совесть. Ты должен это сделать, ради твоих ушедших друзей.
-- Это нечестно, – борясь с захлестывающими эмоциями, ответил я. – Я должен, но я не смогу. Потеряв еще и тебя, я стану другим. Прости, но разочарую тебя. Если ты погибнешь, бросишь меня или тебя у меня отнимут, я просто не выдержу. Никакая карьера не удержит меня здесь. Я сам вернусь в свою деревню, если, конечно, буду жив.
-- Но почему? Зачем тебе я? Мы же не виделись бог знает сколько лет, – он опустил голову, отрицательно качая ей. – Неужели та детская дружба так много значила для тебя?
-- Ты что не слушал меня? – возмутился я. – Я люблю тебя. Для тебя это пустой звук?
-- Это несерьезно, – упорствовал он. – Ты меня совсем не знаешь. Я теперь другой человек, солдат, носитель опасной инфекции. Опасной для тебя, между прочим.
-- Другой человек, говоришь? – усмехнулся я. – А, по-моему, ты все тот же придурок, что был в школе!
Он не возражал, только поджал губы.
-- Я знаю, что ты тоже любишь меня, и пытаешься оттолкнуть из лучших побуждений, но это как-то слишком мелодраматично, не находишь? Я не маленькая девочка, чтоб меня опекать и отгораживать от опасностей этого мира, – продолжал я, едва сдерживаясь, чтоб не перейти на крик. – Ты правильно подметил, мне уже двадцать четыре года, я взрослый человек, и вправе сам решать, кого мне любить и на какой риск себя обрекать. Откуда ты знаешь будущее? Ты пророк? Возможно, завтра появится еще какой-нибудь вирус, опять начнется война, упадет метеорит, в конце концов! Тогда все твои планы на мой счет пойдут прахом. А я хочу всего лишь быть счастливым, хочу хоть раз в жизни почувствовать, как это, быть с тем, кого любишь, делить с ним горе и радости. Анри тоже оберегал меня, так сильно, что бросил. Ты тоже так поступишь?! Да идите вы все к черту, такие заботливые!
Я все же закричал, резко поднялся и бросился в спальню. Меня переполняла злость, обида и жалость к самому себе. Я так долго избегал этих эмоций, как-то всегда мог загнать их подальше, но сейчас они меня захлестнули с головой. Я выплеснул на Грэя все, что копил эти годы, обиду не только на него, за то что посмел погибнуть таким молодым, но и на Анри, за то что оставил меня.
Я бросился ничком на кровать и закрыл голову руками, будто бы это помогло мне остановить поток разрушительных мыслей. Ярость вытеснила жалость, и я не расплакался на этот раз. Я просто был слишком зол, чтоб плакать. Я и без того пролил слишком много слез по тем, кто их вовсе не заслуживал. Как когда-то в детстве я ненавидел Грэя за собственные чувства, которые он вызывал в моем сердце.
В этот раз он тоже пришел и осторожно опустился на край кровати. Я не поворачивал голову в его сторону.
-- Есть еще одна вещь, из-за которой я не могу принять твое щедрое предложение, – сказал он тихо.
Я молчал.
-- Там в бутылке не только кровь, – продолжал он. – Я же не вампир, в самом деле. Это лекарство на основе крови, но есть еще много компонентов, которые так просто не синтезируешь в домашних условиях. Без него мне опять начнут сниться кошмары, я не смогу выносить яркий свет, вернется прежняя повышенная чувствительность к любым раздражителям. Лекарство подавляет побочные эффекты от моих новых способностей.
-- Ладно, я понял, что ты не хочешь ехать в глушь, – пробормотал я. – Так бы и сказал, а то развел патетику.
-- Нет, но ты серьезно о деревне? – казалось, еще не верил он. – Уехал бы туда ради меня?
-- А что? Это мой дом, я там вырос, – бормотал я в подушку.
Солнце давно уже осветило последними лучами мою квартиру, село за шпили небоскребов, а вскоре полностью скрылось, утонув в заливе. В комнате, где мы сидели, воцарилась уютная полутьма.
-- Почему ты тогда оттолкнул меня? – спросил Грэй.
Я не поверил своим ощущениям. Они говорили мне, что он прикоснулся, положил ладонь на мое плечо.
-- Я же знал, что тоже нравлюсь тебе, – продолжал он, поглаживая мою кожу через тонкую ткань футболки. – Подумал, что я какой-то извращенец? А ведь ты был единственным парнем, в которого я по-настоящему влюбился. До тебя меня интересовали только девушки.
Я замер, никак не ожидая услышать что-то подобное. Медленно повернулся на спину и недоуменно посмотрел на него.
-- Ты не плачешь? – удивился он. – Я рад. Я не знаю, как себя вести, когда ты плачешь. Это меня пугает.
-- Ты это серьезно, о девушках? – уточнил я, глядя на него. Он убрал руку, словно вовсе не прикасался, и держал их теперь при себе.
-- Да, серьезно, – кивнул он.
-- Но почему? Я что, в самом деле, похож на девчонку? – мне стало как-то не по себе. Одно дело быть геем, но другое, когда тебя вдруг принимают за кого-то, кем ты не являешься.
-- Нет, совсем не похож, – улыбнулся он. – Ты похож на утонченного, красивого юношу, обладающего таким обаянием, что всякая женщина позавидует.
-- Ну знаешь, ты сам такой же, – смущенно ответил я. – Но тебя, наверное, натуралы не преследуют.
-- Нет, моя форма не располагает к ухаживаниям, – пошутил он.
-- Ты простишь мне мою школьную выходку? – спросил я, не думая реагировать на нее. – Я был достаточно наказан.
-- Я очень долго злился, – признался Грэй. Он сидел рядом, но отвернулся к окну.
Мы молчали, в комнате становилось все темнее, огни за окном зажигались один за другим. Мы привыкли к полутьме и все отлично видели в их неясном свете.
-- Я, наверное, поставил очень жесткие рамки, – произнес он, но не поднимал на меня взгляд. – Болезнь передается только через кровь, риск заразиться минимальный.
-- Я знаю, – ответил я, потому что проштудировал горы литературы на эту тему.
-- Но одной капли, попавшей в твой организм, будет достаточно, чтоб заболеть, – возразил он. – Одной ничтожной капли, а моя кожа не из прочного пуленепробиваемого пластика. Я могу пораниться в любой момент, и если моя кровь попадет на тебя, на слизистую или открытую рану, ты заразишься. Это очень мучительная смерть.
-- Я могу выжить, приобрести иммунитет, – со вздохом ответил я.
-- Но можешь и умереть, – отрицательно покачал головой Грэй. – Нет лекарства или противоядия. У кого не вырабатывается иммунитет, те умирают в ста случаях из сотни. Поэтому те, кто хвалился изобретением лекарства, теперь теряют позиции, а сторонники полного нашего истребления набирают голоса. Мы или уничтожим человечество или сделаем его таким же как мы. Тут вопрос уже не в нравственности, а в выживании.
-- Ты опять сгущаешь краски, – усмехнулся я, глядя на его хмурое лицо. – Ведутся разработки, лекарство еще можно найти. И потом, мутация не всегда во вред, возможно, человечеству необходимо измениться, чтоб выжить после всех этих войн. Где были все эти сенаторы, когда применялось ядерное оружие? Чего все ожидали, вступая в этот последний конфликт? Что природа опять чудесным образом все исправит? Возможно, это ее метод?
-- Ты жесток, – ответил Грэй, но тоже улыбнулся.
-- Не я начал войну, и теперь не буду смотреть сквозь пальцы на методы тех, кто ее затеял, – возразил я.
-- Ты так категоричен, потому что твои друзья попали в группу риска, – продолжал он. – Все, чьи родные инфицированы, сопереживают нам, благодаря им еще держится нынешнее положение.
-- Не буду говорить, что рад, что их немало, но это правильно, – вздохнул я, глядя на его силуэт на фоне окна.
Он повернулся ко мне и взял за руку. Он был без перчаток, я ощутил тепло его кожи. Наши пальцы сплелись, мы сжали ладони, чтоб ощутить это прикосновение ярче и смотрели на наши руки. Потом Грэй потянул меня к себе, я поддался, глядя в его темные глаза. Он взял меня за плечо, скользя взглядом по моему лицу. Я был сосредоточен, настороженно ждал его действий и не верил в то, что он решился рискнуть. Мы расцепили пальцы и обнялись, по-прежнему молчаливо заглядывая друг другу в глаза. Потом я посмотрел на его губы, отчетливо вспомнил недавний поцелуй. Голова закружилась от предвкушения. Я опять поднял взгляд, чтоб увидеть его глаза. Он лукаво улыбнулся.
-- В самом деле, вдруг метеорит упадет, – проговорил он почти шепотом, прижав меня к своей груди.
Я почувствовал, как быстро бьется его сердце, его порывистое дыхание на моем лице, легкое прикосновение горячих губ.
-- Мы будем осторожны, я обещаю, ничего плохого не случится, – сказал я.
Мои руки оказались у него под курткой. Я потянул за пуловер и достал его из-за пояса, чтоб прикоснуться к его обнаженной коже. Я нежно погладил его по спине, сам еще наслаждаясь объятиями и касанием наших лиц. Почувствовав, что я забрался ему под одежду, он стал дышать чаще и задрожал. Я сам едва сдерживал охватившее меня желание. В последний раз я был близок с Анри, целую вечность назад. Грэй, судя по реакции на мои невинные ласки, тоже не был пресыщен.
Он отстранился и потянул наверх мою футболку. Я поднял руки, чтоб он мог снять ее, и остался раздетым до пояса. Грэй некоторое время рассматривал меня, я не мешал ему, только смущенно улыбался. Потом он прикоснулся, просто провел кончиками пальцев по коже, от ключицы до ключицы, потом опустил ладонь на талию и наклонился ко мне. Он поцеловал мою шею, коснулся губами с такой нежностью, какую сложно ожидать от мужчины. Я заметил, что он вообще обращается со мной как с чем-то хрупким, с бабочкой или цветком, словно опасался, не посыплется ли с меня пыльца. Я усмехнулся своим мыслям, но не мешал ему покрывать короткими изучающими поцелуями свое тело. Я сам хотел того же, но предоставил ему первому право получить удовольствие. Я только откинулся на спину, чтоб облегчить ему эту задачу. Он не отвлекся, склонился надо мной, продолжая удерживать за талию ладонями, и целовал, целовал, целовал.
Я открыл глаза и увидел наше отражение в зеркальном потолке. Себя, полуобнаженного, удерживающего руки на широких плечах Грэя, все еще облаченного в свое темно-серое обмундирование. Его темноволосую голову, скользящую все ниже по моему торсу, свои ноги в джинсах и кедах, свое обалдевшее от удовольствия лицо.
Грэй, который посматривал на меня время от времени, заметил, как я разглядываю потолок, и улыбнулся.
-- А говорил, что тебе не нравится, – сказал он, обдав жаром дыхания мой живот.
-- Беру свои слова обратно, – я поднял ладони, признавая свою неправоту.
Он тихо засмеялся, наверное, не потому, что шутка была удачной, а просто от счастья. Я сам не мог прекратить улыбаться, чувствуя себя на седьмом небе. Пользуясь тем, что я отпустил его плечи, он сел и взялся за пояс моих джинсов. Я, не ожидая от него такой прыти, перестал улыбаться и замер. Сердце забилось сильнее.
-- Нет? – спросил он, подняв на меня наполненный желанием взгляд, и тоже перестал улыбаться.
-- Почему ты спрашиваешь? – удивился я. Мне казалось, я ничем не выдал волнения.
-- Твое сердце, – он кивнул на мою грудь, – оно сейчас выскочит. Ты взволнован.
-- Да, – признал я. – А ты думал, я буду безучастен?
Он отрицательно мотнул головой и опять улыбнулся, продолжив стаскивать с моих бедер джинсы. Я попытался совладать со своим трепещущим в предвкушении сердцем, но оно игнорировало меня, колотясь как сумасшедшее. Грэй только вскидывал брови, поглядывая на меня, но не прекращал освобождать от остатков одежды. За кедами на пол полетели джинсы и плавки. Я остался только в часах и опять смутился, потому что Грэй снова меня рассматривал. Сам он был в своей неизменной форме только без кепки. Я представил, каково было бы переспать с ним в полном обмундировании, с очками, перчатками и прочим. Чтоб он делал это с каменным лицом, с нечеловеческой силой, с животной страстью.
Я поспешно отогнал все эти мысли, опасаясь удивить его преждевременным окончанием игры. Грэй, наконец, сжалился и тоже начал освобождаться от куртки. Я поспешил ему на помощь. Пока он снимал с плеч куртку, я расстегивал его брюки. Он наблюдал, оставаясь стоять возле кровати, в то время как я сидел на ней, словно восточная одалиска, нетерпеливо освобождающая самую интересующую ее часть тела. Он стащил через голову черный пуловер, раздевшись до пояса. Я расстегнул его брюки и сразу перешел к делу. Мне не хотелось рассматривать его, как он меня, я хотел утолить жажду близости, погасить сжигающий пожар. Он не ожидал такой прыти, но не оттолкнул меня. Грэй закрыл глаза, стиснул зубы, чтоб сдержать стон, и сжал мои плечи. Я даже не заметил этого, припав к его телу как к источнику жизни. Никогда не думал, что способен на такую страсть. Прежде мне нужно было гораздо больше, чтоб вот так набрасываться на Анри. Грэй завел меня без труда. Я выделывал такое, чего от себя никак не ожидал. Ему пришлось оттолкнуть меня, чтоб остановить. Я переводил дыхание, глядя на него, как голодный зверь. Он тоже порывисто дышал, но коже выступили капельки пота.
Я понял, что ему не хочется так быстро все заканчивать. Он намеренно медленно освобождался от обуви и штанов, желая, как видно, немного остыть. Я вернулся к спинке кровати и молчаливо наблюдал за ним. У меня мутилось в голове от желания, я не мог держать руки без дела и начал ласкать себя сам.
Грэй, полностью раздетый, лег рядом и обнял одной рукой. Он привлек меня к себе и поцеловал в губы. Мы опять начали сначала, но у меня не было сил просто получать поцелуи и легкие касания. Я прижался к его бедру, обхватив его своими, и беззастенчиво терся, пока наши губы соревновались в том, кто может обхватить большую площадь. Я чувствовал его шероховатый язык на губах и языке, это сводило с ума, я начал нетерпеливо стонать, требуя от него каких-то более решительных действий.
-- Надо было взять тебя силой, тогда, в школе, – проговорил он, собрав мои волосы в кулак и оторвав от своих губ. – Знал бы, что ты такой страстный, не задумываясь сделал бы это.
-- Можешь сделать это сейчас, – потянувшись к нему, ответил я, но он не позволил, наслаждаясь моей беспомощностью.
-- Ты не улавливаешь сути, – засмеялся он.
-- Нет, – согласился я, даже не думая о его словах. Я смотрел на его губы, желая достичь их, опять впиться поцелуем.
-- Ладно, – он переместил руки на мои плечи и с легкостью, с какой прежде выбросил из своей комнаты, перевернул на живот. Я уткнулся лицом в подушку, а руками в постель, чувствуя, что он лег сверху. Его горячее влажное тело покрыло мое и немного придавило, одна рука уперлась возле моей головы, второй он помогал себе. Я ждал, затаив дыхание, готовый принять его, сгорающий от желания и предвкушения. Он некоторое время делал это рукой, не желая быть грубым и нанести раны. Мы не могли себе позволить забыть об опасности, но все же это был не СПИД, так что даже секс с инфицированным новой чумой не угрожал заражением. Возможно, слишком грубый секс, когда губы искусаны в кровь и любовники словно одержимые истязают друг друга.
Грэй все помнил и был нежен, в отличие от меня, потерявшего голову почти сразу. Он двигался медленно, я не чувствовал боли, только бесконечное удовольствие. Его губы опять блуждали где-то на моей шее, затылке, спине, руками он упирался в постель. Я же ерзал под ним, подаваясь навстречу, терся об одеяло своим телом, стонал в подушку, изгибался. Его это забавляло, он часто смеялся, я тоже смеялся, когда мог более-менее свободно дышать.
Насытившись мной в такой позе, он отстранился. Я только успел перевести дыхание и немного опомниться, как опять почувствовал его руки на своих плечах. Он заставил меня подняться, встать на колени, оставаясь по-прежнему спиной к нему.
-- Тебе хорошо? – спросил он хрипло, обжигая кожу на шее поцелуями.
Я что-то невнятно простонал, потянувшись руками к его телу. Он усмехнулся и взял меня в той позе, в которой мы находились. Просто вошел сзади, прижав мои бедра к своим руками. Я закрыл глаза, не удержался и начал опускаться на четвереньки, но он удержал меня и прижал спиной к своей груди. Я сам ласкал себя, пока он не убрал мои руки за спину и не перенял инициативу. Его сила заставляла меня всегда помнить, кто со мной рядом. С кем я занимаюсь любовью. Я чувствовал себя ребенком, тем мальчиком, каким был когда-то во времена учебы с Грэем. Он же был кем-то большим, чем взрослый мужчина, он был сверхсуществом, обладавшим волшебной силой и умевшим так удачно применить ее.
Подушки перед лицом больше не было и пришлось стиснуть зубы, чтоб не стонать слишком громко. Его это, похоже, только подстегивало. Он был неутомим, дьявольски силен и бесконечно нежен. Я попросил пощады, чувствуя, что еще немного и сойду с ума. Для меня, скромного застенчивого мальчишки этого было слишком много. Он сжал пальцы сильнее и задвигал рукой быстрее. По моему телу прошла судорога, я вскрикнул, в тщетной попытке вырваться из его объятий. Он продолжал, обдавая мою спину горячим дыханием, входя до упора и лаская меня, как мог бы, наверное, самого себя. Я держался мертвой хваткой за его бедра, запрокинув голову и не в силах сдерживать стоны.
То, как все кончилось, я помнил плохо. Я уже какое-то время пребывал в нирване, так что конец не отличался от последних минут. Я был мягким воском в руках Грэя, делавшего со мной все, что хотел. Растаяв окончательно, я стек обратно на постель и какое-то время не мог ни думать, ни говорить, только дышал и плакал. Грэй сидел рядом, растерянно глядя на меня.
-- Симон, – позвал он тихо, коснувшись моего плеча. – Ты как?
-- Где я? – выдало мое сознание, глаза я не мог открыть.
-- В Нью-Йорке, – ответил он, как видно, плохо понимая вопрос.
-- Я умер? – спросил я, губы не слушались, получалось невнятно.
-- Нет, – он прикоснулся к моей щеке, тогда-то я и понял, что плачу. Он вытирал мои слезы, потому что не любил видеть меня плачущим. – Всего лишь кончил.
Он засмеялся. Я попытался улыбнуться.
-- Ты меня напугал, – посерьезнев, продолжал Грэй. – Я думал, что ты упал в обморок.
-- А я не упал в обморок? – удивился я. Ощущение было похожее, правда, в обморок падать не так приятно.
-- Не знаю, – он вздохнул, продолжая свои манипуляции с моим лицом. Я понял, что он раздобыл тряпочку. Возможно, это была моя футболка.
-- Дай мне минуту, – пробормотал я. – Я совершал телепортацию, был на другом конце галактики.
Он засмеялся. Я почувствовал, что он пристраивается рядом. Стало тепло, меня обхватила сильная рука, а к коже прикоснулись губы.
-- Это был самый лучший секс в моей жизни, – проговорил он. – Никогда не думал, что с парнем так здорово.
-- Боже, – застонал я, осознавая смысл сказанного.
-- Шучу, – поспешил он меня успокоить. – Прости.
-- Хотя, если подумать, ты слишком умелый, как на дилетанта, – вернув себе способность мыслить и разговаривать, заметил я.
Он помог мне перевернуться на бок и привлек к себе. Я устроился у него на плече, закрыл глаза и вернулся к блаженствующему состоянию.
-- Тебя не обманешь, умник, – захихикал он, развлекаясь с моими волосами и ухом.
-- Грэй, ты не бросишь меня? – спросил я после паузы, в продолжение которой слушал ровное биение его сердца и вдыхал аромат разгоряченной любовной игрой кожи. – Прошу, пообещай.
-- Обещаю, – ответил он ласково. – Я не брошу тебя, скорее умру.
-- Это одно и то же, – чувствуя, как подкрадывается дремота, пробормотал я.
Он не ответил или я уснул прежде, чем он успел ответить. Мне не хотелось засыпать, но тело не спрашивало моего мнения. Я просто провалился в глубокий сон, еще ощущая возлюбленного рядом и думая о нем.
четверг, 13 августа 2015
читать дальше
Мы вернулись в нашу квартиру, более не поднимая личных тем. Грэй опять стал безразлично рассказывать о порядках в Нью-Йорке. В основном это касалось общественной жизни, правил приличия, которые я чуть не нарушил, встретив его. Он отчего-то сделал на этом особое ударение. Конечно, я знал, что обниматься в наши дни могут самые близкие люди, но во Франции этому не придавали такого значения. Даже на работе мы иногда пожимали руки, у меня было несколько свиданий, и никто не шарахался друг от друга, как от чумного. Тут, похоже, люди избегали контактов вообще. Я решил заполнить пробел в образовании и засел за компьютер, как только распрощался с Грэем. Он ушел к себе, я к себе. Помимо гостиной, в квартире было еще две комнаты, каждому по одной.
Я до полуночи штудировал местный этикет, и чем глубже погружался в новую среду, тем больше отчаяние овладевало мной. В новом свете люди избегали не только прикосновений, но и общества друг друга. Все общение происходило в сети, что было очень удобно. Интернет был тут повсюду и почти что бесплатный. Американцы могли жить, не выходя из дома, ни в чем не нуждаясь. Если бы не необходимость работать, они вовсе заперлись бы от всего мира и перешли бы в виртуальный. Фантасты часто писали на эту тему, впервые такая мысль не показалась мне занятной. Теперь она пугала.
На следующий день я смог убедиться в правоте Грэя. Он сопровождал меня, от этого было немного легче. Мы вдвоем ехали в главное здание корпорации, оказавшееся целым дворцом из стекла и металла. Оно возвышалось над деловой частью города, как древнеегипетский обелиск. Служебная машина доставила нас обоих в его подземные недра, откуда на лифте следовало подняться до нужного этажа. Я удивился, когда Грэй уверенным движением нажал на цифру сто один. Почти что самый верх.
-- Ты что, вообще не спал? – спросил он, взглянув на меня. Сегодня, покинув квартиру, он опять надел перчатки и очки. Я понял, что на улицу он не выходит в другом виде. Часть бессонной ночи была посвящена изучению "теней", как окрестили их в сети обыватели. Люди, одетые в темную одежду, правительственные агенты, наблюдающие за порядком в городах. О них ходили самые невероятные слухи, я с улыбкой читал о них. Я знал, что Грэй человек из плоти и крови, поэтому не верил в то, что они умеют летать, телепортироваться, обходиться без сна и еды, видят сквозь стены и читают мысли. Этот гибрид из сказок и мифов всех времен и народов немало позабавил бы меня в другое время, но теперь я только печально улыбался. Все же один из "теней" был моим другом, а люди, как я понял, их страшно боялись и ненавидели.
-- Спал, немного, – ответил я на его вопрос.
В приемной одного из ведущих менеджеров, куда доставил нас лифт, Грэю велели ждать. Девушка за конторкой окинула его презрительным взглядом и указала кивком на дверь лифта. Он молча повиновался. Они даже не обменялись парой фраз. Она кивнула, он остановился. Я недоуменно взглянул на него.
-- Ты будешь ждать? – спросил я.
-- Да, – ответил он невозмутимо.
-- Ладно, – я решил, что недолго пробуду у руководства, поэтому не спорил.
Девушка была удивлена моим поведением. Когда я приблизился к ней, она опять посмотрела на Грэя.
-- Мистер Сен-Жан, вас уже ждут, – сообщила она, вдруг став более чем милой и приветливой.
-- Благодарю, – я отправился в кабинет за ее спиной.
Менеджер оказался на редкость приятным мужчиной. Слушая его, я на время забыл о своих страхах и одиночестве. Он рассказывал о корпорации, как о родной семье. Как все мне тут рады, какие перспективы жду впереди, какой неоценимый вклад мы вносим в развитие и усовершенствование современной жизни человека. Что без продукции "Райтвэй" не обходится в наши дни никто, что я теперь часть этой семьи и пойму, как важна моя работа, потому что буду сам руководить целым отделом и работать с лучшими людьми. После часа этой вступительной лекции я был совершенно обалдевшим и, выходя, сам улыбался глуповатой улыбкой новообращенного адепта очередной религиозной секты.
Менеджер вышел со мной и распорядился о том, чтоб мне выдали все необходимые пропуски и показали кабинет. Увидев Грэя, стоявшего словно изваяние у лифта, он осекся и поток его сладостных речей оборвался. Мужчина сузил глаза и губы сложил в тонкую нить.
-- Не отозвали еще своего пса, – фыркнул он, говоря словно сам с собой.
Я нахмурился, но рад был, что Грэй слишком далеко от нас и не услышит его слов. Уже с меньшим энтузиазмом и восторгом я попрощался с руководителем и вернулся к лифту.
-- Неужели тебе необходимо везде следовать за мной? – спросил я, когда мы опять были одни в лифте. – Это, наверное, утомительно, стоять вот так часами под дверью. Меня не украдут, я думаю.
-- Псы не устают, – только и ответил он, глядя перед собой.
Я смутился, отчего-то чувствуя себя виноватым.
Он так и прождал меня весь день, стоя под дверью кабинета. Я из-за этого пробыл все рабочее время в одиночестве. Коллеги, как видно, не хотели приближаться к нему, и мой кабинет обходили стороной. Те, кому это было необходимо, ограничились коротким визитом. В конце рабочего дня я должен был наведаться в другой отдел, к которому тоже имел отношение. В отличие от парижского филиала, тут было намного меньше людей. Меня это удивило, я ожидал совершенно другого. По коридорам очень редко ходили сотрудники, у всех были отдельные кабинеты, у руководства целые этажи. В главном здании корпорации царила тишина и спокойствие, словно в музее или библиотеке. Никто не спешил и все избегали общения. Лифты всегда перевозили кого-то одного.
Покинув кабинет коллеги, с которым должен был общаться плотнее всего, я не нашел Грэя в коридоре. Он знал, что отсюда я спущусь в гараж, поэтому, должно быть, ждал меня в машине. Я решил не заставлять его ждать дольше положенного. Вызвал лифт и спустился. В гараже мне представилась совершенно необычная по меркам нового времени картина. Грэй находился в компании коллег и они, как видно, неплохо проводили время. Кроме него было еще двое мужчин и женщина. Все молодые и статные, одеты одинаково, только солнцезащитные очки сняли. Они что-то обсуждали и смеялись, как самые обычные люди. Я-то знал, что так оно и есть, но для распространителей нелепых слухов полезно было бы увидеть нечто подобное.
Лифт за моей спиной опять открылся. Я, должно быть, наблюдал за другом дольше, чем мне казалось. Из лифта вышла девушка, которую я видел утром, помощник менеджера. Она остановилась в полуметре от меня, расстояние почти что дружеское, и фыркнула, глядя презрительно на компанию друзей.
-- Выродки, – был ее комментарий.
Я возмущенно взглянул на нее. Она казалась мне приличной, воспитанной, раз уж занимала такую высокую должность и обращалась в высших кругах возле руководства. Еще совсем молодая, миловидная, и когда общалась со мной, очень вежливая.
-- Надеюсь, Рид победит на выборах и их всех опять изолируют, – сказала она, пылая гневом. – Возомнили о себе бог знает что, а сами переносят заразу.
-- Разумно ли так отзываться о правительственных агентах? – спросил я, стараясь не грубить ей. Все же я был новичком в этом мире и то, что Грэй мой друг, не означало, что все остальные его коллеги ангелы.
-- Вы либерал? – она усмехнулась и, не делая более комментариев, направилась к своей машине.
Охранники, продолжавшие свой разговор, даже не удостоили ее взглядом, когда девушка проходила мимо. Казалось, они вовсе не замечают чужого присутствия.
-- Ну, мне пора, – услышал я громкий голос Грэя. Он все время стоял спиной, и не мог видеть, как я вышел из лифта. – Мсье Сен-Жан уже заждался.
Когда он повернулся, чтоб идти в мою сторону, его коллеги все как один обратили свои взоры в мою сторону. Я постарался рассмотреть их лица, пока все они были без очков. Красивые молодые люди, бледные, как и Грэй, с глазами умными и проницательными, как мне показалось. На губах были улыбки, у кого хитроватые, у кого вежливые. Никто не испепелял меня взглядом, как ненавистного работника "корпорации зла". То, что о месте моей работы ходят именно такие слухи, тоже было не самой лучшей новостью.
-- Прости, – начал с виноватой улыбкой Грэй. – Не думал, что ты так быстро сумеешь оторваться от всех тех игрушек.
Он намекал на отдел новейших разработок и проектирования, где я был.
-- Это твои коллеги? – спросил я, бросая робкие взгляды на людей, продолжавших молчаливо наблюдать за нами. – Они тоже кого-то тут охраняют?
-- Да, так и есть, – кивнул Грэй. – Те еще засранцы.
Я удивленно вскинул брови. Парни за спиной, в доброй сотне шагов от нас с Грэем, засмеялись. Я отчетливо видел, что они не переговаривалось до этого смеха. Могло ли быть так, что они реагировали на шутку Грэя, сказанную совсем тихо. Могли ли они слышать ее?
-- Пялятся на тебя? – спросил он с вызовом. – Любопытные.
Я был, мягко говоря, удивлен, поэтому молчал.
-- Позволь представить моих друзей, – проговорил Грэй, остановившись возле меня и не глядя на них. – Гай, Джек и несравненная леди Кристина.
Те по очереди кивнули, а дама одарила меня улыбкой.
-- Вы по рации сообщаетесь? – спросил я, желая хоть как-то объяснить себе их феноменальный слух.
-- Ну конечно, а как же еще? – ответил Грэй невозмутимо.
Его друзья опять засмеялись, но на этот раз отвернулись и опять о чем-то заговорили.
Я смотрел на друга, в его холодные темные глаза. Он первый не выдержал и отвернулся, опять надел очки и мы направились к машине.
Дома я сел за компьютер и продолжил более внимательно изучать мифы и легенды новейшего времени. Во-первых, меня интересовало, кто такой Рид и куда он баллотируется. Оказалось, это военный генерал и сенатор от Северного округа, часть Объединенной Америки довольно большая. Он укрепил свои позиции во многом благодаря лоббированию интересов нескольких фармацевтических компаний, что сумели найти лекарство от чумы. Благодаря ему были приняты необходимые законы и лекарство все же поступило в широкую продажу. До этого из-за споров о морали, этике и правах человека закон откладывался и разработки шли черепашьим шагом. Теперь, когда болезнь была побеждена, он боролся с ее последствиями, требовал ужесточения мер профилактики, более частые осмотры и содержание выздоровевших отдельно от здоровых. Меня более всего прочего заинтересовал этот момент.
Оказалось, болезнь имела побочный эффект, часть выздоровевших мутировала. Большинство зараженных погибло, но те, что выжили, изменились. В их крови по-прежнему был вирус, но сами они вернулись к нормальной жизни. Кроме того, они проявляли способности гораздо превосходившие те, что были у них прежде. Чума породила расу сверхлюдей. Теперь эти люди стали причиной новых конфликтов в обществе. Являясь носителями, они были опасны, но став сверхлюдьми, представляли интерес как для науки, так и для силовых структур. Нынешняя власть признала их людьми равными всем прочим, не лишив прежних прав, и не наделяя дополнительными. Президент Объединенной Америки решил, что с общества достаточно войны и болезни, чтоб теперь подвергнуть дискриминации случайным образом появившуюся разновидность людей. Тем более что явление носило характер временный. Выздоровевшие не могли продолжить свой род, поскольку вирус оставался в их организме. Это был вопрос времени, через сто лет случайная раса полностью исчезнет. Оппонента президента такое решение не устраивало. Рид строил свою компанию на страхе и печальном опыте прошлого, что было выигрышно в новом мире повальной паранойи и отчужденности.
Дочитать статью я не смог, слезы затуманили взгляд и начали капать на панель сенсорной клавиатуры. Я закрыл лицо руками и дал им волю. Мне некого было стесняться, меня никто не видел. Я плакал сразу по нескольким причинам, или по одной, состоявшей из многих частей. Я вспомнил Софи, Анри, и все, что было в ту последнюю встречу. Потом ужасные симптомы, о которых не только слышал, но и наблюдал воочию. Об ужасах, что сопровождали новую чуму, когда человек в считанные недели сходил с ума и терпел страшные мучения. О том, что сообщила мне мать Грэя. О выздоровлении Софи, ее преображении, как она слышала биение моего сердца, как грациозно двигалась и страдала от солнечного света.
Я представлял себе Грэя, моего любимого прекрасного Грэя, пораженного этой жуткой болезнью, страдающего и сходящего с ума. Он и сейчас был бледен, как была когда-то Стефани, моя подруга в колледже. Он заразился, умер, воскрес и стал "тенью". Отверженным жителем общества, где только правительство могло дать ему работу и право жить как свободный человек.
Обессилев от рыданий и мыслей, что сопровождали меня в эту ночь, я поднялся с кровати, умылся в крохотной ванной комнате, и направился к нему. Мне было наплевать на этикет, пусть он выставит меня и откажется работать со мной, но я должен был сейчас увидеть его и сказать, что все знаю. Я чувствовал себя глупо, ведь не сложил два плюс два, и не понял очевидного сразу.
Грэй спал в точно такой же комнате, какая была у меня. Узкая кровать у стены, одно окно во всю стену, сейчас затемненное и пропускающее совсем немного света из залитого ночными огнями мегаполиса. У другой стены был письменный стол и пара стульев. Небольшая дверь вела в ванную. Я приблизился и сел на край кровати, всматриваясь в его расслабленное лицо.
Спящий, он был еще прекраснее. Не было хмурого взгляда и напряжения, от длинных ресниц на скулы падали тени, веки иногда подрагивали, губы были чуть приоткрыты. Я прикоснулся ладонью к его щеке, нежно погладил большим пальцем кожу, любуясь его красотой. Потом склонился и поцеловал. Я коснулся его губ губами, потом еще и еще, теряя голову от ощущений, от запаха его кожи, близости с ним. Я так часто представлял наш поцелуй в своем воображении, что не колебался ни минуты. Меня переполняли чувства: любовь, жалость, грусть и досада. Последнее из-за моей непроходимой глупости.
-- Грэй, – прошептал я между поцелуями. – Аргантаэль.
Он вздохнул и ответил на поцелуй. Его губы раскрылись, он обвил мою талию руками и привлек к себе. Я опирался на его грудь, а пальцы запустил в волосы, продолжая целовать.
-- Симон, – проговорил он хрипловато, но не открывал глаза. – Мой Симон.
Я едва не потерял рассудок от охвативших чувств. Захлестнула такая волна радости, нежности и любви, что сложно было продолжать просто касаться его губ губами. Хотелось более страстного, горячего поцелуя, крепких объятий, чтоб он стиснул меня до боли.
Еще какой-то миг продолжалась эта эйфория, когда я был вне себя от счастья. Потом все закончилось, так же неожиданно, как началось. Грэй открыл глаза. Я не видел этого, но почувствовал, что что-то изменилось. Он напрягся, замер и даже перестал дышать.
-- Симон? – теперь вопросительно проговорил он мое имя.
Мне пришлось немного отстраниться и взглянуть ему в глаза. В них эмоции сменяли одна другую с невероятной скоростью. Он, наконец, осознал, что не спит, потом удивился, потом смутился, а напоследок разозлился. Его охватила самая настоящая ярость, потому что он с силой оттолкнул меня от себя, просто отшвырнул, как мерзкое насекомое, заползшее спящему под одеяло. Сила у Грэя оказалась нечеловеческая. Я ощутил такой толчок в грудь, что не смог сразу восстановить дыхание, и согнулся чуть ли ни пополам.
-- Ты с ума сошел?! – воскликнул он гневно, поспешно поднялся и отошел от меня.
Я сидел на его кровати, пытаясь хоть что-то понять и вернуть способность дышать. Он был очень зол, его обнаженная грудь быстро вздымалась, глаза метали молнии, он даже кулаки сжал, решив, как видно, поколотить меня за наглость.
-- Прости, – еле слышно выговорил я.
-- Уходи, пока я тебя не покалечил, – прорычал он и указал на дверь.
-- Я хотел поговорить, – слабо возразил я, не думая выполнять его приказ.
-- Симон, выметайся из моей комнаты, – повторил он.
-- Я знаю, что не имел права тебя целовать, но мы должны поговорить, – протестовал я.
Он более не церемонился, стремительно подошел, схватил за плечо и вышвырнул за дверь. Это произошло так быстро, было сделано с такой силой, что я даже пикнуть не успел. Железная хватка сжала руку до боли, меня буквально оторвало от кровати, и через секунду я уже лежал на полу гостиной. Он выбросил меня и запер дверь. Я лежал на спине, потирая руку, и ошарашенно смотрел на закрытую дверь его спальни.
Остаток ночи был размытый. Я, скорее всего, опять плакал, потому что утром лицо было опухшим, а веки покраснели. Уснул, не раздеваясь, поверх одеяла. Выбравшись из спальни, я обнаружил Грэя сидящим на диване. Он завтракал, глядя за окно, а не на экран телевизора. Одет был по всей форме, кроме, конечно, перчаток и очков, необходимых на улице.
Я тихонько приблизился и сел на другом конце дивана, глядя на него с опаской. Он, конечно, знал, что я вышел и сижу рядом, но не реагировал на это. Продолжал завтрак, пил что-то из пластиковой бутылки и ел сандвич.
-- Доброе утро, – поприветствовал я его, чувствуя себя так плохо, как никогда прежде. Невыносимо было видеть его отрешенное холодное лицо, помнить то, что было ночью.
-- Извини, что я вломился в твою спальню, – продолжал я, потому что он никак не реагировал. Только есть перестал и просто смотрел перед собой. – Не знаю, что на меня нашло. Я узнал о вас, о твоей болезни. Хотел поговорить об этом, не мог дождаться утра. Прости, Грэй.
-- Твои извинения ничего не стоят, – бросил он ледяным тоном.
Мое сердце сжалось в кровоточащий подрагивающий комок, но еще слабо билось. Иногда я поражался силе этого органа, как много оно могло вынести.
-- Ты сначала делаешь глупости, а потом извиняешься за них, – он перевел взгляд на меня. Возможно, лучше было не делать этого, его презрение оказалось последним гвоздем в гроб моей надежды. – Чем ты думал?
-- Я не думал, – честно признался я. – Мне было необходимо увидеть тебя. Просто увидеть.
-- Еще раз ты прикоснешься ко мне и я уйду, – проговорил он, сверля меня прежним гневным взглядом. – Хочешь развлечься, для этого есть специальные места.
-- Почему ты так говоришь? – возмутился я. – Ты же знаешь, что я не искал развлечения. Я люблю тебя.
Он недоверчиво сузил глаза, глядя на меня.
-- Да, я знаю, что тогда в школе был настроен иначе, обидел тебя, – поспешил продолжить я, пока он слушал. – Но я был ребенком, сам испугался своих чувств. Позднее я понял, что был неправ, что сам тебя любил. В колледже я долгое время ни с кем не встречался. Я думал только о тебе, вспоминал нашу дружбу, и ненавидел себя за предательство. Я искал тебя, Грэй. Хотел рассказать все это.
Он опустил взгляд, оставив мое признание без ответа.
-- Потом я узнал о твоей смерти, – со вздохом проговорил я. – Ты не представляешь, как это было тяжело. Я все эти годы был уверен, что больше не увижу тебя и вот, ты, живой и невредимый. Ты, кого я любил всегда…
Я осекся, чувствуя, что опять плачу. Как запоздало и неуместно прозвучало мое признание. Я казался жалким сам себе, но не мог совладать с эмоциями. Мне было слишком больно.
-- Это странно, – услышал я его спокойный голос, – любить кого-то столько лет. Тем более ты сам сказал, это было в детстве, когда мы оба сами не понимали себя.
-- У меня были другие, я не стану отрицать, – признался я. – Но ты был тем, кто был в моем сердце всегда. Я привязался к тебе сильней, чем могут привязаться друг к другу просто друзья. Мне было слишком хорошо в твоем обществе, чтоб забыть. Сейчас я не могу думать ни о ком, кроме тебя. Это странно, я не стану спорить, но это я чувствую.
-- Что ж, это честно, – ответил он после паузы и посмотрел на меня. – У меня тоже были другие привязанности, еще до начала войны. Если честно, я вообще не перебирал, отправляясь в постель с любым, кому был интересен.
Он ждал моей реакции на признание. Я смотрел на него мокрыми и покрасневшими от слез глазами, но ничего не ответил.
-- Мне было все равно, я больше никого не мог полюбить, как тебя, – он понял, что я не стану отвечать или перебивать, и отвернулся. – Как странно, я тоже всегда помнил тебя, но не пытался найти. Я был уверен, что это бессмысленная трата времени. Смешно любить кого-то, кому ты совершенно безразличен, тем более любить детское воспоминание.
-- Грэй… – начал я, не смея верить ему, опять воскрешать благополучно скончавшуюся надежду.
-- Не перебивай, – велел он, одарив меня мрачным взглядом. – Да, я тебя любил и до сих пор люблю. Теперь, когда увидел, я знаю это наверняка, но ничего не будет. Ты понял, что я инфицированный, я тот мутант, о которых столько разговоров. Так что забудь свою любовь. Я попрошу заменить меня другим. Джек отличный парень, он будет охранять тебя и …
-- Нет, Грэй! – перебил я его, возмущенный до глубины души. – Ты сошел с ума?! Я только нашел тебя и опять расстаться?! Не смей, даже не думай!
-- Ты плохо соображаешь, Симон? Я инфицирован, мы не можем позволить себе отношений. Это будет сущей пыткой, – отвечал он не менее взволнованно. Я, наконец, увидел, что он переживает не меньше моего, просто умеет держать эмоции при себе.
-- Пытка, это не видеть тебя, – неожиданно тихо возразил я. – Мне все равно, что будет, я не хочу опять тебя потерять. Я только тебя нашел.
Он молчал, глядя на свои руки.
-- Пообещай, дай слово, что не уйдешь, – попросил я. Мне до смерти хотелось прикоснуться, хотя бы тронуть его за плечо, но я не смел. Он ясно дал понять, что не желает этого.
-- Только если ты будешь держаться на расстоянии, – он посмотрел на меня. – Ты сможешь? Не приходить ко мне ночами, пользуясь тем, что я спросонья не соображаю, что делаю? Не провоцировать? Сможешь?
-- Если это условие, то да, смогу, – не колеблясь, ответил я.
-- Хорошо, – сдался он и вздохнул, как видно, осознавал, на что идет. Я же тогда еще не представлял, что ждет нас обоих. – Я буду с тобой, пока ты хочешь этого. Когда станет трудно, скажешь только слово, и я уйду.
-- Этого не будет, я скорее соглашусь заразиться, чем отпустить тебя, – горячо проговорил я.
-- У тебя не будет такого выбора, – усмехнулся он. – Я лучше убью себя, чем позволю тебе заразиться.
-- Не говори ерунды, – велел я сурово.
-- Тогда и ты не говори, – парировал он, и улыбка стала шире.
Я смотрел на его красивое улыбающееся лицо, теперь передо мной был тот Грэй, которого я всегда знал. Мой друг и возлюбленный, которого я теперь не мог даже обнять.
-- Я, наверное, опоздал на работу, – со вздохом проговорил я, взглянув на ручные часы. – Во второй день.
-- Скажешь, что я тебя задержал, – невозмутимо ответил Грэй. – Железная отговорка.
Я улыбнулся, взглянув на него, как вдруг вспомнил о камере за спиной.
-- Не волнуйся, я позаботился о том, чтоб они видели то, что хотят, – усмехнулся Грэй, проследив за моим испуганным взглядом. – После твоей выходки ночью следовало принять меры.
Я облегченно вздохнул, пытаясь привести мысли в порядок. О работе думать не мог совершенно.
-- Поешь и иди к себе, – смягчившись, посоветовал Грэй. – Я сообщу к тебе в офис, что ты нужен мне для допроса. У тебя будет этот день, чтоб отоспаться.
-- Ты не уйдешь? – спросил я еще раз, не желая теперь расставаться и на полчаса.
-- Я обещаю, – он одарил меня такой улыбкой, что я забыл, куда намерен был идти и зачем. Темные глаза блестели лукавством, тонкие губы обнажили ряд белоснежных зубов в хитроватой усмешке, но она была и нежной. Возможно, я прочел это, потому что знал о его чувствах. Возможно, он тоже видел меня иначе, узнав о моих. Я знал, что все теперь будет иначе, так и случилось.
Мы вернулись в нашу квартиру, более не поднимая личных тем. Грэй опять стал безразлично рассказывать о порядках в Нью-Йорке. В основном это касалось общественной жизни, правил приличия, которые я чуть не нарушил, встретив его. Он отчего-то сделал на этом особое ударение. Конечно, я знал, что обниматься в наши дни могут самые близкие люди, но во Франции этому не придавали такого значения. Даже на работе мы иногда пожимали руки, у меня было несколько свиданий, и никто не шарахался друг от друга, как от чумного. Тут, похоже, люди избегали контактов вообще. Я решил заполнить пробел в образовании и засел за компьютер, как только распрощался с Грэем. Он ушел к себе, я к себе. Помимо гостиной, в квартире было еще две комнаты, каждому по одной.
Я до полуночи штудировал местный этикет, и чем глубже погружался в новую среду, тем больше отчаяние овладевало мной. В новом свете люди избегали не только прикосновений, но и общества друг друга. Все общение происходило в сети, что было очень удобно. Интернет был тут повсюду и почти что бесплатный. Американцы могли жить, не выходя из дома, ни в чем не нуждаясь. Если бы не необходимость работать, они вовсе заперлись бы от всего мира и перешли бы в виртуальный. Фантасты часто писали на эту тему, впервые такая мысль не показалась мне занятной. Теперь она пугала.
На следующий день я смог убедиться в правоте Грэя. Он сопровождал меня, от этого было немного легче. Мы вдвоем ехали в главное здание корпорации, оказавшееся целым дворцом из стекла и металла. Оно возвышалось над деловой частью города, как древнеегипетский обелиск. Служебная машина доставила нас обоих в его подземные недра, откуда на лифте следовало подняться до нужного этажа. Я удивился, когда Грэй уверенным движением нажал на цифру сто один. Почти что самый верх.
-- Ты что, вообще не спал? – спросил он, взглянув на меня. Сегодня, покинув квартиру, он опять надел перчатки и очки. Я понял, что на улицу он не выходит в другом виде. Часть бессонной ночи была посвящена изучению "теней", как окрестили их в сети обыватели. Люди, одетые в темную одежду, правительственные агенты, наблюдающие за порядком в городах. О них ходили самые невероятные слухи, я с улыбкой читал о них. Я знал, что Грэй человек из плоти и крови, поэтому не верил в то, что они умеют летать, телепортироваться, обходиться без сна и еды, видят сквозь стены и читают мысли. Этот гибрид из сказок и мифов всех времен и народов немало позабавил бы меня в другое время, но теперь я только печально улыбался. Все же один из "теней" был моим другом, а люди, как я понял, их страшно боялись и ненавидели.
-- Спал, немного, – ответил я на его вопрос.
В приемной одного из ведущих менеджеров, куда доставил нас лифт, Грэю велели ждать. Девушка за конторкой окинула его презрительным взглядом и указала кивком на дверь лифта. Он молча повиновался. Они даже не обменялись парой фраз. Она кивнула, он остановился. Я недоуменно взглянул на него.
-- Ты будешь ждать? – спросил я.
-- Да, – ответил он невозмутимо.
-- Ладно, – я решил, что недолго пробуду у руководства, поэтому не спорил.
Девушка была удивлена моим поведением. Когда я приблизился к ней, она опять посмотрела на Грэя.
-- Мистер Сен-Жан, вас уже ждут, – сообщила она, вдруг став более чем милой и приветливой.
-- Благодарю, – я отправился в кабинет за ее спиной.
Менеджер оказался на редкость приятным мужчиной. Слушая его, я на время забыл о своих страхах и одиночестве. Он рассказывал о корпорации, как о родной семье. Как все мне тут рады, какие перспективы жду впереди, какой неоценимый вклад мы вносим в развитие и усовершенствование современной жизни человека. Что без продукции "Райтвэй" не обходится в наши дни никто, что я теперь часть этой семьи и пойму, как важна моя работа, потому что буду сам руководить целым отделом и работать с лучшими людьми. После часа этой вступительной лекции я был совершенно обалдевшим и, выходя, сам улыбался глуповатой улыбкой новообращенного адепта очередной религиозной секты.
Менеджер вышел со мной и распорядился о том, чтоб мне выдали все необходимые пропуски и показали кабинет. Увидев Грэя, стоявшего словно изваяние у лифта, он осекся и поток его сладостных речей оборвался. Мужчина сузил глаза и губы сложил в тонкую нить.
-- Не отозвали еще своего пса, – фыркнул он, говоря словно сам с собой.
Я нахмурился, но рад был, что Грэй слишком далеко от нас и не услышит его слов. Уже с меньшим энтузиазмом и восторгом я попрощался с руководителем и вернулся к лифту.
-- Неужели тебе необходимо везде следовать за мной? – спросил я, когда мы опять были одни в лифте. – Это, наверное, утомительно, стоять вот так часами под дверью. Меня не украдут, я думаю.
-- Псы не устают, – только и ответил он, глядя перед собой.
Я смутился, отчего-то чувствуя себя виноватым.
Он так и прождал меня весь день, стоя под дверью кабинета. Я из-за этого пробыл все рабочее время в одиночестве. Коллеги, как видно, не хотели приближаться к нему, и мой кабинет обходили стороной. Те, кому это было необходимо, ограничились коротким визитом. В конце рабочего дня я должен был наведаться в другой отдел, к которому тоже имел отношение. В отличие от парижского филиала, тут было намного меньше людей. Меня это удивило, я ожидал совершенно другого. По коридорам очень редко ходили сотрудники, у всех были отдельные кабинеты, у руководства целые этажи. В главном здании корпорации царила тишина и спокойствие, словно в музее или библиотеке. Никто не спешил и все избегали общения. Лифты всегда перевозили кого-то одного.
Покинув кабинет коллеги, с которым должен был общаться плотнее всего, я не нашел Грэя в коридоре. Он знал, что отсюда я спущусь в гараж, поэтому, должно быть, ждал меня в машине. Я решил не заставлять его ждать дольше положенного. Вызвал лифт и спустился. В гараже мне представилась совершенно необычная по меркам нового времени картина. Грэй находился в компании коллег и они, как видно, неплохо проводили время. Кроме него было еще двое мужчин и женщина. Все молодые и статные, одеты одинаково, только солнцезащитные очки сняли. Они что-то обсуждали и смеялись, как самые обычные люди. Я-то знал, что так оно и есть, но для распространителей нелепых слухов полезно было бы увидеть нечто подобное.
Лифт за моей спиной опять открылся. Я, должно быть, наблюдал за другом дольше, чем мне казалось. Из лифта вышла девушка, которую я видел утром, помощник менеджера. Она остановилась в полуметре от меня, расстояние почти что дружеское, и фыркнула, глядя презрительно на компанию друзей.
-- Выродки, – был ее комментарий.
Я возмущенно взглянул на нее. Она казалась мне приличной, воспитанной, раз уж занимала такую высокую должность и обращалась в высших кругах возле руководства. Еще совсем молодая, миловидная, и когда общалась со мной, очень вежливая.
-- Надеюсь, Рид победит на выборах и их всех опять изолируют, – сказала она, пылая гневом. – Возомнили о себе бог знает что, а сами переносят заразу.
-- Разумно ли так отзываться о правительственных агентах? – спросил я, стараясь не грубить ей. Все же я был новичком в этом мире и то, что Грэй мой друг, не означало, что все остальные его коллеги ангелы.
-- Вы либерал? – она усмехнулась и, не делая более комментариев, направилась к своей машине.
Охранники, продолжавшие свой разговор, даже не удостоили ее взглядом, когда девушка проходила мимо. Казалось, они вовсе не замечают чужого присутствия.
-- Ну, мне пора, – услышал я громкий голос Грэя. Он все время стоял спиной, и не мог видеть, как я вышел из лифта. – Мсье Сен-Жан уже заждался.
Когда он повернулся, чтоб идти в мою сторону, его коллеги все как один обратили свои взоры в мою сторону. Я постарался рассмотреть их лица, пока все они были без очков. Красивые молодые люди, бледные, как и Грэй, с глазами умными и проницательными, как мне показалось. На губах были улыбки, у кого хитроватые, у кого вежливые. Никто не испепелял меня взглядом, как ненавистного работника "корпорации зла". То, что о месте моей работы ходят именно такие слухи, тоже было не самой лучшей новостью.
-- Прости, – начал с виноватой улыбкой Грэй. – Не думал, что ты так быстро сумеешь оторваться от всех тех игрушек.
Он намекал на отдел новейших разработок и проектирования, где я был.
-- Это твои коллеги? – спросил я, бросая робкие взгляды на людей, продолжавших молчаливо наблюдать за нами. – Они тоже кого-то тут охраняют?
-- Да, так и есть, – кивнул Грэй. – Те еще засранцы.
Я удивленно вскинул брови. Парни за спиной, в доброй сотне шагов от нас с Грэем, засмеялись. Я отчетливо видел, что они не переговаривалось до этого смеха. Могло ли быть так, что они реагировали на шутку Грэя, сказанную совсем тихо. Могли ли они слышать ее?
-- Пялятся на тебя? – спросил он с вызовом. – Любопытные.
Я был, мягко говоря, удивлен, поэтому молчал.
-- Позволь представить моих друзей, – проговорил Грэй, остановившись возле меня и не глядя на них. – Гай, Джек и несравненная леди Кристина.
Те по очереди кивнули, а дама одарила меня улыбкой.
-- Вы по рации сообщаетесь? – спросил я, желая хоть как-то объяснить себе их феноменальный слух.
-- Ну конечно, а как же еще? – ответил Грэй невозмутимо.
Его друзья опять засмеялись, но на этот раз отвернулись и опять о чем-то заговорили.
Я смотрел на друга, в его холодные темные глаза. Он первый не выдержал и отвернулся, опять надел очки и мы направились к машине.
Дома я сел за компьютер и продолжил более внимательно изучать мифы и легенды новейшего времени. Во-первых, меня интересовало, кто такой Рид и куда он баллотируется. Оказалось, это военный генерал и сенатор от Северного округа, часть Объединенной Америки довольно большая. Он укрепил свои позиции во многом благодаря лоббированию интересов нескольких фармацевтических компаний, что сумели найти лекарство от чумы. Благодаря ему были приняты необходимые законы и лекарство все же поступило в широкую продажу. До этого из-за споров о морали, этике и правах человека закон откладывался и разработки шли черепашьим шагом. Теперь, когда болезнь была побеждена, он боролся с ее последствиями, требовал ужесточения мер профилактики, более частые осмотры и содержание выздоровевших отдельно от здоровых. Меня более всего прочего заинтересовал этот момент.
Оказалось, болезнь имела побочный эффект, часть выздоровевших мутировала. Большинство зараженных погибло, но те, что выжили, изменились. В их крови по-прежнему был вирус, но сами они вернулись к нормальной жизни. Кроме того, они проявляли способности гораздо превосходившие те, что были у них прежде. Чума породила расу сверхлюдей. Теперь эти люди стали причиной новых конфликтов в обществе. Являясь носителями, они были опасны, но став сверхлюдьми, представляли интерес как для науки, так и для силовых структур. Нынешняя власть признала их людьми равными всем прочим, не лишив прежних прав, и не наделяя дополнительными. Президент Объединенной Америки решил, что с общества достаточно войны и болезни, чтоб теперь подвергнуть дискриминации случайным образом появившуюся разновидность людей. Тем более что явление носило характер временный. Выздоровевшие не могли продолжить свой род, поскольку вирус оставался в их организме. Это был вопрос времени, через сто лет случайная раса полностью исчезнет. Оппонента президента такое решение не устраивало. Рид строил свою компанию на страхе и печальном опыте прошлого, что было выигрышно в новом мире повальной паранойи и отчужденности.
Дочитать статью я не смог, слезы затуманили взгляд и начали капать на панель сенсорной клавиатуры. Я закрыл лицо руками и дал им волю. Мне некого было стесняться, меня никто не видел. Я плакал сразу по нескольким причинам, или по одной, состоявшей из многих частей. Я вспомнил Софи, Анри, и все, что было в ту последнюю встречу. Потом ужасные симптомы, о которых не только слышал, но и наблюдал воочию. Об ужасах, что сопровождали новую чуму, когда человек в считанные недели сходил с ума и терпел страшные мучения. О том, что сообщила мне мать Грэя. О выздоровлении Софи, ее преображении, как она слышала биение моего сердца, как грациозно двигалась и страдала от солнечного света.
Я представлял себе Грэя, моего любимого прекрасного Грэя, пораженного этой жуткой болезнью, страдающего и сходящего с ума. Он и сейчас был бледен, как была когда-то Стефани, моя подруга в колледже. Он заразился, умер, воскрес и стал "тенью". Отверженным жителем общества, где только правительство могло дать ему работу и право жить как свободный человек.
Обессилев от рыданий и мыслей, что сопровождали меня в эту ночь, я поднялся с кровати, умылся в крохотной ванной комнате, и направился к нему. Мне было наплевать на этикет, пусть он выставит меня и откажется работать со мной, но я должен был сейчас увидеть его и сказать, что все знаю. Я чувствовал себя глупо, ведь не сложил два плюс два, и не понял очевидного сразу.
Грэй спал в точно такой же комнате, какая была у меня. Узкая кровать у стены, одно окно во всю стену, сейчас затемненное и пропускающее совсем немного света из залитого ночными огнями мегаполиса. У другой стены был письменный стол и пара стульев. Небольшая дверь вела в ванную. Я приблизился и сел на край кровати, всматриваясь в его расслабленное лицо.
Спящий, он был еще прекраснее. Не было хмурого взгляда и напряжения, от длинных ресниц на скулы падали тени, веки иногда подрагивали, губы были чуть приоткрыты. Я прикоснулся ладонью к его щеке, нежно погладил большим пальцем кожу, любуясь его красотой. Потом склонился и поцеловал. Я коснулся его губ губами, потом еще и еще, теряя голову от ощущений, от запаха его кожи, близости с ним. Я так часто представлял наш поцелуй в своем воображении, что не колебался ни минуты. Меня переполняли чувства: любовь, жалость, грусть и досада. Последнее из-за моей непроходимой глупости.
-- Грэй, – прошептал я между поцелуями. – Аргантаэль.
Он вздохнул и ответил на поцелуй. Его губы раскрылись, он обвил мою талию руками и привлек к себе. Я опирался на его грудь, а пальцы запустил в волосы, продолжая целовать.
-- Симон, – проговорил он хрипловато, но не открывал глаза. – Мой Симон.
Я едва не потерял рассудок от охвативших чувств. Захлестнула такая волна радости, нежности и любви, что сложно было продолжать просто касаться его губ губами. Хотелось более страстного, горячего поцелуя, крепких объятий, чтоб он стиснул меня до боли.
Еще какой-то миг продолжалась эта эйфория, когда я был вне себя от счастья. Потом все закончилось, так же неожиданно, как началось. Грэй открыл глаза. Я не видел этого, но почувствовал, что что-то изменилось. Он напрягся, замер и даже перестал дышать.
-- Симон? – теперь вопросительно проговорил он мое имя.
Мне пришлось немного отстраниться и взглянуть ему в глаза. В них эмоции сменяли одна другую с невероятной скоростью. Он, наконец, осознал, что не спит, потом удивился, потом смутился, а напоследок разозлился. Его охватила самая настоящая ярость, потому что он с силой оттолкнул меня от себя, просто отшвырнул, как мерзкое насекомое, заползшее спящему под одеяло. Сила у Грэя оказалась нечеловеческая. Я ощутил такой толчок в грудь, что не смог сразу восстановить дыхание, и согнулся чуть ли ни пополам.
-- Ты с ума сошел?! – воскликнул он гневно, поспешно поднялся и отошел от меня.
Я сидел на его кровати, пытаясь хоть что-то понять и вернуть способность дышать. Он был очень зол, его обнаженная грудь быстро вздымалась, глаза метали молнии, он даже кулаки сжал, решив, как видно, поколотить меня за наглость.
-- Прости, – еле слышно выговорил я.
-- Уходи, пока я тебя не покалечил, – прорычал он и указал на дверь.
-- Я хотел поговорить, – слабо возразил я, не думая выполнять его приказ.
-- Симон, выметайся из моей комнаты, – повторил он.
-- Я знаю, что не имел права тебя целовать, но мы должны поговорить, – протестовал я.
Он более не церемонился, стремительно подошел, схватил за плечо и вышвырнул за дверь. Это произошло так быстро, было сделано с такой силой, что я даже пикнуть не успел. Железная хватка сжала руку до боли, меня буквально оторвало от кровати, и через секунду я уже лежал на полу гостиной. Он выбросил меня и запер дверь. Я лежал на спине, потирая руку, и ошарашенно смотрел на закрытую дверь его спальни.
Остаток ночи был размытый. Я, скорее всего, опять плакал, потому что утром лицо было опухшим, а веки покраснели. Уснул, не раздеваясь, поверх одеяла. Выбравшись из спальни, я обнаружил Грэя сидящим на диване. Он завтракал, глядя за окно, а не на экран телевизора. Одет был по всей форме, кроме, конечно, перчаток и очков, необходимых на улице.
Я тихонько приблизился и сел на другом конце дивана, глядя на него с опаской. Он, конечно, знал, что я вышел и сижу рядом, но не реагировал на это. Продолжал завтрак, пил что-то из пластиковой бутылки и ел сандвич.
-- Доброе утро, – поприветствовал я его, чувствуя себя так плохо, как никогда прежде. Невыносимо было видеть его отрешенное холодное лицо, помнить то, что было ночью.
-- Извини, что я вломился в твою спальню, – продолжал я, потому что он никак не реагировал. Только есть перестал и просто смотрел перед собой. – Не знаю, что на меня нашло. Я узнал о вас, о твоей болезни. Хотел поговорить об этом, не мог дождаться утра. Прости, Грэй.
-- Твои извинения ничего не стоят, – бросил он ледяным тоном.
Мое сердце сжалось в кровоточащий подрагивающий комок, но еще слабо билось. Иногда я поражался силе этого органа, как много оно могло вынести.
-- Ты сначала делаешь глупости, а потом извиняешься за них, – он перевел взгляд на меня. Возможно, лучше было не делать этого, его презрение оказалось последним гвоздем в гроб моей надежды. – Чем ты думал?
-- Я не думал, – честно признался я. – Мне было необходимо увидеть тебя. Просто увидеть.
-- Еще раз ты прикоснешься ко мне и я уйду, – проговорил он, сверля меня прежним гневным взглядом. – Хочешь развлечься, для этого есть специальные места.
-- Почему ты так говоришь? – возмутился я. – Ты же знаешь, что я не искал развлечения. Я люблю тебя.
Он недоверчиво сузил глаза, глядя на меня.
-- Да, я знаю, что тогда в школе был настроен иначе, обидел тебя, – поспешил продолжить я, пока он слушал. – Но я был ребенком, сам испугался своих чувств. Позднее я понял, что был неправ, что сам тебя любил. В колледже я долгое время ни с кем не встречался. Я думал только о тебе, вспоминал нашу дружбу, и ненавидел себя за предательство. Я искал тебя, Грэй. Хотел рассказать все это.
Он опустил взгляд, оставив мое признание без ответа.
-- Потом я узнал о твоей смерти, – со вздохом проговорил я. – Ты не представляешь, как это было тяжело. Я все эти годы был уверен, что больше не увижу тебя и вот, ты, живой и невредимый. Ты, кого я любил всегда…
Я осекся, чувствуя, что опять плачу. Как запоздало и неуместно прозвучало мое признание. Я казался жалким сам себе, но не мог совладать с эмоциями. Мне было слишком больно.
-- Это странно, – услышал я его спокойный голос, – любить кого-то столько лет. Тем более ты сам сказал, это было в детстве, когда мы оба сами не понимали себя.
-- У меня были другие, я не стану отрицать, – признался я. – Но ты был тем, кто был в моем сердце всегда. Я привязался к тебе сильней, чем могут привязаться друг к другу просто друзья. Мне было слишком хорошо в твоем обществе, чтоб забыть. Сейчас я не могу думать ни о ком, кроме тебя. Это странно, я не стану спорить, но это я чувствую.
-- Что ж, это честно, – ответил он после паузы и посмотрел на меня. – У меня тоже были другие привязанности, еще до начала войны. Если честно, я вообще не перебирал, отправляясь в постель с любым, кому был интересен.
Он ждал моей реакции на признание. Я смотрел на него мокрыми и покрасневшими от слез глазами, но ничего не ответил.
-- Мне было все равно, я больше никого не мог полюбить, как тебя, – он понял, что я не стану отвечать или перебивать, и отвернулся. – Как странно, я тоже всегда помнил тебя, но не пытался найти. Я был уверен, что это бессмысленная трата времени. Смешно любить кого-то, кому ты совершенно безразличен, тем более любить детское воспоминание.
-- Грэй… – начал я, не смея верить ему, опять воскрешать благополучно скончавшуюся надежду.
-- Не перебивай, – велел он, одарив меня мрачным взглядом. – Да, я тебя любил и до сих пор люблю. Теперь, когда увидел, я знаю это наверняка, но ничего не будет. Ты понял, что я инфицированный, я тот мутант, о которых столько разговоров. Так что забудь свою любовь. Я попрошу заменить меня другим. Джек отличный парень, он будет охранять тебя и …
-- Нет, Грэй! – перебил я его, возмущенный до глубины души. – Ты сошел с ума?! Я только нашел тебя и опять расстаться?! Не смей, даже не думай!
-- Ты плохо соображаешь, Симон? Я инфицирован, мы не можем позволить себе отношений. Это будет сущей пыткой, – отвечал он не менее взволнованно. Я, наконец, увидел, что он переживает не меньше моего, просто умеет держать эмоции при себе.
-- Пытка, это не видеть тебя, – неожиданно тихо возразил я. – Мне все равно, что будет, я не хочу опять тебя потерять. Я только тебя нашел.
Он молчал, глядя на свои руки.
-- Пообещай, дай слово, что не уйдешь, – попросил я. Мне до смерти хотелось прикоснуться, хотя бы тронуть его за плечо, но я не смел. Он ясно дал понять, что не желает этого.
-- Только если ты будешь держаться на расстоянии, – он посмотрел на меня. – Ты сможешь? Не приходить ко мне ночами, пользуясь тем, что я спросонья не соображаю, что делаю? Не провоцировать? Сможешь?
-- Если это условие, то да, смогу, – не колеблясь, ответил я.
-- Хорошо, – сдался он и вздохнул, как видно, осознавал, на что идет. Я же тогда еще не представлял, что ждет нас обоих. – Я буду с тобой, пока ты хочешь этого. Когда станет трудно, скажешь только слово, и я уйду.
-- Этого не будет, я скорее соглашусь заразиться, чем отпустить тебя, – горячо проговорил я.
-- У тебя не будет такого выбора, – усмехнулся он. – Я лучше убью себя, чем позволю тебе заразиться.
-- Не говори ерунды, – велел я сурово.
-- Тогда и ты не говори, – парировал он, и улыбка стала шире.
Я смотрел на его красивое улыбающееся лицо, теперь передо мной был тот Грэй, которого я всегда знал. Мой друг и возлюбленный, которого я теперь не мог даже обнять.
-- Я, наверное, опоздал на работу, – со вздохом проговорил я, взглянув на ручные часы. – Во второй день.
-- Скажешь, что я тебя задержал, – невозмутимо ответил Грэй. – Железная отговорка.
Я улыбнулся, взглянув на него, как вдруг вспомнил о камере за спиной.
-- Не волнуйся, я позаботился о том, чтоб они видели то, что хотят, – усмехнулся Грэй, проследив за моим испуганным взглядом. – После твоей выходки ночью следовало принять меры.
Я облегченно вздохнул, пытаясь привести мысли в порядок. О работе думать не мог совершенно.
-- Поешь и иди к себе, – смягчившись, посоветовал Грэй. – Я сообщу к тебе в офис, что ты нужен мне для допроса. У тебя будет этот день, чтоб отоспаться.
-- Ты не уйдешь? – спросил я еще раз, не желая теперь расставаться и на полчаса.
-- Я обещаю, – он одарил меня такой улыбкой, что я забыл, куда намерен был идти и зачем. Темные глаза блестели лукавством, тонкие губы обнажили ряд белоснежных зубов в хитроватой усмешке, но она была и нежной. Возможно, я прочел это, потому что знал о его чувствах. Возможно, он тоже видел меня иначе, узнав о моих. Я знал, что все теперь будет иначе, так и случилось.
понедельник, 27 июля 2015
читать дальше
Через некоторое время мне предложили более высокую должность. Я не удивился. Никто в фирме не работал столько, сколько я. Без выходных и отпуска, почти круглосуточно. Я стал кем-то вроде домового, всегда находящегося в офисном здании, когда бы вы туда ни наведались. За два года я достиг того, что другим могло только сниться. Результатом моих трудов стало предложение от руководства переехать за океан, в новую страну, Объединенную Америку. Конечно, это была все та же Америка, просто обновленная после войны и эпидемии. Порядок там был таким же строгим, как и у нас, в старой Европе, а уровень жизни гораздо выше. Как и многие фирмы наша принадлежала людям оттуда, а, следовательно, там были сосредоточены лучшие кадры. Мне обещали высокую должность, собственный кабинет, и почти неограниченный доступ к новым разработкам в области программного обеспечения. Я сам должен был стать членом серьезной команды разработчиков. Работа, о которой я мечтал с самого детства. Быть тем, кто создает все эти удивительные программы, совершенствует мир информационных технологий, человек, который делает будущее своими руками.
Одно останавливало меня – семья. Я не мог уехать так далеко от них, единственных, с кем был близок. Но мама уговорила меня, пообещав, что присмотрит за родней, пока я буду далеко, а на праздники велела непременно вернуться. Я торжественно поклялся и покинул Европу, впервые в жизни преодолев океан, чтоб увидеть новую Америку.
Меня встретили в аэропорту. Высокий мужчина в дорогом деловом костюме держал в руках табличку с моим именем. Я приблизился и поздоровался. Он окинул меня оценивающим взглядом темных глаз. Я немного растерялся, чувствуя себя неловко, чужак в незнакомом мире. Я был выше среднего роста, худощавым, с растрепанными длинными волосами, одет в простую темно-зеленую куртку в стиле милитари, джинсы и кеды. Весь мой багаж составлял рюкзак и портативный компьютер, который я держал в руках. Совсем не похож на представительного ученого, которого они ожидали.
-- Мистер Сен-Жан? – спросил он недоверчиво, изучая мое лицо. Наверное, слишком молодое для специалиста такого уровня.
-- Да, – ответил я. Мой английский за годы работы на родине не стал хуже, давали знать о себе навыки, приобретенные в стенах школы святого Даниила.
-- Мое имя Роджер Престон, – представился он. – Я проведу для вас небольшую экскурсию, а после отвезу в вашу временную квартиру.
Мы не обменивались рукопожатием, эта традиция, как и многие больше не чтилась. После чумы люди стали избегать лишних контактов. Странным образом болезнь пошла на спад. Случаев заражения стало меньше, своевременная госпитализация, сокращение контактов и тотальный контроль сделали свое дело. Чума отступила, но мир изменился до неузнаваемости. Теперь это было стерильное общество чужих друг другу людей. В Америке это ощущалось больше, чем дома. Тут люди вовсе обходились без привычных нам вещей, бывших когда-то неотъемлемой частью жизни. Общались, не приближаясь друг к друг ближе чем на полметра, никаких прикосновений незащищенной кожей, никаких совместных трапез или посиделок в компании. У каждого было свое личное пространство, в пределы которого не вторгались. Это были новые правила этикета.
-- А почему временную? – спросил я, пока мы шли к выходу.
-- Простите за эти неудобства, – совершенно не сожалея, отвечал мужчина. – Мы не успели подготовить достойное вас жилье. Сейчас идут последние приготовления.
-- А-а, – протянул я, глазея по сторонам.
Объединенная Америка поражала мое воображение. Мне предстояло жить и работать в городе с многомиллионным населением, мегаполисе нового времени. Тут люди не отгораживались в своих особняках, а объединялись в сообщества, и чем больше было их сообщество, тем более защищенными они себя чувствовали. В городах были сосредоточены все передовые технологии, новейшая медицина, лучше работала система охраны и пресечения преступлений. Никто не гарантировал отдаленным фермам посреди пустыни безопасность и своевременную помощь, в случае заражения или нападения. Отшельники были редкостью и анахронизмом. Здравомыслящее большинство теперь обитало в городах, похожих на ульи. Высотные дома, артерии тоннелей для автомобилей и общественное метро для тех, у кого своего транспорта не было. Для передвижения пешком, если случалась такая фантазия, были оборудованы специальные зоны, но добраться так в какое-то определенное место было невозможно. Поток людей следовал по строго отведенным местам и все были как на ладони.
Мой новый дом оказался на довольно приличной улице, но не такой оживленной, как деловой центр, через который мы тоже проезжали. Ряды высоток не более двадцати этажей каждая, оборудованные всем необходимым, в том числе подземной парковкой, куда сразу попадал автомобиль, сворачивая с трассы.
-- Ваша квартира под номером 173, 17 этаж, – сообщил мой гид, когда машина замерла на месте. – Ключ у охранника, мистера Джонсона, он осведомлен о вашем прибытии. Там сдадите кровь и оставите личный отпечаток.
Я кивал, стараясь все запомнить и не переспрашивать.
-- Я вас не провожаю, все найдете сами, – не поворачивая голову в мою сторону, говорил мужчина. – В вашем распоряжении служебная машина, завтра водитель отвезет вас в офис, не беспокойтесь об этом. Если возникнут вопросы или пожелания, обращайтесь к Найту. Это ваш личный охранник, он пока будет вашим соседом, чтоб помочь освоиться и узнать необходимые правила, – поспешно отвечал он на мой невысказанный вопрос.
-- Не думаю, что нуждаюсь в этом, – хмуро проговорил я. – Париж не так сильно отличается от Нью-Йорка, как вам кажется.
-- Вы не обычный человек, теперь вы один из научных сотрудников "Райтвэй Инкорпорейтед", имеете доступ к важной засекреченной информации, и ваша жизнь не может быть такой, какой была на родине.
-- Хорошо, нет смысла сейчас обсуждать все это, – сдался я. Мистер Престон, скорее всего, не был уполномочен посвящать меня в тонкости новой работы. Другое дело, мистер Найт, вот у него я и намерен был узнать, что за повышенная секретность в корпорации, разрабатывающей программное обеспечение.
Мы попрощались так же сдержанно, как и приветствовали друг друга. Мужчина кивнул и указал взглядом на дверь лифта. Я поблагодарил за информацию и доставку до дома и выбрался из машины, прихватив свой рюкзак и компьютер. Он не утруждал себя такими мелочами, как помощь в этом деле. Просто смотрел перед собой, ожидая, когда я захлопну дверцу. Потом машина бесшумно скользнула в тоннель и скрылась из вида. Я вздохнул и побрел к лифту. В конце концов, я не ждал ничего сверхъестественного, не с оркестром же меня им встречать.
Лифт поднялся на три этажа, чтоб достигнуть первого жилого. Там я вышел и побрел по длинному светлому коридору к конторке охранника. За прозрачным пластиком сидел немолодой мужчина и что-то читал. Завидев меня еще выходящим из лифта, он, тем не менее, не спешил как-то реагировать. Только когда я опустил сумку с лэптопом на узкую столешницу, издав резкий звук в звенящей тишине пустого помещения, он удостоил меня вниманием.
-- Номер 173, – сообщил я, отвечая на его немой вопрос.
Охранник отложил электронную книгу, снял с носа очки и принялся неспешно набирать что-то на клавиатуре. Я ждал, очень надеясь, что не вся Америка будет для меня такой чужой и неприветливой. Казалось, испытания войной и эпидемией не сплотило, а еще больше разобщило жителей нового света.
Не говоря ни слова, охранник положил на столешницу набор для сбора крови и вперил в меня вопросительный взгляд. Я взял пластиковый пакет, вскрыл, вынул пробирку и дезинфицирующую салфетку. Анализ следовало делать так, чтоб он видел мои руки, так что я задрал их над столешницей и неспешно проводил манипуляцию. Он смотрел через прозрачный пластик, разделявший нас. Наполнив пробирку я опять приложил к пальцу салфетку, а кровь вернул в коробку, которой мы молча обменивались. Он принял ее на своей стороне, провел сканирование, убедился, что я не инфицирован, опять смерил меня недоверчивым взглядом.
-- Опустите ладонь на сканер, – велел он нейтрально-скучающим тоном.
Я осмотрелся в поисках устройства. У нас сканеры ладони были устроены иначе и находились на виду. Тут их, по всей видимости, маскировали в поверхность предметов. Серебристый ободок и более темный оттенок поверхности в стене привлек мое внимание. Охранник не дождался, пока я соображу, и активировал его. На панели появилась надпись и очертания ладони. Я почувствовал себя провинциалом, впервые посещавшим выставку передовых достижений науки и техники. Опустил правую ладонь на панель. Система сама активировалась, считала данные, и экран опять погас.
В коробке, скользнувшей на мою сторону, лежал пластиковый ключ-карта и карта с информацией об анализе крови, отпечатке и мои персональные данные: имя, номер страховки, место работы.
Я сдержанно поблагодарил, собрал вещи и вернулся к лифту. Дома все эти процедуры никогда не заставляли чувствовать себя таким ничтожным, жалким винтиком огромной системы. Но я не роптал, шел себе неспешно к лифту, предвкушая встречу с еще одним местным жителем. Что скажет мне он? Как будет вводить в курс дел? Тоже молча и холодно, словно безжизненный робот?
Семнадцатый этаж не отличался от первого ничем, за исключением отсутствия конторки охранника. Белый люминесцентный свет, голый серый пол, светло-серые стены, темно-серые матовые двери с номерами квартир цвета металлик. Я нашел свой, отметив про себя, что двери находятся довольно близко друг к другу, значит, квартиры небольшие, а у меня еще и сосед имеется.
Ключ подошел. Дверь открылась, я вошел, и свет тут же зажегся в прихожей. Я стоял перед выбором, в какую из трех предложенных дверей войти дальше. Справа оказалась гардеробная для верхней одежды, пустая. Слева комната для дезинфекции, чуть больше гардеробной. Я пренебрег этой мерой, ставшей очень популярной в наши дни повальной паранойи. Оставшаяся дверь привела меня в просторный зал. Хотя он показался мне просторным в сравнении с узкой прихожей. Мебели было немного, диван, панель телевизора, низкий столик между ними. За телевизором на некотором расстоянии большое окно почти во всю стену. Вид открывался на соседние многоэтажки и тоннели скоростного транспорта.
Я не сразу обнаружил, что в комнате не один. У одной из двух дверей стоял человек, я не мог понять, как не заметил его сразу. Он словно отделился от темно-серой стены и приобрел после этого очертания человеческого существа. Я даже вздрогнул от неожиданности. В следующий миг я замер, глаза становились все шире, а сердце учащало удары.
-- Грэй? – прошептал я, глядя на него во все глаза. Я был так взволнован и обрадован, что даже не ставил под сомнение реальность видения. Пусть я знал, что он мертв, не верил в возможность новой встречи, никак не ожидал увидеть его здесь, но он был и был реальным.
-- Грэй! – воскликнул я радостно и ринулся к нему с твердым намерением обнять и удостовериться, что глаза не лгут. Меня даже не смутило, что сам он ничуть не удивлен и не обрадован. На лице молодого человека оставалось выражение непоколебимого спокойствия.
Увидев, что я собрался делать, он резко выбросил вперед руку и поспешно отступил назад.
-- Мсье Сен-Жан, вы ведете себя недопустимо, – выдал он таким тоном, что я замер как вкопанный. Глупая радостная улыбка сменилась удивлением, а потом растерянностью.
-- Но это же я, Симон, – робко улыбаясь, проговорил я. – Мы вместе учились, разве ты забыл?
-- Мое имя Найт, – проигнорировав мои слова, представился он. – Я буду жить здесь, с вами, пока вы не освоитесь. Это не займет много времени, два-три дня. Потом вы сможете устроиться в новом жилище, выбрав по своему вкусу…
-- Ты не помнишь меня? – чувствуя, как отчаянно колотится несчастное сердце, спросил я. Стоило усилий не закричать и не тряхнуть его как следует.
Он перестал смотреть на меня безжизненным взглядом обслуживающего персонала и перевел его куда-то в сторону входной двери. Я проследил за его взглядом и тоже посмотрел туда. Над дверью, через которую я попал сюда, была камера наблюдения. Когда я посмотрел на Грэя, он уже отошел на более безопасное расстояние, и снова смотрел на меня.
-- Вы меня с кем-то спутали, мсье Сен-Жан, – ответил он. – Я никогда не был в Европе и не мог учиться с вами. Мне жаль, что огорчил вас, – добавил он, заметив, как видно, какой эффект возымела эта ложь.
Я не знал, в чем причина, но не стал настаивать. Он пригласил меня сесть, но сам оставался стоять. Я опустил вещи на столик и расположился на диване. Пусть он изображает из себя кого угодно, я не сомневался, что передо мной мой школьный друг. Я не спутал бы Грэя ни с кем, даже если не видел бы его фото в базе военных.
Сейчас он выглядел чуть иначе, был бледнее, волосы уже не так коротко острижены, другая форма. Темно-серая куртка с погонами, но без нашивок и каких-то обозначений, широкие штаны, заправленные в высокие ботинки на шнурках. Она шла его широкоплечей фигуре и делала еще более мужественным. Хотя мне нравился и мой прежний друг, что чаще выглядел словно бедный художник. Темные волосы были, возможно, чуть длиннее тех, что мы носили когда-то в школе, зачесаны набок, очень официально и дисциплинированно. Такой же официальный взгляд темных глаз, которые из-за бледности лица стали еще выразительнее. Все остальное было прежним, родинки, изгиб губ, манера держать голову. Я не сомневался, что передо мной Аргантаэль, а не какой-то там мрачный рыцарь*, или как он себя там называл.
*Найт (англ. Knight) – Рыцарь.
-- Если вы проголодались, я могу показать вам ближайший ресторан, – сказал более дружелюбно, но еще достаточно сдержанно Грэй. – Пока вы будете жить здесь, еду можно заказывать оттуда. Бесплатная двадцатичетырехчасовая доставка.
-- Почему бы нет, – не глядя на него, ответил я.
Он пошел к двери и остановился, дожидаясь меня. Я не мог заставить себя встать, было очень обидно после стольких лет получить такой холодный прием с его стороны.
-- Мсье, – позвал он.
-- Да, простите, – я отогнал эгоистичные мысли и не стал жалеть себя, вспоминая Анри и всех остальных, покинувших меня друзей.
Мы оставили квартиру, спустились обратно в гараж и сели в большой черный автомобиль. Он чем-то напоминал старые внедорожники, какие были еще во времена моего детства. Наверное, думал я, это для поездок за черту города. Там не было удобных трасс и частых заправок.
Пока мы спускались, Грэй описывал мне условия жизни в городе, некоторые обязательные процедуры и правила, существующие здесь. Я слушал, не открыв для себя ничего нового, но был внимателен и пользовался этим, чтоб рассматривать собеседника. Как только мы покинули квартиру, Грэй надел темные перчатки, идеально обтянувшие его изящные руки, и форменную кепку в тон с прочей формой. В коридоре поднял воротник куртки, скрыв шею и нижнюю часть лица. В машине вынул из нагрудного кармана солнцезащитные очки и скрыл глаза. Я ничего не спрашивал, посчитав, что это форма одежды или еще какое-нибудь обязательное правило для его профессии.
-- Прости, Симон, я не хочу, чтоб они знали, что мы знакомы, – сказал он, когда машина покинула гараж и слилась с потоком других в тоннеле.
Я удивленно вскинул брови, взглянув на него. Улыбка невольно расплылась на моем лице.
-- Ты не обиделся? – он повернул голову ко мне, но из-за очков и надвинутой на глаза кепки нельзя было понять, что он чувствует.
-- Я не понимаю, почему? Зачем эта конспирация? – спрашивал я, радуясь, что все же не ошибся и это мой друг. Что Грэй жив.
-- Иначе меня не приставили бы к тебе, – на его губах тоже появилась улыбка. Я видел только ее, но и этого было достаточно, чтоб сердце забилось чаще. Это был мой Грэй, мужчина, о котором я мечтал первые годы учебы в университете, о котором никогда не забывал, моя первая любовь.
-- В каком смысле? – осознав смысл его слов, удивился я. – Почему нет? Это было бы логично.
Он усмехнулся, отрицательно покачав головой.
-- Доверься мне, Симон, – сказал он, не сводя глаз с дороги. – Я знаю гораздо больше, чем ты, так что доверься и не спрашивай.
-- Хорошо, – я опустил взгляд, растерянно рассматривая свои руки.
-- Никто не должен знать, что мы были знакомы, – продолжал он, снова став серьезным. – О моей учебе в Европе ничего не известно. После войны я стал Найтом, мою биографию писали по моим рассказам. Аргантаэль, в самом деле, умер.
Я видел, как он сильнее стиснул руль, говоря это прежним спокойным тоном.
-- Если не будет необходимости, они не станут копать, – рассказывал он. – Так что воздержись от подобных высказываний. Если спросят, скажи, что я похож на твоего друга, с которым ты давно не виделся. Это могло быть правдой.
Его голос опять стал чужим, бесстрастным.
-- Я буду с тобой три дня, потом они спросят, хочешь ли ты меня в охранники. Советую выбрать меня.
-- Охранник? Зачем мне охранник? – я отвлекся от своей печали, услышав, наконец, о чем речь.
-- Чтоб шпионить за тобой, – он недобро усмехнулся.
-- Грэй, ты меня пугаешь, – честно признался я. – Шпионить? Они что же думают, что я агент французской разведки? Это шутка?
-- Ты не знаешь, на кого работаешь, да? – в его тоне проскользнули нотки сожаления. – Ты, как всегда, интересуешься только технологиями.
Я молчал, не зная, что возразить. Это была правда.
-- Корпорация "Райтвэй" больше, чем поставщик программного обеспечения, – Грэй надолго смолк, став мрачным.
Мы остановились в гараже, я даже не обратил внимания на здание. Грэй вышел и, обойдя машину, открыл передо мной дверцу. Я поспешил выбраться из салона, понимая, что в своей задумчивости позабыл об этом.
-- Прости, не надо было, – попытался извиниться я. – Толкнул бы меня, чтоб проснулся. Ты же не лакей.
-- Лакей, – холодно бросил он, закрыл машину и направился к лифту.
Я следовал за ним, глядя на широкую спину в темной форменной куртке. Грэй еще подрос и раздался в плечах, я только сообразил. Ведь сам я тоже вытянулся в колледже, а он опять был выше.
Лифт был пуст, мы встали рядом. Я посмотрел на друга, стараясь собрать мысли в стройный ряд и задать хоть один важный вопрос. Почему-то на ум приходили какие-то глупости.
-- У тебя есть кто-то? – озвучил я одну из них. Как будто не было темы важнее.
Он медленно повернул голову и взглянул на меня. Я даже через солнцезащитные очки увидел удивление в его взгляде. Оно было написано на всем лице, а я когда-то неплохо читал это лицо.
-- Прости, не мое дело, – поспешил отмахнуться я и нервно засмеялся. – Не знаю, почему спросил. Мы можем где-то спокойно поговорить?
Словно назло дверь лифта распахнулась. В коридоре собрались люди, желавшие, как видно, тоже отправиться наверх. Какой-то миг они не двигались с места, отчего-то настороженно глядя на Грэя. Потом отстранились от лифта, так и не ступив внутрь. Мой спутник коснулся панели с цифрами, дверь закрылась и мы поехали дальше.
-- Чего это они? – не понимал я такой странной реакции людей. Мне они показались самыми обычными обывателями, мужчины и женщины разных возрастов. – Я слишком важен, чтоб ехать со мной в одном лифте? – я усмехнулся абсурдности предположения.
-- Да, слишком важен, – кивнул он, но тоже улыбнулся. Я посчитал, что это шутка.
На нашем этаже оказался ресторан. Помещение было просторным и светлым, окна выходили на две стороны здания. Множество столиков среди декоративной зелени. Мне даже полегчало, а то я опасался, что живую зелень увижу только дома во время очередного отпуска. Пока Нью-Йорк представлял собой сплошное стекло, пластик и металл во всевозможных сочетаниях.
Администратор, увидев Грэя, поспешно приблизился и предложил идти с ним. Грэй никак не отреагировал, не здоровался, не представлялся. Он молча пошел туда, куда предлагал мужчина в темном костюме и белоснежной рубашке. Я следовал за другом. Нас разместили в удобном уголке, очень удачно удаленном от прочих столиков. Диванчики с высокими спинками одним боком прилегали к прозрачной внешней стене. Я глянул вниз и почувствовал головокружение. Грэй смотрел на меня, игнорируя меню.
-- Что будем есть? – стараясь сохранять веселость, спросил я. В тонкой книжице был стандартный набор блюд и напитков. Ничего запредельного, но довольно прилично, как на мой вкус. – Я пообедал в самолете, но чувствую, что могу осилить что-то существенное.
-- Я не буду есть, – ответил Грэй, изучая зал не снимая очков.
-- Почему? Не положено? Ты на службе? – я сразу же засыпал его вопросами.
-- Да, – ответил он.
Мне начало казаться, что он соглашается, чтоб не объяснять истинную причину.
-- Мы можем говорить здесь? – понизив голос и осмотревшись, в поисках камер, спросил я.
-- Затем и вытащил тебя из дому, – позволив себе слабую улыбку, ответил Грэй.
Я же расплылся в широкой, не сводя с него глаз.
-- Выбери, – кивнув на меню, велел он.
Я не стал спорить, ткнул пальцем в первое попавшееся блюдо и опять посмотрел на него.
-- Почему ты считался мертвым? Твои родители знают, что ты жив, здесь? – спросил я.
-- Не знают, для них я мертв, – ответил он, сидя напротив со скрещенными на груди руками. В кепке, солнцезащитных очках, поднятым воротником, перчатках Грэй выглядел странно, но я не придавал этому значения. Он не стал бы делать этого, если бы не необходимость. Я пока мало знал о нем и его новой жизни в этом городе. Его намеки, разговоры о шпионаже и охране, камеры в нашем доме, это не было похоже на шутку.
-- Но это жестоко, – заметил я погрустнев. Перед глазами всплыло печальное лицо его матери.
-- Будет жестоко, если они потеряют меня два раза, – был ответ.
-- Ты можешь мне нормально ответить? Я ничего не понимаю. Что с тобой было? Ты воевал? – спрашивал я, глядя на него.
-- Да, – только и ответил Грэй.
Подошел официант, я назвал ему несколько блюд из меню, выбранные наспех. У моего спутника он даже не спросил, будет ли тот что-то. Принял мой заказ и ушел.
-- Тебе не кажется, что это странно? – фыркнул я, удивляясь такому обхождению. А еще думал, что они его знают, раз дали такой хороший столик. – Даже воды не предложил.
-- Моя форма, – проговорил Грэй, переводя взгляд за окно. – Они знают, что мы не едим и не пьем в общественных местах. От нас лучше держаться подальше.
-- А кто это "вы"? Охранники из корпорации? – скептично наморщил лоб я.
-- Я работаю не на корпорацию, а на правительство, – был ответ, не сопровождающийся хоть какими-то эмоциями. Простая констатация факта.
-- Что? – не понял я.
-- Правительство теперь контролирует все, особенно такие серьезные структуры, как твое новое место работы, – отвечал Грэй.
-- Вообще-то, я уже два года работаю в "Райтвэй", – заметил я.
-- Здесь все по-другому, – объяснил мне он, опять глядя на меня сквозь стекла очков.
-- Ладно, завтра узнаю, что там такого особенного, – вздохнул я. – Сейчас я хотел бы поговорить о тебе, если не возражаешь. Мне до смерти любопытно, что с тобой было после школы. Ведь я искал тебя, хотел встретиться.
-- Зачем? – только и спросил Грэй. Прозвучало нейтрально, но я видел, что он опустил взгляд.
-- Чтоб извиниться, – признался я. – Мы плохо расстались, по моей вине. Я был так глуп, ты, наверное, считал меня сволочью.
-- Вовсе нет, – он быстро мотнул головой, продолжая смотреть куда угодно, только не на меня. – Мы были детьми, глупо хранить детские обиды.
-- Я потом много думал о тебе, – продолжал я, не сводя с него глаз. – Часто вспоминал и чувствовал себя виноватым в том, что ты бросил школу. Хотел найти тебя и попросить прощения. Когда узнал, что ты погиб на войне, был очень расстроен. Это просто чудо, что ты жив. Я очень рад нашей встрече.
-- Ты сделал неплохую карьеру, если тебя перевели сюда, – проговорил он после паузы. – Не скажу, что рад этому. Лучше бы ты оставался в Париже.
Я нахмурился, но не успел возразить. Подошел официант с первым блюдом и напитком. Он все расставил и, на этот раз бросив короткий взгляд на Грэя, удалился.
-- Это из-за этих шпионских страстей? – спросил я, не притрагиваясь к еде.
Он не ответил. Разговор наш явно не клеился. Он все чаще уходил от прямого ответа, о себе не рассказывал, меня ни о чем не спрашивал. Я почувствовал себя чужим, как ранее во время общения с охранником в конторке. Даже бывший друг не рад был меня видеть.
Я начал есть, стараясь не зацикливаться на этих мыслях. В конце концов, у меня была моя работа, я любил ее, и потому отдавал ей все время. Грэй теперь был другим человеком, даже имя сменил. Если он скрывал факт своего существования от родителей, то на что мог надеяться я? Скорее всего, я стал для него нежелательным свидетелем, знающим о его прошлом. Я помешал ему, и он не был мне рад.
-- В эти три дня ты будешь всегда сопровождать меня? – спросил я после затянувшейся паузы. Салат закончился и надо было чем-то себя занять, дожидаясь основное блюдо.
-- Да, в эти три дня я буду твоей тенью, – кивнул он. – Мое начальство хочет быть уверено, что ты просто научный сотрудник и ничего не скрываешь.
-- Зачем камера в комнате? – вздохнул я. Официант унес грязную посуду и сообщил, что следующее блюдо будет через пару минут.
-- То, что я работаю на правительство, не значит, что они всецело мне доверяют, – ответил он. – Это мера предосторожности. Так они контролируют и тебя, и меня.
-- Надеюсь, в спальне нет камеры? – бросил я, начиная раздражаться. Конечно, везде теперь было так, полный контроль, проверки, сдача анализа крови, сканирование, прохождение медосмотра раз в месяц, но все же в жилище каждый был волен делать, что заблагорассудится.
-- Это только здесь, – успокоил меня Грэй. – В твоем постоянном жилье не будет наблюдения. Я буду вместо камеры.
-- Ты будешь жить со мной? – удивился я.
-- По-соседству, – кивнул он. – Я как-нибудь приглашу тебя к себе и покажу, что имею в виду.
Его улыбка мне не понравилась. Я подумал, а что делал бы, окажись на его месте незнакомец, посторонний человек. Как отреагировал бы я на такое вот поведение, на полный контроль?
-- Ты, конечно, сохранишь все увиденное в тайне, иначе мне придется тебя оставить, а тебе придется оставить эту работу, – продолжал он безразлично.
-- Я уже понял, что распространяться о тебе не следует, – со вздохом проговорил я. – Мне вообще лучше помалкивать, да?
-- Да, – кивнул он. – Делай свою работу, живи, как обычно, меня просто не замечай. Все так делают, кому повезло дослужиться до твоего уровня.
-- У всех моих коллег есть такой вот охранник? – я удивленно вскинул бровь.
-- Нет, у новеньких и недолго, – ответил он. – Наше с тобой руководство должно удостовериться, что тебе можно доверять.
Мне принесли еду, я опять переключил на нее все внимание. Общение с Грэем доставляло какой-то дискомфорт, становилось все болезненнее, словно он знал очень многое, а я не знал ничего, и он не спешил меня просвещать на этот счет. Возможно, виной был его тон и отстраненный вид. Одним словом, я впервые почувствовал себя в его компании неуютно.
Закончив обед, я выпил кофе, тоже в одиночестве и тишине. Развлекаясь, я рассматривал зал. Оказалось, что многие косятся в нашу сторону. Людей слово тяготило наше присутствие. Часто, появлявшиеся из лифта посетители прежде осведомлялись у администратора о чем-то, потом бросали в нашу сторону короткие взгляды и удалялись, так и не заняв столик. Я поделился наблюдениями с Грэем.
-- У нас почти неограниченная власть и полный доступ ко всему, – ответил он. – Если я сочту кого-то излишне любопытным или навязчивым, могу выдворить или подвергнуть допросу. Даже если мне кто-то просто не понравится, я могу причинить ему массу неудобств.
-- И вы делаете такое? – недоверчиво покосившись на него, спросил я.
-- Такая работа, – опять ехидно усмехнулся он.
-- Странная работа, – заметил я. – А если я тебе не понравлюсь? Покажусь подозрительным, скажу что-то не то? Ты и меня подвергнешь допросу, а, может, выдворишь на родину?
-- Я выдворил бы тебя на родину, как только ты сошел с самолета, – ответил он ледяным тоном. – Но это не в моей компетенции. Я могу только пожаловаться в рапорте или найти что-то компрометирующее тебя.
-- Ты так не рад меня видеть? – уязвленный таким ответом, спросил я. – Я не стану болтать, клянусь.
-- Твоя корпорация что-то затевает, а ты будешь частью этого, – пояснил он сдержанно. – Мне не хочется, чтоб ты подвергал себя опасности. Ты не для этого мира, ты другой.
-- Если бы ты объяснил мне все, – едва не умолял я, совершенно запутавшись в его и своих чувствах.
-- Я не знаю, как объяснить, – он вздохнул и отрицательно мотнул головой. – Я сам плохо понимаю, просто чувствую и делаю наблюдения. Нет ничего определенного, одни догадки.
-- Но ты говоришь об опасности, это что-то большее, – не отступал я.
-- Ты умный, Симон, ты во всем разберешься сам, – он опять ушел от ответа и перевел взгляд на город.
Я допил кофе и решил расплатиться. Грэй отрицательно мотнул головой. Я недоуменно вскинул брови.
-- Но как же? – не понимал я.
-- Корпорация за все платит, – проговорил он, оставив на столе небольшую карточку с номером и эмблемой "Райтвэй".
Тени
Через некоторое время мне предложили более высокую должность. Я не удивился. Никто в фирме не работал столько, сколько я. Без выходных и отпуска, почти круглосуточно. Я стал кем-то вроде домового, всегда находящегося в офисном здании, когда бы вы туда ни наведались. За два года я достиг того, что другим могло только сниться. Результатом моих трудов стало предложение от руководства переехать за океан, в новую страну, Объединенную Америку. Конечно, это была все та же Америка, просто обновленная после войны и эпидемии. Порядок там был таким же строгим, как и у нас, в старой Европе, а уровень жизни гораздо выше. Как и многие фирмы наша принадлежала людям оттуда, а, следовательно, там были сосредоточены лучшие кадры. Мне обещали высокую должность, собственный кабинет, и почти неограниченный доступ к новым разработкам в области программного обеспечения. Я сам должен был стать членом серьезной команды разработчиков. Работа, о которой я мечтал с самого детства. Быть тем, кто создает все эти удивительные программы, совершенствует мир информационных технологий, человек, который делает будущее своими руками.
Одно останавливало меня – семья. Я не мог уехать так далеко от них, единственных, с кем был близок. Но мама уговорила меня, пообещав, что присмотрит за родней, пока я буду далеко, а на праздники велела непременно вернуться. Я торжественно поклялся и покинул Европу, впервые в жизни преодолев океан, чтоб увидеть новую Америку.
Меня встретили в аэропорту. Высокий мужчина в дорогом деловом костюме держал в руках табличку с моим именем. Я приблизился и поздоровался. Он окинул меня оценивающим взглядом темных глаз. Я немного растерялся, чувствуя себя неловко, чужак в незнакомом мире. Я был выше среднего роста, худощавым, с растрепанными длинными волосами, одет в простую темно-зеленую куртку в стиле милитари, джинсы и кеды. Весь мой багаж составлял рюкзак и портативный компьютер, который я держал в руках. Совсем не похож на представительного ученого, которого они ожидали.
-- Мистер Сен-Жан? – спросил он недоверчиво, изучая мое лицо. Наверное, слишком молодое для специалиста такого уровня.
-- Да, – ответил я. Мой английский за годы работы на родине не стал хуже, давали знать о себе навыки, приобретенные в стенах школы святого Даниила.
-- Мое имя Роджер Престон, – представился он. – Я проведу для вас небольшую экскурсию, а после отвезу в вашу временную квартиру.
Мы не обменивались рукопожатием, эта традиция, как и многие больше не чтилась. После чумы люди стали избегать лишних контактов. Странным образом болезнь пошла на спад. Случаев заражения стало меньше, своевременная госпитализация, сокращение контактов и тотальный контроль сделали свое дело. Чума отступила, но мир изменился до неузнаваемости. Теперь это было стерильное общество чужих друг другу людей. В Америке это ощущалось больше, чем дома. Тут люди вовсе обходились без привычных нам вещей, бывших когда-то неотъемлемой частью жизни. Общались, не приближаясь друг к друг ближе чем на полметра, никаких прикосновений незащищенной кожей, никаких совместных трапез или посиделок в компании. У каждого было свое личное пространство, в пределы которого не вторгались. Это были новые правила этикета.
-- А почему временную? – спросил я, пока мы шли к выходу.
-- Простите за эти неудобства, – совершенно не сожалея, отвечал мужчина. – Мы не успели подготовить достойное вас жилье. Сейчас идут последние приготовления.
-- А-а, – протянул я, глазея по сторонам.
Объединенная Америка поражала мое воображение. Мне предстояло жить и работать в городе с многомиллионным населением, мегаполисе нового времени. Тут люди не отгораживались в своих особняках, а объединялись в сообщества, и чем больше было их сообщество, тем более защищенными они себя чувствовали. В городах были сосредоточены все передовые технологии, новейшая медицина, лучше работала система охраны и пресечения преступлений. Никто не гарантировал отдаленным фермам посреди пустыни безопасность и своевременную помощь, в случае заражения или нападения. Отшельники были редкостью и анахронизмом. Здравомыслящее большинство теперь обитало в городах, похожих на ульи. Высотные дома, артерии тоннелей для автомобилей и общественное метро для тех, у кого своего транспорта не было. Для передвижения пешком, если случалась такая фантазия, были оборудованы специальные зоны, но добраться так в какое-то определенное место было невозможно. Поток людей следовал по строго отведенным местам и все были как на ладони.
Мой новый дом оказался на довольно приличной улице, но не такой оживленной, как деловой центр, через который мы тоже проезжали. Ряды высоток не более двадцати этажей каждая, оборудованные всем необходимым, в том числе подземной парковкой, куда сразу попадал автомобиль, сворачивая с трассы.
-- Ваша квартира под номером 173, 17 этаж, – сообщил мой гид, когда машина замерла на месте. – Ключ у охранника, мистера Джонсона, он осведомлен о вашем прибытии. Там сдадите кровь и оставите личный отпечаток.
Я кивал, стараясь все запомнить и не переспрашивать.
-- Я вас не провожаю, все найдете сами, – не поворачивая голову в мою сторону, говорил мужчина. – В вашем распоряжении служебная машина, завтра водитель отвезет вас в офис, не беспокойтесь об этом. Если возникнут вопросы или пожелания, обращайтесь к Найту. Это ваш личный охранник, он пока будет вашим соседом, чтоб помочь освоиться и узнать необходимые правила, – поспешно отвечал он на мой невысказанный вопрос.
-- Не думаю, что нуждаюсь в этом, – хмуро проговорил я. – Париж не так сильно отличается от Нью-Йорка, как вам кажется.
-- Вы не обычный человек, теперь вы один из научных сотрудников "Райтвэй Инкорпорейтед", имеете доступ к важной засекреченной информации, и ваша жизнь не может быть такой, какой была на родине.
-- Хорошо, нет смысла сейчас обсуждать все это, – сдался я. Мистер Престон, скорее всего, не был уполномочен посвящать меня в тонкости новой работы. Другое дело, мистер Найт, вот у него я и намерен был узнать, что за повышенная секретность в корпорации, разрабатывающей программное обеспечение.
Мы попрощались так же сдержанно, как и приветствовали друг друга. Мужчина кивнул и указал взглядом на дверь лифта. Я поблагодарил за информацию и доставку до дома и выбрался из машины, прихватив свой рюкзак и компьютер. Он не утруждал себя такими мелочами, как помощь в этом деле. Просто смотрел перед собой, ожидая, когда я захлопну дверцу. Потом машина бесшумно скользнула в тоннель и скрылась из вида. Я вздохнул и побрел к лифту. В конце концов, я не ждал ничего сверхъестественного, не с оркестром же меня им встречать.
Лифт поднялся на три этажа, чтоб достигнуть первого жилого. Там я вышел и побрел по длинному светлому коридору к конторке охранника. За прозрачным пластиком сидел немолодой мужчина и что-то читал. Завидев меня еще выходящим из лифта, он, тем не менее, не спешил как-то реагировать. Только когда я опустил сумку с лэптопом на узкую столешницу, издав резкий звук в звенящей тишине пустого помещения, он удостоил меня вниманием.
-- Номер 173, – сообщил я, отвечая на его немой вопрос.
Охранник отложил электронную книгу, снял с носа очки и принялся неспешно набирать что-то на клавиатуре. Я ждал, очень надеясь, что не вся Америка будет для меня такой чужой и неприветливой. Казалось, испытания войной и эпидемией не сплотило, а еще больше разобщило жителей нового света.
Не говоря ни слова, охранник положил на столешницу набор для сбора крови и вперил в меня вопросительный взгляд. Я взял пластиковый пакет, вскрыл, вынул пробирку и дезинфицирующую салфетку. Анализ следовало делать так, чтоб он видел мои руки, так что я задрал их над столешницей и неспешно проводил манипуляцию. Он смотрел через прозрачный пластик, разделявший нас. Наполнив пробирку я опять приложил к пальцу салфетку, а кровь вернул в коробку, которой мы молча обменивались. Он принял ее на своей стороне, провел сканирование, убедился, что я не инфицирован, опять смерил меня недоверчивым взглядом.
-- Опустите ладонь на сканер, – велел он нейтрально-скучающим тоном.
Я осмотрелся в поисках устройства. У нас сканеры ладони были устроены иначе и находились на виду. Тут их, по всей видимости, маскировали в поверхность предметов. Серебристый ободок и более темный оттенок поверхности в стене привлек мое внимание. Охранник не дождался, пока я соображу, и активировал его. На панели появилась надпись и очертания ладони. Я почувствовал себя провинциалом, впервые посещавшим выставку передовых достижений науки и техники. Опустил правую ладонь на панель. Система сама активировалась, считала данные, и экран опять погас.
В коробке, скользнувшей на мою сторону, лежал пластиковый ключ-карта и карта с информацией об анализе крови, отпечатке и мои персональные данные: имя, номер страховки, место работы.
Я сдержанно поблагодарил, собрал вещи и вернулся к лифту. Дома все эти процедуры никогда не заставляли чувствовать себя таким ничтожным, жалким винтиком огромной системы. Но я не роптал, шел себе неспешно к лифту, предвкушая встречу с еще одним местным жителем. Что скажет мне он? Как будет вводить в курс дел? Тоже молча и холодно, словно безжизненный робот?
Семнадцатый этаж не отличался от первого ничем, за исключением отсутствия конторки охранника. Белый люминесцентный свет, голый серый пол, светло-серые стены, темно-серые матовые двери с номерами квартир цвета металлик. Я нашел свой, отметив про себя, что двери находятся довольно близко друг к другу, значит, квартиры небольшие, а у меня еще и сосед имеется.
Ключ подошел. Дверь открылась, я вошел, и свет тут же зажегся в прихожей. Я стоял перед выбором, в какую из трех предложенных дверей войти дальше. Справа оказалась гардеробная для верхней одежды, пустая. Слева комната для дезинфекции, чуть больше гардеробной. Я пренебрег этой мерой, ставшей очень популярной в наши дни повальной паранойи. Оставшаяся дверь привела меня в просторный зал. Хотя он показался мне просторным в сравнении с узкой прихожей. Мебели было немного, диван, панель телевизора, низкий столик между ними. За телевизором на некотором расстоянии большое окно почти во всю стену. Вид открывался на соседние многоэтажки и тоннели скоростного транспорта.
Я не сразу обнаружил, что в комнате не один. У одной из двух дверей стоял человек, я не мог понять, как не заметил его сразу. Он словно отделился от темно-серой стены и приобрел после этого очертания человеческого существа. Я даже вздрогнул от неожиданности. В следующий миг я замер, глаза становились все шире, а сердце учащало удары.
-- Грэй? – прошептал я, глядя на него во все глаза. Я был так взволнован и обрадован, что даже не ставил под сомнение реальность видения. Пусть я знал, что он мертв, не верил в возможность новой встречи, никак не ожидал увидеть его здесь, но он был и был реальным.
-- Грэй! – воскликнул я радостно и ринулся к нему с твердым намерением обнять и удостовериться, что глаза не лгут. Меня даже не смутило, что сам он ничуть не удивлен и не обрадован. На лице молодого человека оставалось выражение непоколебимого спокойствия.
Увидев, что я собрался делать, он резко выбросил вперед руку и поспешно отступил назад.
-- Мсье Сен-Жан, вы ведете себя недопустимо, – выдал он таким тоном, что я замер как вкопанный. Глупая радостная улыбка сменилась удивлением, а потом растерянностью.
-- Но это же я, Симон, – робко улыбаясь, проговорил я. – Мы вместе учились, разве ты забыл?
-- Мое имя Найт, – проигнорировав мои слова, представился он. – Я буду жить здесь, с вами, пока вы не освоитесь. Это не займет много времени, два-три дня. Потом вы сможете устроиться в новом жилище, выбрав по своему вкусу…
-- Ты не помнишь меня? – чувствуя, как отчаянно колотится несчастное сердце, спросил я. Стоило усилий не закричать и не тряхнуть его как следует.
Он перестал смотреть на меня безжизненным взглядом обслуживающего персонала и перевел его куда-то в сторону входной двери. Я проследил за его взглядом и тоже посмотрел туда. Над дверью, через которую я попал сюда, была камера наблюдения. Когда я посмотрел на Грэя, он уже отошел на более безопасное расстояние, и снова смотрел на меня.
-- Вы меня с кем-то спутали, мсье Сен-Жан, – ответил он. – Я никогда не был в Европе и не мог учиться с вами. Мне жаль, что огорчил вас, – добавил он, заметив, как видно, какой эффект возымела эта ложь.
Я не знал, в чем причина, но не стал настаивать. Он пригласил меня сесть, но сам оставался стоять. Я опустил вещи на столик и расположился на диване. Пусть он изображает из себя кого угодно, я не сомневался, что передо мной мой школьный друг. Я не спутал бы Грэя ни с кем, даже если не видел бы его фото в базе военных.
Сейчас он выглядел чуть иначе, был бледнее, волосы уже не так коротко острижены, другая форма. Темно-серая куртка с погонами, но без нашивок и каких-то обозначений, широкие штаны, заправленные в высокие ботинки на шнурках. Она шла его широкоплечей фигуре и делала еще более мужественным. Хотя мне нравился и мой прежний друг, что чаще выглядел словно бедный художник. Темные волосы были, возможно, чуть длиннее тех, что мы носили когда-то в школе, зачесаны набок, очень официально и дисциплинированно. Такой же официальный взгляд темных глаз, которые из-за бледности лица стали еще выразительнее. Все остальное было прежним, родинки, изгиб губ, манера держать голову. Я не сомневался, что передо мной Аргантаэль, а не какой-то там мрачный рыцарь*, или как он себя там называл.
*Найт (англ. Knight) – Рыцарь.
-- Если вы проголодались, я могу показать вам ближайший ресторан, – сказал более дружелюбно, но еще достаточно сдержанно Грэй. – Пока вы будете жить здесь, еду можно заказывать оттуда. Бесплатная двадцатичетырехчасовая доставка.
-- Почему бы нет, – не глядя на него, ответил я.
Он пошел к двери и остановился, дожидаясь меня. Я не мог заставить себя встать, было очень обидно после стольких лет получить такой холодный прием с его стороны.
-- Мсье, – позвал он.
-- Да, простите, – я отогнал эгоистичные мысли и не стал жалеть себя, вспоминая Анри и всех остальных, покинувших меня друзей.
Мы оставили квартиру, спустились обратно в гараж и сели в большой черный автомобиль. Он чем-то напоминал старые внедорожники, какие были еще во времена моего детства. Наверное, думал я, это для поездок за черту города. Там не было удобных трасс и частых заправок.
Пока мы спускались, Грэй описывал мне условия жизни в городе, некоторые обязательные процедуры и правила, существующие здесь. Я слушал, не открыв для себя ничего нового, но был внимателен и пользовался этим, чтоб рассматривать собеседника. Как только мы покинули квартиру, Грэй надел темные перчатки, идеально обтянувшие его изящные руки, и форменную кепку в тон с прочей формой. В коридоре поднял воротник куртки, скрыв шею и нижнюю часть лица. В машине вынул из нагрудного кармана солнцезащитные очки и скрыл глаза. Я ничего не спрашивал, посчитав, что это форма одежды или еще какое-нибудь обязательное правило для его профессии.
-- Прости, Симон, я не хочу, чтоб они знали, что мы знакомы, – сказал он, когда машина покинула гараж и слилась с потоком других в тоннеле.
Я удивленно вскинул брови, взглянув на него. Улыбка невольно расплылась на моем лице.
-- Ты не обиделся? – он повернул голову ко мне, но из-за очков и надвинутой на глаза кепки нельзя было понять, что он чувствует.
-- Я не понимаю, почему? Зачем эта конспирация? – спрашивал я, радуясь, что все же не ошибся и это мой друг. Что Грэй жив.
-- Иначе меня не приставили бы к тебе, – на его губах тоже появилась улыбка. Я видел только ее, но и этого было достаточно, чтоб сердце забилось чаще. Это был мой Грэй, мужчина, о котором я мечтал первые годы учебы в университете, о котором никогда не забывал, моя первая любовь.
-- В каком смысле? – осознав смысл его слов, удивился я. – Почему нет? Это было бы логично.
Он усмехнулся, отрицательно покачав головой.
-- Доверься мне, Симон, – сказал он, не сводя глаз с дороги. – Я знаю гораздо больше, чем ты, так что доверься и не спрашивай.
-- Хорошо, – я опустил взгляд, растерянно рассматривая свои руки.
-- Никто не должен знать, что мы были знакомы, – продолжал он, снова став серьезным. – О моей учебе в Европе ничего не известно. После войны я стал Найтом, мою биографию писали по моим рассказам. Аргантаэль, в самом деле, умер.
Я видел, как он сильнее стиснул руль, говоря это прежним спокойным тоном.
-- Если не будет необходимости, они не станут копать, – рассказывал он. – Так что воздержись от подобных высказываний. Если спросят, скажи, что я похож на твоего друга, с которым ты давно не виделся. Это могло быть правдой.
Его голос опять стал чужим, бесстрастным.
-- Я буду с тобой три дня, потом они спросят, хочешь ли ты меня в охранники. Советую выбрать меня.
-- Охранник? Зачем мне охранник? – я отвлекся от своей печали, услышав, наконец, о чем речь.
-- Чтоб шпионить за тобой, – он недобро усмехнулся.
-- Грэй, ты меня пугаешь, – честно признался я. – Шпионить? Они что же думают, что я агент французской разведки? Это шутка?
-- Ты не знаешь, на кого работаешь, да? – в его тоне проскользнули нотки сожаления. – Ты, как всегда, интересуешься только технологиями.
Я молчал, не зная, что возразить. Это была правда.
-- Корпорация "Райтвэй" больше, чем поставщик программного обеспечения, – Грэй надолго смолк, став мрачным.
Мы остановились в гараже, я даже не обратил внимания на здание. Грэй вышел и, обойдя машину, открыл передо мной дверцу. Я поспешил выбраться из салона, понимая, что в своей задумчивости позабыл об этом.
-- Прости, не надо было, – попытался извиниться я. – Толкнул бы меня, чтоб проснулся. Ты же не лакей.
-- Лакей, – холодно бросил он, закрыл машину и направился к лифту.
Я следовал за ним, глядя на широкую спину в темной форменной куртке. Грэй еще подрос и раздался в плечах, я только сообразил. Ведь сам я тоже вытянулся в колледже, а он опять был выше.
Лифт был пуст, мы встали рядом. Я посмотрел на друга, стараясь собрать мысли в стройный ряд и задать хоть один важный вопрос. Почему-то на ум приходили какие-то глупости.
-- У тебя есть кто-то? – озвучил я одну из них. Как будто не было темы важнее.
Он медленно повернул голову и взглянул на меня. Я даже через солнцезащитные очки увидел удивление в его взгляде. Оно было написано на всем лице, а я когда-то неплохо читал это лицо.
-- Прости, не мое дело, – поспешил отмахнуться я и нервно засмеялся. – Не знаю, почему спросил. Мы можем где-то спокойно поговорить?
Словно назло дверь лифта распахнулась. В коридоре собрались люди, желавшие, как видно, тоже отправиться наверх. Какой-то миг они не двигались с места, отчего-то настороженно глядя на Грэя. Потом отстранились от лифта, так и не ступив внутрь. Мой спутник коснулся панели с цифрами, дверь закрылась и мы поехали дальше.
-- Чего это они? – не понимал я такой странной реакции людей. Мне они показались самыми обычными обывателями, мужчины и женщины разных возрастов. – Я слишком важен, чтоб ехать со мной в одном лифте? – я усмехнулся абсурдности предположения.
-- Да, слишком важен, – кивнул он, но тоже улыбнулся. Я посчитал, что это шутка.
На нашем этаже оказался ресторан. Помещение было просторным и светлым, окна выходили на две стороны здания. Множество столиков среди декоративной зелени. Мне даже полегчало, а то я опасался, что живую зелень увижу только дома во время очередного отпуска. Пока Нью-Йорк представлял собой сплошное стекло, пластик и металл во всевозможных сочетаниях.
Администратор, увидев Грэя, поспешно приблизился и предложил идти с ним. Грэй никак не отреагировал, не здоровался, не представлялся. Он молча пошел туда, куда предлагал мужчина в темном костюме и белоснежной рубашке. Я следовал за другом. Нас разместили в удобном уголке, очень удачно удаленном от прочих столиков. Диванчики с высокими спинками одним боком прилегали к прозрачной внешней стене. Я глянул вниз и почувствовал головокружение. Грэй смотрел на меня, игнорируя меню.
-- Что будем есть? – стараясь сохранять веселость, спросил я. В тонкой книжице был стандартный набор блюд и напитков. Ничего запредельного, но довольно прилично, как на мой вкус. – Я пообедал в самолете, но чувствую, что могу осилить что-то существенное.
-- Я не буду есть, – ответил Грэй, изучая зал не снимая очков.
-- Почему? Не положено? Ты на службе? – я сразу же засыпал его вопросами.
-- Да, – ответил он.
Мне начало казаться, что он соглашается, чтоб не объяснять истинную причину.
-- Мы можем говорить здесь? – понизив голос и осмотревшись, в поисках камер, спросил я.
-- Затем и вытащил тебя из дому, – позволив себе слабую улыбку, ответил Грэй.
Я же расплылся в широкой, не сводя с него глаз.
-- Выбери, – кивнув на меню, велел он.
Я не стал спорить, ткнул пальцем в первое попавшееся блюдо и опять посмотрел на него.
-- Почему ты считался мертвым? Твои родители знают, что ты жив, здесь? – спросил я.
-- Не знают, для них я мертв, – ответил он, сидя напротив со скрещенными на груди руками. В кепке, солнцезащитных очках, поднятым воротником, перчатках Грэй выглядел странно, но я не придавал этому значения. Он не стал бы делать этого, если бы не необходимость. Я пока мало знал о нем и его новой жизни в этом городе. Его намеки, разговоры о шпионаже и охране, камеры в нашем доме, это не было похоже на шутку.
-- Но это жестоко, – заметил я погрустнев. Перед глазами всплыло печальное лицо его матери.
-- Будет жестоко, если они потеряют меня два раза, – был ответ.
-- Ты можешь мне нормально ответить? Я ничего не понимаю. Что с тобой было? Ты воевал? – спрашивал я, глядя на него.
-- Да, – только и ответил Грэй.
Подошел официант, я назвал ему несколько блюд из меню, выбранные наспех. У моего спутника он даже не спросил, будет ли тот что-то. Принял мой заказ и ушел.
-- Тебе не кажется, что это странно? – фыркнул я, удивляясь такому обхождению. А еще думал, что они его знают, раз дали такой хороший столик. – Даже воды не предложил.
-- Моя форма, – проговорил Грэй, переводя взгляд за окно. – Они знают, что мы не едим и не пьем в общественных местах. От нас лучше держаться подальше.
-- А кто это "вы"? Охранники из корпорации? – скептично наморщил лоб я.
-- Я работаю не на корпорацию, а на правительство, – был ответ, не сопровождающийся хоть какими-то эмоциями. Простая констатация факта.
-- Что? – не понял я.
-- Правительство теперь контролирует все, особенно такие серьезные структуры, как твое новое место работы, – отвечал Грэй.
-- Вообще-то, я уже два года работаю в "Райтвэй", – заметил я.
-- Здесь все по-другому, – объяснил мне он, опять глядя на меня сквозь стекла очков.
-- Ладно, завтра узнаю, что там такого особенного, – вздохнул я. – Сейчас я хотел бы поговорить о тебе, если не возражаешь. Мне до смерти любопытно, что с тобой было после школы. Ведь я искал тебя, хотел встретиться.
-- Зачем? – только и спросил Грэй. Прозвучало нейтрально, но я видел, что он опустил взгляд.
-- Чтоб извиниться, – признался я. – Мы плохо расстались, по моей вине. Я был так глуп, ты, наверное, считал меня сволочью.
-- Вовсе нет, – он быстро мотнул головой, продолжая смотреть куда угодно, только не на меня. – Мы были детьми, глупо хранить детские обиды.
-- Я потом много думал о тебе, – продолжал я, не сводя с него глаз. – Часто вспоминал и чувствовал себя виноватым в том, что ты бросил школу. Хотел найти тебя и попросить прощения. Когда узнал, что ты погиб на войне, был очень расстроен. Это просто чудо, что ты жив. Я очень рад нашей встрече.
-- Ты сделал неплохую карьеру, если тебя перевели сюда, – проговорил он после паузы. – Не скажу, что рад этому. Лучше бы ты оставался в Париже.
Я нахмурился, но не успел возразить. Подошел официант с первым блюдом и напитком. Он все расставил и, на этот раз бросив короткий взгляд на Грэя, удалился.
-- Это из-за этих шпионских страстей? – спросил я, не притрагиваясь к еде.
Он не ответил. Разговор наш явно не клеился. Он все чаще уходил от прямого ответа, о себе не рассказывал, меня ни о чем не спрашивал. Я почувствовал себя чужим, как ранее во время общения с охранником в конторке. Даже бывший друг не рад был меня видеть.
Я начал есть, стараясь не зацикливаться на этих мыслях. В конце концов, у меня была моя работа, я любил ее, и потому отдавал ей все время. Грэй теперь был другим человеком, даже имя сменил. Если он скрывал факт своего существования от родителей, то на что мог надеяться я? Скорее всего, я стал для него нежелательным свидетелем, знающим о его прошлом. Я помешал ему, и он не был мне рад.
-- В эти три дня ты будешь всегда сопровождать меня? – спросил я после затянувшейся паузы. Салат закончился и надо было чем-то себя занять, дожидаясь основное блюдо.
-- Да, в эти три дня я буду твоей тенью, – кивнул он. – Мое начальство хочет быть уверено, что ты просто научный сотрудник и ничего не скрываешь.
-- Зачем камера в комнате? – вздохнул я. Официант унес грязную посуду и сообщил, что следующее блюдо будет через пару минут.
-- То, что я работаю на правительство, не значит, что они всецело мне доверяют, – ответил он. – Это мера предосторожности. Так они контролируют и тебя, и меня.
-- Надеюсь, в спальне нет камеры? – бросил я, начиная раздражаться. Конечно, везде теперь было так, полный контроль, проверки, сдача анализа крови, сканирование, прохождение медосмотра раз в месяц, но все же в жилище каждый был волен делать, что заблагорассудится.
-- Это только здесь, – успокоил меня Грэй. – В твоем постоянном жилье не будет наблюдения. Я буду вместо камеры.
-- Ты будешь жить со мной? – удивился я.
-- По-соседству, – кивнул он. – Я как-нибудь приглашу тебя к себе и покажу, что имею в виду.
Его улыбка мне не понравилась. Я подумал, а что делал бы, окажись на его месте незнакомец, посторонний человек. Как отреагировал бы я на такое вот поведение, на полный контроль?
-- Ты, конечно, сохранишь все увиденное в тайне, иначе мне придется тебя оставить, а тебе придется оставить эту работу, – продолжал он безразлично.
-- Я уже понял, что распространяться о тебе не следует, – со вздохом проговорил я. – Мне вообще лучше помалкивать, да?
-- Да, – кивнул он. – Делай свою работу, живи, как обычно, меня просто не замечай. Все так делают, кому повезло дослужиться до твоего уровня.
-- У всех моих коллег есть такой вот охранник? – я удивленно вскинул бровь.
-- Нет, у новеньких и недолго, – ответил он. – Наше с тобой руководство должно удостовериться, что тебе можно доверять.
Мне принесли еду, я опять переключил на нее все внимание. Общение с Грэем доставляло какой-то дискомфорт, становилось все болезненнее, словно он знал очень многое, а я не знал ничего, и он не спешил меня просвещать на этот счет. Возможно, виной был его тон и отстраненный вид. Одним словом, я впервые почувствовал себя в его компании неуютно.
Закончив обед, я выпил кофе, тоже в одиночестве и тишине. Развлекаясь, я рассматривал зал. Оказалось, что многие косятся в нашу сторону. Людей слово тяготило наше присутствие. Часто, появлявшиеся из лифта посетители прежде осведомлялись у администратора о чем-то, потом бросали в нашу сторону короткие взгляды и удалялись, так и не заняв столик. Я поделился наблюдениями с Грэем.
-- У нас почти неограниченная власть и полный доступ ко всему, – ответил он. – Если я сочту кого-то излишне любопытным или навязчивым, могу выдворить или подвергнуть допросу. Даже если мне кто-то просто не понравится, я могу причинить ему массу неудобств.
-- И вы делаете такое? – недоверчиво покосившись на него, спросил я.
-- Такая работа, – опять ехидно усмехнулся он.
-- Странная работа, – заметил я. – А если я тебе не понравлюсь? Покажусь подозрительным, скажу что-то не то? Ты и меня подвергнешь допросу, а, может, выдворишь на родину?
-- Я выдворил бы тебя на родину, как только ты сошел с самолета, – ответил он ледяным тоном. – Но это не в моей компетенции. Я могу только пожаловаться в рапорте или найти что-то компрометирующее тебя.
-- Ты так не рад меня видеть? – уязвленный таким ответом, спросил я. – Я не стану болтать, клянусь.
-- Твоя корпорация что-то затевает, а ты будешь частью этого, – пояснил он сдержанно. – Мне не хочется, чтоб ты подвергал себя опасности. Ты не для этого мира, ты другой.
-- Если бы ты объяснил мне все, – едва не умолял я, совершенно запутавшись в его и своих чувствах.
-- Я не знаю, как объяснить, – он вздохнул и отрицательно мотнул головой. – Я сам плохо понимаю, просто чувствую и делаю наблюдения. Нет ничего определенного, одни догадки.
-- Но ты говоришь об опасности, это что-то большее, – не отступал я.
-- Ты умный, Симон, ты во всем разберешься сам, – он опять ушел от ответа и перевел взгляд на город.
Я допил кофе и решил расплатиться. Грэй отрицательно мотнул головой. Я недоуменно вскинул брови.
-- Но как же? – не понимал я.
-- Корпорация за все платит, – проговорил он, оставив на столе небольшую карточку с номером и эмблемой "Райтвэй".
пятница, 10 июля 2015
читать дальше
Война вскоре кончилась. Все были озабочены чумой, косившей людей по всему миру. Стало не до войны. Теперь все силы были брошены на борьбу с недугом. Пандемия принимала критические масштабы. Из семи с половиной миллиардов человек три миллиарда умерли от новой чумы. В сочетании с потерями в войне и еще стольким же количеством зараженных, человечество столкнулось с угрозой полного вымирания. В странах более цивилизованных было легче, несмотря на угрозу, люди продолжали вести обычную жизнь. Заболевших вовремя госпитализировали, родные заботились о телах умерших. Случаи беспорядков и мародерства сурово пресекались. Всяческие митинги, религиозные или политические, были запрещены. Правительство получало все больше прав и все строже контролировало граждан. Это гарантировало порядок, поэтому никто не протестовал.
К моменту, когда я покидал стены колледжа, Европа была уже совсем другой. Крупные страны объединились в новый союз, теперь уже не из экономических соображений, а ради выживания. Людей становилось все меньше, города пустели. Мир менялся на глазах.
Я ехал домой во Францию в скором поезде с бронированными стеклами и пуленепробиваемой обшивкой. Каждого пассажира при входе обыскали и взяли анализ крови. Несколько военных в форме защитного цвета прохаживались по полупустому салону между рядов. Я пытался не обращать внимания на царившие порядки. К обыскам и постоянной сдаче крови на анализ все уже привыкли. Чрезвычайное время требовало чрезвычайных методов.
Дома я нашел свою семью в полном составе. Родители радушно встретили меня, и я еще несколько месяцев жил спокойно. Я на время забыл об окружающем мире, обосновавшись в своей комнатке под самой крышей нашего загородного дома. Я читал и смотрел старые фильмы, гулял в саду и созванивался с Анри. Он тоже отправился к своим, чтоб провести с семьей какое-то время. После мы условились посвятить их в наши отношения и поехать в столицу, где могли найти работу по специальности. Несмотря ни на что, наука не стояла на месте, и такие как мы, специалисты в области информационных технологий, высоко ценились.
Но планам не суждено было сбыться. Анри задержали домашние хлопоты. Ему не повезло так, как мне. Его родители умерли, заразившись чумой. На него легла забота о младшей сестре. Он должен был оформить на себя опекунство, потом решить вопросы с наследством. Я не торопил, предлагал ему свою помощь, но он только обещал, что скоро приедет и просил еще неделю.
Недели эти переросли в месяц, потом пошел второй, за ним третий и я начал впадать в меланхолию. Приехать без его приглашения я не смел, а он не звал, занятый делами семьи. Мой отец договорился о месте для меня в одной крупной организации, и я отправился в столицу. Я звонил Анри и рассказывал об этом. Он был рад за меня, но о том, чтоб встретиться и что-то решить о нас, не заводил речи. Я начал подозревать худшее. Мне казалось, что он заразился, и поэтому избегает меня. Его редкие звонки и отговорки только укрепляли меня в мысли, что я не ошибся.
Промучившись так около двух недель, я принял решение наведаться к нему. Собрал вещи и поехал. У меня был адрес и я знал, где искать. Городок, где жила семья Анри, почти вымер, одинокие особняки, окруженные разросшимися садами, пустынные улицы, редкие машины. Сойдя с поезда я даже растерялся, глядя на это запустение. Вокзал освещали яркие рекламные щиты, везде было чисто, но все же я кожей чувствовал, что тут царит смерть. Ночной городок напоминал сон, где кроме тебя никого больше нет. Редкие прохожие сторонились чужаков и спешили укрыться в своих жилищах. До нужного мне дома пришлось добираться пешком. Хорошо, что я не брал с собой никакого багажа. Просто рюкзак с самым необходимым. Натянув на голову капюшон своей куртки, я брел по пустынным улицам, вглядываясь в темные окна заброшенных домов, или смотрел под ноги. Чем дальше я отходил от вокзала, тем грязнее становились тротуары. Ветер носил бумажный мусор, под ногами шуршала листва. Лето было на исходе, но в этой местности оно продолжалось еще до середины октября.
Нужный мне дом тоже уже спал. Все окна были занавешены, и света нигде не было. Мне неловко было стучать, но и ночевать под открытым небом не хотелось. Я поднялся на крыльцо добротного двухэтажного коттеджа. Кусты у входа выглядели вполне ухоженно, окна не были закрыты ставнями или заколочены, из чего я сделал вывод, что в нем еще кто-то живет.
Я стучал минут пять с небольшими перерывами, в продолжение которых прислушивался. Наконец, в одном из окон зажегся свет, и кто-то подошел к двери. Я назвался и сказал, что ищу друга.
-- Симон? – удивленно спросил Анри, открывая мне дверь.
-- Да, а ты ждал Санта Клауса?! – я улыбнулся и бросился ему на шею.
Он тоже обнял меня, крепко прижав к себе. Я был так счастлив, что ничего не замечал вокруг.
-- Анри, я соскучился! Чего ты тут застрял?! – говорил я, немного отстранившись и глядя в лицо друга. В холле, где мы стояли, было темно, но я видел, как он похудел. Волосы еще отросли, а глаза были печальны. – Ты ведь не заразился этой чертовой болезнью?
Он опустил взгляд.
Я схватил его за плечи, заглядывая в лицо.
-- Анри, не молчи, я же с ума там схожу, – возмутился я. – Почему ты не можешь уехать отсюда?
-- Давай, я тебе кофе сварю, – предложил он, вместо ответа.
Я недоумевая смотрел на него. Он закрыл дверь и жестом пригласил меня проходить. Я не стал больше засыпать его вопросами, он все равно не отвечал на них. Я решил запастись терпением и пошел в кухню. Он включил там свет и начал готовить кофе. Я сел на стул возле стола в центре, наблюдая за его неспешными действиями. На Анри были темные домашние штаны и растянутая серая футболка. Не только его лицо казалось мне осунувшимся, он здорово похудел. При свете это было заметно еще лучше. Я вспомнил Стефани и других наших друзей, вот также исхудавших в считанные недели, прежде чем сойти с ума и умереть.
-- Нет, Симон, я не болен, – сказал он, стоя спиной ко мне. – Просто устал.
-- От чего? – сразу спросил я. – Ведь прошло уже четыре с половиной месяца. Ты должен был уже все уладить и жить со мной в столице. Если дело в твоей сестре, бери ее с собой. Пусть с нами живет. Потом найдем ей отдельное жилье.
-- Да, дело в Софи, – со вздохом ответил мне друг.
Он оперся руками в край стола и опустил голову. Я вопросительно смотрел на его спину.
-- Она больна, – проговорил он после паузы.
-- Черт, мне жаль, – я почувствовал себя эгоистичной свиньей. – Прости, Анри. Когда она заразилась? Ты показывал ее врачу?
Его сестре было всего шестнадцать. Чудесное темноволосое создание. Я часто видел ее на записях, мы общались по сети. Анри познакомил нас, когда мы еще учились и были всего лишь друзьями. С тех пор Софи подросла и стала еще красивее. Мне стало до боли жаль друга, терявшего последнего родного человека.
-- Нет, я не показывал ее никому, – сказал он тихо, потом обернулся и взглянул на меня. – Сам знаешь, что будет, если кто-то узнает о ее болезни.
Я опустил взгляд. Вот уже больше года всех зараженных сразу госпитализировали, полностью изолировав от общества. Это помогало избегать распространения болезни, но было очень трудным испытанием. Больной уже не возвращался к семье, и последние дни проводил взаперти, вдали от родных.
-- Когда она заболела? – я не стал настаивать. Анри имел право побыть с сестрой подольше, прежде чем потерять ее навсегда. – Как она сейчас?
-- Симон, – он приблизился и посмотрел мне в глаза, – обещай, что никому не расскажешь. Дай мне слово, что выйдя отсюда, навсегда забудешь все, что видел.
-- Ты меня пугаешь, – признался я, невольно отшатнувшись. Его взгляд казался мне безумным.
-- Дай слово, – повторил он.
-- Я клянусь тебе, Анри, – произнес я. – Ты можешь доверять мне.
Он расслабился и сел на соседний стул, потом сложил руки на столешнице и опустил на них голову. Я смотрел на него с тревогой и жалостью.
-- Она заразилась еще до моего приезда, – сказал он, не поднимая головы. – Они с родителями попали в автокатастрофу. Помнишь?
Я кивнул.
-- Им всем тогда сделали переливание крови, – продолжал друг, распрямившись и глядя перед собой. – Врачи гарантировали, что кровь чистая. С этим сейчас очень строго, но крови мало, доноров почти нет.
-- Думаешь, их заразили в больнице? – спросил я, не веря в такую возможность.
-- Не знаю, – он пожал плечами. – Весной симптомы появились у мамы, потом у отца и Софи. Они не говорили мне, не хотели расстраивать. Я узнал слишком поздно. Родители умерли.
-- А Софи? – я немало удивился. – Сколько она уже болеет?
-- Пять месяцев, – Анри посмотрел на меня.
-- Не может быть, – я отрицательно мотнул головой. – Она должна быть уже совершенно безумной и очень слабой. Нет, столько никто еще не прожил.
-- У нее есть иммунитет, – он еще понизил голос. – И я знаю, как продлить ее жизнь. Я уже продлил ее, и еще смогу.
-- Как? – я раскрыл глаза еще шире. – Ведь это чудо, Анри. Ты должен показать ее врачам. Если у нее есть иммунитет, она может помочь.
-- Нет! – возмутился друг. – Ты поклялся, помнишь?
-- Да, но…
-- Не нужно им лекарство, – гневно продолжал он. – Они рады, что могут теперь держать нас всех под контролем. Я из сети узнал, как спасти сестру. Лекарство уже давно есть, но правительство не хочет это афишировать.
-- Ты об этих нелепых слухах? – недоверчиво уточнил я. – О крови? Но ведь это же бред.
-- Это правда, – вернув самообладание, проговорил Анри ледяным тоном. – Возможно, это не всем помогает, но все же выжившие есть. Я попробовал с Софи, и она уже прожила в три раза дольше, чем должна была. И я не оставлю ее, я постараюсь вернуть ее к нормальной жизни.
-- Ты даешь ей свою кровь? Ты поэтому так похудел? – догадался я. Теперь кое-что объяснялось.
Анри, как и многие, прочел в сети о том, что от новой чумы есть лекарство. Что многие зараженные выжили, потому что им делали переливание крови. Ученые экспериментировали с кровью, потому что именно в ней был вирус и погибель. В ней же искали спасение. Но я считал это не более чем слухами, спасительной мечтой, в которой всегда нуждаются обреченные. Правительство и официальная медицина отрицали тот факт, что кровь может исцелить больных.
-- Это помогает, – он теперь смотрел на меня с мольбой в глазах. – Ей надо совсем немного. И не переливание, а просто пить ее.
Он обнажил левую руку до локтя и показал мне внутреннюю сторону предплечья. Я увидел синяки и небольшие ранки на его бледной коже. Словно от уколов.
-- Ты прав, Симон, это в самом деле чудо, – он улыбнулся, переводя взгляд на свою руку. – Она стала такой сильной, быстрой, ловкой. Она поборола болезнь и стала еще лучше прежней. Я верю, что она полностью выздоровеет.
-- А могу я увидеть ее? – я начал опасаться за душевное здоровье друга. В его слова верилось с трудом.
-- Да, утром, – он посмотрел на меня. – Сейчас уже поздновато. Тебе где постелить? Дом почти пуст. Есть четыре спальни.
-- Я думал, ты пригласишь меня в свою, – печально ответил я. Мне казалось, что он совсем забыл обо мне и наших отношениях. Хотя его можно было понять. В его семье происходило что-то выходящее за рамки нормального.
-- Я не посмел, – Анри опустил взгляд, вновь пряча руку под рукавом футболки. – Ты отлично выглядишь, а посмотри на меня. Я совсем одичал тут. Со стороны, наверное, жуткое зрелище.
-- Да, ты неважно выглядишь, – не стал отрицать я. – Но разве это имеет значение? Мы же собрались жить вместе, а это значит, делить не только радость. Твои проблемы – мои проблемы.
Он улыбнулся благодарно и взял меня за руку.
-- Хорошо, пошли ко мне, – произнес он. – Прости, я забыл о кофе, – спохватился он, когда поднялся из-за стола и увидел банку и чашки.
-- Ничего, утром сваришь, – я тоже встал и обнял его за талию. Он обвил мою шею и мы, наконец, поцеловались. Спустя четыре месяца разлуки я опять был с моим возлюбленным. Тогда я не знал, что эта ночь будет последней.
Утром, когда мы с Анри сидели за завтраком, в столовую вошла его сестра. Я постарался выглядеть непринужденным и не глазеть на нее, как на диковинку. Софи была по-прежнему хорошенькой девушкой, такой, как я ее помнил. Бледная и темноволосая, как брат. Большие карие глаза, вздернутый носик. На ней был легкий шелковый сарафан в мелкий цветочек, волосы заплетены в косу. Она улыбнулась, увидев меня, и сразу подошла.
-- Симон! Вот так сюрприз! – воскликнула она радостно, обняв меня. – Как хорошо, что ты навестил нас.
-- Привет, – ответил я, тоже улыбаясь. Не верилось, что она заражена и болеет уже около полугода. Вид у нее был цветущий.
-- Мы тут совсем одни, – жаловалась она, заняв место за столом и взявшись за еду. – Не видели человеческого лица уже бог знает сколько. Только соседи и солдаты из патруля.
-- У них не человеческие лица? – усмехнулся я.
Анри не мешал нам болтать всякую чушь, продолжая задумчиво жевать. Иногда он смотрел на меня каким-то странным грустным взглядом, но стоило мне посмотреть на него, как он тут же переключал все внимание на свою чашку кофе.
-- Нет, человеческие, – засмеялась Софи, – но не такие симпатичные, как у тебя!
-- Спасибо, – я отвесил шутливый поклон. – Ты тоже замечательно выглядишь. Такой красавицей выросла.
-- Ой, ладно тебе, – она отмахнулась, хотя и была польщена комплиментом. – Я же знаю, что девушки тебя не интересуют. Такая потеря для женской половины человечества!
-- Это не мешает мне видеть прекрасное, – парировал я, и поймал себя на мысли, что совершенно забыл о ее болезни. Ничего в ней не выдавало симптомов чумы. На вид Софи была абсолютно здорова.
-- Ладно, ты победил! – опять засмеялась она. – Признаю, что я красавица.
Я улыбнулся, посмотрев на ее брата, но он опять поспешно отвел взгляд.
-- Я пойду в сад, – тем временем делилась планами девушка. – Там еще много работы. Хорошо, что день пасмурный.
-- Любишь дождь? – удивился я, услышав ее последнее замечание. – Для работы в саду не лучшая погода.
-- Не знаю, уж лучше дождь, чем это проклятое солнце, – Софи нахмурилась. – Анри говорил тебе, что я больна?
Я кивнул, бросив взгляд на друга.
-- Мне уже гораздо лучше, но яркий свет еще доставляет дискомфорт, – жаловалась девушка. – И шум. Хорошо, что тут теперь тихо. Раньше, когда народу в городе было больше, машины ездили целый день. А теперь благодать. Никого вокруг. Скука, но зато голова не гудит, как котел.
-- А кошмары? – осторожно поинтересовался я и пожалел об этом.
Софи сразу нахмурилась и поджала губы, словно я разозлил ее. Хотя это было не так, она просто переживала.
-- Они остались, – сказала она после паузы.
Анри не вмешивался, позволяя ей самой все рассказывать, а мне выспрашивать и делать собственные выводы. Он вообще будто не слушал нас, пил кофе и поглядывал в окно на серое небо.
-- Может, они тоже пройдут, как и все прочее, – говорила девушка печально. – Ведь все остальное стало как прежде, даже лучше.
-- В каком смысле? – уточнил я, помня слова Анри ночью.
-- Ты не поверишь, что я теперь умею, – она опять улыбнулась и глаза ее озорно сверкнули. – Смотри.
Софи взяла в кулак столовый нож из блестящей стали и, нажав на него большим пальцем, согнула пополам, словно он был из сыра. Потом вернула ему прежнюю форму, так же легко, просто удерживая двумя пальцами второй руки.
Я удивленно хлопал глазами, глядя на деформированный столовый прибор, лежавший передо мной.
-- Круто? – довольная собой, спросила девушка. – И это еще не все. Я слышу, как бьется твое сердце. Вот сейчас оно стало биться чаще. И еще как в саду шуршат листья, и шаги соседей, за два дома от нас. Если сосредоточиться, могу даже голоса их различить.
-- Это из-за болезни? – я начал думать, что сам схожу с ума, таким странным все казалось.
-- Да, – она кивнула. – Сначала меня все это сводило с ума. Этот постоянный шум в голове, свет, запахи. Но теперь я могу это контролировать. Не знаю, как объяснить, я просто привыкла.
-- Ты и запахи лучше улавливаешь? – я не верил ушам. Поборов болезнь, Софи стала сверхсуществом. – И видишь лучше? А еще что можешь? Это так необычно.
-- Еще бы, – самодовольно хмыкнула девушка. – Я теперь как женщина-кошка, вижу в темноте, слышу за милю и чую как гончая. Вот так-то!
Она улыбнулась, открыто, по-детски. Словно все это было игрой. Хотя для нее это и была игра. Она радовалась, потому что не умерла, не сошла с ума, а стала кем-то совсем необычным.
-- Я еще много чего могу, но Анри не разрешает мне, – пожаловалась она, взглянув на брата. – Говорит, это надо держать в тайне.
-- Почему? – мы оба посмотрели на него.
-- Я понимаю, Софи еще ребенок, но ты, Симон, уже взрослый человек, – ответил тот, глядя на нас и отрицательно мотая головой.
-- Ну да, вообще-то, – поспешил согласиться с ним я, – лучше пока не светиться. Мало ли, люди разные бывают. Еще позавидует кто-то, начнут пальцами тыкать. Зачем тебе это? Тем более время неспокойное. Все своей тени боятся из-за этой чумы.
Софи задумалась, переводя взгляд с меня на брата. Я опять закивал, состроив умную физиономию.
-- Ну ладно, – проговорила она. – Может, вы и правы. Скажут еще, что я ведьма. Ведь о болезни моей никто не узнал. Я не хотела в больницу ложиться, откуда никто не возвращается.
-- Вот-вот, – Анри встал из-за стола и начал собирать посуду.
-- Хорошо, переоденусь и пойду к моим цветочкам, – Софи поднялась и, одарив меня поцелуем в щеку, умчалась. Я отметил по себя, как грациозно и неслышно она двигалась, словно бестелесный призрак.
Анри молчаливо составлял чашки в раковину. Я переваривал увиденное, гадая, отчего болезнь убивала всех, а малышку Софи пощадила? Что в ней было особенного?
-- Ты уверен, что не следует ее показывать врачам? – осмелился я задать мучивший вопрос. – Ведь умирают люди, а она выжила. В ней есть что-то, что остановило вирус.
Анри медленно обернулся, взглянув на меня холодно. Я смотрел на него виновато, но не мог не спросить.
-- У тебя в руках, возможно, лекарство, – тише добавил я и опустил глаза.
-- Любой, кто дорожит родственником, сделает то же, что и я, – ответил мне друг после паузы. – Так что не будь таким уверенным, что Софи единственная выжившая. Рецепт доступен всем, и каждый может попробовать. Моя сестра не избранная и не уникальная. Она самая обычная девчонка, просто брат у нее немного чокнутый, вот и выжила.
Я посмотрел на него, не понимая, что он имеет в виду.
-- Все же читали, что есть гипотезы, будто кровь их исцеляет, – пояснил он. – Но мы только смеялись, слушая заверения врачей, что это бред. А когда я увидел могилы родителей и до смерти напуганную сестру, то решил, что попробую все, но спасу ее. И начал с крови. Просто сделал, как рекомендовали те "шарлатаны", верившие, будто простая кровь исцеляет от чумы.
Он сделал паузу, продолжая сверлить меня ледяным взглядом. Мне стало невыносимо видеть его таким.
-- Не думаю, что я один такой отчаявшийся, – хмыкнул он, переводя взгляд в сторону. – Но почему-то до сих пор никто не объявил во всеуслышание о результатах своих экспериментов. Почему, Симон? Почему все молчат?!
Я вздрогнул, когда он неожиданно повысил голос, опять одарив меня гневным взглядом.
-- Я могу рассказать миру, – продолжал он, теперь взволнованно. – Могу в сети разместить эту информацию, но там это есть и без меня. И уже давно, заметь. Где же доктора?! Почему до сих пор не попробовали это средство?! А может, попробовали, но не хотят об этом открыто заявлять? Что если кому-то выгодно очистить перенаселенную планету? Ведь сейчас позиции многих политиков крепки, как никогда. У армии столько прав, что больше уже и не придумать. Ты ведь не дурак, Симон. Никогда не был им.
-- Нет, Анри! – возмутился я, ужаснувшись его словам. – Я не верю, что они прячут лекарство, что эта чудовищная болезнь оружие в их руках. Ты понимаешь, что это значит? Что мир перешел в руки тиранов, бессердечных и беспринципных.
Друг улыбнулся, неожиданно мягко, и взгляд его опять стал прежним. Я вспомнил моего Анри, того, которого знал в колледже.
-- За это и полюбил тебя, Симон, – произнес он, потом приблизился и сел рядом, взяв мою руку в свою. – Ты веришь в то, что все люди такие же как ты. Ты веришь в добро и справедливость, в совесть, честь, и не видишь, что мир уже давно в руках тиранов.
Я опустил глаза, понимая его комплимент как укор. Я был наивен и глуп, если на самом деле не замечал правды. Но я отчаянно пытался найти объяснение всему, чтоб сохранить свои иллюзии. Мысль, что мир вокруг не такой, как я прежде думал, пугала.
-- Ты устроился в столице? – спросил он после паузы.
Я удивился такой резкой перемене темы, но кивнул.
-- И как работа? То, что ты хотел? – продолжал он теперь с улыбкой. Словно мы не говорили минуту назад о глобальном заговоре правительства и геноциде.
-- Да, мне очень нравится, – ответил я, не думая о своих словах. – И жилье дали. Четыре комнаты на верхнем этаже в хорошем районе.
-- Ну так ты специалист, – усмехнулся он, взял мою руку и поднес ее к губам. – Я не ждал меньшего. Еще карьеру сделаешь, станешь большим человеком.
-- Еще не хватало, – улыбнулся я, чувствуя, как сердце забилось быстрее, когда его теплые губы коснулись моей кожи. – Управление – это не мое, ты знаешь. Мне нужен только компьютер и доступ к информации.
-- Но чем выше положение, тем больше доступ, – парировал он, нежно сжимая мою ладонь. – Не пренебрегай возможностью стать кем-то большим, чем рядовой служащий.
-- А ты? – я притянул его к себе и тоже взял за руку. – Ты не планируешь браться за работу? На что вы живете?
-- Родители оставили нам с Софи достаточно сбережений, – ответил он с печальной улыбкой. – К счастью, они удачно выбрали банк. Хватит надолго.
-- Ты же не застрянешь тут на всю оставшуюся жизнь? – возмутился я. – Если с Софи все хорошо, можно и в город перебраться.
-- Я так и сделаю, но не сейчас, – пообещал он, приблизился и поцеловал меня. Я обнял его и ответил на поцелуй.
-- Сколько мне ждать? – спросил я тихо, когда мы на миг разомкнули губы. – Я скучаю по тебе.
-- Дай мне еще немного времени, – ответил он. – Я хочу убедиться, что Софи окончательно вылечилась.
-- Ты обещаешь? – я провел ладонью по его щеке, глядя в темные глаза. Мне вдруг вспомнился Грэй. Тот день, когда мы виделись в последний раз. Появилось неприятное ощущение, будто все вновь повторяется, и я опять расстаюсь с тем, с кем не должен расставаться.
-- Обещаю, – прошептал он и опустил веки, наслаждаясь моим прикосновением. Я поцеловал его, отгоняя плохие мысли. Пока все складывалось удачно: его сестра выздоравливала, а значит, они смогут покинуть эту глушь. Мы воплотим наши планы и все будет хорошо. Я отчаянно держался за эту мысль, повторяя ее про себя, пока мы целовались.
-- Эй, ну чего это вы? – донесся до нас возмущенный голосок Софи. – Я думала, вы обо мне говорите, а вы тут нежничаете.
-- Мы и говорили о тебе, – ответил я с улыбкой. Она тоже перестала хмуриться. Анри вернулся к мытью посуды.
-- Я слышала, как вы повторяли мое имя, – девушка села за стол, глядя на меня.
-- У тебя в самом деле теперь отличный слух, – вновь поразился я. Мы не повышали голос, так что с улицы вряд ли можно было услышать, о чем шла речь. – Я предлагал Анри, чтоб вы приезжали жить ко мне. У меня теперь своя квартира с двумя спальнями. Места более чем достаточно.
-- В столицу?! – восторженно воскликнула девушка. – Круто. Я согласна. Анри, ты же не откажешься? Ты же можешь тоже найти там работу.
Она посмотрела на брата. Тот усмехнулся и отрицательно покачал головой.
-- Но почему?! – возмутилась Софи. Я едва сдержался, чтоб не повторить за ней.
-- Ты еще не привыкла к своим новым способностям, – ответил Анри с мягкой улыбкой, глядя на сестру. – А в городе гораздо больше шума и лишних глаз. Лучше нам пока отложить путешествия.
-- Ладно, ты прав, – сдалась девушка нахмурившись. – Шум я еще плохо переношу, голова начинает болеть.
-- Мы навестим Симона на Рождество, – предложил Анри. – Если, ты не возражаешь? – он перевел взгляд на меня.
-- Конечно, я не возражаю, – поспешил ответить я, хотя плохо представлял, как протяну еще четыре месяца в одиночестве. Но требовать у друга приехать раньше не мог. Я не был настолько эгоистичен.
-- Здорово, – восхитилась Софи. – Рождество в городе. Там, наверное, будет все в огнях, украшенные витрины, распродажи. Я еще никогда не была в столице на Рождество.
-- Я провожу тебя до станции, – предложил Анри, пока его сестра кружила по кухне, напевая рождественскую песенку. Она держалась за края своего сарафана и пританцовывала, совсем как маленькая девочка. Хотя, она и была маленькой девочкой.
-- Уже выгоняешь меня? – хмуро спросил я.
-- У тебя работа, – напомнил он мне. – Завтра понедельник.
-- Вот завтра и поеду, – не желал сдаваться я.
Но друг только усмехнулся и велел сестре собираться, чтоб вместе с ним проводить меня до станции. Он не желал оставлять ее одну даже на несколько часов. Мне ничего не оставалось, как пойти вместе с Софи наверх, чтоб забрать свой рюкзак.
Мы попрощались на станции, и я уехал в город полный надежд на будущее. Я рисовал радужные картины, как делал это всегда. Представлял, как они с Софи приедут ко мне, и мы заживем все вместе. Анри тоже устроится в нашу фирму, а его сестра будет следить за домом. Вечерами мы будем смотреть комедии, или просто болтать, сидя за ужином. Софи сможет устроить себе оранжерею на крыше. Соседи у меня были милыми людьми и не должны были протестовать против этого. Я ехал в город, вспоминая встречу с Анри, нашу ночь после долгой разлуки, и мечтал о будущем.
Мы продолжали общаться по сети, но не так часто, как мне хотелось. Анри был занят домашними делами, а я полностью посвятил себя работе. Через месяц друг вновь пропал. Он не отвечал на звонки и сам не звонил. Я снова забеспокоился, но не спешил ехать к нему, надеясь, что он сам позвонит и все объяснит. Последняя неделя тянулась невыносимо медленно. Я набирал его контакт в сети по сотне раз в день и смотрел на черный экран, молясь про себя, чтоб он ответил. В субботу, как и месяц назад, я бросил в рюкзак планшет, пару белья и зубную щетку, и отправился на станцию. Пустой поезд привез меня в заброшенный городок, где уже властвовала осень.
Дом Анри был брошен. Я побродил по пустым комнатам, ничего не понимая. Все вещи стояли на своих местах, мебель, вазы с высохшими цветами, техника, даже одежда в гардеробе осталась, не хватало только хозяев. Будто они вышли и не вернулись.
Из дома друга я пошел прямиком в жандармерию, желая узнать, что произошло. Пусть городок почти вымер, но те жители, что оставались, находились под надежной охраной властей от любых посягательств на их имущество и жизнь. Военные, вобравшие в себя жандармов, и слившись в одну организацию, исправно следили за порядком. После войны и ужасов эпидемии Франция, подвластная новым порядкам, стала страной почти идеальной законопослушности. Неограниченная власть и контроль военных, их доступ ко всему, дали свои плоды.
В участке меня выслушали и объяснили, что Анри и Софи уехали. Они не могли ответить, почему брат и сестра покинули свое жилище в такой спешке, но заверили, что с ними все в порядке. Оба живые и невредимые сели в поезд, направившись в только им двоим известном направлении. Я смотрел на худощавого военного, которому был поручен этот район, и не знал, что еще спросить. Я подумал тогда, что Анри мог поступить так, повинуясь какой-то новой идее или опасаясь за сестру. У него были на то причины, он не хотел, чтоб кто-то узнал их секрет. Не понимал я только одного, почему он ничего не сказал мне.
Я вернулся в город и запасся терпением. Я не хотел думать, что он просто бросил меня, уехал, не желая объясняться. Списывал все на его паранойю и любовь к сестре, которую он решил охранять от всех. Возможно, он не верил мне, боялся, что я проболтаюсь. Возможно, когда она оправится, и они устроятся на новом месте, он все же позвонит. Все эти "возможно" были моей надеждой в течение нескольких месяцев. Я занимал себя работой, отдаваясь ей полностью, чтоб не думать и не сомневаться в друге. Но время шло, и сомнений становилось все больше, а спустя полгода я уже был уверен, Анри бросил меня. Уехал, решив для себя, что я не нужен им с Софи. Я не злился, просто было очень больно.
Навестив родителей, я немного отвлекся от своей личной жизни, вернее, от ее полного отсутствия. Но повод для этого оказался не самый радостный – тяжело заболел отец. Пережив войны и эпидемию, он слег с сердечной недостаточностью, годы и переживания давали о себе знать. Мы с мамой проводили все время возле его постели. Сначала в родительский дом вернулся мой старший брат, потом наша сестра. Все словно чувствовали, что нужны сейчас семье. Впервые за долгое время все вновь собрались под одной крышей. Врачи заверяли нас, что отец поправится, что у него сильная воля к жизни и крепкий организм, но все же организм оказался недостаточно крепким. В тот год я потерял двоих близких людей.
После похорон я вернулся в город. Отведенное для отпуска время закончилось, и нужно было оправдать надежды друга отца, что взял меня в фирму на довольно престижную должность. Я рад был работать, в эти часы я забывал обо всем. О своем отце, о скорбящей матери, брате и сестре, оставшихся с ней, об Анри, бросившем меня, и о Грэе.
Вокруг меня было много народа, наш офис в центре был главным в фирме. В отделе, где я работал, всегда крутились молодые люди и девушки, у меня были помощники и начальство, что тоже часто обращалось непосредственно ко мне. Днем я всегда был окружен людьми, но с некоторых пор я перестал близко сходиться с ними. Как когда-то в колледже я отгородился от всех невидимой, но ощутимой стеной. Я был любезен с коллегами, ходил после работы с ними посидеть в кафе, бывал на праздниках, но никого не подпускал слишком близко. У меня больше не было лучших друзей, только знакомые. Я делал это неосознанно, даже не замечал, пока мне на это не указала мама. Ей не нравилось, что я совершенно один в городе, что у меня нет никого, чтоб делиться проблемами или радостью. Я жил как отшельник, с одним только отличием, вокруг меня были люди.
С того дня, когда я в последний раз видел Анри, прошел ровно год. Приближалась осень, но в Париже было еще тепло и солнечно. Я выходил из дому пораньше, чтоб прогуляться по улицам просыпающегося города. Мне нравилось наблюдать за тем, как все вокруг менялось буквально на глазах. Появлялись новые автомобили, работающие на водороде, бесшумные и обтекаемой формы, словно округлые прозрачные кристаллы. Они развивали внушительную скорость, поэтому дороги все чаще обносились высокими защитными стенами, а пешеходы могли преодолеть их по безопасным переходам над или под скоростной трассой. Зелени становилось меньше, прогулочных зон и парков тоже. Только старый город сохранился в первозданном виде, таким, каким был сто лет назад. Его территория заметно сократилась, вокруг разрастался новый мегаполис. Дома, не представлявшие архитектурную и историческую ценность сносили, вместо них вырастали новые, современные и необычные. Парки обносились защитными сооружениями, где искусственно поддерживался нужный климат, чтоб растения дольше сохранялись. Везде теперь царил идеальный порядок, а уцелевшие после всех невзгод люди как никогда ценили это. Преступность стала чем-то аномальным. Общество словно очистилось и стало лучше. Мне в то время так казалось.
Следуя по пешеходной зоне к станции, где можно было сесть в поезд, направлявшийся в деловой центр, я размышлял. Вспоминал Анри, его сестру, гадал, где они сейчас. Во Франции или за ее пределами? Чем занимаются? Поправилась ли Софи? Пусть он бросил меня, вычеркнул из своей жизни, я все равно волновался о нем и не переставал надеяться, что еще увижу друга. Я потерял Грэя, ничего уже не мог с этим поделать, но Анри был жив, а значит, оставалась надежда на встречу.
В офисе, куда я добрался спустя час, уже было оживленно и шумно. Коридоры высотного здания наполняли люди. Я предъявил охраннику свой пропуск и оставил отпечаток ладони на сканирующем устройстве. Мужчина за стеклом окинул меня беглым взглядом. Я машинально поправил пиджак, вынул из сканера пропуск, и пошел дальше. Мне не нравилось носить строгий костюм, но на фирме был свой дресс-код. После школы я порядком устал от костюмов, галстуков и наглаженных рубашек. Радовало только, что волосы не пришлось остричь. Вполне хватало того, что я аккуратно зачесывал их назад и имел при этом презентабельный вид, какой и следовало работнику такой крупной организации.
В нашем отделе царила "рабочая" атмосфера. Добрая половина сотрудников пила кофе в зоне отдыха, расположившись на диванчиках с картонными стаканчиками в руках. Молодые люди вальяжно восседали напротив большого окна, обсуждая какую-то очень интересную тему. Я не сразу понял суть, задумчиво рассматривая город с высоты нашего двенадцатого этажа.
-- Говорю вам, я сегодня по телику видел, – продолжал Матье, такой же как я, младший сотрудник совсем недавно переведенный к нам. – Официально объявлено, что это лекарство.
-- Обычная кровь? – усмехнулась Анна, молоденькая секретарша нашего начальника. У нее был доступ к запасам шефа, но она предпочитала нашу компанию и утром пила кофе тут.
-- Нет, конечно, – усмехнулся Матье. – Какая-то специальная, очищенная, но кровь.
Я понял, о чем они говорят, и подошел ближе.
-- Привет, Симон, – Анна одарила меня кокетливым взглядом. Не то чтоб я интересовал ее, просто она на всех ребят так смотрела.
-- Привет, – я улыбнулся ей и сел на диванчик. Остальные тоже поприветствовали меня.
-- Стопроцентная гарантия выздоровления, – продолжал Матье, потому что все опять смотрели на него. – Так что все, эпидемия в прошлом. Мы выжили.
Когда все разошлись по рабочим местам, я еще думал о его словах. Они звучали в голове, а перед глазами была Софи. То, как она согнула нож, как грациозно порхала по кухне. Будут ли обладать этими качествами те, кто излечится от чумы с помощью крови? Вернется ли Анри теперь, когда его сестре больше ничего не угрожает? Эта мысль затмила все прочие. Я опять был полон надежд, а то, что чума побеждена, вовсе окрыляло. Лекарство было найдено, страх и смерть остались позади.
Слухи подтвердились, лекарство в самом деле нашлось. Повсюду только и говорили о нем и чудесных выздоровлениях. Те, кто уже не надеялся увидеть родных, вдруг получили эту надежду. Врачи собирали донорскую кровь и с ее помощью лечили больных. Небольшая инъекция лекарства позволяла снять все симптомы и излечить больного почти сразу. Те, кто был на пороге смерти, чудом выздоравливали и возвращались к нормальной жизни. Я радовался вместе со всеми, не предполагая, что впереди новая проблема. Жалел только, что Грэй не дожил до этого дня, когда найдено было лекарство. Я все чаще думал о нем, никак не мог смириться с мыслью о его смерти. Я даже набрался смелости и позвонил опять его родным. Они все еще жили в Швейцарии и на мой звонок ответили. Разговор с Грэями не облегчил мне душу и не принес успокоения. Они скорбели о нем, но уже вполне оправились от утраты. Пригласили меня в гости, даже улыбались, несмотря на то, что повод моего звонка был не самый радостный. Я обругал себя и обвинил в черствости. В конце концов, жизнь продолжалась. Пусть в мире больше не было моего лучшего друга детства, но это не означало, что нужно похоронить себя заживо. Я так проникся этой идеей, что даже согласился сходить на свидание.
Война вскоре кончилась. Все были озабочены чумой, косившей людей по всему миру. Стало не до войны. Теперь все силы были брошены на борьбу с недугом. Пандемия принимала критические масштабы. Из семи с половиной миллиардов человек три миллиарда умерли от новой чумы. В сочетании с потерями в войне и еще стольким же количеством зараженных, человечество столкнулось с угрозой полного вымирания. В странах более цивилизованных было легче, несмотря на угрозу, люди продолжали вести обычную жизнь. Заболевших вовремя госпитализировали, родные заботились о телах умерших. Случаи беспорядков и мародерства сурово пресекались. Всяческие митинги, религиозные или политические, были запрещены. Правительство получало все больше прав и все строже контролировало граждан. Это гарантировало порядок, поэтому никто не протестовал.
К моменту, когда я покидал стены колледжа, Европа была уже совсем другой. Крупные страны объединились в новый союз, теперь уже не из экономических соображений, а ради выживания. Людей становилось все меньше, города пустели. Мир менялся на глазах.
Я ехал домой во Францию в скором поезде с бронированными стеклами и пуленепробиваемой обшивкой. Каждого пассажира при входе обыскали и взяли анализ крови. Несколько военных в форме защитного цвета прохаживались по полупустому салону между рядов. Я пытался не обращать внимания на царившие порядки. К обыскам и постоянной сдаче крови на анализ все уже привыкли. Чрезвычайное время требовало чрезвычайных методов.
Дома я нашел свою семью в полном составе. Родители радушно встретили меня, и я еще несколько месяцев жил спокойно. Я на время забыл об окружающем мире, обосновавшись в своей комнатке под самой крышей нашего загородного дома. Я читал и смотрел старые фильмы, гулял в саду и созванивался с Анри. Он тоже отправился к своим, чтоб провести с семьей какое-то время. После мы условились посвятить их в наши отношения и поехать в столицу, где могли найти работу по специальности. Несмотря ни на что, наука не стояла на месте, и такие как мы, специалисты в области информационных технологий, высоко ценились.
Но планам не суждено было сбыться. Анри задержали домашние хлопоты. Ему не повезло так, как мне. Его родители умерли, заразившись чумой. На него легла забота о младшей сестре. Он должен был оформить на себя опекунство, потом решить вопросы с наследством. Я не торопил, предлагал ему свою помощь, но он только обещал, что скоро приедет и просил еще неделю.
Недели эти переросли в месяц, потом пошел второй, за ним третий и я начал впадать в меланхолию. Приехать без его приглашения я не смел, а он не звал, занятый делами семьи. Мой отец договорился о месте для меня в одной крупной организации, и я отправился в столицу. Я звонил Анри и рассказывал об этом. Он был рад за меня, но о том, чтоб встретиться и что-то решить о нас, не заводил речи. Я начал подозревать худшее. Мне казалось, что он заразился, и поэтому избегает меня. Его редкие звонки и отговорки только укрепляли меня в мысли, что я не ошибся.
Промучившись так около двух недель, я принял решение наведаться к нему. Собрал вещи и поехал. У меня был адрес и я знал, где искать. Городок, где жила семья Анри, почти вымер, одинокие особняки, окруженные разросшимися садами, пустынные улицы, редкие машины. Сойдя с поезда я даже растерялся, глядя на это запустение. Вокзал освещали яркие рекламные щиты, везде было чисто, но все же я кожей чувствовал, что тут царит смерть. Ночной городок напоминал сон, где кроме тебя никого больше нет. Редкие прохожие сторонились чужаков и спешили укрыться в своих жилищах. До нужного мне дома пришлось добираться пешком. Хорошо, что я не брал с собой никакого багажа. Просто рюкзак с самым необходимым. Натянув на голову капюшон своей куртки, я брел по пустынным улицам, вглядываясь в темные окна заброшенных домов, или смотрел под ноги. Чем дальше я отходил от вокзала, тем грязнее становились тротуары. Ветер носил бумажный мусор, под ногами шуршала листва. Лето было на исходе, но в этой местности оно продолжалось еще до середины октября.
Нужный мне дом тоже уже спал. Все окна были занавешены, и света нигде не было. Мне неловко было стучать, но и ночевать под открытым небом не хотелось. Я поднялся на крыльцо добротного двухэтажного коттеджа. Кусты у входа выглядели вполне ухоженно, окна не были закрыты ставнями или заколочены, из чего я сделал вывод, что в нем еще кто-то живет.
Я стучал минут пять с небольшими перерывами, в продолжение которых прислушивался. Наконец, в одном из окон зажегся свет, и кто-то подошел к двери. Я назвался и сказал, что ищу друга.
-- Симон? – удивленно спросил Анри, открывая мне дверь.
-- Да, а ты ждал Санта Клауса?! – я улыбнулся и бросился ему на шею.
Он тоже обнял меня, крепко прижав к себе. Я был так счастлив, что ничего не замечал вокруг.
-- Анри, я соскучился! Чего ты тут застрял?! – говорил я, немного отстранившись и глядя в лицо друга. В холле, где мы стояли, было темно, но я видел, как он похудел. Волосы еще отросли, а глаза были печальны. – Ты ведь не заразился этой чертовой болезнью?
Он опустил взгляд.
Я схватил его за плечи, заглядывая в лицо.
-- Анри, не молчи, я же с ума там схожу, – возмутился я. – Почему ты не можешь уехать отсюда?
-- Давай, я тебе кофе сварю, – предложил он, вместо ответа.
Я недоумевая смотрел на него. Он закрыл дверь и жестом пригласил меня проходить. Я не стал больше засыпать его вопросами, он все равно не отвечал на них. Я решил запастись терпением и пошел в кухню. Он включил там свет и начал готовить кофе. Я сел на стул возле стола в центре, наблюдая за его неспешными действиями. На Анри были темные домашние штаны и растянутая серая футболка. Не только его лицо казалось мне осунувшимся, он здорово похудел. При свете это было заметно еще лучше. Я вспомнил Стефани и других наших друзей, вот также исхудавших в считанные недели, прежде чем сойти с ума и умереть.
-- Нет, Симон, я не болен, – сказал он, стоя спиной ко мне. – Просто устал.
-- От чего? – сразу спросил я. – Ведь прошло уже четыре с половиной месяца. Ты должен был уже все уладить и жить со мной в столице. Если дело в твоей сестре, бери ее с собой. Пусть с нами живет. Потом найдем ей отдельное жилье.
-- Да, дело в Софи, – со вздохом ответил мне друг.
Он оперся руками в край стола и опустил голову. Я вопросительно смотрел на его спину.
-- Она больна, – проговорил он после паузы.
-- Черт, мне жаль, – я почувствовал себя эгоистичной свиньей. – Прости, Анри. Когда она заразилась? Ты показывал ее врачу?
Его сестре было всего шестнадцать. Чудесное темноволосое создание. Я часто видел ее на записях, мы общались по сети. Анри познакомил нас, когда мы еще учились и были всего лишь друзьями. С тех пор Софи подросла и стала еще красивее. Мне стало до боли жаль друга, терявшего последнего родного человека.
-- Нет, я не показывал ее никому, – сказал он тихо, потом обернулся и взглянул на меня. – Сам знаешь, что будет, если кто-то узнает о ее болезни.
Я опустил взгляд. Вот уже больше года всех зараженных сразу госпитализировали, полностью изолировав от общества. Это помогало избегать распространения болезни, но было очень трудным испытанием. Больной уже не возвращался к семье, и последние дни проводил взаперти, вдали от родных.
-- Когда она заболела? – я не стал настаивать. Анри имел право побыть с сестрой подольше, прежде чем потерять ее навсегда. – Как она сейчас?
-- Симон, – он приблизился и посмотрел мне в глаза, – обещай, что никому не расскажешь. Дай мне слово, что выйдя отсюда, навсегда забудешь все, что видел.
-- Ты меня пугаешь, – признался я, невольно отшатнувшись. Его взгляд казался мне безумным.
-- Дай слово, – повторил он.
-- Я клянусь тебе, Анри, – произнес я. – Ты можешь доверять мне.
Он расслабился и сел на соседний стул, потом сложил руки на столешнице и опустил на них голову. Я смотрел на него с тревогой и жалостью.
-- Она заразилась еще до моего приезда, – сказал он, не поднимая головы. – Они с родителями попали в автокатастрофу. Помнишь?
Я кивнул.
-- Им всем тогда сделали переливание крови, – продолжал друг, распрямившись и глядя перед собой. – Врачи гарантировали, что кровь чистая. С этим сейчас очень строго, но крови мало, доноров почти нет.
-- Думаешь, их заразили в больнице? – спросил я, не веря в такую возможность.
-- Не знаю, – он пожал плечами. – Весной симптомы появились у мамы, потом у отца и Софи. Они не говорили мне, не хотели расстраивать. Я узнал слишком поздно. Родители умерли.
-- А Софи? – я немало удивился. – Сколько она уже болеет?
-- Пять месяцев, – Анри посмотрел на меня.
-- Не может быть, – я отрицательно мотнул головой. – Она должна быть уже совершенно безумной и очень слабой. Нет, столько никто еще не прожил.
-- У нее есть иммунитет, – он еще понизил голос. – И я знаю, как продлить ее жизнь. Я уже продлил ее, и еще смогу.
-- Как? – я раскрыл глаза еще шире. – Ведь это чудо, Анри. Ты должен показать ее врачам. Если у нее есть иммунитет, она может помочь.
-- Нет! – возмутился друг. – Ты поклялся, помнишь?
-- Да, но…
-- Не нужно им лекарство, – гневно продолжал он. – Они рады, что могут теперь держать нас всех под контролем. Я из сети узнал, как спасти сестру. Лекарство уже давно есть, но правительство не хочет это афишировать.
-- Ты об этих нелепых слухах? – недоверчиво уточнил я. – О крови? Но ведь это же бред.
-- Это правда, – вернув самообладание, проговорил Анри ледяным тоном. – Возможно, это не всем помогает, но все же выжившие есть. Я попробовал с Софи, и она уже прожила в три раза дольше, чем должна была. И я не оставлю ее, я постараюсь вернуть ее к нормальной жизни.
-- Ты даешь ей свою кровь? Ты поэтому так похудел? – догадался я. Теперь кое-что объяснялось.
Анри, как и многие, прочел в сети о том, что от новой чумы есть лекарство. Что многие зараженные выжили, потому что им делали переливание крови. Ученые экспериментировали с кровью, потому что именно в ней был вирус и погибель. В ней же искали спасение. Но я считал это не более чем слухами, спасительной мечтой, в которой всегда нуждаются обреченные. Правительство и официальная медицина отрицали тот факт, что кровь может исцелить больных.
-- Это помогает, – он теперь смотрел на меня с мольбой в глазах. – Ей надо совсем немного. И не переливание, а просто пить ее.
Он обнажил левую руку до локтя и показал мне внутреннюю сторону предплечья. Я увидел синяки и небольшие ранки на его бледной коже. Словно от уколов.
-- Ты прав, Симон, это в самом деле чудо, – он улыбнулся, переводя взгляд на свою руку. – Она стала такой сильной, быстрой, ловкой. Она поборола болезнь и стала еще лучше прежней. Я верю, что она полностью выздоровеет.
-- А могу я увидеть ее? – я начал опасаться за душевное здоровье друга. В его слова верилось с трудом.
-- Да, утром, – он посмотрел на меня. – Сейчас уже поздновато. Тебе где постелить? Дом почти пуст. Есть четыре спальни.
-- Я думал, ты пригласишь меня в свою, – печально ответил я. Мне казалось, что он совсем забыл обо мне и наших отношениях. Хотя его можно было понять. В его семье происходило что-то выходящее за рамки нормального.
-- Я не посмел, – Анри опустил взгляд, вновь пряча руку под рукавом футболки. – Ты отлично выглядишь, а посмотри на меня. Я совсем одичал тут. Со стороны, наверное, жуткое зрелище.
-- Да, ты неважно выглядишь, – не стал отрицать я. – Но разве это имеет значение? Мы же собрались жить вместе, а это значит, делить не только радость. Твои проблемы – мои проблемы.
Он улыбнулся благодарно и взял меня за руку.
-- Хорошо, пошли ко мне, – произнес он. – Прости, я забыл о кофе, – спохватился он, когда поднялся из-за стола и увидел банку и чашки.
-- Ничего, утром сваришь, – я тоже встал и обнял его за талию. Он обвил мою шею и мы, наконец, поцеловались. Спустя четыре месяца разлуки я опять был с моим возлюбленным. Тогда я не знал, что эта ночь будет последней.
Утром, когда мы с Анри сидели за завтраком, в столовую вошла его сестра. Я постарался выглядеть непринужденным и не глазеть на нее, как на диковинку. Софи была по-прежнему хорошенькой девушкой, такой, как я ее помнил. Бледная и темноволосая, как брат. Большие карие глаза, вздернутый носик. На ней был легкий шелковый сарафан в мелкий цветочек, волосы заплетены в косу. Она улыбнулась, увидев меня, и сразу подошла.
-- Симон! Вот так сюрприз! – воскликнула она радостно, обняв меня. – Как хорошо, что ты навестил нас.
-- Привет, – ответил я, тоже улыбаясь. Не верилось, что она заражена и болеет уже около полугода. Вид у нее был цветущий.
-- Мы тут совсем одни, – жаловалась она, заняв место за столом и взявшись за еду. – Не видели человеческого лица уже бог знает сколько. Только соседи и солдаты из патруля.
-- У них не человеческие лица? – усмехнулся я.
Анри не мешал нам болтать всякую чушь, продолжая задумчиво жевать. Иногда он смотрел на меня каким-то странным грустным взглядом, но стоило мне посмотреть на него, как он тут же переключал все внимание на свою чашку кофе.
-- Нет, человеческие, – засмеялась Софи, – но не такие симпатичные, как у тебя!
-- Спасибо, – я отвесил шутливый поклон. – Ты тоже замечательно выглядишь. Такой красавицей выросла.
-- Ой, ладно тебе, – она отмахнулась, хотя и была польщена комплиментом. – Я же знаю, что девушки тебя не интересуют. Такая потеря для женской половины человечества!
-- Это не мешает мне видеть прекрасное, – парировал я, и поймал себя на мысли, что совершенно забыл о ее болезни. Ничего в ней не выдавало симптомов чумы. На вид Софи была абсолютно здорова.
-- Ладно, ты победил! – опять засмеялась она. – Признаю, что я красавица.
Я улыбнулся, посмотрев на ее брата, но он опять поспешно отвел взгляд.
-- Я пойду в сад, – тем временем делилась планами девушка. – Там еще много работы. Хорошо, что день пасмурный.
-- Любишь дождь? – удивился я, услышав ее последнее замечание. – Для работы в саду не лучшая погода.
-- Не знаю, уж лучше дождь, чем это проклятое солнце, – Софи нахмурилась. – Анри говорил тебе, что я больна?
Я кивнул, бросив взгляд на друга.
-- Мне уже гораздо лучше, но яркий свет еще доставляет дискомфорт, – жаловалась девушка. – И шум. Хорошо, что тут теперь тихо. Раньше, когда народу в городе было больше, машины ездили целый день. А теперь благодать. Никого вокруг. Скука, но зато голова не гудит, как котел.
-- А кошмары? – осторожно поинтересовался я и пожалел об этом.
Софи сразу нахмурилась и поджала губы, словно я разозлил ее. Хотя это было не так, она просто переживала.
-- Они остались, – сказала она после паузы.
Анри не вмешивался, позволяя ей самой все рассказывать, а мне выспрашивать и делать собственные выводы. Он вообще будто не слушал нас, пил кофе и поглядывал в окно на серое небо.
-- Может, они тоже пройдут, как и все прочее, – говорила девушка печально. – Ведь все остальное стало как прежде, даже лучше.
-- В каком смысле? – уточнил я, помня слова Анри ночью.
-- Ты не поверишь, что я теперь умею, – она опять улыбнулась и глаза ее озорно сверкнули. – Смотри.
Софи взяла в кулак столовый нож из блестящей стали и, нажав на него большим пальцем, согнула пополам, словно он был из сыра. Потом вернула ему прежнюю форму, так же легко, просто удерживая двумя пальцами второй руки.
Я удивленно хлопал глазами, глядя на деформированный столовый прибор, лежавший передо мной.
-- Круто? – довольная собой, спросила девушка. – И это еще не все. Я слышу, как бьется твое сердце. Вот сейчас оно стало биться чаще. И еще как в саду шуршат листья, и шаги соседей, за два дома от нас. Если сосредоточиться, могу даже голоса их различить.
-- Это из-за болезни? – я начал думать, что сам схожу с ума, таким странным все казалось.
-- Да, – она кивнула. – Сначала меня все это сводило с ума. Этот постоянный шум в голове, свет, запахи. Но теперь я могу это контролировать. Не знаю, как объяснить, я просто привыкла.
-- Ты и запахи лучше улавливаешь? – я не верил ушам. Поборов болезнь, Софи стала сверхсуществом. – И видишь лучше? А еще что можешь? Это так необычно.
-- Еще бы, – самодовольно хмыкнула девушка. – Я теперь как женщина-кошка, вижу в темноте, слышу за милю и чую как гончая. Вот так-то!
Она улыбнулась, открыто, по-детски. Словно все это было игрой. Хотя для нее это и была игра. Она радовалась, потому что не умерла, не сошла с ума, а стала кем-то совсем необычным.
-- Я еще много чего могу, но Анри не разрешает мне, – пожаловалась она, взглянув на брата. – Говорит, это надо держать в тайне.
-- Почему? – мы оба посмотрели на него.
-- Я понимаю, Софи еще ребенок, но ты, Симон, уже взрослый человек, – ответил тот, глядя на нас и отрицательно мотая головой.
-- Ну да, вообще-то, – поспешил согласиться с ним я, – лучше пока не светиться. Мало ли, люди разные бывают. Еще позавидует кто-то, начнут пальцами тыкать. Зачем тебе это? Тем более время неспокойное. Все своей тени боятся из-за этой чумы.
Софи задумалась, переводя взгляд с меня на брата. Я опять закивал, состроив умную физиономию.
-- Ну ладно, – проговорила она. – Может, вы и правы. Скажут еще, что я ведьма. Ведь о болезни моей никто не узнал. Я не хотела в больницу ложиться, откуда никто не возвращается.
-- Вот-вот, – Анри встал из-за стола и начал собирать посуду.
-- Хорошо, переоденусь и пойду к моим цветочкам, – Софи поднялась и, одарив меня поцелуем в щеку, умчалась. Я отметил по себя, как грациозно и неслышно она двигалась, словно бестелесный призрак.
Анри молчаливо составлял чашки в раковину. Я переваривал увиденное, гадая, отчего болезнь убивала всех, а малышку Софи пощадила? Что в ней было особенного?
-- Ты уверен, что не следует ее показывать врачам? – осмелился я задать мучивший вопрос. – Ведь умирают люди, а она выжила. В ней есть что-то, что остановило вирус.
Анри медленно обернулся, взглянув на меня холодно. Я смотрел на него виновато, но не мог не спросить.
-- У тебя в руках, возможно, лекарство, – тише добавил я и опустил глаза.
-- Любой, кто дорожит родственником, сделает то же, что и я, – ответил мне друг после паузы. – Так что не будь таким уверенным, что Софи единственная выжившая. Рецепт доступен всем, и каждый может попробовать. Моя сестра не избранная и не уникальная. Она самая обычная девчонка, просто брат у нее немного чокнутый, вот и выжила.
Я посмотрел на него, не понимая, что он имеет в виду.
-- Все же читали, что есть гипотезы, будто кровь их исцеляет, – пояснил он. – Но мы только смеялись, слушая заверения врачей, что это бред. А когда я увидел могилы родителей и до смерти напуганную сестру, то решил, что попробую все, но спасу ее. И начал с крови. Просто сделал, как рекомендовали те "шарлатаны", верившие, будто простая кровь исцеляет от чумы.
Он сделал паузу, продолжая сверлить меня ледяным взглядом. Мне стало невыносимо видеть его таким.
-- Не думаю, что я один такой отчаявшийся, – хмыкнул он, переводя взгляд в сторону. – Но почему-то до сих пор никто не объявил во всеуслышание о результатах своих экспериментов. Почему, Симон? Почему все молчат?!
Я вздрогнул, когда он неожиданно повысил голос, опять одарив меня гневным взглядом.
-- Я могу рассказать миру, – продолжал он, теперь взволнованно. – Могу в сети разместить эту информацию, но там это есть и без меня. И уже давно, заметь. Где же доктора?! Почему до сих пор не попробовали это средство?! А может, попробовали, но не хотят об этом открыто заявлять? Что если кому-то выгодно очистить перенаселенную планету? Ведь сейчас позиции многих политиков крепки, как никогда. У армии столько прав, что больше уже и не придумать. Ты ведь не дурак, Симон. Никогда не был им.
-- Нет, Анри! – возмутился я, ужаснувшись его словам. – Я не верю, что они прячут лекарство, что эта чудовищная болезнь оружие в их руках. Ты понимаешь, что это значит? Что мир перешел в руки тиранов, бессердечных и беспринципных.
Друг улыбнулся, неожиданно мягко, и взгляд его опять стал прежним. Я вспомнил моего Анри, того, которого знал в колледже.
-- За это и полюбил тебя, Симон, – произнес он, потом приблизился и сел рядом, взяв мою руку в свою. – Ты веришь в то, что все люди такие же как ты. Ты веришь в добро и справедливость, в совесть, честь, и не видишь, что мир уже давно в руках тиранов.
Я опустил глаза, понимая его комплимент как укор. Я был наивен и глуп, если на самом деле не замечал правды. Но я отчаянно пытался найти объяснение всему, чтоб сохранить свои иллюзии. Мысль, что мир вокруг не такой, как я прежде думал, пугала.
-- Ты устроился в столице? – спросил он после паузы.
Я удивился такой резкой перемене темы, но кивнул.
-- И как работа? То, что ты хотел? – продолжал он теперь с улыбкой. Словно мы не говорили минуту назад о глобальном заговоре правительства и геноциде.
-- Да, мне очень нравится, – ответил я, не думая о своих словах. – И жилье дали. Четыре комнаты на верхнем этаже в хорошем районе.
-- Ну так ты специалист, – усмехнулся он, взял мою руку и поднес ее к губам. – Я не ждал меньшего. Еще карьеру сделаешь, станешь большим человеком.
-- Еще не хватало, – улыбнулся я, чувствуя, как сердце забилось быстрее, когда его теплые губы коснулись моей кожи. – Управление – это не мое, ты знаешь. Мне нужен только компьютер и доступ к информации.
-- Но чем выше положение, тем больше доступ, – парировал он, нежно сжимая мою ладонь. – Не пренебрегай возможностью стать кем-то большим, чем рядовой служащий.
-- А ты? – я притянул его к себе и тоже взял за руку. – Ты не планируешь браться за работу? На что вы живете?
-- Родители оставили нам с Софи достаточно сбережений, – ответил он с печальной улыбкой. – К счастью, они удачно выбрали банк. Хватит надолго.
-- Ты же не застрянешь тут на всю оставшуюся жизнь? – возмутился я. – Если с Софи все хорошо, можно и в город перебраться.
-- Я так и сделаю, но не сейчас, – пообещал он, приблизился и поцеловал меня. Я обнял его и ответил на поцелуй.
-- Сколько мне ждать? – спросил я тихо, когда мы на миг разомкнули губы. – Я скучаю по тебе.
-- Дай мне еще немного времени, – ответил он. – Я хочу убедиться, что Софи окончательно вылечилась.
-- Ты обещаешь? – я провел ладонью по его щеке, глядя в темные глаза. Мне вдруг вспомнился Грэй. Тот день, когда мы виделись в последний раз. Появилось неприятное ощущение, будто все вновь повторяется, и я опять расстаюсь с тем, с кем не должен расставаться.
-- Обещаю, – прошептал он и опустил веки, наслаждаясь моим прикосновением. Я поцеловал его, отгоняя плохие мысли. Пока все складывалось удачно: его сестра выздоравливала, а значит, они смогут покинуть эту глушь. Мы воплотим наши планы и все будет хорошо. Я отчаянно держался за эту мысль, повторяя ее про себя, пока мы целовались.
-- Эй, ну чего это вы? – донесся до нас возмущенный голосок Софи. – Я думала, вы обо мне говорите, а вы тут нежничаете.
-- Мы и говорили о тебе, – ответил я с улыбкой. Она тоже перестала хмуриться. Анри вернулся к мытью посуды.
-- Я слышала, как вы повторяли мое имя, – девушка села за стол, глядя на меня.
-- У тебя в самом деле теперь отличный слух, – вновь поразился я. Мы не повышали голос, так что с улицы вряд ли можно было услышать, о чем шла речь. – Я предлагал Анри, чтоб вы приезжали жить ко мне. У меня теперь своя квартира с двумя спальнями. Места более чем достаточно.
-- В столицу?! – восторженно воскликнула девушка. – Круто. Я согласна. Анри, ты же не откажешься? Ты же можешь тоже найти там работу.
Она посмотрела на брата. Тот усмехнулся и отрицательно покачал головой.
-- Но почему?! – возмутилась Софи. Я едва сдержался, чтоб не повторить за ней.
-- Ты еще не привыкла к своим новым способностям, – ответил Анри с мягкой улыбкой, глядя на сестру. – А в городе гораздо больше шума и лишних глаз. Лучше нам пока отложить путешествия.
-- Ладно, ты прав, – сдалась девушка нахмурившись. – Шум я еще плохо переношу, голова начинает болеть.
-- Мы навестим Симона на Рождество, – предложил Анри. – Если, ты не возражаешь? – он перевел взгляд на меня.
-- Конечно, я не возражаю, – поспешил ответить я, хотя плохо представлял, как протяну еще четыре месяца в одиночестве. Но требовать у друга приехать раньше не мог. Я не был настолько эгоистичен.
-- Здорово, – восхитилась Софи. – Рождество в городе. Там, наверное, будет все в огнях, украшенные витрины, распродажи. Я еще никогда не была в столице на Рождество.
-- Я провожу тебя до станции, – предложил Анри, пока его сестра кружила по кухне, напевая рождественскую песенку. Она держалась за края своего сарафана и пританцовывала, совсем как маленькая девочка. Хотя, она и была маленькой девочкой.
-- Уже выгоняешь меня? – хмуро спросил я.
-- У тебя работа, – напомнил он мне. – Завтра понедельник.
-- Вот завтра и поеду, – не желал сдаваться я.
Но друг только усмехнулся и велел сестре собираться, чтоб вместе с ним проводить меня до станции. Он не желал оставлять ее одну даже на несколько часов. Мне ничего не оставалось, как пойти вместе с Софи наверх, чтоб забрать свой рюкзак.
Мы попрощались на станции, и я уехал в город полный надежд на будущее. Я рисовал радужные картины, как делал это всегда. Представлял, как они с Софи приедут ко мне, и мы заживем все вместе. Анри тоже устроится в нашу фирму, а его сестра будет следить за домом. Вечерами мы будем смотреть комедии, или просто болтать, сидя за ужином. Софи сможет устроить себе оранжерею на крыше. Соседи у меня были милыми людьми и не должны были протестовать против этого. Я ехал в город, вспоминая встречу с Анри, нашу ночь после долгой разлуки, и мечтал о будущем.
Мы продолжали общаться по сети, но не так часто, как мне хотелось. Анри был занят домашними делами, а я полностью посвятил себя работе. Через месяц друг вновь пропал. Он не отвечал на звонки и сам не звонил. Я снова забеспокоился, но не спешил ехать к нему, надеясь, что он сам позвонит и все объяснит. Последняя неделя тянулась невыносимо медленно. Я набирал его контакт в сети по сотне раз в день и смотрел на черный экран, молясь про себя, чтоб он ответил. В субботу, как и месяц назад, я бросил в рюкзак планшет, пару белья и зубную щетку, и отправился на станцию. Пустой поезд привез меня в заброшенный городок, где уже властвовала осень.
Дом Анри был брошен. Я побродил по пустым комнатам, ничего не понимая. Все вещи стояли на своих местах, мебель, вазы с высохшими цветами, техника, даже одежда в гардеробе осталась, не хватало только хозяев. Будто они вышли и не вернулись.
Из дома друга я пошел прямиком в жандармерию, желая узнать, что произошло. Пусть городок почти вымер, но те жители, что оставались, находились под надежной охраной властей от любых посягательств на их имущество и жизнь. Военные, вобравшие в себя жандармов, и слившись в одну организацию, исправно следили за порядком. После войны и ужасов эпидемии Франция, подвластная новым порядкам, стала страной почти идеальной законопослушности. Неограниченная власть и контроль военных, их доступ ко всему, дали свои плоды.
В участке меня выслушали и объяснили, что Анри и Софи уехали. Они не могли ответить, почему брат и сестра покинули свое жилище в такой спешке, но заверили, что с ними все в порядке. Оба живые и невредимые сели в поезд, направившись в только им двоим известном направлении. Я смотрел на худощавого военного, которому был поручен этот район, и не знал, что еще спросить. Я подумал тогда, что Анри мог поступить так, повинуясь какой-то новой идее или опасаясь за сестру. У него были на то причины, он не хотел, чтоб кто-то узнал их секрет. Не понимал я только одного, почему он ничего не сказал мне.
Я вернулся в город и запасся терпением. Я не хотел думать, что он просто бросил меня, уехал, не желая объясняться. Списывал все на его паранойю и любовь к сестре, которую он решил охранять от всех. Возможно, он не верил мне, боялся, что я проболтаюсь. Возможно, когда она оправится, и они устроятся на новом месте, он все же позвонит. Все эти "возможно" были моей надеждой в течение нескольких месяцев. Я занимал себя работой, отдаваясь ей полностью, чтоб не думать и не сомневаться в друге. Но время шло, и сомнений становилось все больше, а спустя полгода я уже был уверен, Анри бросил меня. Уехал, решив для себя, что я не нужен им с Софи. Я не злился, просто было очень больно.
Навестив родителей, я немного отвлекся от своей личной жизни, вернее, от ее полного отсутствия. Но повод для этого оказался не самый радостный – тяжело заболел отец. Пережив войны и эпидемию, он слег с сердечной недостаточностью, годы и переживания давали о себе знать. Мы с мамой проводили все время возле его постели. Сначала в родительский дом вернулся мой старший брат, потом наша сестра. Все словно чувствовали, что нужны сейчас семье. Впервые за долгое время все вновь собрались под одной крышей. Врачи заверяли нас, что отец поправится, что у него сильная воля к жизни и крепкий организм, но все же организм оказался недостаточно крепким. В тот год я потерял двоих близких людей.
После похорон я вернулся в город. Отведенное для отпуска время закончилось, и нужно было оправдать надежды друга отца, что взял меня в фирму на довольно престижную должность. Я рад был работать, в эти часы я забывал обо всем. О своем отце, о скорбящей матери, брате и сестре, оставшихся с ней, об Анри, бросившем меня, и о Грэе.
Вокруг меня было много народа, наш офис в центре был главным в фирме. В отделе, где я работал, всегда крутились молодые люди и девушки, у меня были помощники и начальство, что тоже часто обращалось непосредственно ко мне. Днем я всегда был окружен людьми, но с некоторых пор я перестал близко сходиться с ними. Как когда-то в колледже я отгородился от всех невидимой, но ощутимой стеной. Я был любезен с коллегами, ходил после работы с ними посидеть в кафе, бывал на праздниках, но никого не подпускал слишком близко. У меня больше не было лучших друзей, только знакомые. Я делал это неосознанно, даже не замечал, пока мне на это не указала мама. Ей не нравилось, что я совершенно один в городе, что у меня нет никого, чтоб делиться проблемами или радостью. Я жил как отшельник, с одним только отличием, вокруг меня были люди.
С того дня, когда я в последний раз видел Анри, прошел ровно год. Приближалась осень, но в Париже было еще тепло и солнечно. Я выходил из дому пораньше, чтоб прогуляться по улицам просыпающегося города. Мне нравилось наблюдать за тем, как все вокруг менялось буквально на глазах. Появлялись новые автомобили, работающие на водороде, бесшумные и обтекаемой формы, словно округлые прозрачные кристаллы. Они развивали внушительную скорость, поэтому дороги все чаще обносились высокими защитными стенами, а пешеходы могли преодолеть их по безопасным переходам над или под скоростной трассой. Зелени становилось меньше, прогулочных зон и парков тоже. Только старый город сохранился в первозданном виде, таким, каким был сто лет назад. Его территория заметно сократилась, вокруг разрастался новый мегаполис. Дома, не представлявшие архитектурную и историческую ценность сносили, вместо них вырастали новые, современные и необычные. Парки обносились защитными сооружениями, где искусственно поддерживался нужный климат, чтоб растения дольше сохранялись. Везде теперь царил идеальный порядок, а уцелевшие после всех невзгод люди как никогда ценили это. Преступность стала чем-то аномальным. Общество словно очистилось и стало лучше. Мне в то время так казалось.
Следуя по пешеходной зоне к станции, где можно было сесть в поезд, направлявшийся в деловой центр, я размышлял. Вспоминал Анри, его сестру, гадал, где они сейчас. Во Франции или за ее пределами? Чем занимаются? Поправилась ли Софи? Пусть он бросил меня, вычеркнул из своей жизни, я все равно волновался о нем и не переставал надеяться, что еще увижу друга. Я потерял Грэя, ничего уже не мог с этим поделать, но Анри был жив, а значит, оставалась надежда на встречу.
В офисе, куда я добрался спустя час, уже было оживленно и шумно. Коридоры высотного здания наполняли люди. Я предъявил охраннику свой пропуск и оставил отпечаток ладони на сканирующем устройстве. Мужчина за стеклом окинул меня беглым взглядом. Я машинально поправил пиджак, вынул из сканера пропуск, и пошел дальше. Мне не нравилось носить строгий костюм, но на фирме был свой дресс-код. После школы я порядком устал от костюмов, галстуков и наглаженных рубашек. Радовало только, что волосы не пришлось остричь. Вполне хватало того, что я аккуратно зачесывал их назад и имел при этом презентабельный вид, какой и следовало работнику такой крупной организации.
В нашем отделе царила "рабочая" атмосфера. Добрая половина сотрудников пила кофе в зоне отдыха, расположившись на диванчиках с картонными стаканчиками в руках. Молодые люди вальяжно восседали напротив большого окна, обсуждая какую-то очень интересную тему. Я не сразу понял суть, задумчиво рассматривая город с высоты нашего двенадцатого этажа.
-- Говорю вам, я сегодня по телику видел, – продолжал Матье, такой же как я, младший сотрудник совсем недавно переведенный к нам. – Официально объявлено, что это лекарство.
-- Обычная кровь? – усмехнулась Анна, молоденькая секретарша нашего начальника. У нее был доступ к запасам шефа, но она предпочитала нашу компанию и утром пила кофе тут.
-- Нет, конечно, – усмехнулся Матье. – Какая-то специальная, очищенная, но кровь.
Я понял, о чем они говорят, и подошел ближе.
-- Привет, Симон, – Анна одарила меня кокетливым взглядом. Не то чтоб я интересовал ее, просто она на всех ребят так смотрела.
-- Привет, – я улыбнулся ей и сел на диванчик. Остальные тоже поприветствовали меня.
-- Стопроцентная гарантия выздоровления, – продолжал Матье, потому что все опять смотрели на него. – Так что все, эпидемия в прошлом. Мы выжили.
Когда все разошлись по рабочим местам, я еще думал о его словах. Они звучали в голове, а перед глазами была Софи. То, как она согнула нож, как грациозно порхала по кухне. Будут ли обладать этими качествами те, кто излечится от чумы с помощью крови? Вернется ли Анри теперь, когда его сестре больше ничего не угрожает? Эта мысль затмила все прочие. Я опять был полон надежд, а то, что чума побеждена, вовсе окрыляло. Лекарство было найдено, страх и смерть остались позади.
Слухи подтвердились, лекарство в самом деле нашлось. Повсюду только и говорили о нем и чудесных выздоровлениях. Те, кто уже не надеялся увидеть родных, вдруг получили эту надежду. Врачи собирали донорскую кровь и с ее помощью лечили больных. Небольшая инъекция лекарства позволяла снять все симптомы и излечить больного почти сразу. Те, кто был на пороге смерти, чудом выздоравливали и возвращались к нормальной жизни. Я радовался вместе со всеми, не предполагая, что впереди новая проблема. Жалел только, что Грэй не дожил до этого дня, когда найдено было лекарство. Я все чаще думал о нем, никак не мог смириться с мыслью о его смерти. Я даже набрался смелости и позвонил опять его родным. Они все еще жили в Швейцарии и на мой звонок ответили. Разговор с Грэями не облегчил мне душу и не принес успокоения. Они скорбели о нем, но уже вполне оправились от утраты. Пригласили меня в гости, даже улыбались, несмотря на то, что повод моего звонка был не самый радостный. Я обругал себя и обвинил в черствости. В конце концов, жизнь продолжалась. Пусть в мире больше не было моего лучшего друга детства, но это не означало, что нужно похоронить себя заживо. Я так проникся этой идеей, что даже согласился сходить на свидание.
суббота, 27 июня 2015
читать дальше
С того Рождества 2015 года прошло несколько лет. Я окончил школу Святого Даниила с отличием, поступил в колледж по выбранной специальности, информационные технологии. Все в моей жизни было как прежде, только живопись я бросил. Отчего-то все, что было с ней связано, напоминало мне о том семестре, когда со мной учился странный мальчишка с не менее загадочным именем, которым окрестили его эксцентричные родители. Поначалу я полностью вычеркнул его из памяти, даже забыл на пару лет. Со мной поселился Лесли, и все вернулось в прежнее русло. Я опять был тем беззаботным учеником, посвящавшим все свое время учебе и любимому хобби, освоению всех новинок компьютерной техники. Мои оценки стали лучше прежних, и поведением я тоже выгодно отличался, потому что не нарушал как сверстники школьную дисциплину.
Только в колледже я смог в полной мере осознать, наконец, что произошло со мной тогда в школе. Впервые после двух лет полного отрицания и забвения, я воскресил в памяти тот вечер и горько пожалел о своих словах. Тогда я называл Грэя придурком, хотя придурком был сам. Ведь он не лицемерил, не отрицал того, кем был, и своих чувств, в то время как я предпочел спрятать голову в песок.
Оказавшись в колледже, среди множества красивых девушек, я понял, что ни одна из них не интересует меня. Мои новые друзья знакомились, ходили на свидания, влюблялись, а я думал только об учебе. В семнадцать лет меня не интересовали отношения и эта сторона человеческой жизни. Вместо этого у меня были сны, вернее один единственный сон, яркий и такой реальный, словно я совершал путешествие во времени. Мне снилась та ночь в школе, когда из-за мороза нам с Грэем пришлось спать вместе. Мне снились его слова о конце света, я опять ощущал запах его кожи и чувствовал прикосновение его губ. В этих снах мы уже не были детьми и позволяли себе гораздо больше, чем я мог себе тогда представить. А Грэй не был печальным, он смеялся и дразнил меня девчонкой, но я больше не обижался, мне было все равно, как он назовет меня, лишь бы повторял те слова: "Я люблю тебя". И я отвечал ему, говорил, что тоже люблю. После этих снов мне не нужно было ничего и никто.
Кокетливые взгляды однокурсниц я не замечал, и на предложения друзей устроить свидание вслепую отвечал решительным отказом. В восемнадцать лет, когда мир вдруг встал с ног на голову, я все еще оставался девственником, преданный воспоминаниям и несбыточным мечтам. Все мои попытки найти Грэя не принесли результатов. Я узнал только, что он сбежал из дома и с тех пор болтается где-то в сомнительной компании.
Моим поискам помешала неожиданно вспыхнувшая война. Конечно, это была не третья мировая, не та, что все ждали и боялись, но все же слишком серьезная проблема, чтоб отмахнуться и не замечая жить своей жизнью. Сразу несколько стран вступили в открытое вооруженное противостояние. Обострились межнациональные и религиозные конфликты, миротворцы Альянса пытались навести порядок, призвать всех к мирным переговорам, а в результате втягивали все больше народов в конфликт. Случилось несколько ядерных ударов, было применено биологическое оружие, мир начал медленно погружаться в хаос. Островки не вовлеченные в это безумие становились все меньше, никто не мог спать спокойно, не опасаясь стать следующей мишенью для удара. Хотя больше всего досталось странам третьего мира, где размещали свои базы противостоящие стороны.
Старая Европа долго оставалась в стороне, еще помня разрушительность предыдущих войн. Новый свет, объединенный и набравший мощи за последние годы, взял на себя роль судьи. Формируя войска из добровольцев, Америка посылала их в горячие точки для наведения порядка. Новый президент оказался более решительным и намеревался положить конец распрям, охватившим Азию и Южную Америку. Все с надеждой смотрели на его попытки вести мирные переговоры и поиски компромисса. Все думали, что войне скоро конец и ужасы останутся позади, когда на мир обрушилось нечто пострашней.
Я узнал о новой болезни из новостей. Как и раньше подумал, что все это обойдет меня стороной и будет развиваться где-то там, далеко от моего родного дома. Но вскоре после объявления нового штамма гриппа эпидемией, начали умирать и мои знакомые. Всю планету без исключения охватила неизвестная загадочная болезнь. Грипп был переименован в чуму и назван пандемией. Симптомы болезни были необычными, загадочными и пугающими, а время, за которое она развивалась и убивала, ужасающе короткими. Миллионы людей умерли, прежде чем врачи успели определить способ передачи инфекции. Оказалось, чума передавалась через кровь, она несла в себе инфекцию. Я холодел, глядя на экран телевизора, где пугающие цифры жертв болезни сменялись лицами больных. Мертвенно бледные, худые словно скелеты, с заостренными чертами смертников. У больных развивалась не только физическая слабость, но и психические отклонения. Чума сводила с ума.
В колледже, где я продолжал учиться, болезнь не так прогрессировала, как в других местах. Мы получали своевременные прививки и жили в хороших условиях, хотя ни первое, ни второе не могло уберечь нас от новой чумы. Я знал многих, кто заразился случайно, просто поранившись, или попросту оказывался носителем. Вторая, большая, группа так и осталась для исследователей загадкой. Никто не знал, что послужило причиной возникновения вируса, радиация или компоненты биологического оружия, а возможно и то и другое, поскольку завязав войну никто не подумал о последствиях, а он были ужасны.
Среди моих новых знакомых оказалось несколько носителей. Первая, в ком я заметил характерные признаки, была девушка, по имени Стефани. Белокурая красавица, единственная дочь богатых родителей. Сначала она просто страдала головной болью и общей слабостью. Ей разрешили пропустить занятия, но она была прилежной и продолжала посещать их. Постепенно бледность ее начала приобретать землистый, мертвенный оттенок, не помогала даже косметика. Стеф стала раздражительной, смотрела на нас, бывших лучших друзей, как на сумасшедших, хотя сама выглядела не вполне адекватной. Ее раздражали громкие звуки, яркий свет, резкие запахи. Она все чаще уединялась, начала избегать нас. Когда мы с ребятами пришли навестить ее в ее комнате, Стеф предстала перед нами исхудавшей, мечущейся, как загнанное животное. Она занавесила шторы и заклеила черным скотчем все щели, потому что солнце ранило ее глаза, а звуки, доносившиеся с улицы, мешали спать. Девушка поделилась с нами, заливаясь слезами, что в последние дни ее мучают ужасные кошмары, и она больше не может отличить, что сон, а что явь. Депрессивные мысли в сочетании с повышенной чувствительностью превращали ее в настоящую сумасшедшую. Она большую часть дня проводила в своей комнате, запечатанной и темной, как кладовая. Когда приехала скорая, чтоб госпитализировать ее, Стефани наотрез отказалась. У нее вдруг появилась чудовищная сила и нечеловеческая ловкость. Санитарам стоило большого труда обездвижить и поместить ее в машину. Мы все еще долго помнили эту жуткую сцену, когда одна хрупкая на вид девчонка расшвыривает в стороны здоровяков мужчин и ускользает из их рук, словно бестелесная тень.
Позднее я не раз видел такое и в жизни и по телевизору. Новая болезнь превращала людей в безумцев, хотя чаще это безумие убивало их самих. Многие не могли вынести ночных кошмаров и кончали с собой, другие наносили себе смертельные раны неосознанно, просто в припадках неконтролируемой ярости. Чума поглотила мир, и мой мир тоже.
Я сидел в своей комнате, читал письма родителей. Дома пока еще все было хорошо, и это немного успокаивало. Франция участвовала в войне, но в роли миротворческих сил, и не подвергалась агрессии со стороны воюющих стран. Мама писала, что они перебрались в наш загородный дом, он достался нам от прадеда. Это было подходящее жилье в такое неспокойное время, небольшой каменный дом, окруженный высоким глухим забором с автономными системами водо- и электроснабжения. Я порадовался, что родные в относительной безопасности, живы и здоровы.
Мои соседи по комнате ушли на лекции, у меня же было свободное время. В дверь постучали. Я разрешил войти. Это оказался мой друг Анри. Мы дружили с первого дня в колледже, возможно, потому что были земляками. Анри был ненавязчивым, веселым и тоже посещал лекции по информационным технологиям. У нас было много общего, а еще он напоминал мне Грэя. Конечно, я не увлекся им из-за этой схожести, но чтоб стать лучшими друзьями, этого хватило.
-- Привет, – он сел рядом со мной на кровать.
Я опирался спиной на подушку, сидя с планшетом в руках.
-- Привет, есть новости о Стеф? – спросил я, просматривая информационные сайты и не глядя на друга, иначе заметил бы его мрачное лицо.
-- Да, – произнес он как-то глухо.
Я поднял взгляд от планшета и посмотрел на него, теперь понимая, что новости эти плохие. Анри тоже посмотрел на меня. У него было красивое лицо, бледная кожа, темные длинные волосы, карие глаза. Но сейчас я не думал о том, кого всегда вспоминал, глядя в темные глаза. Я отложил планшет и сел, ожидая его слов.
-- Она умерла, – проговорил он и вздохнул. – Истощение. Просто высохла, как мумия.
Он опустил голову и закрыл лицо руками, уперев локти в колени. Я приблизился и положил руку ему на плечо.
-- Так будет лучше, – с трудом выговорил я, не представляя, как могла красавица, полная жизни, меньше чем за месяц высохнуть и умереть, став еще и сумасшедшей. – Теперь она не видит кошмары. Она в лучшем мире.
-- Любой мир лучше этого, – Анри распрямился. Его глаза были сухими, но все же он был очень расстроен. Я же едва сдерживал слезы. Он был прав. Наш мир стал чудовищным, жутким местом, где каждый день умирали сотни тысяч, на войне или от болезни. Болели все, от грудных младенцев до стариков, мужчины и женщины, эпидемия не щадила никого, и спустя полгода лекарства еще не было, как и выживших.
-- Мы все умрем, – Анри посмотрел на меня. – Это конец.
-- Нет! – возмутился я, не сумев все же сдержать слезы. – Мы не умрем! Не может вот так все кончиться!
-- Симон, – он обхватил меня за плечи и привлек к себе. – Не слушай меня.
Я прижался к нему, пряча заплаканное лицо у него в волосах. Мне стало по-настоящему страшно. Впервые болезнь подобралась так близко. Кроме Стефани заболели еще пятеро с нашего курса, а у многих появились симптомы. Я понимал, что Анри во многом прав, но не мог смириться с этой правдой. Я не хотел умирать, хватался за надежду из последних сил. Твердил себе, что еще есть надежда, должно быть лекарство, иммунитет.
-- Конечно, мы не умрем, – говорил Анри, поглаживая меня по спине. – Мы такие классные, не можем вот так взять и стать мумиями. Только не мы. Не ты.
Я отстранился, глядя на него вопросительно. Он опустил взгляд.
-- Не я?
Глобальные проблемы как-то сразу отступили на второй план. Я смотрел на друга, отчего-то смущенного и растерянного.
-- Да, Симон, ты слишком хорош, чтоб умереть, – кивнул он, не глядя на меня. – Слишком умный, добрый и красивый.
Я почувствовал состояние дежавю, но в этот раз мне хватило ума выслушать и не впадать в истерику. Я улыбнулся, протянул руку и коснулся его плеча.
-- Знаешь, ты тоже слишком умный и красивый, чтоб умереть, – проговорил я. – А еще ты мой лучший друг. Что я буду без тебя делать?
-- Только друг? – он посмотрел на меня.
Я видел в его глазах то, что он не произносил вслух. Все было ясно без лишних слов. Мир катился к чертям, скоро и мы сойдем с ума от страха и кошмаров. Так почему бы нам не провести эти последние дни без лицемерия и лишних сложностей? Но все же что-то сдерживало меня. Я не любил его, не так, как следовало бы для более близких отношений. Я знал, что это глупо в моем возрасте, но таков я был. Мне нужны были чувства, чтоб сделать решающий шаг и превратить дружбу в роман.
-- Извини, Анри, – я опустил взгляд и вздохнул. – Только друг.
-- Зато честно, – хмыкнул он и улыбнулся. – За это и ценю нашу дружбу, за честность.
-- Рад, что так воспринимаешь все, – я отстранился и взял планшет.
Он тоже взобрался на мою кровать с ногами. Я потеснился, дав ему больше места. Несмотря ни на что, между нами не было неловкости и напряжения.
-- У тебя ведь еще никого не было, – произнес он скорее утвердительно.
Я кивнул, не поднимая глаз от компьютера.
-- Почему? Неужели нет никого, кто понравился бы тебе хоть немного? – продолжал Анри. Мы часто говорили с ним на личные темы, но никогда прежде не касались моей интимной жизни. Вот теперь было самое время начать. Все же он признался мне в симпатии, я обязан был ответить ему хотя бы откровенностью.
-- Нет, – честно ответил я. – Ты единственный, кто нравится мне больше других.
-- Но не так, как ты мне, – усмехнулся он, протянул руку и легко ущипнул меня за ногу.
Я улыбнулся.
-- Понимаешь, в школе со мной учился один мальчик, – начал я погрустнев. Еще никогда я не рассказывал о Грэе. Только мама, самый родной мне человек, знала о нем. Я все рассказал ей, когда болел в то злополучное Рождество. Но она знала только о нашей ссоре, о моих чувствах она могла только догадываться, и скорее всего догадывалась. – Нам было по пятнадцать. Мы были лучшими друзьями, всегда вместе, словно две половины одного целого. Никто не понимал меня так, как он, с ним никогда не было скучно. Если он как-то задевал меня, всегда просил прощения, а на мои выходки просто закрывал глаза, делал вид, что ничего не было, все мне прощал. А когда мы узнали друг друга лучше, недоразумений вообще больше не случалось. Мы были двадцать четыре часа в сутки вдвоем, и не надоедали друг другу. Находиться с ним рядом было так естественно, будто так было всегда, а мы дружили всего полгода.
-- Вау, – только и вырвалось у Анри. Он был немало изумлен. Теперь я ни с кем не сближался так. Чаще всего я был один, избегая шумных компаний и общества. Я стал кем-то вроде отшельника, погруженного в себя одиночки. Мои новые друзья не мешали моему уединению, уважая это мое желание. Только Анри я допустил к себе чуть ближе прочих.
-- У нас были общие интересы, он записался на те же предметы, что и я. Мне казалось, что это нормально, что это просто дружба такая, – я сжал планшет, прижав его к груди. Невыносимо было вспоминать собственную глупость. – Но он был умнее меня и понимал, что никакая это ни дружба. Он мне признался, а я его оттолкнул.
-- И… – Анри слушал меня с таким интересом, что я почувствовал неловкость.
-- И все, – я опустил взгляд. – Он не вернулся в школу после каникул. Больше я не видел его.
-- Но прошло больше четырех лет, тебе уже не пятнадцать, – сказал Анри с улыбкой. – Надо жить дальше. Твой друг, скорее всего, так и делает.
-- Я не знаю. Я пытался его найти, но не смог, – я пожал плечами, понимая, что он прав. Глупо было хранить верность и любить детское воспоминание. Кто знает, каким стал Грэй, кто он теперь.
-- А он откуда? – Анри пытался приободрить меня, заметив, что тема меня окончательно расстроила.
-- Из Америки.
-- А звать как? Может, лучше надо поискать.
Я удивленно на него посмотрел, никак не ожидая такого предложения.
-- Грэй, это фамилия, – ответил я с печальной улыбкой. Отчего-то приятно было произносить его имя после стольких лет.
-- М-да, – протянул Анри. – Очень редкая фамилия. У меня двое знакомых с такой, и еще есть одна дальняя родственница тут в Англии, – он почесал кончик носа.
Мне очень нравился этот его жест. Я улыбнулся, глядя на его сосредоточенное лицо.
-- Хотя нет, ее имя Грейсон, – он отрицательно мотнул головой.
-- Я нашел его родителей, – ответил я, сжалившись над ним. – У Грэя хоть и распространенная фамилия, но очень редкое имя – Аргантаэль.
-- Чего? – Анри был так изумлен, что я не смог сдержать улыбки.
-- Родители у него очень необычные люди, я бы сказал. Вот так вот назвали сына. Но он предпочитал, чтоб его называли Грэем, – рассказывал я. Воспоминания стали такими яркими, я словно видел его только вчера.
-- Я бы тоже предпочел фамилию, – Анри захихикал. – Аргантаэль. Вот блин.
-- А мне нравится, – я опять посмотрел на экран компьютера. – Между прочим, ему оно подходит. Он сам необычный, вроде бы простой мальчишка, но что-то в нем было не от мира сего. Что-то особенное.
-- Ага, во мне это тоже есть, – закивал Анри, заговорщически прищурившись. – Ты получше присмотрись. Это называется нетрадиционная ориентация.
-- Да иди ты, дурак, – возмутился я. – Причем тут это? Разве на лице написано, с кем ты спишь?
-- Конечно, на твоем вот написано "непорочность", – он приблизился и отнял у меня планшет.
Я недоуменно на него смотрел. Он отложил его и перебрался ко мне ближе.
-- И эта твоя надпись действует на всех, как красная тряпка на быка, – говорил он, нависая надо мной и упираясь руками в кровать с двух сторон от моих плеч.
Я не отстранялся, просто наблюдал, гадая, что он намерен делать.
-- Может, хватит мечтать о призраках прошлого? – спросил он.
Его лицо было так близко, что я почувствовал его дыхание. Он посмотрел на мои губы, а потом резко приблизил лицо и поцеловал. Я растерялся, поэтому не оттолкнул его, просто уперся руками ему в грудь. Еще никто не целовал меня, я понятия не имел, как это, что делать. А Анри не терял времени, его губы были настойчивыми, он держал меня за плечи и продолжал целовать. Когда он отстранился, чтоб увидеть мою реакцию, то немного удивился. Я смотрел на него широко раскрытыми глазами и дрожал. Не знаю, что именно заставляло меня дрожать, новые ощущения, гнев, страх. Его это немного охладило. Анри отстранился и виновато улыбнулся.
-- Прости, – проговорил он, – но ты не можешь хранить верность тому, кого не видел столько лет. Ты должен жить. Кто знает, сколько еще осталось. Неужели не хочешь почувствовать, каково это?
Я опустил взгляд, но не отвечал. Он расценил это как согласие, потому что опять поцеловал. В этот раз я был готов, тоже обнял его за шею и попытался повторить то, что он выделывал губами. В конце концов, он был прав, нам осталось слишком мало времени, чтоб раздумывать. Возможно, я не любил его, но он хотел быть со мной, и то, что он делал, было приятно. Я позволил себе плыть по течению. Рассуди я так четыре года назад, и моя жизнь сложилась бы по-другому.
-- Я не буду торопить, – прошептал Анри, когда наши губы разомкнулись.
Я переводил дыхание. Сердце выскакивало из груди.
-- Ты не пожалеешь, что дал мне этот шанс, – он провел рукой по моим волосам. Я тоже теперь позволял себе отрастить их немного длиннее, чем были в школе. Его пальцы запутались в пшеничных прядях, он был нежен, касаясь моей кожи на скуле, уха, шеи. Я закрыл глаза, наслаждаясь прикосновениями. Никогда не думал, что близость с другим человеком окажется такой волнительной, что мое тело будет так отзываться на прикосновения, поцелуи. Анри словно разбудил меня своим дерзким поцелуем.
Я улыбнулся, позволяя ему опять прикоснуться губами. Больше он ничего не делал, только целовал. Мы уже лежали на кровати, тесно сплетясь в страстных объятиях. Но что бы ни чувствовало мое тело, в мыслях все равно был только Грэй. Закрывая глаза, я невольно думал о нем. Так ли он обнимал бы меня, такими же были бы его поцелуи? Сколько любовников было у него после нашего расставания?
Один из соседей, вернувшись с занятий, заставил нас с Анри спуститься с облаков. Это был Джек, атлетичный блондин, капитан университетской команды по плаванию.
-- Да-а, все нынче ударились в любовь, – философски заметил он, бросив свои учебники на стол, пока мы поспешно приводили себя в порядок и занимали вертикальное положение.
Я схватил свой планшет и уставился в него, изо всех сил стараясь не краснеть, хотя знал, что напрасно. Анри опять сел на край кровати и выглядел абсолютно невозмутимым.
-- Знаешь, Симон, и правильно, – обратился Джек ко мне. Я удивленно на него посмотрел, пытаясь понять, о чем он. – Мы уже хотели тебя доктору показать. Не дело это, в девятнадцать лет вести жизнь монаха.
-- Ну, я пойду, у меня еще физика сегодня, – Анри поднялся, взглянув на меня. – Увидимся позже.
-- Ага, – кивнул я.
-- Пока-пока, – Джек усмехнулся, проследив за ним взглядом. – Смотри, обидишь нам малыша, мы тебе ноги поломаем, – прежним дружелюбным тоном проговорил он, когда Анри был уже в дверях.
-- Учту, – так же дружелюбно, но с презрительным взглядом, ответил тот.
Я прикусил губу, чтоб не смеяться. Отчего-то меня эта сцена очень развеселила. Пусть все вокруг рушилось, но мы были живы, а значит, должны были взять от жизни все, а не хоронить себя раньше времени.
С того дня Анри стал моим парнем. Мы проводили больше времени вместе, гуляли вдвоем, ходили в кино, в кафе. Я не жалел, что решился на этот шаг, иметь с кем-то отношения оказалось не так сложно и ответственно, как я думал. Я вернулся в мир развлечений и компаний. Друзья были рады этой перемене, особенно теперь, когда каждый день можно было узнать, что кто-то больше никогда не присоединится к нам. Мы, молодые ребята и девушки, веселились как в последний раз. Все свободное время проводили вместе. Никто не предавался печали в одиночку, не хандрил и не скучал. Жизнь стала слишком ценной.
Спустя некоторое время, когда уже работал и был самым настоящим взрослым, я вспоминал эти годы как лучшие в моей жизни. Тогда все люди, окружавшие меня, были искренними и открытыми. Не имело смысла что-то изображать из себя, судить, завидовать или строить козни, когда смерть ходила так близко и могла выбрать любого. Больше я не видел в людях столько любви и тепла, сколько узнал в годы студенчества со своими немногочисленными друзьями. Только одно омрачало эти воспоминания, то, что из нашей университетской компании остался лишь я. Все остальные погибли, кто от пули, кто от радиации, кто от новой чумы.
Мы встречались уже больше месяца. Анри, как и обещал, не торопил меня и не был очень настойчивым, но я понимал, что это не может длиться вечно. Когда мои соседи уходили к своим подружкам в женское общежитие, комната была полностью в нашем распоряжении. Такое случалось часто, несмотря на строгую дисциплину в колледже и запреты на свидания. Парни все равно находили способ пробраться к своим возлюбленным, ничто не могло им помешать. Нам же было гораздо проще, свои отношения мы держали в тайне от большинства, и на людях вели себя как самые обычные друзья. Не было ничего предосудительного в том, чтоб двое друзей коротали вечер вдвоем. Мы пользовались случаем и запирались в комнате, чтоб поболтать и поваляться на кровати, обнимая и целуя друг друга.
В тот день Анри пришел как обычно в назначенное время, но был каким-то загадочным. Я сразу понял, что у него есть что-то интересующее меня, но он этим так просто не поделится. Он долго ходил вокруг да около, но, в конце концов, сдался и рассказал мне, что ему удалось узнать. К немалому моему удивлению он нашел новый адрес семьи Грэя.
-- Они переехали в Европу, – рассказывал он, прикасаясь к сенсорной клавиатуре. – В Швейцарию, если быть точным.
-- Как ты узнал? – я переводил взгляд с его лица на монитор его лэптопа. – Я перевернул все базы, но не нашел их.
-- Мой дядя военный, – Анри подмигнул мне. – Я на днях взломал его базу данных. Там был твой Аргантаэль. Через него я и вышел на его семью.
-- Он числится в базе? – я немало удивился. Прежде на это имя не было ничего, кроме старого адреса в Штатах, где он жил с семьей. Но потом они переехали и больше найти их я не мог. Мои звонки не принимали, а письма возвращались, это означало, что дом продан новым владельцам.
-- Да, он солдат, – закивал Анри, развернув лэптоп и показав мне файл.
Я затаил дыхание и подался вперед. Это был он, сомнений быть не могло. Повзрослевший, возмужавший, и еще красивее, чем я помнил. Темные глаза безразлично взирали со стандартного фото, прикрепленного к его личному файлу. Он в самом деле был солдатом. Короткий ежик темных волос, форма защитного цвета, нашивки.
-- Капитан, – протянул Анри.
-- Господи, Грэй – солдат, глазам не верю, – я не мог отвести взгляд от фотографии.
-- Что, не отличался дисциплиной? – усмехнулся друг.
-- Ненавидел ее, – ответил я. – В начале учебы намеревался сбежать. Изучил все входы и выходы, словно в тюрьму попал, а не в школу.
-- Ну, люди меняются, – философски заметил Анри. – Будешь звонить ему? Родители должны знать, как с ним связаться.
Я посмотрел на него, потом опустил взгляд на свои руки.
-- Нет, – был мой ответ. – Я просто хотел убедиться, что с ним все хорошо. Вот, теперь знаю. Зачем звонить? Он, наверное, меня уже не помнит.
-- Уверен? – Анри взял мою руку и сжал. – Я узнаю его координаты на всякий случай. Вдруг передумаешь.
-- Спасибо, что делаешь это для меня, – я поднял взгляд на друга и улыбнулся. – После того, что я тебе о нем рассказал. Ты мог бы проигнорировать эту информацию.
-- Мог бы, – согласился Анри, – но я хочу, чтоб все было по-честному.
Он отложил лэптоп и сел рядом, обняв меня за плечи.
-- Я достану его адрес, и тогда будет понятно, что ты чувствуешь ко мне, – продолжал он с улыбкой, касаясь кончиками пальцев моей щеки. Я не смотрел на него, догадываясь, что он задумал.
-- У тебя будет выбор, я или он, – озвучил он мои догадки.
-- Анри, – я посмотрел на него, в его улыбающиеся темные глаза. Пусть началось все как эксперимент, а он просто напомнил мне друга детства, но теперь все было по-другому. – Я люблю тебя. Оставь эти глупости. Хочешь устроить мне тест?
-- Да, протестирую тебя на искренность твоих чувств, прежде чем сделать своим любовником, – беззаботно отвечал он.
-- Зачем? – не понимал я.
Мы уже сжимали друг друга в объятиях, охваченные желанием, но продолжали немаловажный для обоих разговор.
-- Хочу, чтоб твоим первым любовником был тот, кого ты любишь по-настоящему, – Анри провел ладонью по моей спине, переместил ее на живот и скользнул под футболку. Я закрыл глаза, чувствуя приятное волнение. – Что если этот Грэй тоже искал тебя, еще любит? Кем буду я? Третьим лишним?
-- Нет, Анри, я люблю тебя, – повторял я, уже плохо соображая. Мной овладело желание близости, чего-то большего, чем поцелуи и ласки через одежду. – Давай сделаем это.
Он усмехнулся, повалил меня на спину и задрал мою футболку вверх, обнажив живот и грудь. Я сам снял ее и отбросил в сторону, глядя на него вопросительно. Он целовал мою кожу на груди и усмехался, отлично понимая, что я чувствую. Конечно, он не был как я, неискушенным, и знал, как контролировать желания.
-- Не сегодня, – вынес он вердикт. – Это больно, а я не хочу делать тебе больно после таких вот слов.
-- О, так мне послать тебя, чтоб ты снизошел и трахнул меня? – удивленно вскинув брови, спросил я. Меня задевало то, что он играл со мной. Мы были одногодки, и мало чем отличались физически, но я всегда чувствовал его авторитет, его превосходство. Он был более опытным.
-- Думаешь, мне не хочется этого? – он не прекращал поцелуи, описывая круги возле моих сосков. Меня уже била дрожь. – Ты такой соблазнительный.
-- Видно недостаточно, – я откинул голову и закрыл глаза.
-- Я ведь тоже люблю тебя, – в голосе Анри звучала обида, но его руки не останавливались, блуждая где-то внизу. Я не знал где точно, там все охватил огонь, и чувства притупились. – Хочу, чтоб твой первый раз был особенным. Чтоб ты помнил меня как того, с кем тебе было хорошо.
-- Помнил? Мы уже расстаемся? – усмехнулся я, нетерпеливо ерзая под его руками.
-- Пусть не сейчас, но мы расстанемся, – ответил он печально, касаясь губами моего живота, подбираясь к поясу джинсов. Я очень надеялся, что он пойдет дальше, иначе я мог бы и сам изнасиловать его. Сейчас я вполне был готов на это. В голове мутилось от желания.
-- Иди к черту, что за разговоры! – возмутился я.
Он засмеялся и начал расстегивать ремень на моих штанах. Я возблагодарил небо, помогая ему снять их с меня.
-- Не радуйся так, это не то, что ты думаешь, – предупредил он, оставив меня без нитки на теле, хотя сам был полностью одет. – Просто еще немного поцелуев, ничего больше.
-- Я девственник, а не идиот, я понимаю, что ты собрался делать, – ответил я с улыбкой.
Он хмыкнул, приблизился и накрыл меня своим телом. Я чувствовал обнаженной кожей ткань его футболки и джинсов, он намеренно прижался сильней. Его бедро уперлось именно там, где я больше всего этого хотел. Его губы накрыли мои, а рука скользнула вниз. Я застонал, больше не в силах сдерживаться.
Анри доставил мне удовольствие, я даже близко не представлял, каково это. Он был умелым и нежным любовником, я никогда не жалел о наших отношениях. Все, чему я научился, дал мне он, мой первый мужчина. Я недолго оставался просто учеником, вскоре все приобретенные навыки я начал пробовать на нем. Анри был доволен мной и наши отношения приобрели ту интимность, какую дает только секс. Хотя мы по-прежнему не делали главного. Он оттягивал это, а я больше не настаивал, вполне удовлетворенный тем, что могу доставить ему удовольствие и получаю его сам.
Через две недели, наполненные новыми ощущениями и опытом, я уже чувствовал себя счастливым. Даже война отошла на второй план. В мире были только мы двое, я и Анри. Но он был бы не он, если бы не выполнил свое обещание.
В один из вечеров он заявился с лэптопом и, развернув его экраном ко мне, заставил взглянуть. Там был адрес и телефон семьи Грэй. Набор цифр и названия города и улицы, но для меня это значило гораздо больше. Это была та последняя нить, что должна была связать меня и Грэя опять. После стольких лет я вновь имел возможность увидеть его, поговорить. Наверное, следовало прежде всего извиниться перед ним за все. По сути, я был виноват в том, что он бросил школу.
-- Будешь звонить или гипнотизировать мой комп? – усмехнулся Анри, понимая, что я под впечатлением от увиденного.
-- Нет, я не хочу, – проговорил я тихо и отодвинул его. – Зачем?
-- Тогда я сам, – он протянул руку к экрану. – Спрошу у него, можно ли мне оставить тебя себе? Чтоб не предъявлял потом претензий.
-- Чувствую себя вещью, – я толкнул его в плечо, не оценив шутки.
Он успел дотянуться и нажать на ссылку с номером. Программа тут же начала вызов. Мы оба уставились на темный прямоугольник в центре экрана. После нескольких сигналов на нем появилось приятное женское лицо. Мы с Анри улыбнулись в ответ. Она тоже видела нас.
-- Добрый вечер, – первым заговорил я. – Мое имя Симон Сен-Жан. Вы миссис Грэй?
-- Да, – женщина кивнула, тоже мягко улыбнувшись. Я нашел сходство с моим другом. Улыбка явно досталась ему от матери. – Добрый вечер, мистер Сен-Жан. Чем могу помочь?
-- Я друг Аргантаэля. Мы с ним учились вместе в школе святого Даниила, – рассказывал я.
Лицо женщины стало серьезным, а потом печальным. Она опустила взгляд.
-- Миссис Грэй, – позвал я встревоженно. – Я хотел узнать, как у него дела? Ведь с ним все хорошо?
-- Мне жаль, Симон, – она посмотрела на меня, и я все понял без слов. Увидел страшную новость в ее глазах. – Ты опоздал всего на месяц. Аргантаэль умер.
Она еще что-то говорила, в уголках глаз блестели слезы, а потом она спрятала лицо в ладонях и экран погас. Анри попрощался за нас обоих и убрал компьютер подальше. А я все сидел и смотрел перед собой, не веря в то, что услышал.
-- Симон, ты как? – друг обнял меня за плечи и привлек себе.
-- Это какая-то ошибка, – проговорил я тихо и схватился за его футболку. Он прижал меня сильней. – Грэй не мог вот так умереть. Он же солдат, капитан. Значит, сильный, выносливый. Он… я не верю…
Последние слова я произнес невнятно, потому что попросту расплакался. Дыхание перехватило, глаза защипало, а сердце… Я не знал, что оно может так болеть. Все тело пронзала какая-то дикая резкая боль. Из-за нее на глаза наворачивались слезы и говорить было трудно.
-- Тише, Симон, – шептал Анри, прижимая меня к груди и поглаживая по волосам. – Не плачь.
Я очень старался не плакать, я сам не любил проявлять эмоции так бурно, да еще и на людях. Пусть Анри был мне сейчас ближе других, но все же плакать при нем было неловко.
-- Что она еще говорила? – спросил я, немного отстранившись и вытирая щеки рукавом байки. – Грэя на войне убили?
-- Нет, заразился чумой, – тихо ответил он. – Болел и вот недавно умер. Им сообщили из части, где он служил.
-- А тело? Где его похоронили? – бормотал я, силясь остановить слезы, но безуспешно. Я не мог поверить в смерть Грэя, не хотел принимать этот факт. Пусть я потерял уже многих, но отчего-то именно смерть Грэя тронула меня сильнее всего.
-- Я не спросил, а она не сказала, – Анри пожал плечами. – Ты так расстроен. Наверное, ты любил его сильней, чем я думал.
Он опустил голову, обхватив себя за плечи.
-- Нет, – я развернул его к себе и обнял за шею. – Анри, я люблю только тебя.
Он тоже обнял меня и поцеловал в щеку. Я повернул голову, чтоб он мог поцеловать и в губы. Поцелуй получился соленым, но он не отстранился, прижав меня крепче, а второй рукой держал за затылок.
-- Не плачь, – повторил он.
Я понял, что в самом деле плачу. Анри вытирал мои щеки кончиками пальцев. Я виновато опустил голову и шмыгнул носом.
-- Не знаю, что со мной, – попытался оправдаться я, вытирая щеки и нос рукавом байки. – Может, это чувство вины. Ведь я так и не извинился за то, что так тупо повел себя. Не успел поговорить с ним, все объяснить.
-- Думаю, он не злился на тебя, – попытался приободрить меня Анри. – Если говорил, что любит, не должен был злиться.
Я вздохнул, стащил с себя байку, уже порядком испачканную, и взглянул на него. На мне остались только матерчатые брюки и футболка без рукавов. Анри на миг опустил взгляд на мою грудь, потом, как мне показалось, смутился и перевел взгляд на противоположную стену.
-- Не хочешь сделать это? – спросил я, наконец, успокоившись. Другая мысль заставила боль немного отступить.
Он вопросительно посмотрел на меня.
-- Я хочу отвлечься, – признался я. – И мне сейчас так больно, что я не почувствую большей.
-- Ты уверен? Сейчас? – недоверчиво уточнил Анри.
-- Да, парни еще не скоро вернутся, – ответил я. – Часа три точно есть.
-- Хорошо, Симон, – он приблизился и опять обнял меня. – Думаю, ты прав. Тебе будет легче. Я заставлю тебя забыть его. Попробую.
Я печально улыбнулся, взял за край его футболку и стащил через голову. Он освободил от моей меня. Мы не торопились, наслаждаясь моментом. Он действовал осторожно, был нежен и я, в самом деле, смог на время забыть о своей боли и Грэе. Пусть все было не так, как мы планировали, но все же эта близость оказалась тем спасительным выходом из положения. Если бы я узнал о смерти Грэя в одиночестве, возможно, наделал бы каких-нибудь глупостей. Анри помог мне справиться с болью и заставил на несколько часов забыть обо всем прочем мире.
Только после его ухода я опять задумался о школьных годах. Вспоминал Грэя, наше знакомство, время, когда мы были счастливы и беззаботно дурачились, еще совсем мальчишки.
Вернувшиеся соседи по комнате застали меня в слезах. Я старался скрыть это от них, они ничего не спрашивали, но я знал, что они заметили. На следующий день Анри чуть не получил по моей вине. Ребята решили, что это он меня обидел, и поспешили разобраться. Я внес ясность, вернее, объяснил им, что Анри ни при чем. О Грэе мы никому не говорили. Ребята оставили его в покое, и все вернулось в норму. Эти разборки отвлекли меня. Потом мы все дружно отмечали примирение и решение недоразумения. На следующий день уже были другие новости, и плохие и хорошие. Все это отодвигало мысли о Грэе на второй план, пока я не заставил себя вовсе забыть о нем. Как когда-то в школе я вычеркнул мысли о нем, приказал себе не думать и не вспоминать. Не терзал себя и вскоре, в самом деле, забыл его. Анри не напоминал. Мы были счастливы с ним, планировали совместное будущее, решали, куда пойдем работать, окончив колледж.
Новый мир
С того Рождества 2015 года прошло несколько лет. Я окончил школу Святого Даниила с отличием, поступил в колледж по выбранной специальности, информационные технологии. Все в моей жизни было как прежде, только живопись я бросил. Отчего-то все, что было с ней связано, напоминало мне о том семестре, когда со мной учился странный мальчишка с не менее загадочным именем, которым окрестили его эксцентричные родители. Поначалу я полностью вычеркнул его из памяти, даже забыл на пару лет. Со мной поселился Лесли, и все вернулось в прежнее русло. Я опять был тем беззаботным учеником, посвящавшим все свое время учебе и любимому хобби, освоению всех новинок компьютерной техники. Мои оценки стали лучше прежних, и поведением я тоже выгодно отличался, потому что не нарушал как сверстники школьную дисциплину.
Только в колледже я смог в полной мере осознать, наконец, что произошло со мной тогда в школе. Впервые после двух лет полного отрицания и забвения, я воскресил в памяти тот вечер и горько пожалел о своих словах. Тогда я называл Грэя придурком, хотя придурком был сам. Ведь он не лицемерил, не отрицал того, кем был, и своих чувств, в то время как я предпочел спрятать голову в песок.
Оказавшись в колледже, среди множества красивых девушек, я понял, что ни одна из них не интересует меня. Мои новые друзья знакомились, ходили на свидания, влюблялись, а я думал только об учебе. В семнадцать лет меня не интересовали отношения и эта сторона человеческой жизни. Вместо этого у меня были сны, вернее один единственный сон, яркий и такой реальный, словно я совершал путешествие во времени. Мне снилась та ночь в школе, когда из-за мороза нам с Грэем пришлось спать вместе. Мне снились его слова о конце света, я опять ощущал запах его кожи и чувствовал прикосновение его губ. В этих снах мы уже не были детьми и позволяли себе гораздо больше, чем я мог себе тогда представить. А Грэй не был печальным, он смеялся и дразнил меня девчонкой, но я больше не обижался, мне было все равно, как он назовет меня, лишь бы повторял те слова: "Я люблю тебя". И я отвечал ему, говорил, что тоже люблю. После этих снов мне не нужно было ничего и никто.
Кокетливые взгляды однокурсниц я не замечал, и на предложения друзей устроить свидание вслепую отвечал решительным отказом. В восемнадцать лет, когда мир вдруг встал с ног на голову, я все еще оставался девственником, преданный воспоминаниям и несбыточным мечтам. Все мои попытки найти Грэя не принесли результатов. Я узнал только, что он сбежал из дома и с тех пор болтается где-то в сомнительной компании.
Моим поискам помешала неожиданно вспыхнувшая война. Конечно, это была не третья мировая, не та, что все ждали и боялись, но все же слишком серьезная проблема, чтоб отмахнуться и не замечая жить своей жизнью. Сразу несколько стран вступили в открытое вооруженное противостояние. Обострились межнациональные и религиозные конфликты, миротворцы Альянса пытались навести порядок, призвать всех к мирным переговорам, а в результате втягивали все больше народов в конфликт. Случилось несколько ядерных ударов, было применено биологическое оружие, мир начал медленно погружаться в хаос. Островки не вовлеченные в это безумие становились все меньше, никто не мог спать спокойно, не опасаясь стать следующей мишенью для удара. Хотя больше всего досталось странам третьего мира, где размещали свои базы противостоящие стороны.
Старая Европа долго оставалась в стороне, еще помня разрушительность предыдущих войн. Новый свет, объединенный и набравший мощи за последние годы, взял на себя роль судьи. Формируя войска из добровольцев, Америка посылала их в горячие точки для наведения порядка. Новый президент оказался более решительным и намеревался положить конец распрям, охватившим Азию и Южную Америку. Все с надеждой смотрели на его попытки вести мирные переговоры и поиски компромисса. Все думали, что войне скоро конец и ужасы останутся позади, когда на мир обрушилось нечто пострашней.
Я узнал о новой болезни из новостей. Как и раньше подумал, что все это обойдет меня стороной и будет развиваться где-то там, далеко от моего родного дома. Но вскоре после объявления нового штамма гриппа эпидемией, начали умирать и мои знакомые. Всю планету без исключения охватила неизвестная загадочная болезнь. Грипп был переименован в чуму и назван пандемией. Симптомы болезни были необычными, загадочными и пугающими, а время, за которое она развивалась и убивала, ужасающе короткими. Миллионы людей умерли, прежде чем врачи успели определить способ передачи инфекции. Оказалось, чума передавалась через кровь, она несла в себе инфекцию. Я холодел, глядя на экран телевизора, где пугающие цифры жертв болезни сменялись лицами больных. Мертвенно бледные, худые словно скелеты, с заостренными чертами смертников. У больных развивалась не только физическая слабость, но и психические отклонения. Чума сводила с ума.
В колледже, где я продолжал учиться, болезнь не так прогрессировала, как в других местах. Мы получали своевременные прививки и жили в хороших условиях, хотя ни первое, ни второе не могло уберечь нас от новой чумы. Я знал многих, кто заразился случайно, просто поранившись, или попросту оказывался носителем. Вторая, большая, группа так и осталась для исследователей загадкой. Никто не знал, что послужило причиной возникновения вируса, радиация или компоненты биологического оружия, а возможно и то и другое, поскольку завязав войну никто не подумал о последствиях, а он были ужасны.
Среди моих новых знакомых оказалось несколько носителей. Первая, в ком я заметил характерные признаки, была девушка, по имени Стефани. Белокурая красавица, единственная дочь богатых родителей. Сначала она просто страдала головной болью и общей слабостью. Ей разрешили пропустить занятия, но она была прилежной и продолжала посещать их. Постепенно бледность ее начала приобретать землистый, мертвенный оттенок, не помогала даже косметика. Стеф стала раздражительной, смотрела на нас, бывших лучших друзей, как на сумасшедших, хотя сама выглядела не вполне адекватной. Ее раздражали громкие звуки, яркий свет, резкие запахи. Она все чаще уединялась, начала избегать нас. Когда мы с ребятами пришли навестить ее в ее комнате, Стеф предстала перед нами исхудавшей, мечущейся, как загнанное животное. Она занавесила шторы и заклеила черным скотчем все щели, потому что солнце ранило ее глаза, а звуки, доносившиеся с улицы, мешали спать. Девушка поделилась с нами, заливаясь слезами, что в последние дни ее мучают ужасные кошмары, и она больше не может отличить, что сон, а что явь. Депрессивные мысли в сочетании с повышенной чувствительностью превращали ее в настоящую сумасшедшую. Она большую часть дня проводила в своей комнате, запечатанной и темной, как кладовая. Когда приехала скорая, чтоб госпитализировать ее, Стефани наотрез отказалась. У нее вдруг появилась чудовищная сила и нечеловеческая ловкость. Санитарам стоило большого труда обездвижить и поместить ее в машину. Мы все еще долго помнили эту жуткую сцену, когда одна хрупкая на вид девчонка расшвыривает в стороны здоровяков мужчин и ускользает из их рук, словно бестелесная тень.
Позднее я не раз видел такое и в жизни и по телевизору. Новая болезнь превращала людей в безумцев, хотя чаще это безумие убивало их самих. Многие не могли вынести ночных кошмаров и кончали с собой, другие наносили себе смертельные раны неосознанно, просто в припадках неконтролируемой ярости. Чума поглотила мир, и мой мир тоже.
Я сидел в своей комнате, читал письма родителей. Дома пока еще все было хорошо, и это немного успокаивало. Франция участвовала в войне, но в роли миротворческих сил, и не подвергалась агрессии со стороны воюющих стран. Мама писала, что они перебрались в наш загородный дом, он достался нам от прадеда. Это было подходящее жилье в такое неспокойное время, небольшой каменный дом, окруженный высоким глухим забором с автономными системами водо- и электроснабжения. Я порадовался, что родные в относительной безопасности, живы и здоровы.
Мои соседи по комнате ушли на лекции, у меня же было свободное время. В дверь постучали. Я разрешил войти. Это оказался мой друг Анри. Мы дружили с первого дня в колледже, возможно, потому что были земляками. Анри был ненавязчивым, веселым и тоже посещал лекции по информационным технологиям. У нас было много общего, а еще он напоминал мне Грэя. Конечно, я не увлекся им из-за этой схожести, но чтоб стать лучшими друзьями, этого хватило.
-- Привет, – он сел рядом со мной на кровать.
Я опирался спиной на подушку, сидя с планшетом в руках.
-- Привет, есть новости о Стеф? – спросил я, просматривая информационные сайты и не глядя на друга, иначе заметил бы его мрачное лицо.
-- Да, – произнес он как-то глухо.
Я поднял взгляд от планшета и посмотрел на него, теперь понимая, что новости эти плохие. Анри тоже посмотрел на меня. У него было красивое лицо, бледная кожа, темные длинные волосы, карие глаза. Но сейчас я не думал о том, кого всегда вспоминал, глядя в темные глаза. Я отложил планшет и сел, ожидая его слов.
-- Она умерла, – проговорил он и вздохнул. – Истощение. Просто высохла, как мумия.
Он опустил голову и закрыл лицо руками, уперев локти в колени. Я приблизился и положил руку ему на плечо.
-- Так будет лучше, – с трудом выговорил я, не представляя, как могла красавица, полная жизни, меньше чем за месяц высохнуть и умереть, став еще и сумасшедшей. – Теперь она не видит кошмары. Она в лучшем мире.
-- Любой мир лучше этого, – Анри распрямился. Его глаза были сухими, но все же он был очень расстроен. Я же едва сдерживал слезы. Он был прав. Наш мир стал чудовищным, жутким местом, где каждый день умирали сотни тысяч, на войне или от болезни. Болели все, от грудных младенцев до стариков, мужчины и женщины, эпидемия не щадила никого, и спустя полгода лекарства еще не было, как и выживших.
-- Мы все умрем, – Анри посмотрел на меня. – Это конец.
-- Нет! – возмутился я, не сумев все же сдержать слезы. – Мы не умрем! Не может вот так все кончиться!
-- Симон, – он обхватил меня за плечи и привлек к себе. – Не слушай меня.
Я прижался к нему, пряча заплаканное лицо у него в волосах. Мне стало по-настоящему страшно. Впервые болезнь подобралась так близко. Кроме Стефани заболели еще пятеро с нашего курса, а у многих появились симптомы. Я понимал, что Анри во многом прав, но не мог смириться с этой правдой. Я не хотел умирать, хватался за надежду из последних сил. Твердил себе, что еще есть надежда, должно быть лекарство, иммунитет.
-- Конечно, мы не умрем, – говорил Анри, поглаживая меня по спине. – Мы такие классные, не можем вот так взять и стать мумиями. Только не мы. Не ты.
Я отстранился, глядя на него вопросительно. Он опустил взгляд.
-- Не я?
Глобальные проблемы как-то сразу отступили на второй план. Я смотрел на друга, отчего-то смущенного и растерянного.
-- Да, Симон, ты слишком хорош, чтоб умереть, – кивнул он, не глядя на меня. – Слишком умный, добрый и красивый.
Я почувствовал состояние дежавю, но в этот раз мне хватило ума выслушать и не впадать в истерику. Я улыбнулся, протянул руку и коснулся его плеча.
-- Знаешь, ты тоже слишком умный и красивый, чтоб умереть, – проговорил я. – А еще ты мой лучший друг. Что я буду без тебя делать?
-- Только друг? – он посмотрел на меня.
Я видел в его глазах то, что он не произносил вслух. Все было ясно без лишних слов. Мир катился к чертям, скоро и мы сойдем с ума от страха и кошмаров. Так почему бы нам не провести эти последние дни без лицемерия и лишних сложностей? Но все же что-то сдерживало меня. Я не любил его, не так, как следовало бы для более близких отношений. Я знал, что это глупо в моем возрасте, но таков я был. Мне нужны были чувства, чтоб сделать решающий шаг и превратить дружбу в роман.
-- Извини, Анри, – я опустил взгляд и вздохнул. – Только друг.
-- Зато честно, – хмыкнул он и улыбнулся. – За это и ценю нашу дружбу, за честность.
-- Рад, что так воспринимаешь все, – я отстранился и взял планшет.
Он тоже взобрался на мою кровать с ногами. Я потеснился, дав ему больше места. Несмотря ни на что, между нами не было неловкости и напряжения.
-- У тебя ведь еще никого не было, – произнес он скорее утвердительно.
Я кивнул, не поднимая глаз от компьютера.
-- Почему? Неужели нет никого, кто понравился бы тебе хоть немного? – продолжал Анри. Мы часто говорили с ним на личные темы, но никогда прежде не касались моей интимной жизни. Вот теперь было самое время начать. Все же он признался мне в симпатии, я обязан был ответить ему хотя бы откровенностью.
-- Нет, – честно ответил я. – Ты единственный, кто нравится мне больше других.
-- Но не так, как ты мне, – усмехнулся он, протянул руку и легко ущипнул меня за ногу.
Я улыбнулся.
-- Понимаешь, в школе со мной учился один мальчик, – начал я погрустнев. Еще никогда я не рассказывал о Грэе. Только мама, самый родной мне человек, знала о нем. Я все рассказал ей, когда болел в то злополучное Рождество. Но она знала только о нашей ссоре, о моих чувствах она могла только догадываться, и скорее всего догадывалась. – Нам было по пятнадцать. Мы были лучшими друзьями, всегда вместе, словно две половины одного целого. Никто не понимал меня так, как он, с ним никогда не было скучно. Если он как-то задевал меня, всегда просил прощения, а на мои выходки просто закрывал глаза, делал вид, что ничего не было, все мне прощал. А когда мы узнали друг друга лучше, недоразумений вообще больше не случалось. Мы были двадцать четыре часа в сутки вдвоем, и не надоедали друг другу. Находиться с ним рядом было так естественно, будто так было всегда, а мы дружили всего полгода.
-- Вау, – только и вырвалось у Анри. Он был немало изумлен. Теперь я ни с кем не сближался так. Чаще всего я был один, избегая шумных компаний и общества. Я стал кем-то вроде отшельника, погруженного в себя одиночки. Мои новые друзья не мешали моему уединению, уважая это мое желание. Только Анри я допустил к себе чуть ближе прочих.
-- У нас были общие интересы, он записался на те же предметы, что и я. Мне казалось, что это нормально, что это просто дружба такая, – я сжал планшет, прижав его к груди. Невыносимо было вспоминать собственную глупость. – Но он был умнее меня и понимал, что никакая это ни дружба. Он мне признался, а я его оттолкнул.
-- И… – Анри слушал меня с таким интересом, что я почувствовал неловкость.
-- И все, – я опустил взгляд. – Он не вернулся в школу после каникул. Больше я не видел его.
-- Но прошло больше четырех лет, тебе уже не пятнадцать, – сказал Анри с улыбкой. – Надо жить дальше. Твой друг, скорее всего, так и делает.
-- Я не знаю. Я пытался его найти, но не смог, – я пожал плечами, понимая, что он прав. Глупо было хранить верность и любить детское воспоминание. Кто знает, каким стал Грэй, кто он теперь.
-- А он откуда? – Анри пытался приободрить меня, заметив, что тема меня окончательно расстроила.
-- Из Америки.
-- А звать как? Может, лучше надо поискать.
Я удивленно на него посмотрел, никак не ожидая такого предложения.
-- Грэй, это фамилия, – ответил я с печальной улыбкой. Отчего-то приятно было произносить его имя после стольких лет.
-- М-да, – протянул Анри. – Очень редкая фамилия. У меня двое знакомых с такой, и еще есть одна дальняя родственница тут в Англии, – он почесал кончик носа.
Мне очень нравился этот его жест. Я улыбнулся, глядя на его сосредоточенное лицо.
-- Хотя нет, ее имя Грейсон, – он отрицательно мотнул головой.
-- Я нашел его родителей, – ответил я, сжалившись над ним. – У Грэя хоть и распространенная фамилия, но очень редкое имя – Аргантаэль.
-- Чего? – Анри был так изумлен, что я не смог сдержать улыбки.
-- Родители у него очень необычные люди, я бы сказал. Вот так вот назвали сына. Но он предпочитал, чтоб его называли Грэем, – рассказывал я. Воспоминания стали такими яркими, я словно видел его только вчера.
-- Я бы тоже предпочел фамилию, – Анри захихикал. – Аргантаэль. Вот блин.
-- А мне нравится, – я опять посмотрел на экран компьютера. – Между прочим, ему оно подходит. Он сам необычный, вроде бы простой мальчишка, но что-то в нем было не от мира сего. Что-то особенное.
-- Ага, во мне это тоже есть, – закивал Анри, заговорщически прищурившись. – Ты получше присмотрись. Это называется нетрадиционная ориентация.
-- Да иди ты, дурак, – возмутился я. – Причем тут это? Разве на лице написано, с кем ты спишь?
-- Конечно, на твоем вот написано "непорочность", – он приблизился и отнял у меня планшет.
Я недоуменно на него смотрел. Он отложил его и перебрался ко мне ближе.
-- И эта твоя надпись действует на всех, как красная тряпка на быка, – говорил он, нависая надо мной и упираясь руками в кровать с двух сторон от моих плеч.
Я не отстранялся, просто наблюдал, гадая, что он намерен делать.
-- Может, хватит мечтать о призраках прошлого? – спросил он.
Его лицо было так близко, что я почувствовал его дыхание. Он посмотрел на мои губы, а потом резко приблизил лицо и поцеловал. Я растерялся, поэтому не оттолкнул его, просто уперся руками ему в грудь. Еще никто не целовал меня, я понятия не имел, как это, что делать. А Анри не терял времени, его губы были настойчивыми, он держал меня за плечи и продолжал целовать. Когда он отстранился, чтоб увидеть мою реакцию, то немного удивился. Я смотрел на него широко раскрытыми глазами и дрожал. Не знаю, что именно заставляло меня дрожать, новые ощущения, гнев, страх. Его это немного охладило. Анри отстранился и виновато улыбнулся.
-- Прости, – проговорил он, – но ты не можешь хранить верность тому, кого не видел столько лет. Ты должен жить. Кто знает, сколько еще осталось. Неужели не хочешь почувствовать, каково это?
Я опустил взгляд, но не отвечал. Он расценил это как согласие, потому что опять поцеловал. В этот раз я был готов, тоже обнял его за шею и попытался повторить то, что он выделывал губами. В конце концов, он был прав, нам осталось слишком мало времени, чтоб раздумывать. Возможно, я не любил его, но он хотел быть со мной, и то, что он делал, было приятно. Я позволил себе плыть по течению. Рассуди я так четыре года назад, и моя жизнь сложилась бы по-другому.
-- Я не буду торопить, – прошептал Анри, когда наши губы разомкнулись.
Я переводил дыхание. Сердце выскакивало из груди.
-- Ты не пожалеешь, что дал мне этот шанс, – он провел рукой по моим волосам. Я тоже теперь позволял себе отрастить их немного длиннее, чем были в школе. Его пальцы запутались в пшеничных прядях, он был нежен, касаясь моей кожи на скуле, уха, шеи. Я закрыл глаза, наслаждаясь прикосновениями. Никогда не думал, что близость с другим человеком окажется такой волнительной, что мое тело будет так отзываться на прикосновения, поцелуи. Анри словно разбудил меня своим дерзким поцелуем.
Я улыбнулся, позволяя ему опять прикоснуться губами. Больше он ничего не делал, только целовал. Мы уже лежали на кровати, тесно сплетясь в страстных объятиях. Но что бы ни чувствовало мое тело, в мыслях все равно был только Грэй. Закрывая глаза, я невольно думал о нем. Так ли он обнимал бы меня, такими же были бы его поцелуи? Сколько любовников было у него после нашего расставания?
Один из соседей, вернувшись с занятий, заставил нас с Анри спуститься с облаков. Это был Джек, атлетичный блондин, капитан университетской команды по плаванию.
-- Да-а, все нынче ударились в любовь, – философски заметил он, бросив свои учебники на стол, пока мы поспешно приводили себя в порядок и занимали вертикальное положение.
Я схватил свой планшет и уставился в него, изо всех сил стараясь не краснеть, хотя знал, что напрасно. Анри опять сел на край кровати и выглядел абсолютно невозмутимым.
-- Знаешь, Симон, и правильно, – обратился Джек ко мне. Я удивленно на него посмотрел, пытаясь понять, о чем он. – Мы уже хотели тебя доктору показать. Не дело это, в девятнадцать лет вести жизнь монаха.
-- Ну, я пойду, у меня еще физика сегодня, – Анри поднялся, взглянув на меня. – Увидимся позже.
-- Ага, – кивнул я.
-- Пока-пока, – Джек усмехнулся, проследив за ним взглядом. – Смотри, обидишь нам малыша, мы тебе ноги поломаем, – прежним дружелюбным тоном проговорил он, когда Анри был уже в дверях.
-- Учту, – так же дружелюбно, но с презрительным взглядом, ответил тот.
Я прикусил губу, чтоб не смеяться. Отчего-то меня эта сцена очень развеселила. Пусть все вокруг рушилось, но мы были живы, а значит, должны были взять от жизни все, а не хоронить себя раньше времени.
С того дня Анри стал моим парнем. Мы проводили больше времени вместе, гуляли вдвоем, ходили в кино, в кафе. Я не жалел, что решился на этот шаг, иметь с кем-то отношения оказалось не так сложно и ответственно, как я думал. Я вернулся в мир развлечений и компаний. Друзья были рады этой перемене, особенно теперь, когда каждый день можно было узнать, что кто-то больше никогда не присоединится к нам. Мы, молодые ребята и девушки, веселились как в последний раз. Все свободное время проводили вместе. Никто не предавался печали в одиночку, не хандрил и не скучал. Жизнь стала слишком ценной.
Спустя некоторое время, когда уже работал и был самым настоящим взрослым, я вспоминал эти годы как лучшие в моей жизни. Тогда все люди, окружавшие меня, были искренними и открытыми. Не имело смысла что-то изображать из себя, судить, завидовать или строить козни, когда смерть ходила так близко и могла выбрать любого. Больше я не видел в людях столько любви и тепла, сколько узнал в годы студенчества со своими немногочисленными друзьями. Только одно омрачало эти воспоминания, то, что из нашей университетской компании остался лишь я. Все остальные погибли, кто от пули, кто от радиации, кто от новой чумы.
Мы встречались уже больше месяца. Анри, как и обещал, не торопил меня и не был очень настойчивым, но я понимал, что это не может длиться вечно. Когда мои соседи уходили к своим подружкам в женское общежитие, комната была полностью в нашем распоряжении. Такое случалось часто, несмотря на строгую дисциплину в колледже и запреты на свидания. Парни все равно находили способ пробраться к своим возлюбленным, ничто не могло им помешать. Нам же было гораздо проще, свои отношения мы держали в тайне от большинства, и на людях вели себя как самые обычные друзья. Не было ничего предосудительного в том, чтоб двое друзей коротали вечер вдвоем. Мы пользовались случаем и запирались в комнате, чтоб поболтать и поваляться на кровати, обнимая и целуя друг друга.
В тот день Анри пришел как обычно в назначенное время, но был каким-то загадочным. Я сразу понял, что у него есть что-то интересующее меня, но он этим так просто не поделится. Он долго ходил вокруг да около, но, в конце концов, сдался и рассказал мне, что ему удалось узнать. К немалому моему удивлению он нашел новый адрес семьи Грэя.
-- Они переехали в Европу, – рассказывал он, прикасаясь к сенсорной клавиатуре. – В Швейцарию, если быть точным.
-- Как ты узнал? – я переводил взгляд с его лица на монитор его лэптопа. – Я перевернул все базы, но не нашел их.
-- Мой дядя военный, – Анри подмигнул мне. – Я на днях взломал его базу данных. Там был твой Аргантаэль. Через него я и вышел на его семью.
-- Он числится в базе? – я немало удивился. Прежде на это имя не было ничего, кроме старого адреса в Штатах, где он жил с семьей. Но потом они переехали и больше найти их я не мог. Мои звонки не принимали, а письма возвращались, это означало, что дом продан новым владельцам.
-- Да, он солдат, – закивал Анри, развернув лэптоп и показав мне файл.
Я затаил дыхание и подался вперед. Это был он, сомнений быть не могло. Повзрослевший, возмужавший, и еще красивее, чем я помнил. Темные глаза безразлично взирали со стандартного фото, прикрепленного к его личному файлу. Он в самом деле был солдатом. Короткий ежик темных волос, форма защитного цвета, нашивки.
-- Капитан, – протянул Анри.
-- Господи, Грэй – солдат, глазам не верю, – я не мог отвести взгляд от фотографии.
-- Что, не отличался дисциплиной? – усмехнулся друг.
-- Ненавидел ее, – ответил я. – В начале учебы намеревался сбежать. Изучил все входы и выходы, словно в тюрьму попал, а не в школу.
-- Ну, люди меняются, – философски заметил Анри. – Будешь звонить ему? Родители должны знать, как с ним связаться.
Я посмотрел на него, потом опустил взгляд на свои руки.
-- Нет, – был мой ответ. – Я просто хотел убедиться, что с ним все хорошо. Вот, теперь знаю. Зачем звонить? Он, наверное, меня уже не помнит.
-- Уверен? – Анри взял мою руку и сжал. – Я узнаю его координаты на всякий случай. Вдруг передумаешь.
-- Спасибо, что делаешь это для меня, – я поднял взгляд на друга и улыбнулся. – После того, что я тебе о нем рассказал. Ты мог бы проигнорировать эту информацию.
-- Мог бы, – согласился Анри, – но я хочу, чтоб все было по-честному.
Он отложил лэптоп и сел рядом, обняв меня за плечи.
-- Я достану его адрес, и тогда будет понятно, что ты чувствуешь ко мне, – продолжал он с улыбкой, касаясь кончиками пальцев моей щеки. Я не смотрел на него, догадываясь, что он задумал.
-- У тебя будет выбор, я или он, – озвучил он мои догадки.
-- Анри, – я посмотрел на него, в его улыбающиеся темные глаза. Пусть началось все как эксперимент, а он просто напомнил мне друга детства, но теперь все было по-другому. – Я люблю тебя. Оставь эти глупости. Хочешь устроить мне тест?
-- Да, протестирую тебя на искренность твоих чувств, прежде чем сделать своим любовником, – беззаботно отвечал он.
-- Зачем? – не понимал я.
Мы уже сжимали друг друга в объятиях, охваченные желанием, но продолжали немаловажный для обоих разговор.
-- Хочу, чтоб твоим первым любовником был тот, кого ты любишь по-настоящему, – Анри провел ладонью по моей спине, переместил ее на живот и скользнул под футболку. Я закрыл глаза, чувствуя приятное волнение. – Что если этот Грэй тоже искал тебя, еще любит? Кем буду я? Третьим лишним?
-- Нет, Анри, я люблю тебя, – повторял я, уже плохо соображая. Мной овладело желание близости, чего-то большего, чем поцелуи и ласки через одежду. – Давай сделаем это.
Он усмехнулся, повалил меня на спину и задрал мою футболку вверх, обнажив живот и грудь. Я сам снял ее и отбросил в сторону, глядя на него вопросительно. Он целовал мою кожу на груди и усмехался, отлично понимая, что я чувствую. Конечно, он не был как я, неискушенным, и знал, как контролировать желания.
-- Не сегодня, – вынес он вердикт. – Это больно, а я не хочу делать тебе больно после таких вот слов.
-- О, так мне послать тебя, чтоб ты снизошел и трахнул меня? – удивленно вскинув брови, спросил я. Меня задевало то, что он играл со мной. Мы были одногодки, и мало чем отличались физически, но я всегда чувствовал его авторитет, его превосходство. Он был более опытным.
-- Думаешь, мне не хочется этого? – он не прекращал поцелуи, описывая круги возле моих сосков. Меня уже била дрожь. – Ты такой соблазнительный.
-- Видно недостаточно, – я откинул голову и закрыл глаза.
-- Я ведь тоже люблю тебя, – в голосе Анри звучала обида, но его руки не останавливались, блуждая где-то внизу. Я не знал где точно, там все охватил огонь, и чувства притупились. – Хочу, чтоб твой первый раз был особенным. Чтоб ты помнил меня как того, с кем тебе было хорошо.
-- Помнил? Мы уже расстаемся? – усмехнулся я, нетерпеливо ерзая под его руками.
-- Пусть не сейчас, но мы расстанемся, – ответил он печально, касаясь губами моего живота, подбираясь к поясу джинсов. Я очень надеялся, что он пойдет дальше, иначе я мог бы и сам изнасиловать его. Сейчас я вполне был готов на это. В голове мутилось от желания.
-- Иди к черту, что за разговоры! – возмутился я.
Он засмеялся и начал расстегивать ремень на моих штанах. Я возблагодарил небо, помогая ему снять их с меня.
-- Не радуйся так, это не то, что ты думаешь, – предупредил он, оставив меня без нитки на теле, хотя сам был полностью одет. – Просто еще немного поцелуев, ничего больше.
-- Я девственник, а не идиот, я понимаю, что ты собрался делать, – ответил я с улыбкой.
Он хмыкнул, приблизился и накрыл меня своим телом. Я чувствовал обнаженной кожей ткань его футболки и джинсов, он намеренно прижался сильней. Его бедро уперлось именно там, где я больше всего этого хотел. Его губы накрыли мои, а рука скользнула вниз. Я застонал, больше не в силах сдерживаться.
Анри доставил мне удовольствие, я даже близко не представлял, каково это. Он был умелым и нежным любовником, я никогда не жалел о наших отношениях. Все, чему я научился, дал мне он, мой первый мужчина. Я недолго оставался просто учеником, вскоре все приобретенные навыки я начал пробовать на нем. Анри был доволен мной и наши отношения приобрели ту интимность, какую дает только секс. Хотя мы по-прежнему не делали главного. Он оттягивал это, а я больше не настаивал, вполне удовлетворенный тем, что могу доставить ему удовольствие и получаю его сам.
Через две недели, наполненные новыми ощущениями и опытом, я уже чувствовал себя счастливым. Даже война отошла на второй план. В мире были только мы двое, я и Анри. Но он был бы не он, если бы не выполнил свое обещание.
В один из вечеров он заявился с лэптопом и, развернув его экраном ко мне, заставил взглянуть. Там был адрес и телефон семьи Грэй. Набор цифр и названия города и улицы, но для меня это значило гораздо больше. Это была та последняя нить, что должна была связать меня и Грэя опять. После стольких лет я вновь имел возможность увидеть его, поговорить. Наверное, следовало прежде всего извиниться перед ним за все. По сути, я был виноват в том, что он бросил школу.
-- Будешь звонить или гипнотизировать мой комп? – усмехнулся Анри, понимая, что я под впечатлением от увиденного.
-- Нет, я не хочу, – проговорил я тихо и отодвинул его. – Зачем?
-- Тогда я сам, – он протянул руку к экрану. – Спрошу у него, можно ли мне оставить тебя себе? Чтоб не предъявлял потом претензий.
-- Чувствую себя вещью, – я толкнул его в плечо, не оценив шутки.
Он успел дотянуться и нажать на ссылку с номером. Программа тут же начала вызов. Мы оба уставились на темный прямоугольник в центре экрана. После нескольких сигналов на нем появилось приятное женское лицо. Мы с Анри улыбнулись в ответ. Она тоже видела нас.
-- Добрый вечер, – первым заговорил я. – Мое имя Симон Сен-Жан. Вы миссис Грэй?
-- Да, – женщина кивнула, тоже мягко улыбнувшись. Я нашел сходство с моим другом. Улыбка явно досталась ему от матери. – Добрый вечер, мистер Сен-Жан. Чем могу помочь?
-- Я друг Аргантаэля. Мы с ним учились вместе в школе святого Даниила, – рассказывал я.
Лицо женщины стало серьезным, а потом печальным. Она опустила взгляд.
-- Миссис Грэй, – позвал я встревоженно. – Я хотел узнать, как у него дела? Ведь с ним все хорошо?
-- Мне жаль, Симон, – она посмотрела на меня, и я все понял без слов. Увидел страшную новость в ее глазах. – Ты опоздал всего на месяц. Аргантаэль умер.
Она еще что-то говорила, в уголках глаз блестели слезы, а потом она спрятала лицо в ладонях и экран погас. Анри попрощался за нас обоих и убрал компьютер подальше. А я все сидел и смотрел перед собой, не веря в то, что услышал.
-- Симон, ты как? – друг обнял меня за плечи и привлек себе.
-- Это какая-то ошибка, – проговорил я тихо и схватился за его футболку. Он прижал меня сильней. – Грэй не мог вот так умереть. Он же солдат, капитан. Значит, сильный, выносливый. Он… я не верю…
Последние слова я произнес невнятно, потому что попросту расплакался. Дыхание перехватило, глаза защипало, а сердце… Я не знал, что оно может так болеть. Все тело пронзала какая-то дикая резкая боль. Из-за нее на глаза наворачивались слезы и говорить было трудно.
-- Тише, Симон, – шептал Анри, прижимая меня к груди и поглаживая по волосам. – Не плачь.
Я очень старался не плакать, я сам не любил проявлять эмоции так бурно, да еще и на людях. Пусть Анри был мне сейчас ближе других, но все же плакать при нем было неловко.
-- Что она еще говорила? – спросил я, немного отстранившись и вытирая щеки рукавом байки. – Грэя на войне убили?
-- Нет, заразился чумой, – тихо ответил он. – Болел и вот недавно умер. Им сообщили из части, где он служил.
-- А тело? Где его похоронили? – бормотал я, силясь остановить слезы, но безуспешно. Я не мог поверить в смерть Грэя, не хотел принимать этот факт. Пусть я потерял уже многих, но отчего-то именно смерть Грэя тронула меня сильнее всего.
-- Я не спросил, а она не сказала, – Анри пожал плечами. – Ты так расстроен. Наверное, ты любил его сильней, чем я думал.
Он опустил голову, обхватив себя за плечи.
-- Нет, – я развернул его к себе и обнял за шею. – Анри, я люблю только тебя.
Он тоже обнял меня и поцеловал в щеку. Я повернул голову, чтоб он мог поцеловать и в губы. Поцелуй получился соленым, но он не отстранился, прижав меня крепче, а второй рукой держал за затылок.
-- Не плачь, – повторил он.
Я понял, что в самом деле плачу. Анри вытирал мои щеки кончиками пальцев. Я виновато опустил голову и шмыгнул носом.
-- Не знаю, что со мной, – попытался оправдаться я, вытирая щеки и нос рукавом байки. – Может, это чувство вины. Ведь я так и не извинился за то, что так тупо повел себя. Не успел поговорить с ним, все объяснить.
-- Думаю, он не злился на тебя, – попытался приободрить меня Анри. – Если говорил, что любит, не должен был злиться.
Я вздохнул, стащил с себя байку, уже порядком испачканную, и взглянул на него. На мне остались только матерчатые брюки и футболка без рукавов. Анри на миг опустил взгляд на мою грудь, потом, как мне показалось, смутился и перевел взгляд на противоположную стену.
-- Не хочешь сделать это? – спросил я, наконец, успокоившись. Другая мысль заставила боль немного отступить.
Он вопросительно посмотрел на меня.
-- Я хочу отвлечься, – признался я. – И мне сейчас так больно, что я не почувствую большей.
-- Ты уверен? Сейчас? – недоверчиво уточнил Анри.
-- Да, парни еще не скоро вернутся, – ответил я. – Часа три точно есть.
-- Хорошо, Симон, – он приблизился и опять обнял меня. – Думаю, ты прав. Тебе будет легче. Я заставлю тебя забыть его. Попробую.
Я печально улыбнулся, взял за край его футболку и стащил через голову. Он освободил от моей меня. Мы не торопились, наслаждаясь моментом. Он действовал осторожно, был нежен и я, в самом деле, смог на время забыть о своей боли и Грэе. Пусть все было не так, как мы планировали, но все же эта близость оказалась тем спасительным выходом из положения. Если бы я узнал о смерти Грэя в одиночестве, возможно, наделал бы каких-нибудь глупостей. Анри помог мне справиться с болью и заставил на несколько часов забыть обо всем прочем мире.
Только после его ухода я опять задумался о школьных годах. Вспоминал Грэя, наше знакомство, время, когда мы были счастливы и беззаботно дурачились, еще совсем мальчишки.
Вернувшиеся соседи по комнате застали меня в слезах. Я старался скрыть это от них, они ничего не спрашивали, но я знал, что они заметили. На следующий день Анри чуть не получил по моей вине. Ребята решили, что это он меня обидел, и поспешили разобраться. Я внес ясность, вернее, объяснил им, что Анри ни при чем. О Грэе мы никому не говорили. Ребята оставили его в покое, и все вернулось в норму. Эти разборки отвлекли меня. Потом мы все дружно отмечали примирение и решение недоразумения. На следующий день уже были другие новости, и плохие и хорошие. Все это отодвигало мысли о Грэе на второй план, пока я не заставил себя вовсе забыть о нем. Как когда-то в школе я вычеркнул мысли о нем, приказал себе не думать и не вспоминать. Не терзал себя и вскоре, в самом деле, забыл его. Анри не напоминал. Мы были счастливы с ним, планировали совместное будущее, решали, куда пойдем работать, окончив колледж.